Марш энтузиастов [Марина Закс] (fb2) читать постранично, страница - 27

детства мореман и немножко позёр. Друзья шутили, что популярная песня в исполнении Эдит Утесовой «форсил татуировкою, нырял в разрез волны и рваною верёвкою подвязывал штаны» – это про него. На что беззлобный Дед подхватывал и не слишком музыкально продолжал: «в кино смотрела хронику…и вот среди подводников тебя я узнаю».

Витя удивлял сотоварищей ещё и тем, что мог почти без ошибок и с правильным произношением прочитать текст в учебнике английского языка и даже понять, в чем там дело! В то время как остальная братия ничего кроме глаголов «шёл и выл» не знала, а лучшие могли наизусть выдать: «Чапай воз швыминг энд крос зе ривер». Трое друзей делились друг с другом всем, и мыслями, и «шкодами», и нехитрыми предметами одежды по необходимости, и даже барышнями. Втроём хохотали над Ленькой, пришедшем в казарму в чужих трусах, втроём чистили двор от снега, когда Витьку застукали за курением в неположенном месте, втроём назначали свидание одной и той же барышне и смотрели, куда она пойдёт. Они болели друг за друга на соревнованиях. Виктор увлекался боксом, Куря – волейболом и живописью, а волоокий красавец Воронин – ничем в особенности, но выступал за роту и факультет в атлетическом многоборье. Вместе они старательно выкладывались и на тренировках к параду. Это была, действительно, честь!

Виктор, единственный среди друзей, был москвичем и у него появилась надежда впервые за три года увидеть маму и брата. И Татьянушка может приготовить что-нибудь вкусненькое! Но Юру и Леньку больше интересовало, есть ли среди одноклассниц друга хорошенькие девушки, которые смогут показать этим оболтусам Москву.

– Ладно, гады, – сказал он, – я в качестве гида, значит, вас не устраиваю. Так и быть, позвоню другу Петьке, он найдёт девчонок и соберёт всех, кого сможет. Договорились.

Изнурительные многочасовые тренировки на плацу привели к тому, что друзья перестали рваться в увольнение, пользуясь редкими случаями просто протянуть ноги и отдохнуть. Наши мореманы не очень любили маршировать, это было сухопутное, по их мнению, действо. Строевая подготовка казалась чем-то мало относящимся к их будущей службе делом, это больше подходило для «сапогов». Лёгкое флотское высокомерие, наподобие кавалергардского, как им казалось, было не чуждо не только фрунзакам, но и дзержинцам. Всего на параде планировали три «коробки» моряков – двадцать рядов по двадцать человек: две из боевых подразделений со всех флотов страны и одну курсантскую. Курсанты в подавляющем большинстве тоже были «служилыми людьми», с орденами и медалями, имелся даже свой Герой Советского Союза, Влад Егоров.

Тренировки шли ежедневно по пять часов, в любую погоду. Тренировали особый моряцкий шаг, когда нога выносится вперёд не в одну линию, как у пехотинцев, а в две в паре десятков сантиметров друг от друга, и весь батальон при слаженной работе слегка покачивается как на волнах. Особый флотский шик! Морскому батальону предстояло идти после всех фронтов и родов войск, перед солдатами, бросающими к подножью Мавзолея штандарты и знамёна поверженного противника. Но об этой идее флотские узнали уже в Москве, на последних прогонах.

Увольнительных в столице до парада не давали. Виктор несколько раз созванивался с мамой из казармы и ждал, когда сможет увидеть свою семью. Он уже забыл, каково это, быть рядом с любимыми и любящими и даже слегка волновался, как они оценят его новый статус. Созвонился он и с Петькой, тот благополучно вернулся из Средней Азии и закончил пару курсов Плехановского института, что не вызывало удивления, так как вся родня друга служила по торговому ведомству. Петр до чёртиков обрадовался звонку и пообещал все устроить двадцать пятого июня, на следующий день после парада. Созвать предполагал всех, кого достанет.

Парад, несмотря на дождливый день, прошёл великолепно, на едином дыхании участников и зрителей. Виктор шел в последнем флотском ряду перед «коробкой» с хоругвями, удаляющиеся бескозырки и гюйсы были отчетливо видны в кинохронике. Эти кадры стали кинематографической классикой. Позднее он всегда комментировал: «Вон моя ..спина увековечена, третья слева в последнем ряду».

Толпы москвичей и возвращающихся по домам солдат и офицеров стояли плотными рядами от Белорусского вокзала до Красной площади и вдоль кремлёвской набережной. Нескончаемые радостные крики и музыка из громкоговорителей звучали до темноты, когда их перекрыл потрясающий салют, прожектора перекрещивали тёмное ночное небо, а многокрасочный фейерверк был просто неподражаемым. Виктора наконец отпустили в увольнительную на сутки. Он ехал из казармы домой и не переставал улыбаться. По Селезневке уже бежал, а сердце бухало как кузнечный молот в его челябинском горячем цеху. Перебежал трамвайные пути, дальше налево вдоль чугунной ограды, в парадную, мимо кричащей: «Стой, ты кудаа?» комендантши, уже узнавшей, уже всплеснувшей руками, во двор, направо, на второй этаж...., звонок, … открыли..... «Виииитяаа!!». Повисли …все