Безумное такси [Александр Граков] (fb2) читать постранично, страница - 3

толчке оторвался от ненадежной опоры, пролетел, вытянув руки, сосущую пустоту, намертво вцепился немеющими ладонями в края бадьи и повис, всем телом прижимаясь к шершавому проржавевшему металлу, словно к материнской груди. И тут же словно оглох на время — прекратился треск и грохот падающих лесов, не слышно было криков рабочих, даже двигатель крана замолк, казалось — такая вокруг воцарилась напряженная тишина. Потом очнулся от временного шока Серега.

— Опускай, мать твою! — он вызверился на Любашку, которая побелевшими пальцами вцепилась в рукоятки управления, не зная, что ей делать дальше. Майна, сучка, майна, или я твой рот…

— Ой! — взглянув на его перекошенное яростью лицо, практикантка неловко дернула рычаг сброса и бадья дернулась вниз вместе с приросшим к ней Толяном. Юрка выглянул из-за спины Сереги и вмиг оценил ситуацию.

— Муфтой притормаживай, Любаша, — спокойным голосом проговорил он, глядя на девушку ласково, с какой-то даже отеческой любовью. — Переключи скорость и помалу стравливай сцеплением.

Кажется, дошло. Немного успокоившись, Любашка плавно затормозила спуск бадьи, со страхом глядя на тело бригадира — не сорвется ли вниз. Рывок получился действительно внушительный, другого бы наверняка сбросило. Однако Толян уже сросся с этой железкой, как сиамский близнец, и никакая сила не смогла бы оторвать теперь его руки от нее. Так и опустился вместе с ней возле горы металлических труб вперемешку с обломками досок. Это было все, что осталось от сборно-металлической конструкции лесов для производства строительных работ — так, кажется, пишется в инструкции по её применению. Наверху, в кабине крана, Любашка оторвала ладони от рукояток и, облегченно переведя дух, изящным комочком скатилась по вертикальной лесенке вниз, едва успевая перебирать ногами металлические сварные ступеньки. Подсобники также бросились к бригадиру… и остановились, словно вкопанные, с откровенным ужасом глядя на него.

— Вы чего, а, братва? — с нервным смешком глянул на них Толян. Помогите лучше руки отклеить от этой железяки — закурить не могу. Это шоковое состояние, да?

— Т-ты поседел, Т-толян, — выговорил, наконец, заикаясь, Вася Шкаф могучий дектина, ворочавший запросто в одиночку железобетонные оконные перемычки. — Весь поседел, нахрен.

— Как это? — недоумевающе вопросил Толян и понял, как, когда подбежавшая Любашка поднесла к его глазам маленькое карманное зеркальце его темно-русая шевелюра сейчас была словно пеплом посыпана. Всплошняк причем, до самого затылка и бакенбард.

— Ни фига себе? — тихо произнес он. — А…как же тогда Витек, парни?

И только сейчас все вспомнили о его напарнике. А вспомнив, бросились ожесточенно разбирать завал из досок и труб, расшвыривая их как попало в разные стороны. И наткнулись на Витька почти сразу же — он лежал под неким подобием шалаша, образованного упавшими лесами — ни одна щепка не задела его тела, ни одна стойка не коснулась лица. Но это было уже потом — Бугаек упал на осколки битого кирпича, остатки гравия и куски мелкого бетона. С виду его тело не претерпело никаких изменений, лишь тонкая струйка крови оставила свой след в уголке рта. Но когда Шкаф попробовал приподнять его, чтобы вытащить из-под завала, оно заколыхалось в его руках наподобие студня. Это была лишь оболочка Витька, обыкновенный мешок из шкуры, набитый желе с перемешанными в нем как попало костями. И Шкаф, всегда до этого стоически переносивший любое самое жестокое похмелье, сейчас не выдержал метнулся за угол подсобки, зажимая рот обеими руками. Любашку же как ветром сдуло с места трагедии ещё пять минут назад — она первой поняла, во что превратился любимец бригады Бугаек — всегда загруженный свежими анекдотами по самое некуда, вечный остряк-самоучка, неунывающий и неувядающий, несмотря на свои сорок два года. И теперь изнутри подсобки доносились безудержные рыдания взахлеб, выдавая её местонахождение.

Толян, наконец, с усилием оторвал дрожащие ладони от края бадьи и первым делом сунул в рот сигарету, отчаянной затяжкой стараясь загнать подальше в желудок застрявший в горле тугой неподатливый ком, одновременно грязным кулаком загоняя влажную пелену с глаз в самые их уголки. Затем подошел к неподвижному телу напарника и яростно уставился на обнажившийся фасад дома с поэтажной фигурной отделкой — строение было элитным.

— За что ты Витька угробил? Он ведь за прошедшую зиму в каждый твой кирпичик вложил тепло своих рук и души, замерзая там, на подмостях. Мы ведь почти полюбили тебя, считая уже вроде как своим…

Дом промолчал, затаенно пялясь на него огромными оконными и балконными проемами.

— Отвечай, сволочь, за что ты его, за что всех нас? — Толик подхватил лежащий неподалеку "карандаш" — пудовый лом, и вдруг принялся яростно крошить ближайший к нему угол кирпичной кладки.

Подоспевшие рабочие еле оттащили его от стенки, отобрав лом. После этого бригадир как-то враз увял и, закурив