строчки, приговаривал:
— Пусть прочитает. Мне легче станет. — Но вдруг разрывал бумагу.
А утром, отчаявшись, снова коротко спрашивал:
— Нет?..
— Будет, Санечка, успокойся, — всегда одинаково отвечала Люда.
Стук каблуков двинулся ко мне.
— Ну, герой, сегодня глядеть будем. Ты часто говорил об осени, вот и увидишь ее.
Я взял Люду за руку, и мы пошли. Меня бил озноб. Я шел, как в тумане, в забытьи.
Мне сняли повязку. Я видел! Только все было будто обернуто слюдой. Я испугался, закрыл глаза.
— Смелее. Открой глаза пошире. Еще, еще…
Слюду откинули — мир ожил. Все ярче, четче, настойчивей он распахивался передо мной. Я уже стоял у окна. Я видел улицу, листья, летящие по мостовой, и быстрых прохожих. Увидел капли, крупно и редко падающие на подоконник.
Я видел Люду. Конечно, она похожа на Марту. Я вернулся к креслу и вдруг почувствовал усталость.
— Спасибо, доктор, — сказал я.
— Э, нет. Мы сейчас снова забинтуем. Постепенность всегда хороша.
Мне снова забинтовали глаза. За дверью Инга взяла мою руку:
— Я говорила. Я говорила. — Потом, чуть помедлив, добавила: — А меня сегодня выписывают.
— Меня тоже скоро выпишут, — громко сказал я, и мне стало так хорошо от маленькой ладони Инги, что я покраснел.
В палате меня расцеловал Саня.
— Везучий ты, малец. Ох и везучий.
И столько искреннего отчаяния было в его голосе, что я погасил вспыхнувшую радость и сказал:
— Может, еще плохо будет.
Я хотел остаться с Саней в мире звуков и ожидания. Я не хотел покидать его.
Люда вошла за мной следом, она внесла запах цветов.
— Вот тебе, Родя, цветы. Ты молодец.
ВЫСТРАДАННАЯ РАДОСТЬ
Утро. Солнце заполнило комнату.
Я медленно просыпался. Звенело стекло. В комнате висел какой-то необыкновенный шум улицы, города. Я услышал вскрик и голос Марты:
— Победа, Родька… Победа!
Как мы ждали этого слова, как мы хотели его услышать!
Победа…
Даже тогда, когда она была далека, непостижимо далека, когда приходили тревожные вести с фронта, мы верили в нее, как верят в утро после долгой зимней ночи. Мы тоже сжимали кулаки и прятали слезы. Мы тоже были бойцами, маленькими, не очень сильными, и не наша вина, что мы — всего-навсего мальчишки, жадные до выдумки и озорства.
Мы узнали цену этого короткого, желанного слова — победа. Столько раз мы загадывали ее наперед, и после каждого раза она казалась близкой, громадной, как небо.
Пусть не мы — наши отцы падали на развороченную землю, унося навсегда в глазах отраженье мирных облаков родного неба, мы оставались, как завещанье, как их дыханье, их жизнь.
Многие отцы не вернулись.
Пустой стул остался дома, пустая тарелка, пусто стало в рабочем кабинете отца. Вместо слова «папа» — осталось «отец». И почему-то тяжело было произнести такое обыкновенное, выученное с рожденья: папа…
Последние комментарии
2 минут 50 секунд назад
2 часов 36 минут назад
3 часов 5 минут назад
3 часов 11 минут назад
4 часов 46 минут назад
6 часов 14 минут назад