Старая лодка [Павел Николаевич Сочнев] (fb2) читать постранично, страница - 2

Землю. А на вокзале и в поезде можно будет услышать и даже самому, при случае сказать – «на Землю…».

У тех, кто северяне, это звучит просто и как-то обыденно, а у тех, кто только-только «понюхал» Север, это обычно звучит очень мужественно. Как у настоящих покорителей, переживших что-то невообразимое и выживших не по воле случая, а лишь благодаря своим исключительным качествам. Они не задумываются, что там, где они выживали, другие просто живут и настолько привыкли к этому «невообразимому», что его даже не замечают. Более того, Север тянет обратно, тех, кто к нему привык, но почему-то вдруг его покинул. Я с трудом это пережил. А некоторые мои знакомые не выдержали и вернулись.

Большинство из моих одноклассников, по окончанию школы, даже поступили в «мореходку» (в «бурсу»). Доучились и стали моряками только двое. Остальные поняли, что это не их. А я поступил в ХПИ (Хабаровский Политехнический Институт) который студенты между собой называли школой. «Институт» звучал как-то напыщенно. И светило мне стать «завгаром», и отрабатывать лет пять в соответствие с распределением. И всё было, в принципе, достижимо, но, когда осталось учиться четыре года из пяти, я ушёл в армию.

Сам ушёл, добровольцем. Сам пришёл в военкомат, сам попросился, сам настоял, чтобы не потом, а сейчас и пофигу то, что в институте была военная кафедра. И я мог бы стать офицером автомобильных или даже танковых войск. Но роковое стечение обстоятельств (в данном случае «рок» это не что-то ужасное, а просто «судьба») закинуло меня в Отдельный Приполярный (кажется даже Особый или Специальный) радиотехнический полк противовоздушной обороны Краснознамённого Дальне Восточного округа.

Закидывало из осеннего, сырого и промозглого Хабаровска. И закинуло в очень зимний, с двухметровыми, уже слежалыми сугробами, Охотск 2. Несмотря на то, что в Хабаровске было очень зябко, здесь, слегка (на самом деле очень) удивившись такому природному разнообразию нашей необъятной Родины, я даже забыл, как трястись от холода. И вот в таком культурном шоке я, вместе с будущими однополчанами, был обобран дембелями (А зачем вам гражданка? Действительно, зачем?), пострижен наголо, помыт, переодет в абсолютно новую форму и отправлен в «карантин».

Дальше произошла интеграция в Советскую Армию. Интеграция в армию с гражданки проходила очень тяжело и иногда больно. Ну ничего, выжили все. То, что «Голубь», который стремился в Афган, все-таки туда попал и, по слухам, погиб, когда мы ещё служили, можно не учитывать. В самой части всё было гораздо спокойнее. А того одногодку, который сошёл с ума прямо на смене, комиссовали, подлечили (не знаю в какой последовательности) тоже можно не учитывать в списке потерь, потому что он же не погиб. И живёт себе где-то спокойненько и, вероятно, радуется жизни. И отдавая свой гражданский долг Родине, отдал его меньше чем за полгода.

Все остальные отдавали долг долго (два года) и мучительно (некоторые до года, кто-то полтора, единицы – все два года). Я отдавал тяжело и мучительно около года. Это когда ты молодой и поэтому максимум тяжёлой, физической работы должен делать именно ты. Это не издевательство, это то, что в Присяге звучит как «…мужественно и с достоинством переносить все тяготы и лишения…». Мужественно получалось всегда, очень надеюсь, что с достоинством тоже. Насколько мужественно определяет сам переносящий, а вот насколько с достоинством – это внешняя оценка. А ещё те, кто молодые постоянно ответственные за то, что сделали, не сделали или было сделано без них.

Потом старослужащие и офицеры обратили внимание на то, что я слегка выделяюсь из общей массы. Даже из тех, которые выделялись. И стали бессовестно и беспощадно эксплуатировать. Несмотря на то, что свои прошлые карьерные успехи (командир октябрятской звёздочки, командир пионерского отряда, комсорг сначала класса, а потом и школы) я не то что не афишировал, а вообще не упоминал. Они (старослужащие и командиры) как-то сделали вывод, что из меня можно извлечь пользы больше, чем из просто радиотелеграфиста (в простонародье – «радист»). Тем более было удобно то, что я не стремился делать карьеру. Т.е. вероятность того, что я попрошу повышения по службе, устрою карьерные гонки с себе подобными или займусь «паркетными» войнами была минимальной. Делает и всё.

Стали не постоянно, но достаточно часто, назначать дежурным по роте с наличием в составе моего наряда сержантов, которые были дневальными, давать приоритетные и, иногда, важные задания. Когда я прослужил полтора года, беспредел со стороны командного состава достиг своего апогея. Меня, который был рядовым, назначили старшим смены. Смена – это то количество рядовых, ефрейторов и сержантов, которые в определённый промежуток времени охраняли дальневосточные рубежи нашей Родины. Количество разглашать уже можно, но не буду, хотя подписка о неразглашении закончилась четверть века назад и полк недавно прекратил своё существование тоже, но всё равно, не буду. Участок небольшой, около трети