Взгляд в прошлое [Энн Миллер] (fb2) читать постранично, страница - 2

вежливости подстроили под его планы, - сообщила Лизетта.

Принц Ришад был коллекционером Дикого Запада, а точнее, всего, что хоть как-то связано с ковбоями. Один лишь его интерес взвинтил цену на дневники Кеттльмана, хотя непохоже, что кто-нибудь сможет переиграть Ришада. Я его даже не видел никогда. Осторожно и, как мне казалось, незаметно я оглядел зал: смогу ли узнать принца?

- Человек с красным галстуком, на две трети сзади справа, - прошептала Лизетта. И добавила, заметив мое замешательство: - Ладно тебе, все в порядке. Если бы я чего-нибудь не знала, то спросила бы у тебя.

Уверен, что не спросила бы. Весь смысл нашей игры в бизнес состоял в том, чтобы выказывать свою осведомленность, а значит, являться игроком.

Помощник аукциониста вышел на подиум. Он искусно и красиво связал лот номер 41 с его солидным прошлым, с самой историей. Он рассказал, что Питер Кеттльман был одним из старых владетельных баронов, имел 5000 акров плодородной земли и 3000 голов скота. Тем не менее существовало одно обстоятельство, которое отличало его от остальных землевладельцев. Он учился в Гарварде. Кеттльман обладал некоторыми литературными амбициями и, хотя ему так и не удалось опубликовать роман, поддерживал добрые отношения с такими людьми, как Оуэн Уистер, Зейн Грей и Гарольд Белл Райт

[5]. Его журналы были полны пустых сплетен, праздных слухов о них и очерков о настоящей деревенской жизни.

Аукционист назначил стартовую цену в 25 тысяч долларов. Ришад, презрев правила аукционного этикета, тут же предложил 75 тысяч, и торг по этому лоту кончился. Пожилой джентльмен рядом со мной тихонько рассмеялся, будто произошедшее оказалось великолепной шуткой, а я тем временем размышлял, как бы заполучить Ришада в клиенты. Принц со всей своей свитой покинул зал, и аукционист объявил следующий лот.

Им оказалось полное собрание сочинений Б.М.Боуэр. Как объясняла программка, она была одной из первых, писавших в жанре вестерна, и одной из немногих, кто действительно жил на Диком Западе и в полной мере изобразил «притягательность Дикого Запада». Именно этот набор книг принадлежал самой Боуэр, и хотя ни одно из изданий не было первым, но заново переплетенные еще при жизни писательницы кожаные тома с золотым обрезом пребывали в прекрасном состоянии и смотрелись настоящим собранием.

Все это расписывалось в каталоге самыми яркими красками. Аукционист просто представил лот как «Пункт первый, набор вестернов, написанных Б.М.Боуэр. Собственность автора. 62 тома. Кожаный переплет». Столь малый интерес аукциониста к предмету и довольно сухое объявление позволили мне заключить, что книги составляли лишь часть некоего целого, большой контрактной сделки, в которую, возможно, входили и дневники Кеттльмана. Эту скуку надо было переждать, чтобы двинуться к более редким лотам.

Аукционист заявил начальную цену в 350 долларов. Старый джентльмен слева от меня кивнул, и я заметил, что аукционист на мгновение поколебался. Потом он подтвердил покупку.

- За триста пятьдесят долларов мистеру Мортимеру Фечнеру. Кто предложит 400?

Никто не предложил, и торги продолжились.

Пока добрались до «Вращения», прошло еще часа два. За это время Лизетта торговалась за инкунабулу гностического религиозно-философского труда эпохи Адриана и подлинник пергаментного письма Альберта Великого. И оба упустила в пользу покупателей, предложивших более высокую цену.

Старик, сидевший рядом со мной, больше не торговался, хотя с интересом наблюдал за процессом. Один раз он поднялся и вышел из зала, что я расценил как перекур, потому что, когда он возвратился, от него сильнее пахло табаком, а из нагрудного кармана торчала трубка.

Запах табака моментально перенес меня на ферму моего дяди. Я ездил туда каждое лето, пока мне не исполнилось восемнадцать, помогал пахать поле и убирать урожай. Тяжкий труд для мальчика, но после работы тетка выставляла на стол огромные блюда жареных цыплят, запеченной говядины, вареную кукурузу, картофельное пю-

ре и пироги с крыжовником. Еда была настолько аппетитна и вкусна, что с тех пор навсегда определила мои представления о стряпне и служила для меня эталоном. По вечерам дядя читал вслух какую-нибудь книгу, завладевшую его воображением, и именно здесь началась моя любовь к чтению. Мы сидели на заднем крыльце, мухи жужжали вокруг лампы, поля погружались в бесплотные звуки ночи, а тетя и я слушали Шекспира и Китса, Толстого и Кристофера Морли.

Наконец начались торги за Коперника. Вначале предложения поступали быстро: 600 тысяч, 650, 680… Когда цена поднялась до 700 тысяч долларов, остались только три претендента на лот: я, Лизетта и куратор музея астрофизики «Дедал». Я ощущал напряжение, исходившее от сидевшей рядом Лизетты - интересно, какой у нее лимит? Мой был в 900 тысяч. Я кивнул, соглашаясь поднять цену до 750 тысяч долларов, и она подняла руку, чтобы обозначить 775 тысяч. Я поднял до 800, и она заявила 805. Куратор музея предложил 815 тысяч, и я почувствовал, как Лизетта