От рассвета до потопа [Александра Огеньская] (fb2) читать постранично, страница - 2

видел. Потом — нежное — адресовала уже Энгусу. И так же внезапно исчезала.

Этих троих, как Энгус позже осознал, объединяло вовсе не родство с ним. Они были похожи только в одном — все они были давно и надежно мертвы.

Четвертая — настоящая биологическая мать Энгуса — умерла значительно позже своего появления в его жизни. Но тоже умерла. И больше её Энгус, что удивительно, не видел. Он не знает, связано ли это с тем, что мать его вечно была погружена в себя и ребёнка своего редко замечала.

***

Хельга курит, но редко. И если уж курит, это означает нечто совершенно нехорошее. Так вот, сегодня Хельга выкурила в присутствии Энгуса (и не спросив разрешения, как обычно спрашивает) подряд две сигареты и сказала:

— Происходит какое-то грёбаное дерьмо.

Выражаться настолько грубо тоже не в привычках Хельги.

— Я тебе уже рассказывала про студента, который ходил на мои лекции мёртвым. Это, конечно, редко, но случалось и прежде. Не со мной, но я кое-что читала. А теперь у меня ощущение, что я схожу с ума. А я, как ты знаешь, прежде в ясности своего рассудка не сомневалась.

Ну да, думать, что сходишь с ума, когда тебе десять и ты видишь то, чего не видят другие — это для слабаков. Хельга сразу родилась железно несгибаемой и гранитно невозмутимой. В десять лет она, вероятно, заявила родителям, что в психиатре нуждаются прежде всего они сами, а она, слава богу, здорова и способна отличить галлюцинации от обыкновенных и заурядных привидений. И не её вина, что у неё нормальное зрение. В отличие от. Это она ещё не вполне уверена, что сохранит рассудок, продолжая жить среди настолько нервных…

Энгус неопределенно пожал плечами. Хельга всё знала, умела и понимала от рождения, а вот ему пришлось многому научиться, набив кучу шишек (и примерно три месяца проведя в детском психиатрическом отделении). Лучше всего ему теперь удаётся молчать. Со множеством оттенков смысла.

— Призраки редко когда задерживаются в нашем мире больше, чем на десять лет. И почти никогда не возвращаются, если уже исчезли.

Энгус кивнул. Это он знает. Это знают все, кто достаточно долго наблюдает за Уходящими.

— И тем более не возвращаются массово. Я хочу, чтобы завтра ты пришёл на мою лекцию.

— Что, прости?

— На лекцию. Завтра. В Университете естественной истории, отделение палеоботаники, аудитория номер восемь, начало в десять часов утра. Я сделала тебе гостевой пропуск. Приходи и посмотри сам.

— Приду.

Они выпили ещё по чашке чаю в тревожной и тяжелой тишине. Мёртвая кошка дважды приходила проверить свою пустую миску и разражалась возмущенным — и довольно противным — мявканьем.

Потом, впрочем, вспрыгнула на подоконник и принялась ловить капли дождя, стекающие по стеклу. Иногда призрачные лапы тонули в стекле, и кошка недовольно ворчала.

***

Если бы все, абсолютно все умершие оставались на этом свете в виде призраков, сейчас они сидели бы друг у друга на головах. Им и так-то не нравится быть мёртвыми, они, как кажется Энгусу, постепенно сходят с ума, продолжая бродить среди живых. По крайней мере, к своему Сроку они способны только бормотать и уже ни на кого не обращают внимания. Энгусу кажется, счастливы только те, кто способен умереть разом и больше уже не жить ни в каком виде. Бродить вот так — несчастье. И ещё большим несчастьем было бы для них постоянно сталкиваться с такими же сумасшедшими немертвыми.

Одно спасение: они всё же уходят.

… Аудиторию восемь Энгус нашёл легко. Огромная, на пару десятков рядов стульев, в ней — множество шумных и отвратительно живых студентов за двадцать минут до начала занятия (где это вообще видано?!). Он нашёл себе местечко в самом последнем ряду с краю.

— Чего расселся? Двигай, мужик! Это публичная лекция!

Рядом опустился человек, и всё бы ничего, но нога этого человека насквозь просочилась через колено Энгуса, не встретив ровно никакого сопротивления. А на самом человеке была шляпа с пером и широкими полями. Энгус удивленно поднял глаза. У человека были усы.

— О, ты меня видишь! — обрадовался (или изумился) человек.

— Но… как? Ушедшие не возвращаются… — пробормотал Энгус.

Человек (Ушедший) ухмыльнулся.

— Обычно — нет. А я — Сопровождающий. И у меня две недели увольнительной. А теперь заткнись, я очень долго ждал эту лекцию. потом уже шанса не выдастся.

Лекция, кажется, была очень хороша, но Энгус пропустил её мимо ушей. В первом ряду затесался некто в рыцарских доспехах. У дамы в третьем ряду вид был такой кисейно-печальный, что в двадцать первом веке смотрелась она как-то совершенно неловко. Но что-то торопливо записывала в крошечном блокноте.

В целом же Энгус насчитал на лекции как минимум двадцать неживых, и ни один, судя по одежде, студентом Хельги при жизни не являлся.

— Вам дают увольнительные? — спросил в конце концов Энгус. Но призрак только хмыкнул и беззлобно буркнул:

— Дай послушать.

Сама Хельга выглядела невозмутимо и даже пренебрежительно.