Кукушка [Дарья Буданцева] (fb2) читать постранично, страница - 5

короткое мгновение снова захотелось спорить.

«Так что же это получается, – хотелось ей сказать, – режим наш не так уж и хорош, раз его нельзя вслух критиковать? Значит, есть гнильца, раз нам всем страшно про неё громко говорить?»

Как только открыла рот – хлебнула пресного чувства вины, закашлялась от ощущения бессилия – и закрыла рот. И промолчала.

Вина продолжала давить. Бессилие отобрало голос.

Оля снова могла дышать, спать и есть, но она больше не могла говорить.

***

Когда Оля ехала в такси к подруге, водитель слушал радио. А там снова говорили о… Нет, конечно же, о спецоперации. Бравый российский военнослужащий рассказывал, как много нацистов было поймано и как много биолабораторий было найдено и уничтожено.

– Вы можете переключить на другую станцию? – раздражённо попросила Оля.

– Да, конечно. Что, надоела уже Украина, да?

Оля промолчала.

Она теперь очень часто молчала.

***

На следующий день в гости пришла мама, и Оля без энтузиазма поставила завариваться чай.

– Звонил Олег, – принялась рассказывать мама.

Олег был двоюродным племянником Оли и жил в Мариуполе.

Мама продолжала:

– Олега, конечно, не переубедить, упёртый! Он у меня спросил, поддерживаю ли я спецоперацию, я сказала, конечно, поддерживаю.

Оля промолчала, разлила чай по чашкам.

– Потом Олег спросил, поддерживаешь ли ты спецоперацию. Ну я и сказала, что ты тоже за.

– Мама! – Оле показалось, что её выдернули из воды за шкирку, как котёнка, резко и внезапно. Она вмиг похолодела и наглоталась сухого воздуха. – Зачем? Зачем?!

– Как зачем? А ты что же, неужели против?

– А почему ты думала, что за?

– Ну ты же разумный человек…

Оля отшвырнула чашку в раковину. Её трясло.

Ладно, весь мир – пусть что хочет, то и думает. Но племянник Олег? Из Мариуполя? Теперь будет думать, что она за?

Этого Оля не могла вынести. К таким последствиям молчания она не была готова.

Оля дрожащими руками схватила телефон и принялась искать контакт племянника. Где же он был? Кажется, чат был VK… Или в «Инстаграме»?..

Оля отложила телефон и села на кровать. Дрожь всё ещё не унималась. Что она ему напишет? Что она ему скажет? Что против войны? А что это даст Олегу?

Ничего. Ни-че-го. Ничего это не даст жителям Мариуполя, ничего не изменит. Потому что Оля ничего не может.

Ни-че-го.

Оля легла на ковёр и стала смотреть в белый потолок. Люстра расплывалась, плавилась в хрустальные слезы, врастала в потолок.

Чувство вины отняло у Оли не только право говорить, не только интерес к происходящему, чувство вины забрало у неё право написать племяннику из Украины.

Чувство вины дало взамен только бессилие – тонны бессилия, и это бессилие уничтожило все связи Оли с внешним миром. Все связи с реальностью. Все связи с собой настоящей. Всю надежду на будущее.

Что Оля скажет племяннику, когда война закончится? Захочет ли он говорить с ней?

Оля смотрела на белый потолок и плавилась в слезах вместе с люстрой. И сама хотела раствориться в белизне потолка, слиться с ним и исчезнуть.

«Я говно. Я ничего не могу», – стучало в голове у Оли.

Стучало чувство вины: пронзительно и методично, как дятел.

Оля села. Но к чему привело принятие чувства вины? К молчанию, равнодушию и закономерному результату молчания.

Стоило ли оно того? Оля не знала. Искала ответ на ощупь и, кажется, находила.

Оля мало что может сделать сейчас. Изменить ситуацию – не может. У неё есть два выхода: жить или умереть. И если Оля выбирает жить, значит, выбирает и будущее, в котором она будет жить.

И в этом будущем ей придётся налаживать отношения с племянником. Если она выживет и сохранит здравый рассудок, именно ей придётся восстанавливать мир из пепла.

Да, сейчас Оля ничего не может. И с этой правдой ей нужно будет смириться – как и с тем фактом, что раствориться в белом потолке не получится. Но Оля сможет что-то важное делать потом, в будущем, которое обязательно настанет. Выстраивать заново жизнь из руин. Помогать другим выкарабкиваться из пропасти. Но это сможет сделать только здоровый ментально человек – человек со здоровой кукухой.

Когда в следующий раз чувство вины попробовало одолеть Олю и заполнить её внутренности водой, Оля вытащила пробку из ванны и выпустила пресную воду на свободу. Больше она ей не покорится.

Молчаливая покорность вине всё отобрала у Оли – больше она ей не уступит. Оля не позволит вине забрать её будущее – так же, как она забрала племянника.

Оля объявила войну чувству вины и тому бессилию, которое она порождала.

***

Оля сидела за рабочим столом и вновь пыталась работать. Она прочитала, что нужно возвращать в свою рутину привычные действия из прошлого, которые Оля может контролировать. Ей обещали, что эти привычные действия помогут не развалиться и сохранить себя. Выходило пока со скрипом. Но всё же клавиши клавиатуры уже не казались такими тяжёлыми, а компьютерная мышь – неподъёмной. Работа постепенно сдавала позиции и покорялась Оле. Как только она отринула чувство вины, на это