Город, который построил Я. Сборник. Том 21 [Марс Чернышевский – Бускунчак] (fb2) читать постранично, страница - 3

просто скользну по этому эпизоду, но имен указывать не буду.

  Один ленинградский композитор, стоявший на балконе, увидел, как другой, не менее именитый коллега, переходит трамвайную линию. Тогда-то он и произнес что-то из Булгакова:

"Блин, хоть трамвай бы тебя, что ли, переехал".

Это мне передал один из присутствующих гостей, в тот добросердечный миг.

Вот такие бывают интересные пожелания в среде талантливых (где-то даже гениальных) композиторов эпохи постмодерна.

Возвращаемся к главному герою.

  В роли воспитателя подрастающего поколения он был когда-то (сейчас не знаю) суров, но справедлив. Вспоминаю, как отец тщательно готовился к нанесению ударов узким кожаным ремнем (иногда подтяжками) по моим мягким ягодицам и костлявой спине сестры. Сложив оружие вдвое, он тщательно разминал суставы на кистях рук на протяжении минуты-двух, а мы с Никой за это время успевали спрятаться под тахту. Но с течением времени, совсем забыв про инцидент, мы часто вылезали очень некстати и тут же попадали под хлесткую и самоотверженную порку, где-то между кухней и коридором. Там была засада, и уже не было пощады никому! Мне чаще всего перепадало по вторникам, так как в этот день я получал свою заслуженную двойку по математике, а сестре по пятницам, в день больших изложений по русскому языку.

 Но в один из дней знойного гаванского мая 1979 года (мы тогда еще проживали на Кубе) отец полностью поменял к нам отношение, особенно ко мне. После этого случая как-то совсем исчез из семейного обихода повышенный тон и высокие слова недовольства нашим с сестрой поведением. А дело было так:

  Когда мы возвращались из школы на специальном школьном омнибусе, я сорвал с себя пионерский галстук, завязал его крепко на несколько узлов и бросил в школьника, который сидел в противоположном ряду у открытого окна. Это была игра под названием: "Брось в товарища чем попало". Играли тогда практически все учащиеся школы – десятилетки при посольстве СССР, утомленные школьной программой расплавленного солнцем дня. Приятель умело увернулся, и галстук вылетел на проезжую часть Пятой Авеню. Автобус остановили, и дежурная по маршруту (жена особиста Стучаева) меня тут же засекла, заставив за ним сбегать. Выйдя из транспорта, я оказался в самой гуще потоков машин и увидел, как красный галстук под колесами старых "Фордов" пятидесятых годов превращается в пыльную рваную тряпку.

  Доклад Стучаевой о происшествии поступил в советское посольство в тот же день, и отец был вызван для особых слушаний уже на следующий. Нам грозил отъезд в "двадцать четыре часа".

  Вооружившись новеньким кожаным ремнем, скалкой, веревкой для удушения, отец начал разминаться. Сделав несколько упражнений для кистей рук, предплечья и локтевого сустава, отжавшись пятнадцать раз и размявшись приседаниями для притока крови к голове, готов был нанести первый хлесткий удар по моему телу. Я в свою очередь подготовился к сражению тоже тщательно, еще заранее собрав различные предметы быта: учебники, подушки, кастрюли, две картины (снял со стены), маску для подводного плавания – что являлись бы щитом и забралом в бою. Сестра к этому времени, уже как четверть часа, жила под кроватью и с испугом наблюдала за подготовкой к войне.

  И вот, нанесен первый удар! Потом второй, третий, наконец – четвертый, но я умело оборонялся всем, чем только можно. Но когда защитные элементы были раздроблены на мелкие куски, я перебежал в другую комнату, где лежал виолончельный смычок за пятьсот чеков. Именно им я поставил блок, когда Анатолий Дмитриевич наносил свирепый удар кулаком наотмашь. Смычок разлетелся на несколько частей, и это была моя первая настоящая победа!

  Виолончелист долго и молча смотрел на сломанный смычок, и ничего не сказав насчет происшедшего, пошел спать. После этого столкновения, ни меня, ни сестру он больше и пальцем не тронул. Вот такой поучительный случай. Всем родителям бывшего СССР советую прочитать эту часть повествования.

  В "послевоенные годы" отцу постоянно не везло на эти злосчастные смычки. То там оставит, то здесь потеряет. Хорошо, что с неких пор стал брать с собой запасные (дешевые). Но в целом, непонятно откуда эта напасть стала на него сваливаться. Один раз в Монако в аэропорту оставил чужой смычок в зале ожидания и потом, спохватившись, стал звонить из дома в тамошний аэропорт. Ну, не смешно ли? Это все равно, что бриллиантовое кольцо оставить на овощном рынке в Танзании. Конечно же, сразу там и "свистнули". Скорее всего, какие-нибудь теннисисты – участники турнира Rolex Masters. Больше некому. По телефону из аэропорта отцу сообщили, что не имеют понятия не только о смычках и виолончелях, но и о симфонической музыке в целом.

  Еще один случай произошел в один из дней конца двадцатого века. Я встречал отца в аэропорту Шереметьево. Он прилетел из Штатов, где без умолку, на протяжении сорока