От сердца к сердцу [Коллектив авторов -- Антология, Сборник стихов/рассказов] (fb2) читать онлайн

От сердца к сердцу Короткие истории

ISBN 978-5-0051-6492-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От сердца к сердцу

Я знаю, какой трепет, радость, удивление испытываешь, когда впервые видишь свой текст опубликованным. Когда твои слова стали частью книги. Удивительное ощущение.

Я знаю, что многие, кто приходит на мои страницы в социальных сетях, на мои учебные курсы и даже в Школу копирайтинга, на самом деле, находятся в большом путешествии — к своей книге. Для тех, кто чувствует в писательстве призвание, кто уже осторожно присваивает себе такое весомое слово «писатель» каждый пост, каждое упражнение, каждая учебная программа — еще одна ступенька к желанному моменту, когда вы сидите в окружении читателей в книжном магазине и подписываете свои книги. Экземпляр за экземпляром, уже ломит пальцы — непривычно так долго писать ручкой, но это сладкая усталость.

Я очень рада выступать рукой судьбы и напутствовать вас в творчество. Для этого я провела конкурс рассказа. собрала ваши произведения под обложкой этого сборника. И давайте скажем большое спасибо корректорам, которые читали ваши тексты: Алене Абрамовой, Татьяне Бодулевой, Полине Мелман.

Счастливого вам творчества!

С любовью, Ольга Соломатина

@osolomatina

ada__ten

Алим

Что ж, перевелась из 11 класса сразу на второй курс? Я ожидала, что пары будут сложнее. Но пары были легкими, задания еще легче. А учились мы с 8 до 12, что на два часа меньше, чем в колледже. Стоял теплый сентябрь. В 2011 году в мире не происходило ничего интересного, так считала я. Но в Америке были ливни, в Катаре — покушение на Эмира, в Австрии — чемпионат мира по ралли. Мой мир рухнул. Потому что вместо лингвистического факультета я выбрала экономический.

Сидела и думала только о том, что уровень образования лингвистов в нашем университете был, мягко говоря, не очень. Ибо там было шесть уроков английского языка с разными названиями, но приходил только один преподаватель, давал задания и уходил. И получалось, что ты предоставлен сам себе эти девять часов (хе-хе, сейчас переводчику-фрилансеру надо распределять время самостоятельно, учиться тоже самостоятельно — все было правильно в построении обучения). Меня категорически не устраивало это тогда. А еще группа была непонятной. Они были очень разными, начиная от религиозных фанатиков и заканчивая сатанистом. Последний раздражал меня потому, что ставил хеви-метал на полную громкость. Когда я делала ему замечание, он даже не обращал внимания, как будто был в трансе. «И да, почему мои четыре девочки из колледжа ушли в другие группы, когда я вынуждена была сидеть тут с непонятными», — думала я.

Придя домой, я открыла сайт, в котором говорилось, что если ты хочешь стать хорошим переводчиком, то мало знать язык, нужно еще и выбрать какое-то направление. Обычно, закончив лингвистический факультет, переводчики учатся в магистратуре по экономике или юриспруденции, а некоторые заканчивают горное дело. И тут моя ненависть к заведующей, которая говорила в 11 классе, что нас лингвистов всего пять и поэтому мы должны быть вместе с экономистами или выбрать другой факультет, прошла. Я подумала: «А я сделаю наоборот». И с удовольствием вернулась на экономический, к тому же я очень любила своих друзей. «Закончить за компанию? Почему нет? К тому же, когда я закончу, мне будет 19, а иметь магистратуру в 21 будет преимуществом, — подумала я. — Я буду единственной».

Но все же, мой мир рухнул: я сижу на уроке политологии полностью в своей тарелке с двадцатью единомышленниками и пишу лекцию. В конце урока преподавательница Элина Алиевна спросила, кто занимался танцами. Я подняла руку и она пригласила меня после уроков на собрание. Я не спросила что за собрание, но все же туда пошла.

Элина Алиевна сидела в своем кабинете, у нее были волнистые волосы до середины спины, большие добрые глаза, курносый нос и миловидное личико. На правой руке было обручальное кольцо. Несколько девочек уже собрались и мы дождались еще троих. Преподавательница сказала, что в конце сентября будет празднование дня рождения университета в филармонии, она хотела бы, чтобы мы помогли с организацией и станцевали разные танцы мира. Мы согласились. Она распределила роли и мне достались татары, которых я так любила.

Я ждала с нетерпением следующую встречу, чтобы рассказать все о том, что я узнала у любимых татар, но у меня была привычка опаздывать. И, конечно, на встречу я опоздала. Когда я вошла, учительница сказала: «Заходи», — и я увидела его. Черные кудрявые волосы, черные глаза, длинные ресницы, курносый нос и пухлые губы. На нем была черная косуха, фиолетовая футболка и джинсы. Ростом он был меня на голову выше.

Элина Алиевна сказала: «Алим, а выбери-ка ты!».

Он посмотрел на список и на всех девчонок. А потом начал распределять по-новому — каждая записывала свою страну. А мне было обидно, что я не расскажу про татарский танец. Последние две страны — Казахстан и Кыргызстан. Он колебался на одной девочке. Но, увидев мои глаза, он почти воскликнул: «Кыргызстан, однозначно».

После распределения Элина Алиевна сказала, что пригласит хореографа завтра. А пока будем пить чай с печеньками. Я старалась скрыть смущение и не показывать, что он мне понравился. Он куда-то вышел и учительница сказала: «Ой, Алимка такой молодец. Он учится на третьем курсе по специальности „Банковское дело“, стажировку в АзияУниверсалБанке прошел, работает. А еще у него отец кыргыз, а мама испанка».

Тут обалдели все. Я почему-то очень удивилась и не поверила. Он пришел и сказал: «Девочки, простите, там не было вина, но я взял шоколадки». Мы сидели, общались и развлекались, я заметила, как он странно смотрит на меня, от смущения и неловкости сказала, что мне пора и ушла. Он дал мне шоколадку, чем засмущал еще больше.

Мои мысли теперь были только об Алиме. Третий курс, банковское дело. Я училась по специальности «Финансы» на курс младше и глазами искала все время его. Днем позднее пришел хореограф, но Алима не было. Мы репетировали каждый день. Я же, заносчивая и мечтательная, мечтая об Алиме, подвернула ногу и на целых 3 недели оказалась заперта дома. Болела левая лодыжка, к тому же врач запрещал ходить, не то что танцевать.

Меня пришлось заменить, и кыргызский будет танцевать Айка.

Спустя месяц я шла в аудиторию, а на лестнице стояли Жаркын и Алтынай с третьего курса и с ними Алим. Я поздоровалась, Алим посмотрел на меня, но не ответил. Он как будто не узнал меня. Из-за этого я еще больше закрылась в себе. Все следующие полгода я не делала ничего, кроме просмотра сериала «Маргоша» и выполнения домашних дел. Каждый раз, когда я видела третий курс, то замирала в поисках Алима. Но когда находила, то смущенно опускала глаза и смотрела сквозь него. Меня восхищал его стиль и манера говорить. Правда меня раздражало, что он курит. Не потому, что я была против, просто ему курить не шло. Пытаясь забыть этого человека, я записалась в кружок Сайф — Студенты в свободном предпринимательстве. Меня вдохновил мужчина из магистратуры, который был лидером команды, и я хотела стать такой же. Я подражала ему во всем, слушала внимательно, подчинялась, представляла, что буду такой же. И на одно собрание пришел Алим. Я была в кружке уже 4 месяца, но не знала, что Алим — член команды. Лидер моей команды начал знакомить нас, хотя я давно уже знала его. Алим был членом команды, но ходил туда только когда позовут, чтобы красиво что-то показать или рассказать.

«Очень приятно, Ханзада», — и протянул мне руку. И улыбался.

На нем была белая футболка, джинсы и белые кеды. После собрания ему нужно было в Бишкек Парк, а мне было по пути. И он проводил меня до остановки. Он шутил и рассказывал байки, я же жутко стеснялась, тихо улыбалась, и внутренняя паника охватывала меня, каждый раз, когда он говорил комплимент. Весь день он не выходил у меня из головы.

На следующий день после пар, у нас была фотосессия, и мы с Алимом играли в пинг-понг. Это было так весело. Потому что мы играли не друг напротив друга, а вместе против нашего лидера и сокомандницы. Воздух был теплым, все было зеленым и цвело. Я никогда не была так счастлива, как в тот день. После фотосессии Алим проводил меня до остановки, сказал, что очень ждет нашей встречи. Чтобы не расплакаться, я села в первую приехавшую маршрутку и сказала: «Пока!». Он помахал мне.

На следующей неделе, были соревнования по определению лучшей команды. На мне были очки с бирюзовой дугой, а на нем черные. Он поменялся со мной, чтобы очки были в цвет его галстука. После выступления, мы всей командой пошли домой. Алим сказал мне тихонько на ушко: «Будь счастлива, всегда!», — и ушел.

Я забыла, что на мне были его очки, приехав домой, я хотела ему написать в «Одноклассниках», но было поздно, и я решила лечь спать — рано утром надо на работу, а потом на учебу. Я решила, что напишу ему завтра вечером, ведь у нас много времени, чтобы узнать друг друга. К тому же я стеснялась. «Но скоро лето, я буду на каникулах, буду ходить на курсы, и у меня будет куча времени, чтобы сблизиться с Алимом, — подумала я. — Ханзада и Алим — и вправду красиво звучит». Легла спать.

На следующий день я с 7 до 10 была на работе, в 11 приехала на учебу, ничего не предвещало беды, но 11:40 на предпоследней паре, моя одногруппница сказала: «Представляете, Алим умер! Он повесился. Знаете, с третьего курса, «Банковское дело?».

Я не поверила и побежала вниз, там действительно висела фотография Алима с черной лентой с надписью: «Ты всегда в наших сердцах!».

Да, Ханзада, у тебя есть теперь вечность, чтобы узнать человека…

***

В конце нулевых плакаты кумиров у тинейджеров висели на стенах их комнат. У него в комнате висел Майк Тайсон. На подоконнике стояла капа, в углу комнаты боксерские перчатки, в шкафу классическая одежда. Ему было 19 лет, и он был молод и здоров. А еще в тот день рассказывал сестре и брату, как проиграл бой. Он говорил о том, как нечестно поступил его соперник, что напал на него. У Ильгиза на уме были только деньги и девочки. Все думали, что у него в голове высокие моральные ценности, но точно не это, потому что на тумбочке стоял четвертый том Толстого, Коран и Библия. Он был очень эрудирован и отличался сообразительностью, коммуникабельностью, а еще предприимчивостью. В 19 лет у него была своя компания, работа мечты и учеба в престижном ВУЗе на бесплатном отделении. То, что он знал все обо всем восхищало всех, в особенности его отца. Такого маленького и жеманного человека лет пятидесяти. Он считал, что его сын похож на его младшего брата, которого он ненавидел. «Почему мой сын так похож на Султана?» — постоянно поражался он. Слишком спокойный, вспыльчивый и ранимый.

