Всего лишь быть [Мирон Высота] (fb2) читать постранично, страница - 3

отплевывалась, а под конец еще и напевать стала. Чего-то иностранное.

Да и чему у ней, у этой головы, захлебываться? Зинаида специально посмотрела — по шее шел аккуратный срез. А внутри, где должно быть мясо и всякие кости — ничего нет. Ровненько и красненько. Колупнула ногтем — твердо.

Вымыв голову, Зинаида зажала ее между колен и стала волосы расчесывать. Волосы черные, длиннющие, в колтунах — хрен расчешешь. И ножницы их не берут. Кое-как расчесала.

Голова потребовала зеркала. Хуже всего с этой головой было то, что она безостановочно болтала. И пока Зинаида ее из погреба доставала, и пока рассматривала, и пока терла-скоблила, и в тазу. Все что-то лопотала под руку. Сначала Зинаида пыталась понять, о чем говорит голова, а потом вовсе перестала прислушиваться к тому, что она там несет.

Придирчиво осмотрев себя в зеркало, голова заявила:

— Хороша!

Что правда, то правда. Голова выглядела как голова миловидной, если не сказать красивой девушки. Черные брови, голубые, широко распахнутые глазища, пунцовые, чувственные губы и даже на щечках играл румянец. Сама Зинаида не прочь была бы такую голову носить. Вместо своей — шишковатой, с редкими рыжими кудельками.

Зинаида даже сунулась посмотреть на себя зеркало. Так, на всякий случай. Вдруг чудеса не ходят по одиночке. Но нет, все такое же невнятное лицо, как будто первоклассник лепил это лицо из пластилина, да не долепил, бросил что получилось в коробку, навалив сверху тяжестей.

— Хорош, Зинка, горевать, — весело глянула на нее голова. — Ты так сказать счастье свое нашла. А может у тебя и пошамать чего есть? Антрекоты, круасаны, божоле нуво?

— Не держим, — ответила Зинаида.

— Нищенствуешь? — голова щелкнула челюстью. Зубы у нее все были на месте, как горошины в стручке.

Зинаида привычно посчитала языком дырки-провалы в ряду своих.

— Вставишь, — голова словно читала мысли. — Золотые. Или платиновые. А теперь слушай меня, баба. Сто лет назад у вас тута бубийство случилось. Молодуху ухажер прибил. В ночлежке. Мне б тудой попасть. На то самое место.

Зинаида фыркнула. Ну опять какую-то околесицу понесла. Сто лет назад! Хватила! Сто лет назад тут хрен знает чего было. Вон даже Дом Культуры, в котором Зинаида работала, построили после войны.

— Давай там, про культуру-мультуру не заливай, — рявкнула голова. — Осталось чего поди! Всего-то сто лет!

Башка дурная! Она чего ей, краевед местный? Тот, как его, Яков Фомич, все как оглашенный несет про родной край, пионеров по холмам да колодцам водит, самого уже коленом под зад из ДК с его идиотским кружком, а туда же. Видеосалон там теперь будет. Вместо пионеров.

— Во, давай, к этому твоему. Якову Фомичу!

За окном собиралась вечерняя мгла. Скрипнул ставень.

Хрена тебе, подумала Зинаида. Все одно кружок уже закрыт. И сам Фомич уж видит поди шестой сон. Или ужинает.

При мысли об ужине желудок у Зинаиды вздрогнул и издал оглушительный рев. Жрать хотелось невозможно. Кто спит — тот обедает, решила Зинаида и стала укладываться.

— Зинка, — не унималась голова. — Зинка, дура старая. Кому сказала?

Зинаида накрыла голову салфеткой.

Но голова продолжала гундеть и из-под салфетки:

— Я тебе че? Канарейка? Зинка, нос откушу!

Зинаида поворочалась на панцирной кровати, не выдержала, снова встала и как есть, не снимая салфетки, убрала голову в комод, да еще и тряпьем заложила. Сказала:

— Будешь трындеть — холодец сварю.

И только после этого заснула.

3.

Яков Фомич, опустил ноги в огромных вязанных носках на дощатый, крашенный коричневой краской пол и проскользил — иначе и не скажешь по этому самому полу на кухоньку. Там он набрал в чайник воды из-под крана, дождался пока вода в чайнике вскипит, морщась от сквозняка, который гулял по всей квартирке — оно и понятно щели в окнах с палец толщиной! и залил кипятком старую заварку. Уже раз на третий.

Тут в дверь позвонили. Яков Фомич удивился. Гостей он уже давно не ждал. Не иначе, пришли из ДК. У него назначена была в местном Доме Культуры встреча с пионерами. По части краеведческой. Встречу могли и отменить. Оно по нынешним временам неудивительно. Пионерам теперь подавай драки с визгами «кия» и американщину всякую. Разбегаются пионеры из кружков. Куда подальше.

Яков Фомич проскользил в коридор и открыл хлипкую дверь. На пороге стояла Зинаида, уборщица из ДК, невыспавшаяся, с неприятным, помятым лицом и полиэтиленовым пакетом в руках. В пакете лежало что-то объемное. Как если бы там несли кочан капусты.

Точно! Отмена занятий, подумал Яков Фомич, послали вот уборщицу предупредить.

— Здравствуйте, — поздоровался он. — Не придут пионеры? Опять не придут?

— Чего? — грубо переспросила Зинаида и потянула носом воздух, идущий из квартиры.

Яков Фомич извинился и предложил зайти. Искренне надеясь, что Зинаида откажется. Был он от природы человек деликатный и вежливый. Чего и от других ждал.

Но Зинаида зашла.

— Чаю не желаете? — спросил