инструмент, — я вмиг налажу. — И, жалостно посмотрев на хозяина, добавил с участием: — Пострадал же ты крепко, дружок.
— Да, — тупо глядя на гостя, ответил Сорокин. — Как пробирался из ваших Лукашей к фронту, отморозил ногу.
— Вот так оно комплектуется, — ответил старик, — отдал ногу из мяса и костей, а получил из кожи и стали.
— Шутник ты, Елизар Иванович, — негромко рассмеялся, оглянувшись на ширму, Сорокин.
Вместе с хозяином смеялся и гость.
— Спасибо, друг, — добавил Сергей Савельевич, прилаживая к культяпке исправленный протез. — А теперь послушай, старина, — продолжал он, набравшись отваги и считая этот момент самым удобным, чтобы высказать старику то, что его мучило с утра. — Кое-что тебе скажу прямо, не кривя душой, только чур — не обижаться.
— Не жду от тебя обиды. Как будто не за что, — насторожился гость.
— И я так думаю, — усиленно дымя, сказал Сорокин. — Знаешь, за тебя головы не пожалею, последнюю рубаху отдам. Вот одно только, старина… Больно здорово ты храпишь ночью, аж стенки дрожат.
— Все может быть. Не отрицаю, Сергей Савельевич. Бывает, что и дома всхрапну, но больше с устатку. А тут, разумеется, за день умаешься и ночью согрешишь.
— Но знаешь как? Жанна Петровна всю ночь порошки разные глотала, курила. Ее подушка и сейчас еще мокра от слез. Я уж и цыкал тебе, говорят, это обрывает храп, и газету в тебя кидал, и тормошил, а ты все свое. Так вот, у меня к тебе, дорогой, просьба… Знаешь, вот эта дурацкая жилплощадь… Одна небольшая комнатушка…
— Хватит, — остановил хозяина Елизар Иванович.
— Чего хватит?
— Теперь, то есть, все понятно. То-то вы оба с утра такие хмурые. Думал, грешным делом, не запропастилась ли куда с комода золотая булавка или еще что поценнее…
— Вот ты уже полез в бутылку… А я хотел по душам.
— Пустое, Сергей Савельевич, не полез. А желал бы полезть, то есть, в бутылку, так вот не допустит, — гость охватил обеими руками свою серебристую бороду. — А теперь все я выложу не кривя душой, как ты говоришь. Что я, человек без понятиев? Что, у меня негде ночевать? Понимаю, иному чужой храп все едино что нож острый. Вот, ежели не кривя душой, ты должен был сразу мне, то есть, сказать: «Елизар Иванович, так, мол, и так, приходи вечерком покалякать, а ночевать поедешь к куму». Ты же давай хмуриться, пренебрегать гостинцами Домны Даниловны. Сидел битый час ко мне спиной. Вот тебе, Сергей Савельевич, мой сказ, так ежели напрямик, ежели не кривя душой.
— Пойми же, друг, — залепетал, жалко улыбаясь, Сорокин. — Жанна Петровна, бедняжка, не спала всю ночь. А у нее дежурство тяжелое. И знаешь, кто она для меня? Она мне и жена, и мать, и нянька… Она очень, очень нервная… И ты меня не понял. Ты же мне — как отец родной. Ты оставайся, только не спи на спине…
— Понятно… — остановил его Елизар Иванович. Хотел было сказать еще: «А я мог быть не нервным, когда у меня гитлеровцы сожгли избу, да сына с внуком потерял под Смоленском, да вот из-за мнимого генерала Сорокина подвел под виселицу такого ангела, как Агния Ксаверьевна?..» Но он, ничего не сказав, направился в переднюю. Взял стеганку и долго не мог угодить в рукав. Надел фуражку.
— Ты куда, старина? — обхватил его обеими руками Сергей Савельевич.
— Не трожь, товарищ Сорокин, — старик, высвобождаясь, легонько повел плечом. — Я же вам говорил еще давеча, у меня в Москве кум есть. На улице не останусь. Прощевайте, а летом, смотрите, приезжайте в Лукаши с хозяйкой. Наш воздух для здоровья в самый раз, нервы здорово глушит.
Елизар Иванович твердым шагом, подчеркнуто скрипя сапогами, направился к выходу. У дверей повернулся и, по-отечески взглянув на хозяина, мягко сказал:
— Бывай, Сергей Савельевич. Помни: мой дом — твой дом.
— Погоди, старина, — остановил его окончательно подавленный Сорокин. — Тут за окном твои продукты.
— То не мои, Сергей Савельевич. То гостинцы Домны Даниловны, — с достоинством ответил гость и скрылся за дверью.
На улице было свежо. Вовсю светили уличные огни. Вместо того чтобы пойти по кратчайшему пути к метро «Парк культуры», Елизар Иванович побрел по Кропоткинской улице. Ярко светились витрины булочных, гастрономов, но, занятый своими мыслями, старик равнодушно прошел мимо них. Заметив огни станции «Дворец Советов», встревожился: «А что, если кум, накинув на сторожку замок, ушел дежурить?» Скорым шагом он спустился по лестнице, занял место в полупустом вагоне. Через несколько минут засверкали огни Измайловской станции.
В сторожке Елизара Ивановича встретили радушно, но пытливый взгляд кума выражал удивление:
— Что случилось, Иваныч?
Старик, пересилив себя и наигранно улыбаясь сквозь густые заросли бороды, небрежно ответил:
— Вишь, кум, вышла оказия. К Сергею Савельевичу, моему славному дружку, вдруг заявилась тетка. Значит, тетка с Кавказа. Значит, я, как помоложе, уступил ей, той тетке, значит, свою коечку…
— И слава богу, тем лучше, — обрадовался старик. — Чай, не --">
Последние комментарии
1 час 33 минут назад
1 час 43 минут назад
1 час 57 минут назад
2 часов 5 минут назад
2 часов 47 минут назад
3 часов 2 минут назад