которая мечтала доказать всему и всем, что я прав, что есть где-то лучшая жизнь, что есть место лучше нашей деревни, что мой дед не был глупцом и выдумщиком, – она еще вела меня вперед. Но я и сам начинал чувствовать, что ничего за чертой леса нет. Я начал ловить себя на собственной лжи.
Ураганы осенью были обычным делом. Я вспоминал слова матери о том, что меня унесет ветром, и вряд ли меня уже сможет кто-либо найти. И я иногда хотел бы, чтобы так и случилось – я видел ураганы вдалеке и тайно желал, хоть и боялся, что они уничтожат меня. Ураган отвел бы меня от поражения. Эти мысли меня пугали, они были не к добру. Я вспоминал о них, когда вспомнил о матери.
Я часто задумывался, плачет ли она обо мне или уже свыклась с тем, что меня нет? Думает ли она, что я уже мертв? А вот о Лорелее я совершенно старался не думать. Образ ее и образ призрака-деда стоял у меня перед глазами во снах, и я знал, как эти образы опасны. Мне нельзя было идти туда, куда я шел. Нельзя. Трезвый рассудок, внутренний голос шептал мне об этом. А Лорелея каждую ночь, когда я спал, шептала обратное – что мне нужно продолжать путь. Что впереди есть нечто… Любила ли она меня на самом деле, думал тогда я. Или желала мне смерти?
К началу ноября, когда я стал совсем тощим, я уже верно понял, что рассказы моего деда о чудном городе были враньем. Никакого города нет, дороги к нему не существует. Он говорил мне, что отправился туда в середине лета, как и я. И наткнулся на поселение к октябрю. И я шел его же дорогой, но дорога была ложной. Так ли была не права моя мать, называя его выдумщиком?
Я винил себя за то, что обманулся красивой историей. В конце концов, я был мальчишкой тогда, когда слушал его сказки. Вполне возможно, старик сочинил их, чтобы развлекать детвору. Никто из взрослых не воспринимал его всерьез, все считали его лоботрясом. А я, промерзая под холодным ветром, уткнувшись в корни одинокого дуба, спрашивал себя: если он нашел город, почему он в нем не остался?
Потому что никакого города не было.
Начиналась зима и мой кашель грозился убить меня. Если я уже знал, что впереди меня ничто не ждет, я знал, что ничто не ждет меня и позади. Начнется зима и я встречу ее на полпути. Я замерзну, и мое исхудалое тело заметет снегом. Я не знал тогда, зачем уже шел, а просто шел, встречая болезнь и холод. Кроме них, у меня друзей больше не было. А впереди – расстилался снова лес. Когда я впервые увидел его вдалеке, то не понял, обрадовался или огорчился. Мне было все равно. Я просто плелся к нему, чтобы уткнуться головой в стол какой-нибудь ели и завыть во весь голос, перекрикивая ветер. Мне хотелось кричать лишь одно. С горечью. Имя Лорелеи.
Последняя ночь, перед тем, как я умер, умер Эверетт Гарди, была путана и мрачна. Морозный ноябрьский немилосердный ветер расчищал небо от туч, и на могучем синем полотне, повисшем над дрожащим и жалким мной, ярко золотились звезды. Их свет не грел, как и чужая мокрая земля, как ледяная вода речки, из которой я пил, как и сырая остывшая плоть подстреленных мною одиноких птиц. Грел только кашель, хриплый и тяжелый, горячим пламенем сжигавший мои легкие. Я слышал лишь его и завывания ветра. Я плакал, глядя на яркий свет звезд.
Я уснул где-то посреди дремучей чащи, под голым деревом, и спал, провалившись в невесомую желанную бездну. Пока меня не нашли.
Я лежал недалеко от проселочной дороги. Они ехали на повозке к полям, когда женщина с черными глазами сошла на обочину и наткнулась на меня. Корзина выпала из ее рук, она позвала на помощь; а я как будто бы спал, но был в сознании и все видел. Хотя вряд ли я раскрывал глаз.
В тот миг я умер и во мне возродился некто другой – некто, полный надежды. Словно родилась новая сторона прежнего Эверетта и я стал совершенно иным Гарди.
Они вдвоем дотащили меня до повозки, погрузили наверх и укрыли сеном. Я лежал, и громко хрипел, и смотрел в серое небо, и пытался вспомнить, где я видел эту женщину ранее, нависшую надо мной. Я потом еще не скоро понял, что нигде. Просто мое сознание тогда не могло еще допустить, что где-то на свете есть человек, которого я не знаю. Ведь в нашей деревне я знал всех.
Когда меня доставили к лекарю, я провалился обратно в черную тягучую пропасть, а когда очнулся, и рядом не было, ни матери, ни Лорелеи, я все осознал.
– Что это за место? – спросил я, обращаясь в пустоту.
Голос из дальнего угла ответил:
– Зависит от того, какое место ты искал. – Этот хриплый голос принадлежал старику.
Не в силах ответить, я думал о том, что мой дед оказался прав. Неужели он и правда был здесь, в месте, названия которого я пока не знаю? В конце концов, я сам оказался прав! Прав, а остальные не правы. Их неверие проиграло в тот день моему упрямству. Я был прав и чувствовал от осознания этого огромное счастье. Оно разливалось по моему телу приятными волнами. И если лечило не плоть, то мою сокрушенную отчаянием душу.
Так начался новый виток в моей истории.
Я поселился в Омелье с начала зимы. В доме у черноглазой Тары и ее мужа, Экхофа,
Последние комментарии
1 час 14 минут назад
1 час 37 минут назад
1 час 38 минут назад
1 час 40 минут назад
1 час 51 минут назад
1 час 53 минут назад