Сегодня я умру [Эдельвейс] (fb2) читать постранично, страница - 3

жизнь она, так беспечно пятнает, вязью звуков, мелодией собственной души.»

Кофе, дешёвый растворимый кофе, купленный так давно, что успел превратиться в однородную клейкую массу, растекается по горлу горечью или может, дело было вовсе не в кофе, а в ярком пламени, что плясал перед внутренним взором. Пламени, пожирающем одну за другой тетради, убранные мелким витиеватым почерком, ее мысли, ее душу. Девушка качнула головой, отгоняя от себя дым прошлого, едкую черную гарь, что заполняла ее изнутри, выходя из приоткрытого рта с дымом сигарет по утрам, и прихватив с собой кружку, вернулась к столу, вновь склоняясь над белым листом.

Сегодня я умру, но не смогу уйти. Я рада, что была здесь, не смотря на то, что так и не смогла найти выход, из лабиринта черных стен. Смогла ли я спасти, хоть кого-то?

«Девушка сидит на парапете, болтая ногой и задумчиво наблюдая, как с каждой минутой двор перед колледжем пустеет. На душе не спокойно, словно это людское море, такое пугающее и ненавистное, меж тем единственное, что отделяло ее от бездны. Нужно было ехать, давно, если честно, дома уже наверняка ее ищут, вот только… Сил не было, как когда-то давно, в почти забытом детстве, она не могла пошевелиться обвитая тысячью цепей, собственного безумия. Решение, появилось внезапно, как впрочем часто и бывает, решение, что звали Миша, имя, что изменило всю ее жизнь на до и после, имя, что словно в насмешку, повторяет то, что было названо когда то давно, в темных сводах церкви, так звали ее хранителя, так звали человека, что стал началом.

«Если тебе н куда идти, пошли со мной»

Слова сказаны и ветер подхватывает их отзвуки подбрасывая в воздух как невидимый жонглер и она идет, ничего не говоря, ничего не объясняя, сама не зная зачем, она идет, по серому бетону, вслед за чужой спиной.»

Пальцы скользят по ободу кружки все быстрее и быстрее. Смогла ли я помочь, хоть кому-то? Смогла ли, остаться тонкой вязью в их душах или совсем скоро, когда нить моего полотна оборвётся, не останется совсем ничего? Девушка улыбается широко-широко, так, как не умеют счастливые люди, так как улыбается только бездна.

« Переполненный автобус несется, подпрыгивая на ухабистой дороге унося девушку, прочь из города, ей пятнадцать. Рядом, по хозяйски положив ладонь на ее колени сидит парень и она мило улыбается, задумчиво качая головой в такт его словам, чувствуя как медленно-медленно, поднимается по горлу ком тошноты. Рука скользит выше, забираясь под подол студенческой юбки, выше-выше, по тонким ногам, туда, откуда исходит жар. Он напоминает вампира, что жадно ищет крови, вампира, что готов иссушить ее досуха… Она улыбается, мысленно повторяя себе, что все хорошо, нужно терпеть, пустой желудок ноет, отвлекая от десятков глаз, не скрывающих свой интерес.

Никто не вмешался…

Лесная подстилка больно впивается в спину и она улыбается, смотря на темнеющее небо ожидая, как ее личный палач, наконец, закончит выпивать ее досуха и позволит подняться с холодной земли. Сегодня, благодаря ему, она сможет поспать не в лесу, вздрагивая от каждого шороха а за забором, спрятавшись меж лавочкой и сараем, чтобы рано утром, тихо покинуть чужой двор, сливаясь с спешащими на работу людьми маленького курортного городка.»

Картины прошлого, несутся все быстрее, обрывочными осколками, недосказанных слов.

« Мальчик плачет, стоя на коленях в кругу грязных, нечёсаных детей. Волчата… Они встретились случайно, в странной, больше похожей на притон общаге, где на девять этажей, нельзя было найти ни единого взрослого. Дикий, страшный мир, даже по меркам той, что кажется, опустилась на самое дно, той, что не брезговала набить желудок землей и жирными, мясными червями, той, что давно перестала испытывать хоть что-то, когда над ухом пыхтел очередной «благодетель» готовый, помочь бедняжке кровом или куском хлеба. Она думала, что давно умерла, там внутри, но это место доказала обратное.

Блеск стали, тихий всхлип и тишина, дети молча отступают, словно призраки, исчезая за тяжелыми дверьми грязных комнатушек.

Сегодня стая лишилась многих, по вине того, кто больше никогда не раскрасит серый мир, своим звонким смехом. Мальчик привел хвост из злых и хмурых взрослых, уверенных в своей непогрешимой правоте, надутых от чувства собственной важности, запихивающих всех, кто не успел сбежать в дутые грязные машины, увозящие несчастных прочь от стаи в грязные стены приютов и исправительных колоний.

Ночью, тихо ступая по скрипучим половицам древнего здания, она придет, чтобы коснуться дрожащими пальцами, выжженного проема комнаты, которая больше никогда не будет никому принадлежать в назидание другим волчатам. И даже зная, что уже слишком поздно, она смежив веки попросит Отца, укрыть и эту душу, своим темным, как ночь плащом. Он, заслужил, Тишину.»

Девушка вздрагивает, за окном занимается рассвет и первые, еще неясные, лучи дневного светила ползут по шторам, тени в