года в год ходил на кладбище – косить отаву, в лес рубить ветки. Мыл вместе с другими стариками икону, чистил лампаду и помогал украшать сборочную зеленью.
VI
День покрова был ясным, бодрым и пахучим. Из-за завода тянуло запахами жухнущих трав и бурьянов.
Но самым ярким был неприметный ветер и паутины.
Паутин было много, – они плыли по ветру в вышине, искрились и напоминали сорванные с кораблей снасти.
Сборочная пестрела раззолоченными и окровавленными осенью ветками. От собираемого паровоза по барьеру помоста тянулась барвинковая гирлянда с вплетенными в нее цветами. Против покрытого парчей стола края ее смыкались и огибали икону.
Из боковых пролетов зевами станин, глазами патронов глядели вычищенные, пахнущие скипидаром и смазанные янтарным олеонафтом станки. Плиты и крайние верстаки пестрели рубахами, платьями, платками и шляпами.
Священники и дьяконы разными голосами молили снятую со стены, сидящую на облаках богородицу укрыть всех от горя и напастей своим покровом.
На молебне было много ценителей пения, и хор – а в нем пели и рабочие – старался. Раскаты его бились в крылья немого орла-кондора, в стеклянные крыши и рокотали за толпой. Ряды станков, углы, переплеты стропил откликались.
При громовых раскатах многолетия даже станки, казалось, стали на цыпочки, чтобы видеть побагровевшего дьякона и готовый изойти звуками хор. С кропила на незашитый паровоз, на его строителей ринулись холодные брызги.
Начальники мастерских, инженеры, мастера заспешили к директору. Тот сверкал булавкой в галстуке, блистал бельем, пробором, кивал головой, принимал поздравления и обнажал зачерненные табаком зубы.
Помощники мастеров, чертежники, техники, монтеры и бригадиры тянулись ему на глаза, по нескольку раз кланялись, ловили его слова и старались не замечать насмешливых взглядов рабочих.
Толпа, спотыкаясь о железо, чугун и балки, плыла ко кресту, евангелию и иконе. Гости, женщины и дети рассыпались по мастерской и оглядывали станки.
Хор умолк, торжество кончилось. И вдруг в гул голосов врезался странный лязг. В сборочной ничто так не звенело. Многие обернулись. У крайнего строгального станка, вокруг Матвея с кандалами, росла толпа. Все тянулись к кандалам, трогали их, оглядывали, звонили в звенья, определяли, из чего они выкованы, и дивились тому, что они так отшлифовались на ногах. Толпа росла быстро и бурлила. Сзади кто-то крикнул:
– Эй! Стань на станок и покажи всем!
Державший кандалы токарь вспрыгнул на станину, точно кадилом, взмахнул кандалами и отчетливо сказал:
– Вот! Кандалы токаря нашего цеха Алексея Аниканова! На каторге носил он их за наше дело. На поселении теперь… Может, вернется скоро! Вернется, поняли?!.
Еще раз тряхнул кандалами и спрыгнул в толпу.
В воздухе перекатывались гулы. От размахивающего руками директора отделился заведующий проходной конторой и ринулся к станкам:
– Посторонитесь! Кто говорил? Что показывал? Кандалы? Какие кандалы? Что за чертовщина! Какого Аниканова?
Токарь вырвал из рук Матвея кандалы и передал их соседу:
– Дальше, своим.
Кандалы юркнули из рук в руки и, позвенев в глубине толпы, скользнули под синюю косоворотку, к горячему молодому телу и смолкли.
– Кто Аниканов? Ты? Ты что тут показывал? Кандалы? Какого сына?
– Что на каторге.
– А-а… Где же кандалы?
Матвей в упор глянул на заведующего проходной конторой, пожевал ртом и сказал:
– Уплыли.
– Куда уплыли?
– Куда надо.
– Куда надо? Смотри, старик, туда ли?
– Слепнуть стал от емотренья.
– Что ты этим хочешь сказать? Ничего? Ораторствовать вздумал? Забыл? Расходитесь!
Толпа нехотя двинулась к выходу.
VII
Токаря, показывавшего толпе кандалы, в полночь жандармы увели в тюрьму. У Аникановых до рассвета звенели шпоры. Бритые, усатые люди рылись в вещах, заглядывали в печь, взбирались на чердак, водили в сарай, с фонарем осматривали в садике землю и приподнимали в кухне половицы. Матвею опротивело это, и он сказал:
– Кандалов в доме нету.
Перестали искать и обрадовались:
– А где же они? У кого?
– Не скажу.
– Ты должен сказать.
– Не скажу…
Жандармы ворчали, грозили и ушли с пустыми руками. Заводские ищейки с утра начали приглядывать за Матвеем. Мастер оказал ему:
– Вот уж, Аниканов, не ожидал я этого от тебя.
Напрасно, право. Не идет это к тебе, стар…
Матвей подумал, что в работе допустил ошибку, и забормотал:
– Я что… я делал честь-честью… как в чертеже…
– Кандалы в чертеже, голубчик, не значатся, хе-хе-хе… Зачем ты вчера принес их? Эх, голова! Люди помолиться сошлись, а ты с кандалами к ним.
В глазах Матвея потускнело, мастер стал серым, мастерская – багровой.
– Я не выдумывал и не делал их, – сдержанно проговорил он. – Выдумали другие… и заковывают людей… я и принес, чего мне прятаться-то?
– А зачем же все-таки спрятал кандалы? Ведь не нашли их у тебя.
Матвей настороженно глянул на мастера: «Знает уже, входит в шайку-лейку», – и громко сказал:
– За
Последние комментарии
3 часов 14 минут назад
5 часов 45 минут назад
5 часов 53 минут назад
1 день 17 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 23 часов назад