В тот день Ильгиз решил выйти в интернет-клуб, чтобы написать объявление о продаже машины в дизеле. И случайно наткнулся на профайл Мии. И всё. Он забыл обо всех девочках. Мия. Он проболтал с ней два часа. Потом на протяжении месяца в чате дизеля они обменивались своими мыслями обо всем на свете. Он пригласил её на первое свидание, купил ей белые розы. Мия была нежной, волнительной и красивой. Их первое свидание прошло в Парке аттракционов «Фламинго». Но холодок в отношении него и совершенная красота делали Ильгиза уязвимым. Боксер и бизнесмен потерял голову от студентки второго курса Славянского университета. Чтобы завоевать ее, он покупал каждый день цветы, писал ей нежные письма, дарил плюшевых мишек. Когда она согласилась стать его девушкой, он познакомил ее с бабушкой. Властная, жестокая и добрая бабушка сказала, что Мия очень хорошая. Тогда Ильгиз решил жениться на Мии. Он снял кинотеатр и пригласил туда Мию. На экране были слайд-шоу с фотографиями и видео из детства Мии и Ильгиза, а в конце он сказал: «Выходи за меня!». Она расплакалась и сказала, что подумает.

Через полгода она ответила: «Да!». Отец Ильгиза недоумевал, как можно жениться в 19 лет, но все равно благословил на брак, ведь считал сына очень взрослым и зрелым человеком. Любовь Мии и Ильгиза была трогательной, милой и нежной. Свадьба же пышной и красивой.

То, что у Мии были дунганские, татарские, корейские, русские и финские корни, немного удивляло родственников Ильгиза. Но все же Мия завоевала сердце каждого члена его семьи. Мия была всегда рядом. Когда начались проблемы с бизнесом и домом, они жили в трёхкомнатной съёмной квартире с родителями Ильгиза, его сестрой, племяшкой и братом. Именно в этот момент родился Тамерлан. Для многих родственников Ильгиза рождение Тамерлана было шоком. Ведь он родился альбиносом. Многие обвиняли её. Другие его. Некоторые не верили, что Тамерлан их сын. Но их любовь крепла, и вскоре появился еще один сын Расим. Расим был точной копией Ильгиза с разницей лишь в том, что улыбался чаще. Они любили друг друга так же сильно. Но родственники Мии были обеспокоены тем, что их зять погряз в проблемах, и не хотели видеть ее заплаканной. Время шло, и от их любви не осталось ничего, кроме детей. Ильгиз приходил домой к полуночи, уходил утром. А по утрам отец Ильгиза постоянно скандалил, упрекая сына в неудачах, долгах и неправильной жене.

Вскоре натура Ильгиза вышла наружу. Ореол над образом Мии растаял, поэтому Ильгиз начал зарабатывать деньги везде, где было можно. Забыв про детей и жену. На работе гулял то с одной, то с другой. Он как будто обрёл себя. Опомниться он не хотел, ведь дома семья не хотела его видеть, а жена с мальчиками жила у его тещи. Ильгиз просил разрешения вернуться, но Мие трудно было простить предательство. Когда скончалась теща, Ильгиз все же приехал. Увидел смятение Мии, обнял ее. Но она поняла, что их любовь закончилась. Поэтому на похоронах Мия решила, что оставит детей у свекра и свекрови, а сама уедет работать в Дубай. Это был конец, они оформили развод.

Любовь не бывает вечной, детская влюбленность прошла. Отец Ильгиза ненавидел эту ситуацию, потому что сын в точности повторял судьбу его младшего брата Султана. Правда Султан развелся с женой, и у него была дочь, а у Ильгиза двое детей, еще и мальчики. Отцу Ильгиза не хотелось верить в то, что его сын развелся, к тому же ради семьи он бросил учебу и карьеру. Дела шли хуже не куда. Зарплаты охранника на предприятии хватало только на еду. Он думал, неужели не могла Мия подождать со свадьбой, из-за которой влез в долги его сын. Могли бы повстречаться и закончить учебу, а потом пожениться. Ведь и Мия бросила учебу ради детей. Отцу Ильгиза было жаль внуков, которые практически не видели ни маму, ни папу. После развода Ильгиз обрел себя. Дела стали налаживаться — он купил дом, квартиру, раздал все долги. Стоило только вспомнить, что двигало им. Деньги и девочки. Кто придумал, что им движут какие-то высокие ценности.

Через 2 года Мия прилетела, как раз в тот день, когда умерла бабушка Ильгиза. Она приехала на похороны, хотя Ильгиз уже женился на другой. Родственники Ильгиза даже при второй жене указывали уважение и почет Мие. Мия окончила заочно учебу, работала на престижной работе. Успешная карьера, двое детей, всегда была рядом с Ильгизом когда возникали проблемы. А новая жена Ильгиза не внушали родственникам никакого доверия, отец и мать Ильгиза и вовсе, терпеть не могли новую сноху. Ведь после Мии ни одна не смогла растопить сердце Ильгиза. Именно поэтому оно потихоньку становилось каменным, ему было все равно. Он забыл, как нежно писал ей письма, дарил плюшевых мишек, водил смотреть на закаты. Он забыл о своей романтичной натуре. Посмотрев на Мию, он вспомнил только как его бабушка говорила: «Внучек, Мия хорошая. Было бы хорошо, если бы ты женился на ней. У тебя в голове только девушки и деньги, они ничего не принесут. А Мия принесет тебе свет двух очей, похожих на тебя». В тот вечер, 27-илетний Ильгиз смотрел на подросших Тамерлана и Расима, которые играли во дворе…

Tasha (L) Sun

***

Хочу в объятьях твоих согреться,

И пусть в руках твоих буду птицей.

Хочу во взгляде твоём растечься,

Оставить башню, размыть границы.

Хочу от слов твоих распуститься,

А в лепестках моих светит солнце.

Хочу в улыбке твоей отразиться,

Достать все звёзды со дна колодца.

Хочу однажды тебе присниться,

Открыть свою потайную дверцу.

Хочу от дел твоих восхититься

И лишь тебе моё вверить сердце.

02.05.19

Воспоминание о Средиземном море

Хочу туда, где голубое небо

Целует синюю волну,

Где гладь небес волнуют горы,

стремясь в безоблачную тишину.

Где розовый закат ласкает

Морской прибой и неба край,

А волны нежно обнимают

Песок, струящийся как шаль.

Там море всю печаль стирает

Обид, как мокрые следы.

Там жизнь покажется счастливой,

Сбывающимися — мечты.

И в миг, когда последний луч, сгорая,

Коснется любящей луны,

Я буду, друга обнимая,

Бродить по кромке синевы.

И вновь увижу, как сверкает

Серебряными отблесками даль,

И лунная дорожка убегает

Вперед и вверх, наверно, в рай.

30.04.12

***

Я дарю тебе радость общения,

Я дарю тебе счастье любви.

Каждым словом, прикосновением

Говорю тебе: «Я — это мы».

Понимаю теперь бесконечности.

Стал Вселенной порядок иной:

Каждый миг появившейся вечности

Наполняю отныне тобой.

29.11.12

Примирение

Дождь слепой рисует радугу на небе,

Ветер гонит облака долой,

Мы с тобой сегодня снова вместе,

И в сердце поселяется покой.

И солнце яркими лучами

Вновь осветило уголки души,

И слезы радугу нарисовали,

Затихнув под слова твои «Прости».

Жизнь ликует.

Каждый листик на деревьях

дышит наслажденьем чистоты.

И нежно раны сердца лечит

Мелодия воскреснувшей души.

28.04.13

***

В день объятий

За окном зима, а в доме свечи

Греют душу мне.

Этот день был не помечен

На календаре.

Я зажгла сегодня свечи,

Отгоняя холод тьмы.

Поцелуем тебя встречу,

Только приходи.

Будут тихо, словно эльфы,

Огоньки мерцать.

Будем мы с тобой, мой милый,

До зари молчать.

Хоровод рисует снежный

За окном пурга.

Мне в твоих объятьях нежных

Будет не до сна.

08.12.15

***

Оставляйте с любовью

без сожалений

Все обиды из прошлого,

Боль и тяжесть сомнений.

Пусть не тянет вас груз

неприятного опыта.

Уходите в рассвет,

Обрывая нить шепотом.

Оглянувшись назад,

Улыбнитесь печалям,

Чтоб за Вами они

Невзначай не сбежали.

Разнесите улыбки

По бескрайнему полю.

Растворите ошибки

в тех улыбках, как в море.

И тогда в Ваших крыльях

Заиграет свобода.

И со счастьем в обнимку

Будет легкой дорога.

30.01.16

Ответ Джио Россо

(Когда увидишь мой смятый след)

Стоптала груды я башмаков, в пустыне знойной стремясь к тебе. Застыло сердце среди снегов, когда сказали, что ты — нигде.

Но смех растопит кусочки льда, когда, спустившись на дно морей, верну надежду обнять тебя, взяв позывные за сто земель. Когда в невесомость взлетев с острых скал, напав на след через облака, я буду верить, что ты меня звал, я буду верить, что я нужна.

Только зови, продолжай окликать всегда, в толпе завидев копну мою, цвета солнечного луча, утонувшего в чёрном чаю. И на упрямое «я сама» ты усмехнешься, поможешь мне. Тогда взгляну я в твои глаза, увижу родинку на щеке. И станет мгновеньем столетий ряд, в скитаниях сгинувший без тебя. Откроет вечность для нас этот взгляд. И губы скажут, что всё не зря.

Пока надежда еще жива, пока я знаю — ты ждешь меня, не испустила последний вздох в моем теле моя душа. Пока назло уговорам забыть мечтать еще способна шагать нога,

не перестану тебя искать.

И ты, конечно, ищи меня.

Айман Адамова

Когда звезды сошлись

— Эй, жарко уже! — довольно резко отреагировала я.

— Ой, извини! — он сразу отстранился на расстояние вытянутых рук.

Такой короткий диалог стал началом нашего знакомства на праздновании дня рождения моего брата. Грубо, зато так я быстро дистанцировалась от подвыпившего парнишки во время медляка, который, вдруг обнаглев, стал прижиматься ко мне все сильнее. Наше положение выглядело комично: мы почти топтались на одном месте, на «пионерском расстоянии» друг от друга. Но я с чувством собственного достоинства дотерпела этот танец. Рядом танцующие пары не заметили нашего конфуза. Было темно. Просторная комната едва освещалась мерцающими бликами светомузыки. И оказалась вдруг тесноватой, сразу вмещая всех желающих потанцевать.

А какой еще нежности и тактичности можно было ожидать от меня, пятнадцатилетней, у которой за плечами череда из четырех школ? И в каждой нужно было самой постоять за себя. Новенькая, и с характером. Если мальчишки, в основном, своими подколками, проявляли скрытый интерес, то с девчонками все было намного жестче и прозаичнее — с драками после уроков и махаловкой ведрами после картошки. Но с ними получалось так — чем жёстче драка, тем крепче потом дружба. Такой «бойцовский клуб» сделал меня дерзкой и выработал во мне определенный стиль поведения. Меня принимали в свой круг, и такая дружба помогала в последующих школах, так как «добрая молва так же, как и худая, всегда бежит впереди человека». Когда узнавали, из какой я школы, и кто мои подруги — старались не придираться.

Ну и парнишка тоже был не промах. В тот вечер я сразу на него обратила внимание. Когда в комнате для танцев стали раздаваться подбадривающие возгласы и аплодисменты, из любопытства я зашла посмотреть, думая, что играют в какую-нибудь игру. В комнате, в образовавшемся свободном круге из расступившихся и громко хлопающих ему друзей, я увидела, что он танцует брейк-данс. Светомузыка добавляла танцу фееричности. В модных свободных брюках-бананах, футболке, выгодно подчеркивающей рельеф, по которому считывалось его увлечение каким-то видом спорта. Он был гибким. Легко и динамично двигался в такт музыке. Стильная короткая стрижка, красиво дополняла его образ.

Это все давало сноску на поведение и уверенность в себе. Позволялась некоторая вальяжность в манерах. Читалась харизма. И да, у него к тому времени была девушка, о которой я узнала чуть позже.

История началась, когда мой брат решил отметить дома свое семнадцатилетие, пригласив новых друзей-ровесников.

Незадолго до этого мы с родителями, младшими братишкой и сестренкой как раз переехали из квартиры в просторный дом.

И родители были не против проведения вечеринки — места в доме вполне хватало.

В назначенный день мы с мамой приготовили салаты, горячее, я испекла торт, старательно украшая и выводя на нем сливочным кремом цифру 17.

После всех приготовлений родители собрались и уехали в гости, оставив меня для помощи по кухне.

В тот апрельский день, погода была солнечной и теплой.

Мы настежь распахнули входные двери. Включили громко музыку. В центре гостиной поставили большой стол, и я занялась сервировкой.

Гости стали потихоньку подтягиваться к пяти часам. Сначала пришли знакомые девчонки брата, а чуть позже стали подходить и друзья.

— Привет, куда идти? — как только он вошел, бодро и по-свойски поприветствовал меня, вышедшую из кухни. Он озирался по сторонам, думая в какую из комнат направиться.

— Здрасьте, хотите, телевизор пока посмотреть или к девчонкам? — немного сконфузившись, среагировала я, на его вопросительные взгляды.

— К девчонкам, конечно! — ответил он с улыбкой, направляясь в комнату для гостей. Как оказалось, они все уже были знакомы — послышались общие приветствия, шутки и смех. На вечеринку собралось примерно человек пятнадцать. Настроение у всех было приподнятое.

А я в это время на кухне, негромко подпевая музыке, заканчивала последние приготовления.

Никого из друзей брата я не знала, так как они были первокурсниками, а я еще школьница, училась в 9 классе. Пай-девочка, до этого с парнями не дружила, а только дралась с задиристыми одноклассниками. Любила ходить в модных штанах свободного кроя или собственноручно разрисованных джинсах-варенках. В этот раз остановила свой выбор на черных легких брючках и блузке с принтом — на черном фоне белые цветы. Перед приходом гостей успела наскоро повертеться перед зеркалом. Плойкой подкрутила дико модную асимметрию, с удлиненной косой челкой, нарисовала черным карандашом стрелки на глазах и в завершении, накрасила красной помадой губы. Ну прямо девочка-вамп! А еще втихушку нанесла на себя каплю маминых французских духов. Полюбовавшись, я осталась довольна своим отражением в зеркале.

В тот вечер за столом с гостями я не тусовалась, предпочитая оставаться особняком на кухне. Только помогала с сервировкой стола и подачей блюд. После застолья в комнате для танцев уже вовсю гремела музыка. Я как раз зашла посмотреть на их танцы.

— Можно тебя пригласить? — подошел он ко мне сразу после брейк-данса. Следом зазвучавший медляк Майкла Джексона мне очень нравился.

— Можно, — не стала выпендриваться я, согласившись. Я еще раньше заметила, что все парни умудрились немного выпить, но не стала от него шарахаться.

Он приятно благоухал парфюмом. Чувствовалась расслабленность после алкоголя и некоторая развязность.

Именно та моя первая, резко осаждающая короткая фраза стала апогеем нашего знакомства и произвела на него отрезвляющий эффект. Он резко отстранился, но как оказалось, интерес ко мне, наоборот, появился еще сильнее.

Вечеринка тем временем проходила весело, с играми и с танцами до утра. Уже под утро, когда все уставшие, тусовались, болтали за столом, он безотрывно буравил меня взглядом. Я, поеживаясь, чувствовала себя не уютно. Пока разрезала торт и разносила чай, меня это внутренне бесило — выпивший и наглый, не обращая ни на кого внимания, он уставился на меня с каким-то прищуром.

«Глаза поломаешь!» — думала я про себя, делая пофигистичное лицо, продолжая сохранять невозмутимость.

Как позже он признался — это была любовь с первого взгляда. Ощущение, что он знает меня целую вечность. И всего-то после одного танца, ему со мной стало легко и спокойно — «как в доску своя».

Еще в самом начале вечеринки, пока собирались остальные гости, он смотрел альбом брата и увидел мое фото.

— А это кто? — спросил он у нашего общего знакомого.

— Так здесь же она ходит, сестренка именинника! — ответил тот ему.

— Да?? Ничё такая! — оказывается так отреагировал он, почти влюбившись по фото. После этого уже стал приглядываться ко мне, запланировав пригласить на танец.

В тот вечер у нас больше не было никаких разговоров и диалогов. Просто игра взглядов и мое внутреннее сопротивление его настойчивому вниманию.

После той вечеринки, он стал частенько приходить к нам домой, под предлогом встречи с братом. Если его не оказывалось дома, хотел непременно дождаться. Мы часто сидели с ним в комнате, болтали о том о сем. Домочадцы догадывались о цели его визитов, ненароком подкалывали меня, подмигивали, вгоняя в краску. Ко всему прочему он еще оказался очень настырным и терпеливым.

Тогда самым любимым и доступным времяпровождением в нашем городке были дискотеки и кино. Мы собирались там с девчонками. И он стал по умолчанию провожать меня после дискотек. Меня это немного подбешивало.

— А где твоя девушка? — спрашивала я, стараясь его отшить.

— Мы с ней разбежались! — ответил он, отчего я, конечно, офигела.

Мы все чаще образовавшейся компанией отмечали дни рождения и праздники.

Никто из других парней не мог ко мне подойти. Он устроил полную изоляцию, если кто и подходил, то потом очень жалел об этом.

— Ты чё, дружишь с ним что ли? — спросил как-то небрежно один пацан, увязавшись нас провести, когда мы с подругой возвращались из кино.

— Тебе надо такого… чтоб по ресторанам водил! — парировал он, даже не дождавшись моего внятного ответа. Я, тогда еще школьница, удивилась дерзости паренька, но реплику все же приняла как комплимент. Надо ли говорить, что потом тот пацан отгреб за нее. И я не ожидала, что все закончится мордобоем.

Так незаметно с момента нашего знакомства прошли весна и лето. Наступила осень. Со своими пасмурными дождливыми днями и холодными вечерами. Начались учебные дни. Когда так не хочется просыпаться спозаранку в школу. В тот год я из 9 класса сразу перешла в 11 выпускной класс, тогда только ввели одиннацатилетку в школах. 10 класса у меня просто не было. Впереди меня ожидали экзамены, выпускной и поступление в институт в другом городе. О дружбе с мальчиками я даже и не думала. Но после уроков он меня часто встречал и провожал до дома. А я все еще не воспринимала его всерьез. Ох, эта неугомонная девчачья душа — под стать настроению. Вечно ищущая приключения! Чего не хватало взбалмошной девчонке? Скорее всего, возможности прийти самой к своему собственному решению. Чувства, что выбор был сделан именно мной, без настойчивого давления со стороны.

Однажды на очередной дискотеке я не пошла с ним танцевать и тут же согласилась на танец с посторонним парнем — бунтовала, как могла. Это стало последней каплей его терпения.

«Да пошла ты!» — как он позже мне признался, выругался про себя.

И просто молча ушел, демонстративно не проводив после дискотеки — и правильно сделал, как потом показала практика. В тот момент он повел себя, как истинный стратег. Взял и испарился в неизвестном направлении. Не приходил, не провожал. Не появлялся на общих мероприятиях. В то же время другие парни старались обходить меня стороной — уже ведь чревато было.

В нем видать взыграла самая настоящая ущемленная мужская гордость.

И это сработало! Он выбрал правильное время. Тоскливая осень с зарядившими дождями не добавляла красок в жизнь. Я скучала без него. Мне стало его не хватать. Когда привыкаешь к такому повышенному вниманию, постоянному присутствию рядом — это так тешит самолюбие девчонки. Без этого обожания чувствуешь себя брошенной, покинутой и ненужной. Я оказалась в вакууме. Один на один со своими мыслями, переживаниями. Услышав его любимую музыку впадала в тоску, страдая от этого еще больше. Вела дневник, в котором писала о своих вдруг проснувшихся чувствах. В школе больше думала о нем, чем об уроках. Подруги были в шоке от моих перемен — то была неприступной и гордой, а тут я поплыла, как пластилин. Лепи, не хочу. Каждый мой день, превратился в сплошное ожидание его прихода.

Он избрал правильную тактику. Откуда у семнадцатилетнего пацана такая находчивость? За полгода дать привыкнуть к себе, почти постоянно быть рядом, а потом резко уйти. Хотя, о чем я? — это же элементарный прием против таких строптивых и упертых, как я. Хотела свободу — получай! Но я уже не знала, что с ней делать. Я не могла понять свои чувства. Что это? Просто привычка, выработанная до автоматизма, которая внезапно прервавшись, дала такой сбой. Или так зарождается любовь? Не имея никаких временных рамок и четких инструкций. Если он «Пришел. Увидел. Победил» — читай «Полюбил», то у меня не сразу сработал такой алгоритм, растянувшись на неопределенный срок.

За время его отсутствия город окутали холода. В воздухе уже чувствовался легкий морозец, потихоньку наступала зима.

Он появился так же неожиданно, как и испарился, примерно через месяц.

— А где ты был, уезжал? — спросила я его после взаимного приветствия, как бы между прочим, когда мы случайно встретились на улице.

Я и не думала бежать к нему навстречу с распростертыми объятиями, от вдруг нахлынувших и пережитых чувств. Ха, я еще старалась сохранять «хорошую мину при плохой игре».

— А чё, соскучилась? — вопросом на вопрос, парировал он. Глядя на меня с хитрым прищуром.

— Ну так… — решила я немного отпустить свои вожжи.

Мы шли по направлению к моему дому, расстояние было большое, можно было о многом успеть поговорить.

— А у меня все пацаны спрашивают «так вы дружите или нет»? — начал он издалека, желая прояснить в конце концов, сложившуюся между нами ситуацию.

Я иду, глядя себе под ноги, и думаю: «Если я сейчас его отошью — он больше не придет». И вслух произношу:

— Ну говори, что дружим, — выдохнула я, принимая и правда, самое долгое и судьбоносное решение в своей жизни.

В тот момент еще и не подозревая обо всех ожидающих нас впереди преградах и хитросплетениях судьбы.

С чего начинается дружба между парнем и девушкой?

У нас началась с того, что он взял мою руку в свою. И больше не отпускал. Есть в таком простом движении, какое-то таинство. Словно все волшебные, чувственные точки, находятся на кончиках наших пальцев. Я впервые почувствовала душевный трепет — внутри нежно запорхали бабочки… заставляя сердце неистово биться.

Время летело неумолимо быстро. До окончания школы мне оставалось полгода.

— Куда ты решила поступать? — спрашивал он меня. Когда мы темными вечерами, взявшись за руки, возвращались из кино.

— Все-таки поедешь в другой город? — с надеждой, что я передумаю, — в последнее время, это был самый часто задаваемый вопрос.

В глазах при этом сквозила вселенская грусть, словно мой поезд уже завтра. Наши встречи едва начавшись уже напоминали пронзительные прощания. Придавали романтики отношениям и некую временную плоскость, которая вот-вот закончится — когда знаешь, что скоро уезжать в неизвестность. Острее всего это ощущается в зарождающихся чувствах.

Учеба в другом городе предполагает разлуку — другие люди, интересы, обстановка. Мы мучились оба.

— А давай поедем вместе? — просила я его. — Поступим вместе в институт, зачем тебе техникум? — Ты только представь, будем всегда вместе! — зажмуриваясь от предвкушения, все чаще подбивала я его на то, чтоб он бросил технарь и поехал со мной.

— Нее, ты чё, я со своего городка никуда, буду всю жизнь жить и учиться только здесь, — всегда с упрямством и твердостью отвечал он мне.

Приближались первомайские праздники с ежегодным парадом на площади и транспарантами в колонне. Я часто пропадала на школьных репетициях и подготовках к выпускным экзаменам.

9 мая, возвращаясь вечером после мероприятия, мы, как дети, забрались на соседнюю стройку.

Недалеко от моего дома, на свободном участке земли, кто-то собирался строить новый частный дом. Лесенкой лежали плиты, позволяя по ним спокойно прыгать. Мне 15. Я, веселясь, скакала, как молодая козочка, по плитам. Смешная.

А он стоял внизу и ждал, когда я напрыгаюсь. У меня — ветер в голове.

Когда я спрыгнула на землю, он поймал меня сразу в свои объятия. И совершенно неожиданно — поцеловал.

А я даже и не знала, что при этом надо закрывать глаза.

Мысли, в миг запутавшись, разбежались по углам. Даже, кажется, пропали все внешние звуки. Только гулко стучало сердце.

Первый поцелуй.

Не так представляла я его себе. Да и, если честно, не представляла вовсе:

я с широко раскрытыми в недоумении глазами замерла в его объятиях, боясь пошевелиться, совсем близко увидев цвет его серовато-зеленых глаз.

Между тем, успешно сдав экзамены в школе, я готовилась к выпускному вечеру.

На дворе стояли 90-е годы. Выбор бальных платьев был невелик. Я остановилась на лаконичном белом кружевном платье, красиво сидящем по фигуре, с длиной миди. Немного перешив, оставив легкий рукав лишь с одной стороны. Я очень любила асимметрию во всем, начиная от прически и заканчивая аксессуарами.

По традиции выпускной начинался с главной площади, где собирались выпускники всех школ. Я встретила многих бывших одноклассников. Сложилось впечатление, что я знаю всех. Не шутка, отучиться в четырех школах города из семи. Радостные от встречи и от переполняющих нас эмоций. Все очень красивые и нарядные. Счастливые и грустные оттого, что школа позади. Впереди взрослая жизнь!

Рассвет я уже встречала не с одноклассниками, а с ним. Ещё не закончился вечер, он пришел за мной в школу.

Мы пошли, взявшись за руки, к реке. Он снял куртку, накинув мне ее на плечи. Была тихая и очень темная ночь. На небе ярко-ярко светили звезды. Мы сидели на берегу, я тихо плакала. Он, обняв меня, молча и нежно гладил по волосам.

— А давай назначим наши личные звезды? — попросила я, глядя на темное звездное небо, найдя на нем Большую медведицу. Она светила ярче всех.

— О, смотри — ковшик, — наивно лепетала я, найдя сходство с ковшом.

— Твоя будет самая крайняя внизу, потому что я боюсь с краю, а моя — ближе к ручке, тоже нижняя.

— Нижние звезды — потому что это основание ковша. Основа всему. И они на одной линии, ближе друг к другу, — продолжала я свои рассуждения.

— Если вдруг ты или я заскучаем друг за другом, посмотрим на наши звезды, представим, что мы рядом. Будет легче.

Хорошо, он хоть не смеялся от моих слов, не считал их глупыми и наивными. Он просто смотрел на небо и молча соглашался. И было в этом молчании столько любви и понимания. Что я не переставала чувствовать себя окрыленной и очень защищенной.

В последующем, в разлуке я очень часто смотрела, только на наши с ним звезды.

Светлана Алабужина

Электричка судьбы

Инга давно и безрезультатно мечтала выйти замуж. Уже все ее подруги с поразительной легкостью проделали этот трюк. Кроме самой Инги. И, знаете ли, в 23 все это еще кажется смешным, и отговорка типа «успеется» действует отлично. Но когда тебе 36, происходящее начинает выглядеть, как порча.

Порча. Инга уже обдумывала такой вердикт. Времени у нее на это было предостаточно. Ведь каждый будний день ей приходилось из маленького провинциального городка Ч. ехать в более крупный, но не менее провинциальный, тоже Ч., город, на работу на электричке.

И вот эти полтора часа пути, толкотня по утрам, сама необходимость трястись на электропоезде уже тревожили и кричали:

— Инга, тебя прокляли!

Как минимум — обеспечили венцом безбрачия и печатью неудачницы. Только вот кто?

Девушка ежебуднично заходила в вагон номер три, садилась на четвертый ряд по правой стороне и думала три часа в сутки (полтора часа с 8:00 до 9:30 — туда и полтора часа с 18:30 до 20:00 — обратно): кто, кто же мог с ней так поступить? Может, Анька?

***

Егору было 37. Он жил в большом городе Ч. в сердце Урала. Но как не старался найти там работу по душе — не мог.

Да-да, я уже слышу этот хор вопросов типа: как так? Такого не бывает!

На самом деле все просто. Вам только нужно взглянуть на Егора — волосы в краске, штаны заляпаны лаком, в руках ворох листов и кисточка за ухом. Да, Егор был художником. Только трудиться ему приходилось еще и маляром. Чтобы денег хватало. Вот парень и совмещал. Но так как в большом Ч. объектов для картин Егор не находил, он ездил в более живописный и не такой активный маленький Ч. Каждый вечер в 18:30 садился на электричку и ехал туда, чтобы покрасить дом, комнату или мансарду (находил он их специально так, чтобы можно было работать ночью). А утром в 5:00 сесть рисовать восход в горах. И уже в 8:00 мчаться обратно домой.

Егор был не женат. Не слишком мучился от одиночества. Но все больше и больше задумывался не только о приходе зимы, когда ранние восходы сменятся поздними пробуждениями, но и о старости, в которой все будет совсем не так…

В электричке он думал об этом все время. Машинально заходил в вагон номер три и шел к ряду четыре по правой стороне.

***

С Анькой Инга дружила с детства. И вот в 9 классе девушка познакомилась с Павлом. Он учился в их с Анькой лицее в 11 классе — недавно перешел, внушая всем очарование и трепет. Анька тогда на Павла тоже «залипла», но подруге не сказала.

И вот одним из вечеров, когда подружки пошли гулять и его же — Павла, обсуждали, девушки встретили молодого человека. Тот был погружен в свои мысли и ничего вокруг не видел.

Девушки озабоченно остановились:

— Да тут реферат. Биология. Блин. Тема вроде понятная. Но не идет и все. Уже погулять пошел. Толку ноль.

— Давай помогу, — быстро отозвалась Инга, которая была знатоком этого предмета.

С того вечера Инга начала встречаться с Павлом… потеряв при этом дружбу Аньки.

Инга встречала бывшую подругу уже во взрослом возрасте, но та делала вид, что не видит девушку и быстро переходила на другую сторону дороги.

Так что, кроме Аньки, вариантов для насыла порчи не было.

***

Егор, естественно, был окружен вниманием девушек. Подающий надежды, талантливый — три персональные выставки, отмечен Союзом художников как молодое («хотя не очень уж и свежее» — смеялся Егор) дарование. Так что интерес к нему был везде. Только вот среди либо ветреных красавиц, падких на его статус, либо слишком заумных девиц. Но той единственной и близкой среди них не было.

Егор жил с тремя девушками в разные периоды своей жизни. Но ни одна из них не смогла принять его чудачества. Первая сбежала через месяц, оставив слезную записку с проклятиями. Вторая и третья ушли молча, через две недели, каждая со своим портретом.

Больше Егор не то, что о семье, а хотя бы о сожительстве не мечтал.

Только думал в дороге о том, как хорошо иметь семью.

***

Было уже 9:00, и скоро все пассажиры прибывали в пункт назначения. Электричку резко дернуло. Инга выронила книгу, которую читала между мыслями о «ведьме Аньке», как она ее обозначила для себя.

— Да что же это такое. Да каждый день хуже, чем на маршрутке. Да сколько ж это будет продолжаться. Вторые очки ломаю, — бабушка в начале вагона громко голосила, пытаясь воззвать к совести машиниста.

Ингу это рассмешило. Она быстро подняла книгу, какую-то кисть и неловко старалась подавить смешок, прячась за ладонью.

— Девушка, спасибо.

Кто-то потянул кисточку в свою сторону, и Инга только сейчас поняла, что взяла не свое.

— Ой, простите, я взяла все, что нашла, — смущенно заулыбалась девушка.

— Хорошее качество, в хозяйстве пригодится, — засмеялись в ответ.

Инга вспыхнула сильнее. Фраза показалась ей издевкой и попыткой уколоть. Только вот сказана она была так легко и добродушно, чтодевушка усмирила своих тараканов, выдохнула и подняла глаза на говорившего:

— Егор. Художник. Если кисточка вам понравилась — дарю, — представился молодой («но не свежий» — добавил Егор мысленно) человек.

— Инга. Более приземленной профессии. Кисточку беру, — пошутила девушка…

***

Они потеряли три месяца, не смотря по сторонам и сидя бок о бок каждый день. А ведь всего-то и нужно было заметить друг друга и выбраться из своих размышлений. Так думала Инга, нежно обнимая Егора и мысленно прощая Аньку.

А уже через полгода «путешественники» гуляли свадьбу. Где и как? Тут и думать было нечего. Третий вагон, четвертый ряд по правой стороне.

Юлия Антропова

Мне не идет красная помада

Бросают всех по-разному, а летят все по-своему.

Перед броском, замахиваются, чтобы подальше отбросить и кидают. В сторону, чтобы уже никогда не спотыкаться. Кто-то сильнее кидает, кто-то так, как от мухи отмахивается, а бывают такие благородные броски, в которых бросатель себя в белом пальто и на пьедестале видит. Знаете, такие книжек начитаются, историй наслушаются и благородными рыцарями себя вообразят. И ничего, что нет коня. Ну нет так нет, они все равно аккуратно так бросят, красиво медаль себе повесят. Мол, я же молодец, честно поступаю. И молодец же. Что скажешь.

И летит этот брошенный или брошенная.

Как летит? Да как кинули, так и летит. По-разному.

Помните, забава в детстве была. Найти самый красивый, водой обласканный, без углов, трещин камушек замахнуться и бросить что есть силы, чтобы он долго-долго скакал по водной глади эдаким блинчиком. Вот я, как тот блинчик, и летела, брошенная красивой и сильной рукой, пять лет — целых пять лет. Но это будет потом, а пока было лето.

В то лето жара для наших широт стояла лютая. Влажность и тополиный пух. Трудно дышать. Пух везде: на ресницах, в волосах, в носу. Я чихаю. Еще с детства мне трудно дается жить в духоте и единственная поза, в которой я могу нормально соображать — поза звезды. Мокрая после душа, не прибегая к помощи полотенца, плюхнуться на кровать и замереть, раскинув руки и ноги. И вот так, испаряясь капельками на загорелом теле, приходить в себя после душной улицы.

Вымотанная жарой, бегу домой после работы, мечтаю о душе. Футболка прилипла ко всем выпуклостям, босоножки натерли ногу, сумка врезалась тонкими ручками в плечо, и лишь льняные широкие брюки дарят комфорт. Шаг, второй, третий, остался последний рывок в магазин и все — я почти дома.

— Девушка, давайте познакомимся! — красивым баритоном кто-то прозвучал рядом.

Я остановилась, покрутила головой и не увидела никого, кому бы мог принадлежать этот голос. Лишь пара машин на стоянке, дворник, скребущий асфальт лысой метлой, дедуля, отчаянно трясущий коляску с плачущим внуком, и гологоловый тинейджер, смешно подрыгивающий ногами.

Я перебросила сумку на другое плечо, взлетела, ну как могла с натертыми то ногами, по ступенькам и нырнула в спасительную прохладу магазина. В молочном отделе замерзла, ноги окоченели, босоножки стали сваливаться и тереть еще больнее. Вот так всегда в жизни моей — то жарко, то холодно — никакого постоянства.

— Девушка, давайте же познакомимся! — тот же голос встретил меня при выходе из магазина. Я снова покрутила головой, но на этот раз вокруг вообще никого не было, кроме улыбающегося гологолового с подрыгивающими ногами. Черт возьми, этот дивный голос принадлежал ему. Этому, отчего-то подумалось, нелепому и смешному юнцу. Наглец. И что делать?

Да ничего, я помотала головой, то ли говоря нет, то ли стряхивая с себя вот это все, оно мне зачем? За плечами два брака, двое детей, два образования, две работы. Вот все у меня по парам, а говорят бог троицу любит, чиркнула мыслями и понеслась домой.

Илья был настойчив.

Так звали гологолового. Да, мы все-таки познакомились и выяснили, что он на десять лет моложе меня, строит дома, мотается по стране, живет в дороге. Время от времени я встречала его на своем пути из офиса домой. Сначала мы молча проходили мимо друг друга, потом стали перебрасываться ничем не обязывающим «привет». Я так привыкла к нему, что уже совершенно не замечала всей его внешней несуразности. Небольшого роста, худощавый, с подпрыгивающей походкой, лысый — мультяшный герой, да и только.

Свиданий у нас не было, он встречался у меня на пути, и мы шли. Так однажды дошли до кафе, потом до кинотеатра, потом до секса. И говорили, говорили. Много говорили. Обо всем: и о том, что я не люблю или не очень люблю. Вот это было непривычно и приятно. И часто оказывалось, что именно это любит он.

Например, поэзия. Он любил стихи, особенно женские, иногда казалось, что он жил между строк. А меня в детстве перекормили обязательством учить стихи про багрянец и другие непонятные слова. Тогда и выработался стойкий иммунитет на стихи и «Войну и мир». Не торкает, не трогает, все равно, в основном напрягает. Как там, противоположности притягиваются? — Не знаю.

Совесть часто заедала меня, зачем я это все поощряю — он молод, и я ему не пара. Но это быстро проходило, и я снова разрешала себе быть счастливой, хотя бы сейчас, пусть ненадолго, но быть.

Рядом с ним я легко позволяла себе быть той, которую никто никогда не видел. Быть собой, любить и не любить, и говорить. Мы говорили много и обо всем. И никогда о нас.

Звонок «как дела», потом курьер с пионами, эсэмэска «хорошего дня» и сразу доставка мне на работу любимых пирожных.

Так три года мы шли, взявшись за руки. Иногда до кафе, иногда до кинотеатра, иногда до секса.

Много говорили обо всем и никогда о нас.

Счастливая я не заметила тот самый замах перед броском. Казалось бы, я должна уже уметь его распознавать, два неудачных брака, а я так и не научилась и не заметила. Меня обволакивала вот эта тишь водной глади в наших отношениях. Позже я буду искать ответ на этот вопрос.

А тогда снова было лето.

Лето, теплый вечер. Бабушки рядком у магазина с гладиолусами и астрами, трамвай скрипит тормозами на повороте, голуби купаются в дорожной пыли, подумала: к дождю, наверное. И вот «получи и не расслабляйся», — сказала мне жизнь звонком от Ильи.

— Таня, мне надо с тобой поговорить, — «Ой, как банально», — подумала я, а сердце уже скреблось в горле и руки стали холодными. Так всегда начинается все неприятное. «Прелюдия полного пиздеца», — как говорила моя лучшая подруга, которая никогда не церемонилась с мужчинами, и легкими фразами, вот как эта, заменяла сотню ненужных слов. Вот и мне бы так научиться, каждый раз думала я.

— У тебя кто-то есть, — мои слова упали в трубку занавесом на сцене.

— Да, и…, — а дальше все было, как у всех — попытка объяснить. И слова: потому что, я хочу, мне надо, я должен, прости. — Ты хорошая, но я хочу семью и детей. Я всегда хотел много детей, помнишь, я рассказывал тебе свои сны про сад и круглый стол, за которым большая семья и дети от мала до велика, а ты смеялась и говорила: «Дети, это уже без меня». Я должен с тобой встретиться и всё объяснить, ты поймешь меня, ты же всегда меня понимала.

— …

— Таня?!

— Да нет. Я уже поняла. Будь счастлив.

«Мир рухнул, и земля ушла из-под ног» — когда вам так скажут, не верьте. Не верьте, пока сами не сможете подтвердить эту чушь. И дай бог, чтобы вам не пришлось это делать.

«Вот оно оказывается, как бывает, по-другому» — подумала я и стала прислушиваться, ведь что-то должно было произойти со мной сейчас.

Меня бросили. И я должна лететь туда куда бросили или не должна?

А головокружение, где оно?

А слёзы?

А боль в груди и дышать никак?

А ноги ватные?

Ничего не было.

Ничего.

Совсем ничего.

Ни теплого вечера, ни бабушек с гладиолусами и астрами, ни трамваев, ни голубей.

Ни-че-го.

***

Утро встретило меня выкатившейся из косметички прямо в руки красной помадой. Она стала моим спасением. Ну нельзя же вот этим ртом в красном, плакать и жалеть себя. Никак нельзя.

Я накрасила губы, ампутировала все точки контакта с Ильей и ушла жить.

Как могла, как умела. Нацепив, как броню, красную помаду.

Тогда я не хотела, не знала как, да и не могла думать, задавать себе вопросы, отвечать на них, строить догадки и устраивать погребение своих чувств.

Это все будет. Но позже.

***

Пять лет я то отматывала назад, то перелистывала по несколько страниц, то начинала смотреть сначала этот счастливый кусок моей жизни. Поняла, что нет злости на Илью, я просто знаю, что это временно и все еще у нас будет, надо подождать и, что мы обязательно встретимся. И что тогда я многое сделаю по-другому.

Удивительно, но за эти пять лет я разобрала каждый наш диалог, вытащила все его эмоции, вспомнила слова и узнала Илью лучше, чем за три года наших встреч…

***

Как-то я уехала в другой город в командировку. Мы ни о чем не договаривались, впрочем, договариваться это вообще было не про нас.

— Танюша, привет! Я приехал и иду к тебе в гостиницу, — радостно сообщил он в трубку. Слышно было, как ветер шумит и как он улыбается. А я как всегда была поглощена собой и работой, еще и устала. Вечер уже был распланирован. Ужин с партнерами и спать. Целый день я мечтала добраться до номера, принять душ, завалиться в кровать и наконец-то выспаться, чего мне не удавалось в последние несколько дней. И еще меня раздражало, что кто-то, сделал не так, как я хотела.

— Надо было меня предупредить, — огрызнулась я.

— Ну вот, я хотел сюрприз, думал тебе буде приятно, — трубка уже не улыбалась, а меня несло дальше. И гадости сыпались из меня, как семечки из трухлявого мешка.

— Илья, я не смогу сегодня с тобой встретиться, не люблю сюрпризов, увидимся, когда вернусь.

— …

— Ты слышишь меня?

— Да.

— Тогда пока, — я нажала кнопку отбой, не дожидаясь ответа.

Вот зачем я так с ним тогда? Как же ему было наверно больно. И я придумала другую концовку. Потом ещё одну и ещё, и ещё.

Так, придумывая жизнь, я и не заметила, как прыгнула в эту нереальную «кроличью нору». На целых пять лет она стала для меня убежищем от всех бед и обид.

Я делала шаг, откатывалась назад, делала шаг и опять топталась на месте. Не думая о настоящем, год за годом я все перекраивала и перекраивала прошлое.

***

Мы встретились через пять лет. Случайно, как это бывает, когда не ждешь или не накрашенная в магазин выйдешь, а тут бац и встреча, которую ты представляла себе совсем по-другому.

Он — повзрослевший, счастливый, настоящий, «здесь и сейчас», другой.

И я. Все та же, выскочившая из своей норы, застрявшая между «было и есть», мечтающая о том, что все повторится.

Илья торопливо стал рассказывать, как он жил все эти годы. Он женился и растил двух погодок, девочку и мальчика.

— Дочку назвали Таня, потому, что имя красивое, — сказал Илья с улыбкой, которая когда-то заставляла летать всех бабочек в моем животе.

А сына его жена назвала Потап, и мы с ним тут же вспомнили, как хохотали над забавным медведем Потапом из мультика «Забавные мишки». Вспомнили и посмеялись, совсем как в той жизни.

Потом пришла моя очередь рассказывать о себе.

Вот тогда-то я и долетела до дна своей норы.

Рассказывать мне было нечего.

Пять придуманных лет. Господи, как же я бездарно распорядилась своей жизнью!

И главное — зачем?

Может, чтобы понять, что надо было отложить ампутацию связей с Ильей, не убегать, а встретиться тогда, пять лет назад. Поговорить, посмотреть друг другу в глаза.

И никогда не доставать красную помаду.

Потому что она мне не идет и я люблю розовую.

Инна Арутюнян Цветок белой сирени

— Серафима! Серафима!

В плохо освещенном доме доносился голос старика. Еле нащупав поношенные тапки, облокотившись рукой о железную спинку кровати с облупившейся краской, он судорожно встал, стащив с себя два шерстяных одеяла. Устало надев теплый махровый халат, явно больше его самого, он, пошаркивая ногами, выкрикивал хриплым голосом имя, но в ответ слышал лишь тишину и монотонное постукивание часов. Старик распахнул окна, и дом озарился солнечным светом, осветив поседевшие пряди когда-то рыжих волос.

— Серафима! Голубка моя, где же ты?

Тут старик стал замечать, что нет привычного запаха утренних оладий с яблочным повидлом, с которых начинается каждое утро. Нет жужжания радиоприемника «последней электрички» Владимира Макарова и тихого подпевания Серафимы. Его внезапно охватил страх.

«Неужели ушла? Неужели оставила меня одного», — подумал про себя старик и, продолжая выкрикивать имя, двинулся к выходу.

Он открыл дверь, и его тут же окатило горячим воздухом майского дня, но легкий, пусть и теплый, ветерок заставил его еще сильнее укутаться в махровый халат. Исхудавшие доски старого крыльца издавали жалобный скрип, аккомпанируя тяжелым вздохам старика. Морщась от яркого света, он посмотрел в сторону белого сада сирени, пытаясь разглядеть там Серафиму. Но с возрастом утраченное зрение выдавало лишь картинку белого облака.

— Может, она на нашей скамейке в саду? Может, ждет меня там?

Небольшими шагами, с тревогой и надеждой в сердце старик всеми силами пытался идти как можно быстрее по протоптанной тропинке. Запах сирени дурманил ему голову и воспоминаниями возвращал в молодость, во времена, где он встретил Серафиму, свою любовь.

Каждый его шаг утяжелял и без того усталые ноги. Дыхание участилось то ли от аромата цветов, то ли от переживаний. Он терял сознание. В голове каруселью стали всплывать воспоминания, лица, голоса, и старик, окончательно ослабев, упал на землю.

***

— Серафима! Серафима, ну сколько можно? Беги быстрее, электричка уже отъезжает!

Выкрикивала вслед еле поспевающей девушке, полноватая женщина с двумя огромными авоськами.

Из вагона отъезжающей электрички, докуривая сигарету, наблюдал за происходящим молодой парнишка, в расклешенных черных брюках и в яркой рубашке, одетый по последней моде.

Он протянул руку, чтобы помочь вскарабкаться полноватой женщине, когда та уже швыряла в вагон свои тяжелые авоськи. Но вместо благодарности вспотевшее багровое лицо чуть не испепелило его своим взглядом. С трудом, но зато сама, женщина залезла в электричку и, тяжело вздыхая, стала собирать все, что вывалилось из авосек.

Следом за ней пыталась запрыгнуть в электричку белокурая девушка с огромным букетом белой сирени. Она была настолько хрупка и стройна, что парень с легкостью помог ей подняться в вагон.

— Спасибо, — робко прозвучало из ее уст. Огромные голубые глаза выдавали смущение девушки, но при этом не переставали с любопытством и осторожностью разглядывать парня.

— Не за что, Серафима. Так ведь тебя зовут? — расплываясь в улыбке, сказал парень, подключив все свое обаяние.

Девушка, покраснев, лишь опустила глаза и стала помогать полноватой женщине.

— А меня Алексей зовут. Очень рад знакомству. — непоколебимо продолжал парень, присоединившись к общему делу.

— Не пудрите моей дочери мозги! Знаю я вас, лишь бы поиграться! Нам ваша помощь не нужна! — внезапно вспылив, полноватая дама схватила авоськи и зашла в вагон, подталкивая вперед девушку.

— Вот нужна была тебе эта сирень? А если бы не успели? И не стыдно руку какому-то оборванцу подавать? Никогда не поумнеешь!

Упреки полноватой женщины продолжались всю дорогу до города.

Дома Серафима первым же делом побежала наполнять вазу водой, чтобы напоить уставшие с дороги цветы. Она очень долго искала им место, ей казалось, что цветам неуютно в запертой квартире. Нужна свобода. Нужен вкус жизни. Наконец, она решила оставить их на подоконнике, ближе к солнцу и свежему воздуху.

Оставшись наедине со своими мыслями, любуясь цветами, Серафима вспомнила Алексея. Ее всегда учили, что мужчинам нельзя доверять, что нет никакой любви. Всю жизнь девушка покорно следовала словам матери, но глубоко в душе ее мучал вопрос, почему кто-то счастлив от любви, а кто-то разбит.

От мыслей отвлек свист. Под окнами стоял улыбающийся рыжеволосый паренек. Из окна первого этажа на паренька смотрели огромные голубые глаза, но вместо смущения в них была радость.

— Алексей! Что вы тут делаете? Как вы нашли меня? — шепотом, оглядываясь в сторону двери своей комнаты, спросила Серафима.

— Я тебя и не терял, Серафим. Я бы не простил себе этого.

В словах парня чувствовалась искренность, но поучения матери держали разум холодным. И радость в глазах девушки моментально исчезла.

— Твоя мать боевая женщина. Я не из пугливых ребят, но испугался, — смеясь, сказал Алексей, заметив внезапно потухший огонек в глазах девушки.

— Алексей, уходите, вам не следовало следить за нами. Будет очень плохо, если мама вас увидит.

— Плохо кому? Если ты за меня переживаешь, то не стоит. Я и за тебя заступлюсь. Понимаю, что глупо просить тебя доверять мне, но я хочу, чтобы ты спросила у себя, может ли счастье войти в закрытое сердце?

Шорох на кухне заставил девушку закрыть окно, оставив парня без ответа.

На следующее утро домашние хлопоты и даже непрекращающиеся поучения матери не смогли отвлечь Серафиму от мыслей о вчерашней встрече. Прямолинейность смелого парня нашла отклик в глубине ее души и погрузила девушку в сомнения о незыблемости навязанных принципов.

Бросив взор на букет сирени, Серафима заметила на подоконнике записку:

«В полдень. В парке неподалеку. Алексей».

Прочитав, девушка тут же спрятала записку в рукав. Чистое сердце девушки с радостью приняло приглашение, но строгий голос в голове говорил об обратном.

Переборов свой страх и заглушив строгий голос, Серафима решилась пойти на встречу.

Парк был небольшой, но с многолетними, густыми деревьями. Из достопримечательностей в нем была лишь пара чугунных скамеек, поэтому у людей он не вызывал особого интереса. Это место было молчаливо, будто хранило какую-то тайну, и лишь вечерами оно наполнялось пением соловьев.

— Серафима, здравствуй.

Вздрогнув от неожиданного голоса, девушка обернулась. Алексей смотрел на нее с такой искренней теплотой, что девушка отвела взгляд от смущения.

— Я очень рад, что ты пришла. Значит мое сердце не ошиблось.

Серафима молча взглянула на него.

— Знаешь, — продолжил Алексей, — бабушка мне всегда говорила: «Лёшенька, в этом мире вечно и неповторимо лишь одно — любовь. Все остальное можно бесконечно заменять. Сломанную вещь можно снова купить, потерянные деньги — заработать, но любовь дважды в жизни никогда не дается. Встретив ее однажды, не смей терять, береги как зеницу ока». И, встретив тебя, я вспомнил ее слова, а сейчас убедился, что бабушка была права.

— А если один из них исчезает, предает другого после признаний в любви? Как после этого верить в любовь? — неуверенно спросила девушка.

— Тогда и любви изначально никакой не было. Невозможно потерять то, чего нет. Жизнь награждает человека любовью, когда он сам ею полон. Да, порой бывают трудности и испытания, но преодолеть их можно, когда изначально в людях есть любовь.

Слова Алексея звучали уверенно. Он не пытался ее чему-то учить или в чем-то переубеждать. Он просто делился с ней теплотой свой души, в которой так нуждалась Серафима. И она принимала эту теплоту с благодарностью, но с прежней осторожностью.

Прошел месяц, наглухо запертое сердце девушки задышало свободой. В нем поселилось счастье. С каждым днем Серафима все увереннее преодолевала свои страхи и сомнения, она стала понимать любовь, стала жить любя, и ни капли не сожалела, что однажды, рискнув всем, осмелилась на встречу с Алексеем.

Серафима уже не могла скрывать своего счастья, жизнь с любовью стала прекрасней. Тем самым подталкивая хмурых бабушек, ежедневно собирающихся на скамейках возле дома, на сплетни. Подозрения о влюбленности девушки стали появляться и у матери.

— Где ты была, дочь?

— Я? Мы с девочками ездили в библиотеку.

— Правда? Мне вот совсем другое люди рассказывают.

— Кто говорит, мам? Я не понимаю, о чем ты, — внезапно побелев, запинаясь, сказала Серафима. Дрожь в руках девушки выдавала волнение, она была растеряна.

— Девочка моя, не играй с матерью в эти игры! Ты мне сейчас все расскажешь.

Серафима поняла, что нет смысла скрывать о встречах с Алексеем и, глубоко вздохнув, все рассказала. Она так уверенно говорила о любви, что ее смелость окончательно разозлила женщину.

— Бессовестная ты! Хочешь жизнь свою испортить? Сколько я тебе говорила, что нельзя им доверять! Нет никакой любви, поиграется с тобой и бросит! Как и отец твой, понимаешь? Нет никакой любви!

Гневная речь перешла в плач. Серафима никогда не видела свою мать плачущей, и это заставило ее вернуться в реальность, в которой она прежде жила. Чувство стыда и долга комом встали поперек горла, не давая вздохнуть и сказать что-либо в ответ.

— Завтра ты скажешь ему, чтобы больше не ходил сюда. Ты поняла меня? — твердо и сухо заявила некогда плачущая женщина.

На следующий день Алексей был по-особенному нарядный. В белой идеально выглаженной рубашке и даже в галстуке, который явно одолжил у кого-то. Увидев Серафиму, он заметно занервничал, что-то пряча в руках.

— Здравствуй, голубка моя!

— Здравствуй, Леш. Мне нужно кое-что тебе сказать.

— Позволь мне сказать первым, прошу. Я уже весь на нервах.

Не дожидаясь ответа, рыжеволосый парнишка, встав на одно колено и торопливо доставая кольцо из маленького мешочка, забыв подготовленную речь, сказал:

— Серафима, выходи за меня.

Терпеливо ожидая ответа, Алексей не увидел радости в глазах Серафимы. Она стояла, слившись с белизной своих волос, словно немая статуя. Почувствовав себя униженным, Алексей встал с колен и не смог сказать ни слова.

— Леш, прости меня, — говорила девушка сквозь слезы. — Я не смогу быть твоей женой. Раньше я думала, что любовь есть только в сказках, а ты мне показал, что и в жизни она может быть. Но любая сказка рано или поздно заканчивается. Наша закончится здесь.

— Кто тебя на это надоумил? Тебе проще верить в глупости, чем поверить мне, да? Я готов пройти с тобой через любые трудности, но идти за мной я тебя заставить не могу. Ты снова оставляешь меня без ответа. Хорошо. Завтра в это же время я буду ждать тебя у районного Загса. Придешь, подадим заявление. Не придешь, исчезну навсегда! Но не забывай, Серафим, что любовь дважды в жизни не дается.

Бросив кольцо, Алексей ушел, не скрывая своей обиды. Серафима хотела остановить его, не дать ему уйти, но строгий голос в голове заставил ее молчать и поддаться мучениям своих мыслей.

На следующий день Алексей с самого утра стоял у стен районного загса, встречая и провожая сияющие лица молодоженов. Простояв больше трех часов, выкуривая уже вторую пачку сигарет, молодой парень с тревогой и надеждой ждал свою Серафиму. Внезапно его охватил страх.

— Неужели не придет? Неужели оставила меня одного?

Вдруг чьи-то теплые руки нежно закрыли ему глаза.

— Моя Серафима, ты здесь.

— Прости меня. Больше не оставлю тебя одного. Любовь — единственная правда в этой жизни.

***

Очнувшись от резкого запаха нашатырного спирта, старик долго не мог понять, что случилось.

— Дядь Леш, Слава Богу! Как же вы нас напугали!

Вокруг старика встревоженно бегали люди, задавая ему кучу вопросов. Над ним нависло голубое небо, обрамленное ветками белой сирени.

— Где Серафима? — с трудом и невнятно спросил Алексей.

После этого вопроса, люди перестали суетливо бегать, и ни один из них не проронил ни слова.

Двое крепких мужчин помогли встать старику, и осторожно посадили на скамейку, стоявшую неподалеку.

— Где Серафима? — не оглядываясь на присутствующих, вновь спросил старик.

Воздух становился невыносимо горьким и тяжелым от молчания, и лишь одна маленькая девчушка, набравшись смелости сказала:

— Дедушка, бабушки уже как год с нами нет, а ты все каждый день о ней спрашиваешь.

Строгие взгляды взрослых, заставили девочку замолчать, дав понять, что не стоит об этом говорить.

Старик, еще не до конца пришедший в себя после обморока, никак не отреагировал на ответ. Закрыв глаза, он поднял голову. Теплый майский ветер всколыхнул листву, и старое морщинистое лицо, почувствовав нежные касания опадающих цветков сирени, просияло улыбкой.

— Моя Серафима, ты здесь.

Илия Белкина Первое свидание

Они пересеклись в прошлую среду на предпремьерном показе очередного блокбастера. Кто-то перепутал знаки Господин и Дама на дверях уборных комнат. Только войдя вовнутрь, люди понимали, что попали не туда. Смущаясь и извиняясь непонятно за что, дамы в коктейльных платьях и господа в пиджаках и джинсах, опуская глаза вниз, перебегали из одной двери в другую, словно провинившиеся дети. Она не опускала глаз, так как сразу попала в женскую комнату, но не поняла появление лиц другого пола.

Отстраненность и поведение «не в теме» выгодно выделяли ее из общей массы людей. Этим она привлекла его внимание. Он уже ждал ее у бара, когда она искала глазами знакомых. Один ее коллега опаздывал, другой пошел на более интересное мероприятие для него, а подруга срочно поменяла планы и умчалась на открытие нового бутика женской одежды.

Она остановилась около него, чем значительно упростила ему знакомство с ней:

— Вы всегда так смело и уверенно входите в мужские комнаты? — спросил он серьезно, но как только она посмотрела на него, он улыбнулся.

— Разве? Это была женская, — неохотно ответила она и подумала, что так глупо с ней не знакомились с университетских времен.

По равнодушию в голосе он понял, что надо менять тему, но тут его позвали спонсоры этого фильма, и ему срочно надо уйти. А он уже хотел остаться с этой смешной девчонкой, которая забыла, что в ее годы надо быть серьезнее и собраннее.

— Скажи свой ник в Инсте и я напишу тебе после показа, — почти скороговоркой протараторил он.

От резкой смены его тона, она быстро сказала свой ник и пожалела, что он у нее легко запоминается. «Забудет», — с надеждой подумала она. ⠀ ⠀ ⠀

Прошло несколько дней и она, сдав все материалы в печать, забыла о показе и о несостоявшемся знакомстве. Но он не забыл о ней и пригласил ее на свидание, ответив на сторис с вопросом «Чем мне заняться завтра вечером?» Теперь она стоит перед зеркалом в прихожей, примеряет новое платье, подаренное ее подруге в честь открытия бутика, и повторяет про себя «Только бы больше ничего не перепутать в этой жизни».

Когда новый год действительно новый

Фанатичное желание «выйти замуж, потому что так надо», к счастью, обошло стороной, но все годы взрослой жизни я стремилась найти своего человека. Хотя вру, конечно, не все. Иногда проблемы брали верх, и было не до поиска мужа. Не приглашать же человека в разрушенный дом?

Когда проблем стало меньше, семья снова вышла на первый план. В этот момент я поняла, что общаюсь в кругах, где нет мужчин. Точнее они есть, но их или совсем мало и они семейные, или это все-таки лица мужского пола. Православное сообщество, киноиндустрия, йога студия, выставки, концерты, театры. Все эти места посещают преимущественно женщины. Мужчины большей частью сопровождают своих дам. Новый виток поисков второй половины зашел в тупик.

Где искать мужа? Отдых в Европе и на островах сейчас не вписывается в бюджет. Устроиться фрилансером в финансовую и природно добывающую корпорацию можно, но сложно. Неизвестно сколько времени на это уйдет. Поэтому был выбран самый простой путь: активность на людях. Банальный вариант ланчи в центре города рядом с бизнес-центрами — стал первым шагом в этом направлении.

Это просто и доступно, хотя поиски по времени могут затянуться. В один из таких заходов, когда я только хотела поесть между делами, зашла в кафе, где уже являлась постоянным клиентом. Перед праздниками посетителей было больше привычного. Перед Новым годом и Рождеством люди все чаще выезжают в центр города за подарками. Официант смутился, извинился и попросил разрешения подсадить ко мне за столик мужчину, чтобы не создавать очередь около бара. Я согласилась, все равно нет времени долго сидеть. В конце года ажиотаж не только у организаторов корпоративов и магазинов. Копирайтеры-фрилансеры тоже популярны. Мне предстояла еще одна встреча. Пока я готовилась проглотить веганский бизнес-ланч в честь Рождественского поста и двигаться дальше.

На мое удивление ко мне подсел Владимир. Тот самый сосед по коврику из йога студии. Рассматривать его как рождественское чудо я не стала. А зря. Возможно, это оно и есть. В этот момент бармен сменил приевшийся «Jingle Bells» на «Cocaine» из одноименного кинофильма. «Еще бы клип поставил», — подумала я, изумившись такому выбору в дневное время.

Владимир, как и я, удивился встрече. Мы оба посмеялись, обсудили новое расписание студии, поделились планами, точнее отсутствием таковых на новогодние каникулы. Время поджимало, я торопилась на встречу. Володя галантно и ненавязчиво помог надеть пальто, по-дружески обнял и сказал «До скорого». Я улыбнулась и кивнула ему в дверях кафе.

Он долго смотрел мне вслед. Жаль я этого не знала и не чувствовала. Я торопилась на рабочую встречу, проговаривала возможные ответы на предполагаемые вопросы.

Приехала на встречу вовремя и, прождав полчаса, получила ответ от секретарши, что сегодня все отменяется.

Я расстроилась из-за потраченного времени, и грустная пошла на йогу.

Неудивительно, что там я встретила Володю, но удивительно, что второй раз за день. Он увидел смену моего настроения и спросил, с чем это связано. Я рассказала как поехала на встречу, как ее отменили спустя время, и пообещала уйти к конкурентам.

На следующий день мне позвонили из этой компании, сотрудница говорила спокойно, объяснила ситуацию. По ее словам, руководители пересматривали планы на год и решили, что моя позиция стоит больше. Когда меня попросили приехать через два часа в офис, я согласилась. Собралась на бегу и поехала на встречу.

Как только перешагнула порог компании, секретарша немедленно проводила меня в кабинет к генеральному директору. Когда дверь передо мной открылась, в кабинете был один человек. Это был Володя.

Минуту стояла, остолбенев, приходя в себя: была все-таки уважительная причина отмены первой встречи. Это уже было неважно, потому что я знала, с кем в новом году буду смотреть клип «Cocaine».

Людмила Бударагина Немая любовь

Я вошел в квартиру. На первый взгляд — самая обычная, в таких живут 80% людей нашей страны.

— Следователь! — обратился ко мне один из офицеров. — Какие будут указания?

— Оставьте меня минут на пятнадцать.

Я прошел в первую комнату и очень удивился. Моя фантазия уже представила, как выглядит квартира влиятельного человека, да еще и бизнесмена, и теперь мой мозг отказывался воспринимать увиденное. Комната была оклеена яркими фиолетовыми обоями в белую полоску, кое-где отходящими от стен. На полу ковер времен советского союза, очень пыльный с большим количеством пятен различной формы и размера. Деревянная рама окна была выкрашена белой дешевой краской лет 20 назад. Рядом стоял небольшой письменный стол, на котором царил полнейший хаос. Горы желтый газетной бумаги, исписанной карандашом, несколько книг слегка расстроили меня.

«Подумать только — размышлял я, откладывая в сторону очередной лист, — такой богатый человек жил в этом скромном жилище. А, надо сказать, мне нравятся эти стихи!»

Как это ни было удивительно, один из самых богатейших людей в стране жил здесь и сочинял поэмы.

Несколько дней назад его тело нашли в сгоревшей машине по пути домой. Мне предстояло найти убийцу.

Вдруг в руках оказалась маленькая записная книжечка с нарисованным на обложке деревом. Потрепанная ленточка-закладка и ручка, закрепленная сбоку, наводили на мысль, что пользовались ей довольно часто.

Я открыл и начал читать, но вдруг меня окликнули:

— Юрий Александрович! Вы где?

«Вот ведь…», — только и успел подумать я, как дверь в комнату распахнулась, и вошла высокая женщина в форме полиции.

— Какие-нибудь идеи?

— Пока никаких, майор, — аккуратным движением я спрятал блокнот в карман широкого плаща и улыбнулся, что было не совсем уместно. — Что вы нашли?

— За полгода до случившегося, — сказала она своим грубым голосом, — у покойного был роман с неизвестной нам особой. Мы объявили ее в розыск.

— Уже неплохо. Я собрал кое-какие данные и теперь мне надо все осмыслить. Свяжусь с вами через 2—3 дня.

Я лгал. Мне просто не терпелось поскорее уединиться и продолжить чтение.

Дома я, не снимая верхней одежды, уселся на диван.

«Сегодня я не написал ни одной строфы, что очень огорчило меня. Ведь обычно рифмы сами складываются у меня в голове, а я не успеваю записывать. Поэтому, отложив все срочные дела на потом, я, как истинный мечтатель, отправился искать вдохновение. Но им и не пахло. Вокруг — серые дома, люди, одетые в черные или белые футболки, важные персоны в дорогих костюмах обсуждали падение доллара. Даже небо, обычно ярко-голубое, сегодня было затянуто серыми облаками. Вот и где здесь найти музу?

Так я и добрел до парка — единственного разноцветного места в городе, сел на лавочку и начал наблюдать за жизнью. Зеленые мягкие дубовые листья срывались с веток с очередным порывом ветра, отправляясь на встречу с судьбой. Яркие крылья бабочек мелькали над белоснежными тюльпанами. От цветов их неумолимо относил ветер, с которым, увы, справиться они были не в состоянии. Кузнечики стрекотали в траве, отчего нарушалась абсолютная тишина этого места. Но оно и к лучшему. Тишина убивает сознание.

Я обернулся и перекинул ноги через скамейку. Позади меня было озеро. Вы вряд ли увидите там свое отражение, поскольку сейчас весна и вода цветет. Странно, но я пишу это описание по памяти не сегодняшнего дня. Ведь мне много раз приходилось бывать в этом парке. Но сегодня я не запомнил ничего. Кроме нее. Она стояла на другом конце пруда и кормила уток, как обычная девушка, но что-то в ней было особенное. Я долго думал и, наконец, понял. Глаза. В их сером свете отражалась прозрачная вода озера. Поэтому я не совсем уверен в своем описании.

Не знаю, сколько прошло времени, вот только я не мог оторваться от ее чарующих глаз. В них было все мое сознание. Я как будто смотрел на себя чужими глазами. Внезапно в душе появилось что-то отдаленное, холодное, наполненное грустью и печалью.

Она смотрела на меня. Потом отвернулась и пошла к выходу.

