Баламут [Василий Горъ] (fb2) читать постранично, страница - 145

все сломанные кости, «включила» регенерацию, облачила Дарью Ростиславовну в новенький «Хамелеон», помогла его «привязать» и ткнула меня в спину:

— Мы — все. Командуй!

Я повернулся к ним лицом, на мгновение впал в ступор, наткнувшись взглядом на череп, лишившийся волос, бровей и ресниц, а затем переключился в боевой режим, чтобы заставить себя отвлечься от всего лишнего, и начать шевелиться:

— Ты ведешь. Вы двигаетесь следом за Язвой, не отставая от нее больше чем на два метра. А я замыкаю и затираю следы…

…Паранойя, не дававшая мне ни минуты покоя с момента ухода с места гибели Ярины, унялась только ближе к полудню, то есть, только после того, как я накрутил десяток «петель» по горам и долам, провел группу по течениям двух ручьев, пересек каменистый участок местности вопреки стандартной логике нормального лесовика и углубился в Багряную Зону на восемь с половиной километров. Впрочем, изредка напоминала о себе и все время, пока я сооружал убежище для дневки, заставляя перестраховываться по максимуму, и, в итоге, заставила выложиться на полную катушку. Впрочем, я не роптал, так как работа на пределе сил хоть как-то отвлекала от той жути, которая все утро пыталась проломить хлипкий эмоциональный барьер боевого режима воспоминаниями из прошлого, в котором Таня и Ярина были живы.

Не давала продохнуть и после того, как я вернул на место последний кусок дерна, оглядел куст, ничем не отличавшийся от соседних, и отправился за женщинами, оставленными в небольшом овраге метрах в тридцати от места будущей дневки. Но я сосредоточился на силуэтах, сидящих друг напротив друга, подошел поближе, сообщил, что закончил, отвел к лазу, ведущему под маскировочную сеть, и дал команду забираться внутрь. А когда оказался в схроне сам и увидел, что женщины легли на крайние спальники, оставив мне средний, мысленно взвыл, так как воочию увидел ту же самую картинку, но с Язвой и Яриной!

Следующие несколько мгновений в памяти не сохранились — я пришел в себя уже лежа. И понял, что пытаюсь проанализировать ответ Шаховой на мой же безмолвный вопрос:

— Правила поведения во время дневки довела, а исцелять только начала. Поэтому отключайся, а я продолжу. И присмотрю за детектором сторожевой нити.

Тут реальность снова «мигнула» и привела меня в сознание мощнейшей волной восстановления, прокатившейся по организму, подарившей сознанию кристальную ясность и давшей волю дикой душевной боли, беспросветному отчаянию и жуткой тоске. Если бы не взгляд Шаховой, мутный от смертельной усталости, за который я «зацепился», эти чувства затянули бы меня в такие пучины депрессии, что страшно представить. А так я удержался на самом краю, вопросительно мотнул головой, услышал, что первый этап исцеления государыни завершен, а дежурство прошло без происшествий, и дал команду отдыхать. Затем огляделся чувством леса, не обнаружил поблизости ничего крупнее белок, посмотрел влево, наткнулся на мертвый взгляд Долгорукой, а через миг «прочитал» ее пальцовку и заставил себя ответить на заданный вопрос. Хотя не было ни сил, ни желания:

— Можно вслух. Поблизости никого и ничего. Только негромко.

Женщина едва заметно наклонила голову и заявила, что хотела бы со мной поговорить. По возможности, еще сегодня.

Я закрыл глаза, прислушался к себе, пришел к выводу, что разговор меня отвлечет, и повел рукой, предлагая начинать. Затем проявил толику учтивости, перевернувшись на правый бок, чтобы государыне было видно мое лицо, и уставился ей в глаза, чтобы не пялиться на идеально гладкий череп.

Долгорукая на несколько мгновений ушла в себя, видимо, подбирая слова, а затем заговорила абсолютно бесцветным голосом:

— Рину убил Мстислав. Случайно. А собирался меня — планировал это убийство последние два года, но не представлялось выгодной возможности. А тут я невольно подставилась…

— Зачем? — хрипло выдохнул я, с хрустом сжав кулаки и представив, что стискиваю пальцы на глотке Императора.

— Почему он хотел меня убить?

— Да.

— Я мешала его счастью с княжной Валентиной Палей; за долгие годы заседаний в Императорском Совете обрела слишком большой политический вес; на экстренном заседании, собранном через два часа после расширения Багряной Зоны, заявила, что засечники сделали то, что от них опосредованно потребовал сам Мстислав, значит, если кто и виноват в столь жесткой реакции корхов, то это он; тем же вечером улетела в Нерчинск; переживая за вас, забивала голову решением всех более-менее значимых проблем населения и армии; как-то незаметно превратилась в символ сопротивления Вторжению; слишком часто плевала на распоряжения мужа, делая то, что действительно требовалось в той или иной ситуации; постоянно отказывалась возвращаться в Великий Новгород и так далее. А тут совпало сразу несколько удачных факторов, и у Мстислава появилась возможность жениться на красивой, но тупой соплюшке; обвинить в моей смерти вас, засечников; использовать «железные