Унтер-офицер и другие [Имре Добози] (fb2) читать постранично, страница - 2

для Рошко.

— Вот-вот. Артерия. Очень верно. Ну так русские хотели бы рассечь эту артерию одним сильным ударом. Потому-то они и ведут наступление со стороны Эрчи.

Мольнар выдавил из себя улыбку, подобающую подчиненному, когда он слушает начальника.

— Хотели бы! — повторил Рошко, заносчиво махнув рукой. — Но это еще не означает, что им это удастся. — Рошко с удовольствием постучал пальцем по столу. — То-то и оно! Желание-то есть, а возможности нет. — И он собственноручно сунул сигарету в рот унтер-офицеру и дал прикурить. — Тут-то они и сломают себе шею. Видишь вот эти черные пятнышки? Это все орудия. Все холмы вдоль шоссе забиты нашей артиллерией — от Лиошда до Пакозда.

— Это грандиозно, господин подпрапорщик.

— Да-да! Они думают, что мы уже наложили в штаны. Ну, им еще придется разинуть рот от удивления. Поди-ка сюда поближе.

Когда у Рошко бывало игривое настроение, приходилось ему подыгрывать. Особенно сегодня. Главное, чтобы он ничего не пронюхал, ни капельки. Иначе эта игра не будет иметь никакого смысла. Они уже давно видят друг друга насквозь. К тому же однажды, еще в Шепетовке, унтер-офицер застал строгого подпрапорщика за довольно неприглядным занятием. Это была, увы, большая ошибка Мольнара.

Он тогда побежал за Рошко в подвал для арестантов, чтобы сообщить ему что-то, хотя тот запретил кому бы то ни было ходить за ним туда. Однако Мольнар, как бывалый фронтовик, прекрасно знал, что подпрапорщику совершенно нечего было делать внизу, ибо там было царство контрразведки. Отвратная получилась история!

В подвале Рошко как раз занимался «коллекционированием».

— Я собираюсь жениться, — говорил он арестантам, — а на обручальные кольца, сами понимаете, жалованья не хватает.

И он заставлял заключенных показывать ему руки, как это делают в школе на медосмотре. Камера была битком набита, но кольца оказались у немногих, человек трех-четырех. Те, у кого они имелись, отдавали их без звука, в душе надеясь, что ничтожное колечко может спасти нм жизнь.

Завершив «операцию», Рошко вежливо поблагодарил заключенных за их любезные пожертвования и, отвернувшись, вытащил из внутреннего кармана френча целую связку обручальных колец, нанизанных на толстый шпагат. Их было около трех сотен.

И тут он увидел ожидавшего его унтер-офицера. Ни удивления, ни злобы не отразилось на лице Рошко. Выслушав доклад, он спокойно нанизал на шпагат вновь приобретенные колечки, а когда они вышли во двор, сказал:

— За то, что ты увидел мою коллекцию, тебе теперь несладко придется. Теперь-то ты уж наверняка освободишься из этого батальона или только после окончания войны, или никогда!

С тех пор Рошко не отставал от Мольнара и не отпускал его от себя ни на шаг. Хотя унтер-офицер и на фронте официально выполнял обязанности посыльного мотоциклиста при штабе, Рошко полностью присвоил его себе. И с этим ничего нельзя было поделать.

Начальник штаба даже радовался, что его помощник лично проверяет все на свете. Впрочем, Мольнара недолго искушал соблазн донести на своего начальника. Он и сам был повинен кое в каком мародерстве. Пусть это были не золотые кольца, а еда да выпивка, но с полгода сроку за это можно было бы схлопотать. Да и какой имело смысл доносить на Рошко, который играючи отмел бы от себя все обвинения. У него, сколько бы ни пытались, не смогли бы найти даже чужой пуговицы от штанов. В конце концов все кончилось бы одними неприятностями для самого доносчика.

Несколько позже у Мольнара и вправду начались неприятности, но совсем по другому поводу. Под Марамурешем они с Рошко попали под огонь русских минометов и отстали от батальона, который в это время спешно отступал. Крупный осколок мины порвал цепь мотоцикла.

Рошко уселся на обочине и спокойно закурил, поглядывая на суетившегося унтера, у которого, к счастью, оказалось запасное звено для цепи. Однако Мольнару пришлось попотеть, прежде чем он починил цепь.

— Да, — заметил Рошко, со злостью сплевывая в траву, — здорово нам русские надавали по заднице.

От волнения у Мольнара сорвалось с языка то, о чем он давно думал:

— Это уж точно. Все давно говорят, что нам основательно дали по заднице.

— Болван! — оборвал его подпрапорщик. — Нам только здесь дали по заднице, больше нигде!

И тут же на клочке бумаги Рошко написал донос на Мольнара, приписав сверху: «Протокол». Сначала Рошко подписал донос сам, а затем заставил подписать и Мольнара.

— Вот так-то, паренек, сейчас я эту бумаженцию уберу подальше, а когда нужно будет — достану и дам ей ход. Когда — это уж от тебя будет зависеть. Может, и никогда.

Пареньком он назвал унтера только в тот раз, больше он его никогда так не называл. Неужели Рошко и в самом деле думает, что еще ничего не решено и война не проиграна? Может, и так. Тот, кто не хочет поверить в крах, как бы он ни был умен, видит в признаках этого краха совсем другое. А может, пока колесики этой шарманки — проигранной войны — еще как-то крутятся, его