Полетим… и мы – полетели… [Кирилл Борисович Килунин] (fb2) читать постранично, страница - 45

взгляд. Вовка как живой, только как будто спит, на его теле нет ран, видимо это постаралась Ведающая мать….

Старик в монашеских одеждах набирает полные горсти воды из ключа с живой водой и плещет Вовке в лицо. А тот открывает глаза, смотрит удивленно и растерянно на старика, а потом на меня и тут его глаза начинают теплеть: Здравствуй Кирюша, – произносит он и пробует встать. Я протягиваю ему руку, поднимаю и пытаюсь усадить на хозяйский топчан. А Вовка закрывает глаза.

– Что с ним? – я дергаю Трифона за правую руку.

– Успокойся мальчик, отвечает Трифон, теперь он спит, просто спит как человек и когда проснется, будет им снова.

– Можно попросить еще об одном….

– О чем же…?

– Разве ты не читаешь мои мысли?…

– Я не могу дать живой воды для твоего пса. Собаки не чисты…

– Я не тащу его в храм… И не тебе ли не знать, что все живое в этом мире свято….

– Но он же мертв….

– Так сделай его живым!

Старик хмурится, а затем кивает в согласии.

Он снова набирает живую воду из ключа и плещет в морду Беляка.

Беляк подпрыгивает, как будто его пнули ногой, а затем бросается ко мне, виляя своим нелепым хвостом, и лижет ладони горячим розовым языком.

– Спасибо тебе Трифон, прости меня, если сможешь, я склоняюсь в истинном поклоне, а Трифон Вятский положив свою правую ладонь на мое чело, благословляет заплутавшую христианскую душу.

– Ты замерз отрок, нужно выпить горячего чая.

Я сажусь рядом со спящим Вовкой.

А Трифон кипятит в котелке на печке из сланца воду и бросает в нее травы из мешочков, висящих под потолком.

Только вода закипает, старик разливает ее по двум серебряным чашам, покрытым черной патиной:

– Выпей и влей в губы своего друга.

Я делаю глоток огненно горячего варева, пахнущего ветром, степью и почему-то сладкими маками, вливая второй глоток спящему Вовке….прямо в полураскрытые в улыбке спящие губы…. И вижу, как с противоположной стороны кельи Трифона появляется Ро Дана.

– Не пей! – кричит она. – Зачем ты сделал это старик!?.

– Эта вода из Долины забвения…. Там, в Верхнем мире им не нужно помнить, все, что с ними случилось здесь…

Я не успеваю понять, что происходит, просто засыпаю, улыбаясь, а потом иду по улицам своего города… осень… но небо девственно чистое, солнечно и тепло как будто вернулось летом…

Конец и начало пути 25

Иногда, когда я больше не хочу жаться в переполненном общественном транспорте по пути со службы домой, я иду пешком, мимо старых купеческих особняков и полуразвалившихся деревянных домов Разгуляя, разглядывая этот культурный слой, выхожу к Северной дамбе, где мчатся в гору красные звери – трамваи, грохоча и скрипя как живые лавины, тонкая покрытая асфальтом полоса под ногами убегает вверх в сторону небосвода, а внизу в забвении полузаброшенного кладбища и жалких лачуг течет Стикс, охраняя покой мертвых…. Мимо меня проходит древняя старуха с парой собак… огромным, но чрезмерно худым белым псом и пухлым рыжим колобком, покрытым короткой шерстью. Незнакомые собаки рвутся ко мне, но я не боюсь, смеюсь и протягиваю к ним свои открытые ладони, которые они лижут своими горячими розовыми языками… я помню, так было в детстве, только не помню когда и где…. Бабка цыкает на своих питомцев и они с неохотой отходят, я жалею до горечи во рту, что нет с собой чего то, чем бы их можно было угостить и просто отдаю им нехитрую человеческую ласку, чешу за ушами, перед тем как отправиться дальше, не видя как задумчиво смотрит на мою спину древняя старуха… и жалобно скулят оба пса…

Иногда, мне снятся странные сны… я, мо друг детства – Вовка и незнакомый бравый усатый офицер, одетый во флотский бушлат прошлого века, мчимся на старинном паровозе, который едет без рельсов, пересекая долину маков, лавовые реки и укрытые тьмой долины, над нами парят чернокрылые падшие ангелы, пуская вниз зеленые молнии и обычные стрелы из огромных луков, а мы отстреливаемся от них: усатый офицер во флотском бушлате, палит из пулемета Дегтярева, я из обычного охотничьего ружья, кажется заряженного серебром, а Вовка посылает лучи свет из своих протянутых к небу ладоней.

В похожем на викторианскую Англию городе, укрытом туманом, я сижу у могильной плиты и прошу прощения у старого фонарщика, за то, что сделал или не должен был делать…., во сне все размыто и я мало что понимаю.

– Все проходит и это пройдет, – говорит появившийся из туманного смога старик, в одеждах монаха.

Я мысленно с ним соглашаюсь.

Задрав подол своего сарафана до самых коленок с визгом и смехом ко мне подбегает девчушка лет семи, со счастливым лицом, покрытым рыжими канапушками: Ты вернулся!!! Я знала… – Она виснет на мне как маленькая обезьянка на пальме, а я улыбаюсь в ответ и нежно ее обнимаю: Конечно, вернулся, как ты могла подумать иначе…. О мои ноги трется огромный кот, с пушистой серой шерстью, мерцающей в темноте и переливающейся подобно драгоценным камням.

Я отвожу свой взгляд от этой детской непосредственности, чтобы