[Николай Александрович Гиливеря] (fb2) читать постранично, страница - 3

- [СТЕНА] 303 Кб, 30с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Николай Александрович Гиливеря

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

голову,

похожую на ссохшийся листок; да этот взгляд безумный…


Все расходятся, и ты (еле живой) стоишь

под палящим солнцем, под знаменем природы,

где не в силах сказать ни слова.

Так и становишься заложником дерева,

в которое обязательно ударит молния.

Кощей

Кощей искал так долго тишины

(завоевания и власть — темы прошлых дней)

Для него — старика, скопившего немного

золота,

есть единственная цель:

покинуть земли людей, посадить лес деревьев,

и уйти умирать в горы.

Праведная ночь

Всё забывается…

пустынный город блуждает

в собственной тени голых стен.

С надрывом тот

выслеживает мальчика,

что станет не мужчиной,

но голой стеной:

холодной и ровной;

Исполняющий волю

узаконенных праведников.

Себе блага творящих,

не ждущих.

Всей ночи помыслов личных,

под тенью идущих.

Поцелуй Иуды

В заточении сидит господь,

он пленник разума людского.

Среди томов бескрайней

информации,

он был затерян, брошен всеми.

Туника белая смешалась с кровью;

всех помыслов дурных

нечистых прихожан!

Господь в умах стал просто

оправданием, для дел чужих –

под маской высшего закона.

Так серые будни

стали серыми днями.

Кто искал правды — тот отпустил.

Кто корыстен, не верен –

дарит свой поцелуй отцу небесному,

что сидит в темнице на узколобой

цепи.

Танец

Здесь никого.

Стоит пластинка на повторе

простого ритма.

Хозяин заведения, закрыв глаза,

слушает свои глухие мысли.


Нету больше преград.

Станцуй для меня историю

своих печальных глаз.

Темнота порока

Среди руин бетона,

среди ночных фонарей:

чье-то эхо грохочет,

гложа эго своё.


Там, в темноте порока,

среди всей толпы зверей,

происходит акт любования

выдуманных масок людей.


Там, за кустами высокими;

там, где кусает смрадом –

обитают ночами пьяни,

что лишились судьбы иной.


В умах живёт лень и глупость,

вялость и грязные зубы.


Там, в темноте порока,

когда-то рождались люди.

За железной дверью

Пьяная карусель

пропахла прошлым

и банальной скукой.

Лучше в тишине

послушать песни

шагов людей

за железной дверью

своих страшных снов.

Иуда

Мучитель животных –

сам мученик с рождения,

распятый явью.

Где сила притяжения

тепла обошла его,

оставив напоследок –

холодные стены бетона

после расстрела.

Дары

Любые дары –

знак сомнений,

диапазон скрытых

подтекстов.


Любой дар –

признак лести,

он жаждет

взаимного ответа,

даже наперекор чести.


Дары –

контракты хитрых,

ушлый ход конем.

Любой дар — это червь,

что порождает сомнения.

Неопределенность

Нить тревоги,

что нашла иголку

в стоге,

вшила себя

в моё пальто.

Я иду в нём

по подворотням,

и мне холодно

даже днём.

Тень сомнения

(куда идти дальше?)

отбрасывает свой

силуэт. Я человек

с туманной целью,

мне идти

неизвестно лет.

Мечты

Среди гор бетона,

сквозь мрак пыли.

Через засаленные шторы –

мечты увиты.

Там запах неба,

да,

там пахнет рассветом.

Воочию где-то,

но не к нам передом.

А мечты эти ярки

и плывёт прохлада.

Так далеко она,

но кажется рядом.

Перед смертью воздух

слаще девы.

Везде

На полях душистых,

на холмах увитых,

понатыканных сосен

(и красных ягод) –

равновесие кроется,

нежно прячась.


Под облаками ясными,

но порою хрупкими

и дождём разорванным

(жемчугов не жалеющим) –

просматривается ясность

головы встревоженной,

а ещё вся свежесть

океана синего.


Путь большой проделан,

дорога сложная.

Два состояния

снова третьим расходятся.


И как (всё же) мир велик,

всё в нём удивительно.

Разучился разум любить,

да быть созидателем.

Да здравствует потребление:

эра наша.

Дайте плодов мне

в консервной банке.

Стена

Я стена в арендованной комнате. С обоями на теле

цвета мяты. Я стою здесь среди худой мебели,

сюда никто не заходит, никто меня не знает.


Я стена во дворе, где гогочут дети. Кирпичом моя тень

кривит. Я стою давно всеми брошенная:

в меня плюют, бычками раня плоть.


Я стена на окраине заброшенного здания, облицовку

не вспомнить — рассыпаюсь. Здесь когда-то были друзья

да цеха, а теперь я забыта и чёрте что — никто не знает.


Я стена, не имеющая оценочного веса. Образ мой понятен

всем (но