Итак, произведения Сурикова представляют собой ценный материал для характеристики мироощущения русского крестьянина, сельского и городского бедняка пореформенной поры.
Нашло ли в творчестве «поэта-самоучки» свое выражение на родное бунтарство, слышатся ли в нем ноты протеста и борьбы? Вообще, в каких отношениях находился Суриков и его стихи с на раставшим освободительным движением?
На эти очень важные вопросы все еще нельзя дать вполне конкретного и обстоятельного ответа, если касаться самой биографии Сурикова. [1]
В сохранившихся письмах поэта нам удалось найти лишь один отклик на эпизод из освободительного движения 70-х годов — только один отклик, но весьма выразительный. Находится он в письме Сурикова Д. Н. Садовникову от б апреля 1878 года. Вот что пишет Суриков:
«А не в литературной Москве есть новое: случилось кровавое побоище, но об этом, я думаю, Вы уже читали в газетах. Газеты страшно лгут, передавая это печальное происшествие, — всему делу виною полиция... Я кое-что мог бы Вам сказать по этому делу, но в письме сделать это неудобно...
Видя угнетенье
Личности народа,
Поневоле спросишь:
Где же ты, свобода?..
Про тебя попы нам
И в церквах читали,
И в листах печатных
В руки передали.
Да в листах печатных
Так ты и осталась —
А из слова в дело
И не воплощалась...
Эту мысль можно бы продолжить, но это вышло бы слишком резко». [2]
Непосредственным толчком к столь горьким выводам автора письма, видимо, послужил разгон демонстрации студентов в Москве 3 апреля 1878 года. Это событие имело свою предысторию и продолжение. [1] Оно вызвало глубокое возмущение многих современников, в том числе, как мы теперь знаем, и Сурикова.
Публикуемое письмо свидетельствует еще о том, что взгляд Сурикова на официальные «свободы» был весьма скептичен.
Его поэтическое творчество полностью приходится на время после отмены крепостного права. Но в своих стихах — и это очень важно для понимания позиции поэта — он почти не прибегает к столь популярному в 60—70-е годы противопоставлению старой и новой эпохи, старой и новой деревни. Правда, среди писем Сурикова сохранились два стихотворных отклика на реформу 1861 года: «Колыбельная песня» и «Пришла желанная свобода...» (впервые их опубликовал Н. А. Соловьев-Несмелов в издании 1884 года вместе с письмами поэта). В целом оба они одобряют происшедшую реформу, хотя в каждом случае по-разному. Однако цензура в свое время (около 1872 года) в печать их не пропустила. Мотивы запрещения нам неизвестны. По отношению к стихотворению «Пришла желанная свобода...» их легче себе представить: в нем могли раз дражать рассуждения о трудности истинного раскрепощения народа, о том, что в «массы темного народа Еще свет мысли не проник И дремлет сил живых родник». Так или иначе, но в печать оба стихотворения не попали. Позднее же автор не включал их в два своих стихотворных сборника, возможно, уже по иной причине —не желая выражать даже такую меру надежды и веры в «великие реформы».
Поэзия Сурикова полна печали и горечи; однако уже из при веденных примеров ясно, что ей не следует приписывать в качестве основного настроения однообразную «терпеливую покорность», как это порой делалось в дореволюционной, да и послереволюционной, печати. Отметим еще в его стихах особый характер откликов, когда горе и печаль соседствуют с отчаянной разудалостью, горькой бесшабашностью, — их никак не уместить в рамки «терпеливой по корности» (для примера можно назвать «Шум и гам в кабаке...», «Беззаботный» и многие другие стихотворения, строки, детали). В своих произведениях на сюжеты из отечественной истории («Грозный царь», [2] «Богатырская жена», «Василько», «Святослав и Цимисхий» [1] Суриков обращается обычно к событиям драматическим, полным действия, энергичным и выразительным уже по самому своему характеру. Он рисует картины кровавых расправ, всяческого произвола, творимого властителями и их приближенными, представляет клубок обид, борьбы и мести.
Непосредственно «бунтарские» мотивы в стихах Сурикова редки. Все же встречаются и они. Пример — широко популярная в прошлом, да и сейчас не забытая, «Казнь Стеньки Разина» («Точно море в час прибоя...»). Явную нагрузку символики, содержательного иносказания несет, как нам кажется, стихотворение «Ой, дубинушка, ты ухни!..» Трудно предположить, что оно не вызвано к жизни каким-либо особой важности событием, особым кругом впечатлений, — настолько внутренне оно остро, напряженно, от него веет духом запальчивым, боевым. Однако пока оно должно быть отнесено к числу известного рода загадок в поэтическом наследии --">
Последние комментарии
29 минут 8 секунд назад
44 минут 39 секунд назад
1 час 54 секунд назад
2 часов 54 минут назад
2 часов 55 минут назад
3 часов 21 минут назад