Адская война [Пьер Жиффар] (fb2) читать постранично, страница - 2

без декларации?…

— Как вам известно, патрон, на каждой Конференции Мира торжественно повторяется, что началу враждебных действий должен предшествовать ультиматум или декларация. Это язык банкетов и дипломатических бумаг; на деле, разумеется, заговорят иначе. Подумайте, ведь мобилизация воздушных, сухопутных и морских сил в каждой стране рассчитана теперь на минуты, на минуты…

Он хотел продолжать, но в эту минуту раздался какой-то сухой шум, его изображение исчезло с пластинки и голос умолк.

Я решил вернуться в Париж. Конференция кончилась, моя задача исполнена, город в огне, война не замедлит охватить всю Европу. Делать здесь больше нечего. Торопивший меня Ванг сообщил, что мой аэрокар «Южный», оборудованный для меня газетой, дожидается у балкона четвертого этажа. Разумеется, я не стал тратить времени на долгие сборы. Но в коридоре отеля меня остановили взволнованные и расстроенные г. Вандеркуйп и его супруга с просьбой отвезти их дочь Аду в Париж, к ее родственникам, владельцам большого Нидерландского отеля на улице Бак. Они считали небезопасным для нее оставаться в пылавшем городе, которому грозил захват со стороны той или другой из воюющих сторон, не склонных церемониться с нейтральной страной. На мой вопрос о ее женихе, я узнал, что поручите Дэвис был в эту же ночь отозван в Англию, куда и отправился вместе с уполномоченными на подводном крейсере.

Разумеется, я поспешил заявить, что мой аэрокар к услугам мисс Ады, и, как мог, успокоил взволнованных родителей.

— Если ничто не помешает нашему путешествию, — сказал я, — то в полдень мисс Ада телефонирует вам из Парижа, что она завтракает у своих родных в Нидерландец ком отеле.

В последнюю минуту, когда мы усаживались в аэрокар, явились двое моих помощников, Пижон и Малаваль, которых я решил захватить с собою, попросив г. Вандеркуйпа передать двум оставшимся в Гааге, что они должны телефонировать три раза в сутки в «2000 год» о дальнейших событиях и ждать распоряжений от редакции.

Наконец, все было готово к отъезду, я дал знак своему пилоту, Морелю, и «Южный», отцепившись от балкона, легко и плавно поднялся в голубую высь, которую восходящее солнце озарило мягкими лучами, сгоняя кровавое зарево пожара.

Поднявшись на высоту двухсот метров, «Южный» описал полукруг над городом и направился на юго-восток. Мы быстро скользили в чистой атмосфере, убаюкиваемые жужжанием электрического мотора, и вскоре дым пожара исчез из вида, а желтоватая полоса Северного моря заметно сузилась. Мы сидели на корме: мисс Ада, относившаяся к своему положению с большим спокойствием и мужеством, в кожаном кресле, остальные — на табуретках вокруг нее.

— Ну, Пижон, Малаваль, собиратели новостей! Рассказывайте, что вам удалось узнать?

— Пока лишь то, что вам уже известно, — ответил Пижон. — Война между Англией и Германией. Но, разумеется, к концу этого дня все великие державы присоединятся к той или другой стороне. В этом не сомневается никто из дипломатов, с которыми я говорил. С одной стороны группа Великобритании, Франции, Италии, России…

— О, Россия!…

— Ну, как бы то ни было, несмотря на свои внутренние смуты и разлад государственного механизма, Северный Медведь еще имеет значение для Европы… С другой стороны Германия и Соединенные Штаты: им ведь давно уже не дает свободно дышать англо-японская конкуренция. Это всеобщий пожар, вся планета в огне…

Наступило молчание. Все сидели в глубокой задумчивости. Да, он был прав! Полстолетия Европа удерживалась от бойни, так как никто не рисковал задеть соседа ввиду чудовищных вооружений, грозивших еще невиданными и неслыханными опустошениями. Но эта напряженная атмосфера должна была рано или поздно разрядиться, и стоило начать одному, чтобы увлечь за собою остальных.

Вдали показался шпиц Антверпенского собора и вскоре аэрокар остановился у балкона бельгийской таможни.

Пока проделывались формальности осмотра, я спросил у чиновника, нет ли чего нового относительно войны.

— Да, — ответил он, — сейчас получено известие, что подводный крейсер, на котором английский посланник возвращался из Гааги, взорван двумя подводными немецкими миноносками…

Раздирающий крик последовал за этими словами. Мадмуазель Ада, откинувшись на спинку кресла, ломала руки в отчаянии, восклицая:

— Томми, мой Томми! — Затем она лишилась чувств. Когда сознание вернулось к ней, аэрокар уже продолжал свой полет. Мы уговаривали ее не предаваться отчаянию, так как чиновник не мог сообщить, кто именно погиб при этой катастрофе.

— Сейчас мы будем пролетать над Антверпеном, — заметил Малаваль. — На террасе редакции «Столичной Газеты» выставляются депеши, напечатанные большими буквами, для аэрокаров, как во всех крупных центрах. Возможно, что узнаем из них подробности события.

Я отдал соответствующее распоряжение пилоту и спустя несколько минут мы осторожно и медленно плыли над городом, высматривая в бинокли террасу.

— Ну вот,