Метафизика языка в культурах древности. Египет. Израиль. Рим [Антон Владимирович Карабыков] (pdf) читать постранично, страница - 2

исследования, который нам предстояло выделить
и, насколько это возможно, концептуально представить. Мы рассматривали не столько идеи и понятия, сколько символически «нагруженные» образы, запечатлённые в обрядах, ритуалах и иных дискурсивных практиках, а также в памятниках письменности: от поэзии до уголовных законов. Нас интересовал миф в его обоих планах. В одном из
них он обещал показать нам то, как использовался и опытно переживался язык в процессе коммуникативной деятельности, обусловленной
мифом; в другом – рассказать через посредство отразивших его текстов, как осмысливался язык в культурах древности. И только говоря о
Риме на рубеже двух эр, мы имели дело не с одной мифологией, но также непосредственно с метафизикой и теорией языка, разрабатывавшимися ведущими школами эллинизма. То была эпоха умирания мифоло1
Цит. по: Эксле О. Г. Действительность и знание: очерки социальной
истории Средневековья. М., 2007. С. 12.
2
Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2000. С. 166.
3
См.: Стеблин-Каменский М. И. Миф. Л., 1976. С. 5.

5

гии, которое мы понимаем в том смысле, что рассказы, её образующие,
более не воспринимались как достоверные и потому способные регулировать жизнь в текущей ситуации. Их содержание более не соответствовало актуальному опыту интуитивного взаимодействия с вещами,
который требовал для себя иных форм выражения, сопряжённых с рациональностью нового типа.
Все три очерка строятся примерно по одному и тому же плану, причиной чего, помимо тождественности предмета, является объемлющее
их единство метода. В каждом из них мы шли путём дедукции, начиная
анализ с таких глобальных вещей, как ментальность, понимаемая в качестве способов и содержания мышления, отличающих данную культуру1, а также порождённая ею картина мира. Идя далее, мы рассматривали в их свете представления о природе языка, включая отношение к имени и именованию; характерные способы использования языка
и нормы речевого поведения, присущие интересующим нас культурам.
При этом особое внимание уделялось подсистеме речевых жанров,
относимых нами к числу сакральных перформативов. Поясняя это понятие, укажем, что термин «перформатив» использовался нами в его
классическом определении. В согласии с этой дефиницией, он означает «высказывание, эквивалентное действию, поступку», которое
«входит в контекст жизненных событий, создавая социальную… или
межличностную ситуацию, влекущую за собой определённые последствия» в реальности2. Соответственно, сакральными мы называем перформативы, создающие такие ситуации, одним из участников которых
являются незримые, духовные существа: Бог или языческие «боги».
И поскольку архаическое сознание не знало строго разделения реальности на социокультурную сферу и вещный мир природы, в его понимании последствия этих коммуникативных событий могли выходить
за пределы социальной сферы, влияя на бытие в его целом.
Что касается мотивов, обусловивших наше исследовательское пристрастие к названным формам речи, то здесь мы должны заметить, что
сравнительно-историческая метафизика языка, основы которой мы
стремились заложить в этой работе, предполагает создание своего рода
истории перформативности. Ибо вопрос о том, что такое язык, в любой
культуре зависит от первичного вопроса: Что такое внеязыковая реальность? Понимание природы языка всегда вписано в картину онтологи1
См.: История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные
исследования в обзорах и рефератах. М., 1996.
2
Арутюнова Н. Д. Перформативы // Языкознание: Большой энциклопедический словарь. М., 1998. С. 372.

6

ческих воззрений, отличающих данную культуру, и потому не может
быть постигнуто в отрыве от неё. И история перформативности, замышленная нами, своей центральной задачей должна иметь разработку проблемы бытийных границ между речью и действительностью, а
также возможностей их преодоления, предлагаемых или отвергаемых
разными культурами.
При этом укажем, что перформативность представляет собой такой
аспект речевой природы, который, во-первых, вообще трудно фиксируется в теории и, во-вторых, по-разному обнаруживает себя в коммуникативных реальностях разных культур. Поэтому мы считаем, что для
того чтобы исследовать этот феномен наилучшим образом, необходимо
обращаться прежде всего к его наиболее непосредственным формам –
перформативам. В соответствии с традицией, сложившейся в лингвистической прагматике, этим термином принято именовать определённую разновидность речевых актов. В их известной классификации, созданной Дж. Сёрлем, описываемая разновидность носит название декларативов (declaratives) (напр.: «Объявляю собрание открытым!»).
Очень близкими к ним в плане выражения перформативности являются, на наш взгляд, такие типы актов, как комиссивы (comissives) (напр.:
«Обещаю вернуться к пяти часам») и императивы (imperatives) (напр.:
«Вернись пораньше!»)1. Когда перформативные акты являются