Чингиз-роман [Ильдар Анварович Абузяров] (fb2) читать постранично, страница - 4

рот, вгрызаться зубами в сочную дыню, как это делают ленивые визири и дехкане где-нибудь в Ширазе или Багдаде.

Арабы и персы слабаки… Я знаю, они никудышные воины. Поистине, их культура — выродившийся культ. Они только и умеют что возлежать своими рыхлыми телами на подушках, жрать и философствовать. Представлять себе каких-то воздушных коней, что вознесли их хана в небо, вместо того чтобы самим взобраться на жеребцов и прокатиться с ветерком, как когда-то делал и, уверен, завещал им их хан.

Прокатиться с ветерком, а не быть неженками. С ветерком, что сейчас гуляет у меня в животе. Да, я хочу есть, но я знаю, что еще не настало время, что мне еще надо доскакать, домчаться. Каждую ночь мне снится, что я куда-то мчусь на коне. Куда-то, куда мне очень надо. Мчусь с секретным донесением или вроде того.

И чтобы не отвлекаться на мысли о еде от чарующей дороги, в конце которой меня наверняка ждет мой хан, я представляю себе разъевшихся ширазцев или багдадцев, кушающих сладости, после того как они только что поели сладости, и меня начинает тошнить.

Меня тошнит до тех пор, пока я не выключаюсь. Еще немного, еще пару часов. А час в пути пролетает мигом.

А вот после переезда или боя поесть не грешно. И даже очень приятно. Не знаю, были ли вы когда-нибудь голодны по-настоящему. Испытывали ли вы когда-нибудь чувство голода после большого дела, после длинного переезда. Пробивал ли вас когда-нибудь жор — да такой, что аж челюсти ходуном ходят и слюна висит до пупа. Не знаю…

Меня обычно страшный жор пробивает после кровавых битв, когда руки и ноги трясутся от усталости и истощения, не говоря уже о челюстях. И тогда я ем.

Помню, первый раз, когда я очутился в этом городе, мне тоже очень хотелось жрать. Я стоял посреди залитой солнцем Проломной улицы с кучей золотых таньга в кармане. В одной окровавленной руке у меня была кукла денег, в другой деньги куклой. Но тогда я этого не знал. Я знал только то, что очень хочу есть.

А запах все усиливался и усиливался. Едой тянуло из каждой дыры. Глаза и носопырки разбегались в стороны со страшной центробежной силой. Голова кружилась от одного запаха мяса с кровью. Наконец я решился и широкой походкой зашел в первое попавшееся помещение с вкусным и горячим запахом еды. Что-то мне подсказывало: здесь я буду в безопасности. Я купил себе много мяса. Женщины смотрели на меня с восторгом. Смотрели, как я засовываю себе в рот один за другим обжаренные золотистые куски и запиваю все это похожим на конскую кровь томатным соком. И захлебываю все это таким же хмелящим и ядреным, как кумыс, только темный, пивом.

Но не все восхищались мной. Наглый юнец, что сидел на высоком крутящемся стуле рядом с симпатичной хрупкой девчонкой, явно смеялся надо мной. Видите ли, у меня слишком забавные манеры, и походка, которой я направился к нему, слишком широкая. Развалистая.

Я подошел и, ни слова не говоря, одним ударом сшиб урода с высокого стула, на котором он восседал, будто на коне, обхватив с боков крепкими ногами. Но это его не спасло, что такое крепкие ноги без крепкой спины?

В следующую секунду я потащил изумленную барышню за хрупкую ручку — чтобы она теперь сидела со мной. Натянутая моей рукой спина барышни расправилась, и я увидел, что у барышни совсем нет сисек. Так барышня оказалась юношей.

— Ты кто? — спросил я, растерявшись.

— Я Димон, а ты?

— Я Шихи Хутуху.

— Как, как?

— Шихи Хутуху. Писчий Чингиз-хана.

— А можно как-нибудь попроще?

— Можно. Азат Кеше — свободный человек.

Так мы познакомились с моим будущим другом.

— Ты что так на меня смотришь? — спросил я его в следующую секунду.

— Просто думаю, какие странные у тебя имена. И потом, на каком курсе ты можешь учиться? Я учусь уже на четвертом, но тебя никогда не видел. А ты что так на меня смотришь?

И тут я догадался, зачем я оказался в этом городе. Догадался о первой части своей миссии. Я был послан сюда учиться. А Димон был послан мне провидением. Так он стал мне другом. И то, что он был похож на девушку, спасло его в первую секунду моей ярости от смерти. Тоже фатум… Судьба…

Итак, мне очень хочется жрать. Но я говорю себе: еще не время трапезничать. Ты же, в конце концов, не из тех литераторов, что жить без жирного куска не могут. Что, собравшись на фуршетах, пытаются интеллигентно оттолкнуть друг друга подальше от богатого стола. Кажется, фуршеты придумали французы, и винегреты тоже придумали они, и романы, ну, не варвары ли они?

Нет, ты не из тех варваров, которые думают, что их кормят лишь потому, что они что-то там пишут. Тебе еще предстоит с кем-нибудь сразиться, прежде чем поесть, может быть, с Мишелем Уэльбеком. Димон говорит, что этот бек вроде как самый сегодня популярный романист в Париже. Вот бы сразиться с этим беком, но прежде тебе еще предстоит нелегкая дорога в Университет-Сарай, так что терпи. И я закидываю в рот жесткий кусок казе, запивая эту соленую вяленую конину катыком — скисшим молоком с конской сывороткой — прямо из пакета.