гордом одиночестве.
Из-за кулис процокала каблучками завклубом:
— Прошу внимания. Сейчас вы заслушаете сообщение Агафона Терентьича… — И ушла обратно как ни в чем не бывало.
— Я сидя, — извинительно улыбнулся Агафон.
— Ничего, ничего, — согласилось собрание.
— Я собрал вас по одному делу, — начал бригадир, — по важному делу. Я бы даже подчеркнул — принципиальному делу…
Агафон задумчиво покрутил трость.
— Все мы относимся к славному племени железнодорожных проводников. У нас уже есть традиции. Отцов и дедов. Я лично жизнь положил на железную дорогу, чтобы получить те льготы, которые я имею. Которые имеет каждый из вас… Ну, там бесплатный проезд и так далее. Вы знаете. Мы хоть и получаем не так много, но у нас есть возможности. Некоторые возможности, чтобы поправить свое финансовое положение. Ну, это вы тоже знаете, хотя этому в школе не учат… Я имею в виду взять посылочку за рубчик-два-три, провести слепачка, ну и так далее… Так что наша профессия внакладе никогда не остается. Больше того, с помощью этой профессии мы превратили наше прежде задрипанное село в райский уголок! В рабочий поселок! В образцовое селение!
— Покороче давай, Терентьич, а то невтерпеж…
— Тут короче нельзя. Тут вопрос принципа. — Агафон строго глянул на свою дочь Нютку, сидевшую в первом ряду с брезгливым выражением на лице. — Поехали дальше… У нас в Прищепино есть своя школа с нужным нам уклоном. Нашим детям не надо беспокоиться о своем призвании. Оно всегда с ними, как тот праздник, который всегда со мной.
— Что за праздник? — поинтересовались из зала.
— Это так. К слову пришлось. К делу не относится… Поехали дальше.
— Хватит ездить, говори дело.
Агафон привстал, опираясь на свою великолепную трость:
— Прищепинцы! Земляки!.. В наших рядах появились отщепенцы.
— Какие-такие?
— Мне это больнее других, потому что среди них моя дочь.
— Вона?! Что она выкинула?
Агафон сделал паузу. Нахмурил брови.
— Они хотят свернуть со священного железнодорожного пути отцов и матерей, — Агафон поднял трость, как посох. — Они хотят в стюардессы!
Бригадир сел. Зал затих, ошеломленный услышанным.
— Драть их надо, — крикнула тетя Паша, — кнутом.
— Не поможет, — возразил Прокопыч, — драть, но методом убеждения!
— А много ль их?
— Дык было двое, но одну, Тоньку Коновалову, мы уломали. Теперь эта осталась. Всего одна, немного, но ведь зараза может пойти, поветрие. Как я уже здесь выражался, это — дело принципа.
— Да. Тут только дай волю, потом не расхлебаемся.
— А давайте все же ее послушаем, — предложила Шура, — может, у нее тоже принцип есть.
Нютка с готовностью поднялась, но говорить ей не дали.
— Нечего! Молода еще нас-то учить.
— Не давать слова! Без ее слов обойдемся.
— Нельзя давать потачки.
— Драть надо, драть.
— Ну, че вы орете-то, как на базаре? — вдруг как-то слишком громко кинула Нютка. — Вам чего, уже и слово мое мешает?
— Пусть говорит. Уши, поди, не завянут.
— Вы рожденные ползать, вот кто вы, — крикнула Нютка, — а я летать хочу.
— Ну сказанула. Теперя уши уж точно завянут.
— Я летать хочу, — повторила Нютка с металлическими нотками в голосе, — отец меня уж драл, чуть трость свою не обломил, а толку? Все одно хочу летать. Все одно пойду в стрюардессы. И чего вы так взъелись-то? Ведь же стюардесса — это родная сестра проводницы.
— Ой, родная сестра — ну, договорилась!
— Ну пусть двоюродная, но сестра же! Поймите, мечта у меня есть. С детства летать хочу. Во сне летала, теперь хочу в самом деле. Хочу землю поглядеть.
— Так на железных дорогах-то не увидишь, что ли?
— Э, это не то. Мне другой масштаб нужен. Чтоб далеко видать…
— А я, Агафон Терентьич, вот что предлагаю, — решительно встала тетя Паша, — думаю, замуж ее надо, а? Тогда вся дурь у нее в детей уйдет, в хозяйство. С дитем на руках не полетаешь.
— Да кто ее возьмет, стюардессу? Даже на слух неприлично выговаривать.
(Тут автор приносит извинения за некоторые недипломатические выражения, слетающие с уст героев в пылу полемики.)
— А я так думаю, — врезался в распрю Агафон, — что надо ставить вопрос шире и глубже. Кто такие мы с вами? Мы это как красные кровяные тельца в стальных артериях страны. Мы та самая заварка, без которой любой чай останется простым кипятком. Мы носители чистоты в вагонах… В нашу среду должны попадать только лучшие из лучших. Вы все должны запомнить, что мы не шушера какая-то, мы особый народ. А наше Прищепино — такой же центр, как для ткачей Иваново, для стеклодувов Гусь-Хрустальный или Тольятти для автостроителей. И мы никому не позволим…
— Позволишь! — выкрикнула язва-дочь.
Агафон смешался. Весь публицистический пыл его тут же улетучился. И тут руку поднял Спиридон из спального — белая кость. Интеллигентно,
Последние комментарии
20 часов 42 минут назад
20 часов 44 минут назад
21 часов 42 минут назад
22 часов 4 минут назад
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад