Когда зацветут тюльпаны [Юрий Владимирович Пермяков] (fb2) читать постранично, страница - 5

— Неужели? — воскликнула она. — В каком году?

— Пять лет назад.

— А я на два года раньше… Подумать только, учились в одном институте и не знали друг друга… А Москва!.. Семь лет прошло, а закрою глаза и все представляю себе так, будто, только вчера покинула этот чудесный город… Красная площадь, улица Горького, площадь Пушкина, а от нее, вниз, Тверской бульвар… Да вы садитесь, Алексей Константинович, не спешите. Давайте повспоминаем… Или стою у памятника Пушкину и слышу:

Потом эти стихи, несколько строчек, преследовали его весь остаток дня. За что бы ни брался, что бы ни делал, о чем бы ни говорил, где-то в подсознании ясно звучал голос Галины: «Мне грустно и легко; печаль моя светла; печаль моя полна тобою, тобой, одной тобой…» И повторяя эти строчки, он опять видел лицо Галины.

…Нет, не заснуть сегодня. Неслышно плывет звездная ночь за окном, спит Колька Перепелкин — раскинул сильные руки, и во тьме они похожи на большие белые крылья… Завтра в степь. («Вот это я понимаю поэма!» — сказал Колька). И не верится, что ни завтра, ни послезавтра — много-много дней и ночей не увидит он Галины, не посмотрит в любимые серые глаза. Заснешь ли? Что она сейчас поделывает?..

Алексей тянется к тумбочке, на ощупь вытаскивает из пачки папиросу и снова закуривает… Завтра — в степь…

Глава вторая

1

Ночь неслышно и настойчиво вплывает через окно в комнату, заполняет укромные уголки и сгущается в них до черноты. В домах через улицу вспыхивают огни — один за другим. Галина зябко кутается в пуховую шаль, наброшенную на плечи, подходит к приемнику, включает. Музыка… Штраус… Как хорошо! Ну почему не быть сейчас здесь Алексею?

Пришел взволнованный, возбужденный, пахнущий морозом и ветром. Быстро сбросил пальто, легко коснулся своими большими ладонями ее плеч и, осмотревшись, сел на стул у стола. Хотел что-то сказать, но взглянул на нее и промолчал, нахмурился. Она поняла: что-то случилось, но что? Ждала, когда он заговорит первым. Смотрела на него и радовалась, и удивлялась: вот каков он — сильный, сдержанный… И будто свет принес с собой — светлее и просторнее стало в комнате, и в груди у нее тоже светло и щемяще радостно. И ей хотелось спросить его: «Алешка, почему ты такой, почему мне так хорошо, когда ты рядом, почему?»

А он молчал, хмурился, курил, посматривал на часы. Она сказала:

— Ты много куришь, Алеша.

Он послушно смял папиросу, поискал, куда бы деть окурок, и, не найдя, сунул его в спичечный коробок. Побарабанил по нему пальцами, глянул на нее и вдруг улыбнулся. Сказал:

— Ничего… Это я так, нервничаю немножко… — провел по лицу ладонью сверху вниз и будто стряхнул что-то, что мешало ему. — Спешу в контору — на совещание к Вачнадзе… Ты уже знаешь?

«О чем это он?»

— Н-нет, не знаю, — с запинкой ответила она.

— Ну вот… Ты только не огорчайся… Подойди ко мне…

Она подошла. Вплотную. Он взял ее руки в свои, пожал.

— Не огорчайся… Уезжаю завтра.

Она напугалась.

— Куда? Совсем?

— Да нет же… Почему совсем? На несколько месяцев. Мою бригаду посылают на новую площадь… Галинка, что с тобой?

Видимо, у нее как-то изменилось лицо, иначе он не спросил бы с такой тревогой в голосе, что с нею. А что она могла ответить?

— Вот как, — пробормотала она и высвободила руки из его рук.

Отошла. Потом спросила:

— А как же я? — И круто повернувшись к нему, смотрела во все глаза на него и ждала, ждала, что он ответит.

Он развел руками. Потом вдруг поднялся со стула, шагнул к ней:

— Галина, уйдем отсюда! Вместе! Прошу тебя…

Она не ответила. Прошлась по комнате, искоса взглядывая на него — растерянного и ждущего. Что ему сказать? Что она уйдет от мужа, что это дело решенное, давно, может быть, еще до их встречи? А нужно ли говорить?

Она спросила:

— Алеша, это далеко отсюда, куда вы едете?

— Около ста километров, — нехотя ответил он, и в его голосе она почувствовала обиду. И как он не может понять?

— Мне будет тяжело без тебя, родной… Нелегко будет…

— Мне тоже… Уйдем, прошу тебя!.. Я все время буду думать там о тебе… тосковать… Уйдем отсюда…

Она готова была расплакаться, но через силу улыбнулась и сказала:

— Не нужно, не говори об этом… Это лишнее сейчас.

Алексей вздохнул.

— Хорошо, я ухожу… До свидания, — он повернулся и пошел к выходу.

— Ты уходишь?! — тоскливо воскликнула она. — Алеша!

Он остановился, медленно повернулся. Какое грустное и обиженное лицо у него!

— Мне лучше уйти, Галина.

Она подошла к нему, поднявшись на цыпочки, обняла за шею.

— Алеша, родной, не обижайся… Я так… так люблю тебя…

…Он ушел, а она сидела и тихо плакала — слезы как-то облегчали, успокаивали. Что, в сущности, произошло? Ничего особенного. Этого нужно было ожидать: такова жизнь