Витязь-хатт из рода Хаттов [Даур Зантария] (fb2) читать постранично, страница - 6

привычный порядок вещей, было во всем этом.

— Вот и все, — сказал Лагустанович.

И все трое, переговариваясь о том о сем, пошли к дому Лагустановича, где их ждало сытное угощение.

Дома, пока накрывали на стол, Лагустанович пригласил соседей осмотреть пруд — он все-таки развел карпов. Соседи уже видели этот замечательный пруд, но пошли еще раз. Тут только они вспомнили, что высыпали удобрение вверху по реке. Глупые карпы всплыли все до одного. Только малую часть удалось сдать в ресторан за бесценок. Остальное пришлось скормить свиньям. Есть отравленную рыбу Лагустанович соседям не посоветовал.

Потом он сказал:

— Ну и черт с ним! Стоит ли расстраиваться…

В деньгах он особой нужды не имел, только жаль было затраченного труда.

…Когда странный, чужой холод почувствовали кривые русалочьи ноги и сама русалка ощутила что-то неладное, вся река была уже в движении. И вся рыба — лобаны, сомы, бычки, маленькие щуки, и змеевидные рыбы, и сами змеи, и даже черепахи, и даже лягушки — все мчались, теснясь, вниз по течению.

— Что вы делаете?! — вскричала Адзызлан.

Бывшая Владычица Рек и Вод последней узнала новость.

А новость мчалась по реке, наступая рыбам на хвосты, отливая зловещей радугой, где все цвета были налицо, но только грязнее, чем нужно. Радуга издавала нездешнюю вонь, от радуги шарахалось все живое, радуга убивала цветущую воду реки.

— Остановитесь! — вскричала русалка, но ее никто не слышал.

Она познала горечь полководца, чье войско обратилось в паническое бегство.

Кефаль, вышедшая рано утром в устье реки метать икру, заметив собратьев, безумно устремившихся к спасительному морю, еще ничего не поняв, поспешила назад. И там, где река узкой полоской втекает в море, вся речная живность смешалась с холеным племенем кефали и устроила давку, как если бы это были люди.

С ужасом и отвращением, то и дело спотыкаясь, побежала русалка прочь от своей древней обители. Был час пополудни, в селе на берегу отравленной реки начиналось непонятное русалке торжество. Шли люди, неся портрет вместо чучела жениха, но при этом никто не видел русалки и не слышал ее испуганного плача.

Свернув с дороги, Адзызлан побежала к дому Хатта, к последнему Хатту, чей предок разделил с ней когда-то ее травянистое ложе, к последнему Хатту, которого и она звала недавно.

Она бежала, боясь еще раз вдохнуть отвратительную вонь грязной радуги. Она бежала и по-странному ощущала свое дрожащее от испуга тело. Русалке казалось, что тело ее тяжелеет и она начинает слышать звук своих шагов. Но она думала, что это от усталости.

На пустынной усадьбе последнего Хатта, огороженной замшелым частоколом, на пустынной лужайке перед домом, где паслась тощая коровенка, русалка почувствовала себя в безопасности и отдышалась.

Она зажмурила глаза и открыла их. Напротив нее стоял черный пес.

Пес учуял ее! Залаял на нее — потому что страх вернул русалке утраченную плоть.

Пес подошел к ней совсем близко. Но русалка и не вспомнила о своем древнем страхе перед черным псом. С нежностью и торжеством она ощущала свою дрожащую в ознобе плоть.

Черный пес дружелюбно обнюхал ее. Русалка пахла тиной. Тявкнув и вильнув хвостом, пес побежал к амбару, словно указывая ей дорогу. Адзызлан покорно пошла за ним.

Она, пошатываясь, забралась на крылечко амбара и легла на спину — нежной кожей на сваленные там ржавые инструменты. Золотые волны ее волос, свешиваясь с крылечка, спадали вниз, по волосам текли обильные слезы, скатываясь в пыль, по которой волочились, тронутые ветром, концы ее расплетенных кос. Она лежала неподвижно и смотрела в чуждое светлое небо, и лишь пальцы ее вывернутых ног понуро свешивались вниз.

Последний Хатт в честь праздника зашел в ресторан и потому задерживался. Вернулась с прополки табака его жена.

Она подошла к гостье, лежавшей ничком на крылечке амбара, — и вдруг бессознательно проделала то, что требовала память крови: осторожно приподняв золотую косу, положила ее рядом с русалкой. На сей раз русалка не притворилась спящей. Она присела, свесив уродливые ножки. Хозяйка стояла на третьей ступеньке приставной лесенки. Краем грязного передника она утерла слезы на белых щеках Владычицы Рек и Вод.

Она не говорила ничего, боясь, как бы Адзызлан, истосковавшаяся по применению своих чар, не ввергла ее в немоту…

Перевод с абхазского Андрея БИТОВА и автора