Я никогда не буду частью большой истории [Никита Королёв] (fb2) читать постранично, страница - 2

окном плыла уже все медленнее, но ребята скинулись мне на ещё один билет, после чего мы выскочили из поезда.

Вокруг был Дедовск. Одиноко высилась панельная многоэтажка  – бледно-жёлтая, пыхтели кирпичные трубы вдоль путей – буро-красные, но цвета эти видел глаз, отстранённый от сердца, тогда как на самом деле всё вокруг было безнадежно-серым. Алиса, пошарив по карманам, объявила, что тоже потеряла свой билет. Пошли разные версии: билеты делают из растворяющейся бумаги, и это всё магия Дедовска. Мистер Монтэг сказал, что в таком случае намеревается держать свою зеркалку в магияустойчивом чехле до конца поездки. Кое-как мы объяснились с работником у турникетов и вышли с платформы. Нас ещё какое-то время сопровождала ущербная переходная торговля, после чего начался лабиринт ржавых дворов, барачных домов и выбоин в асфальте, напоминавших своей формой то место, откуда мы все явились на этот свет. По сторонам грустили рядки артритных деревьев, их ветви раскинулись по небу как сосудистые звездочки на старческих ляжках. Попрошаек нигде не было, потому что и просить было не у кого. Ноги несли нас в случайном направлении. Мы гоготали, тыча пальцами во всё подряд, но смех наш скрёб по здешней траурной тишине ржавым гвоздем. Миновав лабиринт, мы вышли к прудику с патлатым островком посередине. В нём плавали утки, но и они были настолько унылыми, что казались ненастоящими. За прудом показался храм. На его территории, на уже доживающей своё лужайке, росли два костлявых кустика. Табличка возле них гласила о том, что их посадили двое каких-то важных священнослужителя в две тысячи восемнадцатом году. На нас незаметно опустилась мрачная задумчивость. Колючая прервала её словами о том, что Кинг списывал свой городок Дерри именно с Дедовска. Все оживились и стали плести этот фарс с разных концов. Я развернул это в целую историю о том, что Дедовск мы выбрали совсем не случайно, как нам кажется. На самом деле все мы выросли в нём и забыли об этом, но пришла пора, и мы, спустя много лет, влекомые интуицией, вернулись в свой родной городок, чтобы расправиться со злом, поселившимся здесь ещё в начале времён, и все это было лишь частью предопределенности. Мистер Монтэг представил мои слова публике как лекцию о детерминизме. Прокофий же сказал, что теперь понятно, кто так и не решился встретиться лицом к лицу со своим прошлым и кого мы только что поминали. 104-ый до сих пор не прочитал мои сообщения. Мы пошли в храм ставить за него свечку. В храмах меня всегда посещают двойственные чувства. Первое время это мечтательная одухотворенность: всё мирское выходит из меня, и мне становится стыдно за демагогию моей светской жизни и потакание амбициям осиротелого мира. Но затем, когда я уже почти склонил голову в высоком смирении, что-то толкает меня в плечо и говорит, что это не выход, а только карцер в тюрьме. Я пытаюсь откреститься от этого, ещё отыгрывая христианский восторг, но тщетно. На ум приходят семинаристы, поголовно занимающиеся запястным творчеством и маразм РПЦ, и всё это благолепие киснет в осознании того, что Богом здесь и не пахнет, хотя пахнёт, безусловно, очень недурно. Наверное, моя душа неспасаема. Слева от алтаря страдальчески смотрела со стены последняя царская семья. Кто-то всучил мне стыдные мысли о Матильде да и вообще о каждом из семьи: о пылкой юности старших дочерей, об озорстве маленького цесаревича. Должно быть, в этих церковных нарядах им ужасно тесно, но все они сейчас были надежно заламинированы под своей новоиспеченной святостью. Очищенные, блаженные и мертвые. Все мы поставили по одной свечке и собрались у алтаря, где в стеклянной коробочке, на маленьких серебряных крестах, под линзами покоились мощи трёх монахов. Они походили на крохотные экземпляры органической ткани из моего детского наборчика с микроскопом. Ниже было описание. Первый всю жизнь ел только перед заходом солнца, – да и то одни лишь отруби – и видел ангелов. «Может, оттого он их и видел, что мало ел» – опять ткнул меня Лукавый. Второй отличался безупречным образом жизни и усердно поднимал свой сан, начиная с тысяча семьсот девяносто девятого года. Но все знают этот год по совершенно другому событию. Далее приведены даты с разрывом в несколько лет, констатирующие восхождение монаха по лестнице церковной иерархии, однако история запомнила эти даты по другим причинам. Монах умер в 1957-м году, через год после коронации Александра Второго. Третий монах питался только хлебом с водой и обладал даром целителя. За монашеский подвиг, выстраданный и выголоданный, был причислен к лику святых. Но кому сейчас нужен этот подвиг? Пустой церкви или кусочку кожи под линзой? Как только мы вышли из церкви, мне написал 104-ый. С ним было всё в порядке – он просто проспал. Сказал, что попробует успеть на электричку через час. От церкви мы двинулись в случайном направлении. Улицы стали длиннее и шире. Прямо у дороги догнивала заброшка. Больше ввысь, чем вширь, она напоминала смотровую башню. Мы решили её осмотреть. По