Властитель Подземного Волшебного Царства Святогор [Анна Алексеевна Бондаренко] (fb2) читать постранично, страница - 2

повествования. Прошу прощения! Я так всегда воодушевлён, взбудоражен, рассказывая о своём предназначении, о своём Царстве. Надеюсь на ваше понимание! Тема сочинения “Дело нашей семьи”, и мне так больно, так больно об этом говорить, но Дело моей семьи сейчас пылает огнём! Мой Отец трагически погиб, матери тоже не стало, а перед смертью она совсем потеряла свой рассудок, и Царство вот уже тринадцать лет находится в хаосе, без своего Правителя! Я не могу попасть туда, пока мне нет восемнадцати! Так задумал мой Отец, он же не знал, что его убьют! Ох, жестокие, глупые, несчастные люди! Они даже не знают, кого погубили! Они ведь не человека убили даже, а Целый Мир! Не стоило ему подниматься из Царства… никогда. И я, если спущусь туда, нет, когда спущусь, я больше никогда, слышите, Н-И-К-О-Г-Д-А не выйду наверх, к вам! Пожалуйста, не надо обид… Там меня правда любят. Там меня по-настоящему ждут. Там я действительно нужен…”

Может показаться удивительным, что после таких сочинений, выступлений, Святогора не отправили в какую-нибудь “специальную” школу. Или на какое-нибудь серьёзное лечение. Но учился он, кстати, хорошо. Даже опережал некоторых одноклассников.

Так что, по итогу, к окончанию школы всем стало проще закрыть глаза на эти его “рассказы”.

Все решили единогласно принимать это как больные фантазии несчастного ребёнка.

Которые ему было просто необходимо рассказывать всем.

Как-то случилось, что Святогор не ходил в школу целых две недели подряд. И его бабушка даже ничего не сообщила учителям − что с ним.

Я думала, что с ума сойду. И хотела убить каждого, кто зло шутил про него: “Святогорик, наверное, шустро спустился в царство вслед за мамкой”.

А когда он вернулся, то был уже даже не бледный, а какой-то серый и очень, очень худой. Яркие глаза со слипшимися густыми ресницами болезненно сияли.

Чёрно-вишнёвые губы.

Мой Принц.

Я тогда совсем обезумела. Хотела любого взаимодействия с ним, изнемогала.

И не могла подойти при всех, заговорить, поддержать.

Поганая трусость.

Просто последовала за ним со школы после уроков.

Долго плелась на небольшой дистанции позади Святогора, он постоянно оборачивался, и мы не говорили друг другу ни слова.

Это длилось час. Час ходьбы.

Когда мы пришли к пункту назначения, было уже совсем темно.

Стало очевидно, что Святогор “привёл” меня не к себе домой. Вокруг были пышные кусты, высоченные деревья − дождливое небо едва пробивалось сквозь их мощные ветви. Густой, плотный мрак. Будто бы старинное кладбище, но могил не видно.

Воздух заряженный. Энергетика была жуткая, но я, помню, радостно пылала изнутри. Святогор. На расстоянии вытянутой руки.

Святогор.

И ледяная грязная статуя гигантского ангела справа от нас.

Мы долго смотрели на этого прекрасного Ангела. Вместе. Тяжело дышали в унисон.

И облака пара из ртов ласково окружали нас, будто бы обнимая.

Я горела, горела, горела, хотя была холодная осень.

И моросил мелкий дождь.

Губы мои были мокрыми, а ресницы слиплись. Щёки − словно в слезах.

− Мой Отец часто говорил мне, что если будет невыносимо грустно, следует просто поцеловать этого Ангела в левую кисть, а правую крепко пожать, − грустно улыбнулся Святогор.

− Тебе грустно? − сказала тогда я, будто в трансе, и тут же заткнула себе рот. − Прости, Святогор. Я такая дура.

Он ничего не ответил. Воцарилась тишина. И затем, подняв глаза, я увидела самые драгоценные, изумительные, трогательные черты, я увидела самое красивое лицо во всех существующих мирах.

Глаза Святогора светились. И кожа белела во тьме. Волосы цвета неба самой жаркой ночи прилипли ко лбу. Святогор слегка улыбался, мягко.

Он излучал такую доброту, такое расположение ко мне…

Это мгновение навсегда отпечаталось в моей памяти как самое драгоценное воспоминание.

Но запомнилась и кровь на кафеле школьного туалета. Целлофановый пакет. Весь в слюне Святогора. И как я рву этот пакет. Целая толпа школят в таком тесном пространстве − не продохнуть. А Святогор уже убежал.

Ему связали руки за спиной, надели пакет из под бутербродов на голову, долго склоняли сознаться во лжи, пока он задыхался. Он тогда впервые дал отпор и ударил кого-то.

Да так, что нос сломал.

Когда я пришла, была только кровь, только пакет.

Зачем я рвала его? Это выглядело так странно. Совсем не логично.

Это было совершенно бессмысленно.

Тогда Святогор пропал. По-настоящему. И дома не появлялся тоже.

И бабушка его вскоре умерла.

А через пару месяцев я и сама думала, что умру.

Часами валялась в мерзких, грязных, мокрых опавших листьях.

И вопила. И рыдала. И руки кусала.

С кем я тогда только не дралась.

К сожалению, и с теми, кого ненавидеть было не за что.

Но меня злил весь Мир, Мир, который не принял Святогора.

Точка невозврата, пика, кульминации боли настигла меня в прекрасный мартовский вечер, когда уроки закончились совсем поздно.

Я вышла с дополнительных занятий для отстающих и жадно впилась в ароматный весенний воздух.

По щекам