Общество должников [Николай Константинович Дитятин] (fb2) читать постранично, страница - 3

изображения идолов на моих банкнотах. — Л — значит, летальный. Я должен был умереть, но я живу, благодаря Крашелл. Да будет кабинет директоров его процветать во веки веков. Аминь.

Обсохнув и натянув трусы, я взял бипер и прочитал сообщение еще раз. Три с небольшим. На взнос не хватало всего двух тысяч и шестидесяти трех номиналов. Клянусь Леди… Сэту лучше бы найти нам дело выгоднее сбежавших дочек. И, желательно, в течении недели, не то миленькая операционист кликнет один раз по нужной строчке, и я предстану перед богами даже не успев выбрить задницу.

Как-то раз, будучи в ударе, я ответил на одно из этих сообщений. Самара Де Хин выразил мнение, что отдел по работе с должниками должен внушать клиентам позитив, а не подталкивать к суициду. Не знаю, стал ли я после этого их любимчиком, но теперь после суммы очередного взноса мне полагались пожелание удачного дня и этакая рожица. Скобочка и двоеточие. Я понял, что боги улыбаются мне.

Честно, не понимаю, почему я так цепляюсь за жизнь. Я знал парней из наших, которые едва очухавшись, сразу говорили, что не будут платить. Их стимуляторы отключали, и — «пока-пока, удачи в следующей раз, стрелок». А ведь у них были семьи. Родители. Титястые женушки. Вся эта мотивирующая среда обитания. У меня нет никого. Ну, кроме Сэта и команды, конечно. Эти ребята стали мне как родные, но, если начистоту, их компании недостаточно, чтобы такая жизнь могла обрести смысл.

Может это нездоровый азарт? Или инстинкт выживания? Скорее всего — дело принципа. Да и поздновато мне сдаваться. Я уже выплатил пятнадцать процентов долга. Обидно, понимаете?

Футболка попахивала. Я посмотрел на выцветшее изображение продуктовой тележки, в которой сидел озорник лет десяти. «Гони!» — велела надпись у ворота. Кажется, это из какого-то комикса.

Спортивные штаны. Колени растянуты. На кроссовках выдержанная трехлетняя пыль, собранная со всего города. Не начали бы рваться. Сэт обязательно скажет, что босой водитель лучше чувствует педали.

Холодильник встретил меня враждебным скрипом. Внутри наслаждался одиночеством бутерброд от Пищеграда. «Кладем лучшее» — на пленке. Интересно, куда они его кладут? Что б я мог хоть раз туда наведаться.

Я опустил столешницу и, пока жевал, опирался на нее локтем. Ну что ж. Во всяком случае между ломтями хлеба оказалось полно майонеза. Он был жгучим от большого количества уксуса и прекрасно маскировал вкус некой «птицы», что была указана в составе. Можно ли заставить крысу чирикнуть, чтобы сохранить терминологию? Цыплята говорят «пи-пи-пи» и крысы говорят «пи-пи-пи». В точку, — говорят директора Пищеграда.

С каким бы удовольствием я сейчас навернул вареной картошки, если б моя электрическая плитка не приказала долго жить. Где взять новую, и, тем более как выкроить на нее деньги, я пока не знал.

Кружка воды из душа залила бутерброд сверху. Освежающе и вкусно. Оставалось взять железку, кобуру и спрятать это все за пончо. Хо Хо подарила на один из своих языческих праздников. Пончо, я имею ввиду. Давным-давно оливы плели эту национальную одежду из гривы ездовых животных, которых укрощали, пользуясь только собственной силой воли и пронзающим взглядом. В то время Немос, ничейный континент, еще был «чейным». Их, оливским, собственно говоря.

Приснопамятных скакунов Пищеград давно пустил на колбасу и обойный клей, так что пончо пришлось сделать нетрадиционным: из светлоокрашенного хлопка. Я люблю это ощущение пойманного ветерка на спине и груди. Идеальная одежда в жару.

Железка дремала в вентиляции. Не слишком изобретательно, я знаю, но у меня не было повода прятать ее всерьез. Крашелл не отняли у меня лицензию, и даже продлили ее на десять лет. Ублюдки хорошо понимают, что их ручным убийцам нужно как-то выкручиваться. Будут грабить, вымогать, палить по ногам, или по головам, так что с того? Главное, чтобы номиналы текли. Признаюсь честно, несколько раз я приставлял холодную трубку к своему виску. Больше ничего не происходило. Видимо, Самара де Хин совершенно безжалостен к самому себе.

У дверей я снял с гвоздя белую панаму: без нее озверевшее солнышко так напечет лысину, что от кожи можно будет прикуривать. Потом схватил канистру с лямками и надел ее на спину, как рюкзак. Пончо сморщилось, горючка задумчиво плеснулась на стенки.

Я захлопнул дверь. Провернул ключ. Посмотрел налево. Посмотрел направо. Несколько дверей были скромно приоткрыты. Из них аккуратно, бочком, выходили сутулые фигурки. Целыми коммунами по десять-пятнадцать голов. Они негромко кашляли, плотно закрывая рты, и все время смотрели под ноги.

Фуги. Низенькие жутковатые ребята с материка Фугия. В моем секторе таких много. Шторм особенно сильно потрепал их родину, так что беднягам в свое время пришлось переехать под землю. От этого они стали бледными, глазастыми и крайне флегматичными. Их глубокие, нечитаемые взгляды, вызывают странное чувство, как будто на тебя смотрит равнодушное ко всему насекомое. Работают за гроши на самых