Время междуцарствия [Екатерина Франк] (fb2) читать постранично, страница - 4

высказать ее вслух он не успел, обратив свой взор на нечто, очевидно, более важное за спиной сестры. Дуатентипет выдохнула с облегчением, оборачиваясь: сановник Та-Меру, по всей видимости, закончив переговаривать с проведшими первый осмотр покоев фараона дворцовыми дознавателями и лекарями, вошел в залу и почтительно поклонился всем родственникам убитого владыки

При дворе этого человека именовали просто «господин Та», как он предпочитал именоваться в документах – в любом случае, перепутать его с кем-либо иным, пусть даже и носящим то же имя, было невозможно. До недавнего времени он носил титул верховного советника его величества и пользовался его безоговорочным доверием; однако после восстания в Мемфисе – взбунтовались строители храма Амона, заявив, что не получали жалованья несколько месяцев, и открыто объявив сановника Та казнокрадцем, расхитившим отведенные для исполнения работ средства – его величество неожиданно лишил всесильного помощника должности, оставив, тем не менее, при дворе. Немилость фараона тот принял вполне сдержанно – присутствовал на всех собраниях, держался в них особняком, однако всегда имел свое мнение по всякому вопросу и высказывал его, будучи спрошен.

Теперь же сановник Та не стал дожидаться чего-либо, испытывая терпение божественнорожденных господ. Кратко и скупо он изложил то, что удалось выяснить: его величество, вне всякого сомнения, был убит кем-то из приближенных, ибо посторонних людей, по свидетельству стражи, во дворце целый день не объявлялось; заговор был составлен тщательно и явно хорошо подготовлен: тела восьми стражей-меджаев, исполнивших свой долг до конца и погибших, защищая владыку, носили следы самым мастерским образом нанесенных ударов; отыскать убийц не удалось, но поиски идут тщательнейшим образом.

– Значит, вы не знаете, кто именно совершил это преступление? – перебила его вторая жена покойного владыки, красавица-хеттянка Тия – мать Пентенефре. Сановник Та ответил с поклоном:

– Я не смею обвинять кого-либо раньше времени. Этой же ночью будут допрошены все дворцовые слуги, а с утра дознаватели должны будут разослать вестников к тем, кто сегодня был во дворце. Это относится и ко всем присутствующим – надеюсь на ваши снисхождение и понимание.

– Когда нам следует ожидать вестника от дознавателя? – прозвучал из глубины зала низкий спокойный голос: Дуатентипет обернулась, вздрогнув, чтобы поймать брошенный из-под тени плотной церемониальной накидки взгляд Нейтикерт – верховной жрицы богини, чье имя ее служительница носила в своем собственном. До сих пор хранившая молчание, теперь она подняла голову, открыв почти полностью лишенное привычной для женщины краски, однако все равно похожее на каменное изваяние неподвижностью черт лицо и непроницаемые, холодно и ярко блестевшие черные глаза, обведенные сурьмой – как полагалось той, что могла проникать в тайны божественной воли.

Сановник Та обернулся к ней; его широкое, мясистое лицо мгновенно отвердело, а в глазах замелькали недобрые искры:

– Как только у него возникнут какие-либо вопросы и предположения, разумеется. Возможно ли препятствовать тому, кто расследует дело о величайшем из мыслимых злодеяний?

Каменное лицо Нейтикерт чуть заметно дрогнуло; на мгновение Дуатентипет почудилась в нем тень какого-то тайного сомнения. Однако служительница богов безукоризненно владела собой – когда она снова заговорила, взгляд ее уже был совершенно ясным и спокойным, как прежде:

– Разумеется, нет. Я лишь хотела предложить великому советнику не руководить делопроизводством единолично – дабы никто не осмеливался обвинить после господина Та в пристрастии или в неверности вынесенного решения…

– Опасения госпожи Нейтикерт не имеют оснований, – заметив, что опальный сановник уже с трудом сдерживал свое негодование при этих словах, вмешался наследный царевич Рамсес. – Дознание будет тщательным и справедливым: я лично займусь этим делом, – прибавил он со значением, окинув всех в зале таким взглядом, что стало ясно: разговор сей был окончен.

Затем речи пошли о похоронах владыки и последних его распоряжениях относительно щедрого вклада в храм Амона: жрецы его были слишком влиятельны, чтобы отказать им напрямую или признаться в недостаточной наполненности царской казны. Слово взял Пентенефре – словно не замечая скрытого недовольства старшего брата и его матери, молодой и нетерпеливый, он сходу принялся предлагать разные предлоги для отказа. Нейтикерт, загадочно поблескивая своими непроницаемыми черными глазами, наблюдала за ним, казалось, едва ли не с любованием; настолько, что Дуатентипет ежилась на своем месте от ревности и невозможности как-то высказать ее. Измучившись, она наконец склонилась к великой царице, шепотом попросив позволения удалиться. Тити отпустила приемную дочь нетерпеливым взмахом руки, похоже, забыв, что сама прежде позвала ее; и Дуатентипет была несказанно этому рада.

В своих покоях она