Песчаная роза [Анна Берсенева Сотникова Татьяна Александровна] (fb2) читать постранично, страница - 3

Данный материал (книга) создан автором(-ами) «Анна Берсенева» выполняющим(-и) функции иностранного агента. Возрастное ограничение 18+

улицу, все вокруг нее звонили знакомым, чтобы те срочно приезжали на второе отделение, на Шопена, который, судя по Рахманинову первого отделения, будет необыкновенным. Так оно и вышло: девочка играла так, что понятно становилось, почему Пастернак написал, что Шопен вложил живое чудо фольварков, парков, рощ, могил в свои этюды.

Неизвестно, являются ли эти впечатления общечеловеческими, но Максима они вряд ли заинтересуют. Он готов был изредка ходить с Соней на концерты, но именно готов и именно изредка. Говорил, что ему бывает необходимо погрузиться в какую-нибудь светлую аморфную субстанцию, чтобы расслабиться, и классическая музыка для этого в принципе подходит, но долго он в такой субстанции находиться не в состоянии.

– Мне пришлось взять котенка, – сказала она.

– Что значит пришлось?

Его бровь удивленно приподнялась, и Соня залюбовалась ее волнующим изгибом.

– На неделю, – уточнила она. – Сосед попросил. Зовут Бентли.

– С юмором твой сосед.

– Говорит, это в честь мечты. Хотя на самом деле нет. Просто он с юмором, да.

Когда Витьке было пять лет, он попросил сигвей у забредшего во двор пьяного хипстера и умудрился покатать девочку, которую выманил для этого из песочницы – к ужасу своей мамы, не понимавшей, где ее маленький сын научился обращаться с сигвеем. Соня улыбнулась: да, в автомобиле «Бентли» недостаточно бесшабашности, чтобы он мог быть Витькиной мечтой.

Принесли каштановый суп с лангустинами. Максим хотел доставить ей удовольствие, и это ему удалось, суп действительно был вкусный. Неспешно ели, разговаривали о каких-то не слишком волнующих, но приятных вещах, наблюдали за голограммами, которые возникали под потолком в лучах проектора, и за тем, как с переменой блюд причудливо меняется подсветка зала…

– Пойдем? – наконец спросил Максим.

Соня улыбнулась, глядя ему в глаза, и ответила:

– Да.

– Ко мне?

– Хорошо.

– Ты сводишь меня с ума. Знаешь?

– Догадываюсь! – засмеялась она.

– Ты этому рада?

– Конечно!

– А мне иногда кажется, что тебе все равно.

– Почему тебе так кажется? – удивилась Соня.

– По тебе трудно понять, что ты чувствуешь.

– Это плохо?

– Это возбуждает.

– Значит, это хорошо?

– Значит, так.

Максим жил рядом, на Плющихе, и домой к нему пошли из ресторана пешком. Август стоял теплый, идти по вечерним улицам было приятно. Прошли по набережной мимо высокого полукруглого дома и свернули во дворы. Максим обнял Соню и, склонившись, поцеловал в поперечную прорезь, сделанную на ее платье так, будто ткань случайно разорвалась на груди.

– Ты одеваешься просто сумасшедше, – проговорил он.

Голос его стал низким, клокочущим, и это свидетельствовало о возбуждении больше, чем слова.

Платье в самом деле было выдающееся. Пока Максим был в командировке, Соня съездила в Юрмалу к Лайме, с которой училась в университете. Увидев это платье в рижском магазине, она сразу поняла, что Макс такое оценит. Бледно-зеленое, из плотного трикотажа, до лодыжек длиной, закрыто до горла, и вот эта распадающаяся поперечная прорезь на груди. Ложбинка, которая виднелась в прорези, выглядела так, что, когда Соня ожидала сегодня такси у своего дома, проходившая мимо злобная тетка окинула ее таким взглядом, каким посмотрела бы, наверное, на голую распутницу. У платья имелся, правда, еще разрез сбоку, от лодыжки до бедра, но он не был виден, пока не сделаешь шаг, так что впечатление, произведенное на тетку, объяснялось только развратным видом прорези.

Максим вдохнул глубоко, словно стараясь замедлить сердцебиение. Рассыпанные по плечам Сонины волосы попали ему в нос, и он чихнул. Соня засмеялась, поцеловала его, и они вошли в подъезд.

Его дом тоже был построен недавно, и его же компанией, поэтому пентхаус, который Максим для себя выбрал, являлся образцом безупречного современного жилья. Соне нравилось смотреть в огромное панорамное окно, за которым открывался вид на Москву-реку, церковь Михаила Архангела, цепочки и созвездия городских огней.

Она прошла в комнату и остановилась возле низкого стеклянного столика, глядя на эту сияющую московскую россыпь.

– Как твое платье снимается?

Максим поднял Сонины волосы и коснулся губами ее затылка. Его дыхание было горячим, и она знала, что это от желания, направленного на нее.

– Как перчатка, – ответила Соня.

Он присел на корточки, распахнул платье сбоку по разрезу и, целуя ее ногу по всей открывшейся длине, потянул платье вверх, снимая его и вставая одновременно.

– Понимаю средневековых пуритан, или кто они там были… – пробормотал Максим. – Нет ничего эротичнее виднеющейся из-под платья пятки. Но смотря чьей, правда.

Они соскучились, конечно, не только по тому, чтобы пить вино под стеклянной луной, но и по тому, что соединяло, сплетало их сейчас на полу. Не хватило терпения добраться до кровати, да и зачем, если так хорошо на светлом ковре перед стеклянной стеной, за которой город, и река, и огни, и все это пульсирует энергией так же, как их мгновенно