Драконья Пыль. Проклятие Ирвеона [Ольга Шию] (fb2) читать постранично, страница - 3

необъяснимое — сложнее всего. Пришлось импровизировать.

— Скажем так, я не совсем бинти. Но, пожалуй, из лесовиков.

«Учитывая недавние события», — добавила я про себя.

— Полукровка?! — ахнула Джана, и тут же хлопнула себя по губам.

А с полукровками-то что не так?! Куда не плюнь, везде приметы да приличия… Но спорить я не стала, пусть фантазирует.

Вконец смущенная Джана, под предлогом готовки обеда убежала в дом.

Вот и поговорили. Я пожевала сухую травинку. Надо же! Да какой из меня бинти?! Заморыш, рожденный в неурожайный год! Ну, пожалуй, за лесовика-полукровку сойду, и то с натяжкой. Правда, я ни разу их не встречала, но говорят, ростом они выше среднего, а горцы и вовсе громилы, что мужчины, что женщины. Мои метр пятьдесят восемь и рядом не стояли.

Деревня, между тем, оживала. Лаяли собаки, стучали топоры, возмущенно тарахтели сороки. К колодцу то и дело подходили женщины с ведрами, обменивались сплетнями, изредка поглядывали на меня. Сат выходил пару раз на крыльцо, всматривался в петляющую между холмами дорогу, чесал в затылке, вздыхал, но ничего не говорил.

Я грелась под лучами не по-осеннему жаркого солнца, растянувшись на лавке у забора, а под лавкой в тени проклевывались бледные стерженьки инейника. Все лето он проводил под землей, а перед первыми заморозками выбрасывал стрелки со спорами. Серебристые коробочки набухали, и прежде чем лопнуть, становились почти прозрачными. Главное успеть их вовремя собрать, иначе, вместо лакомства можно получить спорами в глаз.

Не то чтобы я была знатоком местной ботаники, просто от нечего делать любила послушать болтовню окружающих. А если еще и спящей прикинуться, можно узнать о себе много нового.

В этот раз я почти не притворялась. За последнюю неделю лень стала моей постоянной и единственной спутницей, такое случалось редко, обычно меня можно было охарактеризовать фразой: «шило в попе». Но блуждания по незнакомой местности и нерегулярное питание изрядно притупили тот колющий инструмент, зато обострили слух.

В обрывках фраз прохожих изредка проскальзывало название неожиданно обретенной национальности. Выходит, не одна Джана считала меня бинти.

Я села. Так вот в чем дело! Теперь понятно, почему наниматели расплачивались со мной всяким хламом. Лесовики не берут деньги за работу, говорят, это их страшно оскорбляет. Но я бы стерпела такую обиду, честное слово.

***

Брат хозяина приехал после обеда. До вечера они отмечали встречу, а когда стемнело, выбрались на улицу и разожгли костер. Как мошкара на свет стянулись соседи, подтащили ближе к огню чурбачки и колоды, расселись любопытно переглядываясь.

Гость упоенно рассказывал городские новости. Все смотрели ему в рот, словно личному посланнику короля, несущему в народ важнейшую информацию о ценах на зерно и лапти на столичных рынках.

Я не слушала досужую болтовню, и к огню не подходила. С нархами и хозяином удалось договориться на еще одну ночевку. Последний даже плащ старый отжалел, думаю, супруга его сыграла в этом немалую роль, за что ей огромное спасибо: на улице заметно похолодало.

Закопавшись в сено, я клевала носом. Джана не решалась составить мне компанию, чтобы не спугнуть гостей. Изредка я видела ее силуэт в окне.

Новости закончились, и гость принялся развлекать аудиторию байками. Общество оживилось, а я невольно прислушалась.

— Один мой родственник — племянник брата мужа тетки моей жены — служит королевским ловчим. Дней семь назад он приехал к нам в Тридорожье, погостить. Много историй порассказал на досуге, но одна особо мне запомнилась. Случилась она как раз перед его побывкой. Заслали их втроем с ребятами на пустошь, к Западным горам, половить диковинок для королевского зверинца. День они бродят, два — кругом тишь несказанная, даже птичка не пролетит, не то, что зверье! А с пустыми руками возвращаться нельзя, хоть щерака, а принести надо. На третий день погода забаловалась — ветер, тучи низкие с гор приползли — только что пузами по земле не скребут, травы лежмя полегли, пыль столбом встала. Глядь, а посреди поля девчушка стоит, лет восьми, в платьице голубеньком, волосы темные на ветру трепещутся, а вокруг — никого. Это ж пустошь, там на сто гиртов ни души! Ниим — родича так звать — ее окликнул. Тишина. Руку протянул, чтобы по плечу, значит, похлопать, может глухая, демоны ее знают. Тут она как обернется, они и отскочили — личико маленькое, сморщенное, а глаза желтым огнем горят!

Словно в подтверждение его слов полено в костре переломилось, пустив в темноту огненный вихрь. Слушатели с оханьем отшатнулись, а я не удержалась от смешка. Это ж надо так переврать! Еще и омолодили на целых двенадцать лет.

Сат неодобрительно глянул на брата, поправил головешки, подкинул поленце. На другом краю деревни залаяли собаки, над стогом пронеслась стайка свиков, от колодца потянуло сыростью, а нархи озабоченно защебетали. Рассказчик продолжал.

— Обернулась она и рукой в небо тычет. Смотрят ребята,