Вернувшись домой, я твердо решил сделать девушку главной героиней одного из моих произведений».

«Похоже на заготовки романа» — я продолжил чтение:

«На следующий день я вновь пришел в тот парк. Надеялся, увидеть там ее. Вчера, сев за начало книги, я не смог вспомнить ее внешность. Кроме чудных серебристых глаз.

Как и вчера, она стояла на противоположном берегу, но только спиной ко мне. Ее черные кудрявые волосы наполовину закрывали хрупкие плечи. Край белого платья чуть касался прозрачной воды озера.

Я подумал, что неплохо было бы узнать ее имя и направился к ней. Она, похоже, услышала мои шаги и замерла на месте.

— Девушка! — она обернулась и вопросительно посмотрела на меня. Я немного смутился, но продолжил. — Могу я узнать как вас зовут?

Ее щеки вспыхнули и она быстро побежала к выходу.

— Подожди! — крикнул я, но девушка не остановилась.

И я погнался за ней. Мы быстро покинули парк и побежали по серым улицам города. Вдруг я потерял ее из виду. Она просто пропала.

Несколько дней около озера она не появлялась. Но каждый вечер я ждал. И не зря. Когда она снова появилась на берегу, я был вне себя от счастья. В этот раз она не убежала и сама направилась ко мне. Я поднялся и заправил за ухо выбившуюся прядь волос. Девушка подошла ко мне, протянула раскрытую ладонь и улыбнулась.

— Записка? — я с удивлением взял листок и развернул его. — Лера. Это твое имя?

Она кивнула и пошла прямо по тропинке в сторону озера.

— Стой! — я коснулся ее плеча, и она обернулась. — Давай прогуляемся?

Она снова кивнула и пошла рядом со мной.

— Почему ты не приходила сюда столько дней?

Она молчала, просто шла вперед. Даже не оглянулась.

— Почему ты молчишь?

Лера остановилась и посмотрела на меня. Затем выхватила у меня из рук листок с ее именем, достала из кармана темно-синей джинсовой куртки черную ручку, что-то быстро написала и вернула мне.

«Я немая».

— Что? — от удивления я выронил листок. — Почему раньше не… — На последнем слове я осекся.

Девушка вздрогнула, и на ее глаза навернулись слезы.

— Прости, не хотел, — я попытался взять ее за руку, но она не позволила. Только плакала.

Хуже себя никогда не чувствовал, и мне хотелось прекратить ее слезы.

Она ушла. И я тоже.

Прошло два месяца. Мы каждый день приходили к тому озеру. Не договаривались, просто приходили и все. Смотрели друг другу в глаза и расходились. Как только я пытался приблизиться, она сразу убегала.

Один раз я возвращался домой и увидел ее. Она сидела на лавочке около моего подъезда и читала. Как ветер развевал ее чудные черные волосы! Невольно я засмотрелся. Девушка подняла глаза и застыла. Подумал, сейчас опять убежит, но нет, осталась. Я присел рядом.

— Привет.

Лера не отреагировала.

— Не хочешь зайти ко мне? Выпьем чаю.

Она отрицательно покачала головой и собралась уйти. Я вскочил и обнял ее.

— Останься со мной. Мне так тебя не хватает, — я все сильнее прижимал ее к себе.

Мы стояли так минут пять. Ее трясло.

— Пойдем.

В конце мая мы начали встречаться, и Лера переехала ко мне. Это были самые прекрасные дни моей жизни. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне вспоминаются ее теплые руки и чудесные серые глаза.

Однажды, я решил составить завещание. Не понимаю, почему мне взбрело это в голову».

Я перевернул страницу. Оттуда выпал сложенный листок бумаги. Это был документ, о передаче всего состояния девушке покойного. А состояние там было немалое. Я вынул из кармана сигарету и закурил. Затем достал телефон и набрал номер.

— Алло, — с того конца трубки послышался грубый женский голос.

— Вы нашли ту девушку?

Я кратко описал ситуацию.

— Она не знала о его смерти. Мы встретились с ней вчера. Вы должны срочно приехать, — она назвала адрес и завершила вызов.

Мне хватило пяти минут, чтобы собраться. Я сунул завещание в карман и меньше чем через полчаса стоял возле серого девятиэтажного дома. Полицейские сирены заглушали мои мысли.

— Юрий Александрович! Пройдемте со мной, — обратилась ко мне майор.

— Стойте! Вы должны это увидеть! — я протянул ей лист. — Понимаете, на что я намекаю?

— Разумеется, — она жестом позвала меня за собой.

Мы миновали несколько служебных машин, перегораживающих шоссе, и мне, наконец, удалось увидеть место происшествия. Посреди проезжей части в луже крови лежало тело. Я подошел ближе.

Черные кудрявые волосы, слипшиеся из-за запекшейся крови едва закрывали маленькие девичьи плечи. В некоторых местах кровь попала на белое платье.

Я нагнулся над телом и посмотрел в глаза.

В них, безжизненных, серых, но в тоже время прекрасных и цветных отражалось прозрачное озеро городского парка.

Один из врачей скорой помощи подошел ко мне и сказал:

«Самоубийство».

Юлия Бурнашева Я люблю тебя

C женщинами, которых было в его жизни, можно сказать, немногочисленное число, он мог удачно притворяться, с ней никогда.

Человек вообще волен делать все, что приносит ему наибольшее наслаждение, тем более, когда это касается такого чувства, как любовь. Он не мог оторвать себя от нее, напрягая всю свою волю. Таким образом он кричал своему сердцу: «Я согласен на унижение, чем испытать день нашего расставания, ведь он будет страшнее дня моей смерти». Физическую боль приносило ему страдать у нее на глазах. Она могла видеть и чувствовать его боль, но не могла с этим ничего сделать, ничем помочь. Они встречались украдкой, тайком. Ее манера трогать его руку под плащом волновала и возбуждала. Ее молчание, нежное прикосновение, мягкое дыхание, благодаря которому она вкладывала всю себя, прикасаясь к его губам мягким, как бархат, поцелуем.

И его все больше и больше тянуло неистовое желание еще и еще прильнуть к этим живым губам, чтобы постичь смысл всего сущего во всей вселенной, так ему казалось, и в эту минуту он был счастлив. Ее глаза сверкали и улыбались, он чувствовал как вся их любовь в эту минуту подступает к горлу. Ее глаза покрывала слезная пелена, она еще и еще впивалась в его губы, и ее слезы текли ему прямо в рот, это были слезы счастья, тепла, любви и безысходности. Он считал, что недостоин любви. Одиночество, полное страдания — вот удел, который он рисовал себе. Но каждый день воспоминание о ней терзало и жгло его память: «Все мне чуждо, ждать и ничего не ждать, о горе мне причиняемых тобою мук, есть наслаждение той мысли, что я полюбил…».

Полюбил созданное в своем воображении чувство и женщину, подарившую ему эти ощущения душевного и сердечного тепла. Они встречались, это происходило в его воображении, в его голове…

Большая светлая (ничего лишнего) комната, стены с полками, на которых коротали свой век книги, и много-много света и воздуха, открытое окно и она… Она была спокойна, что-то писала, ее губы то и дело распахивались в удивленной улыбке, как будто кто-то за нее писал, и она читала написанное. Во всем, что происходило с ее выражением лица, она сама была замешана, ведь все рождалось из-под ее пера. Она хохотала, хмурилась, кокетничала, в тот момент когда все, что она творила, что лилось, какие мысли в тот или иной момент вырывались наружу из ее головы… ее легко вздымающаяся грудь говорила о спокойствии и чистоте написанного ею. Удивительный человек, который хочет внушить, что он стремится к истине, когда он ищет во всем любви, и она была не исключением. Все ее записи, все заметки, которые она делала, всё это имело оттенок одиночества и жажду поиска любви.

Ее муж не лишен очарования, достоинства и любит блеснуть своим чувством юморав окружении близких или друзей. Женщины, искусство, успех в обществе, повод считать себя любимцем, успешным мужчиной и главой семьи, в которой он был кумиром для своих детей. Но она искала и писала о счастье, главное условие счастья, оно есть или его нет: пожертвовать частью жизни, чтобы не потерять ее целиком, счастье, любовь, теплота и доверие, чтобы смотреть на мир, созданный для нее. В конечном счете лучше быть хорошей матерью, а все остальное она предоставляла чистым листам, с ними она была собой. «У нас не хватает времени, чтобы быть счастливыми», — закончила она и закрыла страницы, которые уже прочла и сложила.

— Завтра к издателю, — сказала она, буркнув себе под нос.

Он шел по своим делам, рассматривая витрины магазинов, встречавшихся ему по пути на улице, вовсю шумела весна. Весна — это замечательное время года, когда вся природа рождается и расцветает, запах ветра, пение птиц. Конечно, все это не разобрать в гуле городских улиц, машин, людского ора, где-то неподалеку гремела стройка. Но и в этом шуме можно было разобраться, в этом и есть, прелесть весны. Он думал обо всем, что приходило ему в голову, многие вещи его забавляли, он улыбался. Что-то наводило его на раздумье, но злости сегодня не было, с утра у него прекрасное настроение. «Ничто и никто не могут испортить мне его», — думал он.

Подойдя к пешеходному переходу, он остановился, горел красный сигнал светофора. Пока он стоял, мимо проезжали машины в обе стороны. В какой-то момент он ощутил легкий и нежный аромат, возникший из проезжающей мимо машины. Глаза непроизвольно закрылись, вдох затянулся на мгновение и он замер. Волнение, которое произвел на него этот запах, затормозили его движение, он просто стоял еще какое-то время. Гул машин и ветер сделали свое дело — он отрезвел от шока, который сейчас произошел с ним, и он двинулся дальше переходить дорогу. Весь остаток дня он пытался все вспомнить, у него не выходило: дымок, мгновение и пустота — все это расстраивало его.

Она в хорошем расположении духа навестила своего издателя, он все одобрил. Немного поболтав, они распрощались, и она села в машину, чтобы отправиться домой, решив перед этим заехать в картинную галерею по пути. Ей очень понравилась картина, которую они выставили. Как-то раз они с мужем были приглашены на эту выставку, тогда-то она ее и присмотрела. «Эта картина замечательно впишется в интерьер моей гостиной», — подумала она.

Вечером он выгуливал своего любимого питомца, пес был породы золотистый-ретривер. Каждый раз пес прыгал от удовольствия, когда хозяин брался за поводок. Они гуляли по улицам, где меньше всего было людей, чтобы не создавать дискомфортные ситуации проходящим мимо. Она зашла в картинную галерею. У дверей ее встретила продавец-консультант, улыбаясь, ведь это входило в их обязанности, приветливо пригласила ее пройти и указать, что именно ей понравилось.

Тем временем они с псом прогуливаясь, шли мимо этой галерей, и вдруг он почувствовал тот же аромат, который пьянил его сегодня днем, от мысли о котором замирало все вокруг и в его душе. Оглянувшись, он никого не увидел, пес скакал, требуя дальнейшего пути, они пошли.

Довольная своим приобретением, она вышла на улицу, остановилась и глубоко вздохнула. Весна. Она решила подождать, когда картину упакуют, на улице, тем более людей было мало, и она наслаждалась тишиной и свежим воздухом, подаренным ей природой. Картину упаковали.

— Большое спасибо, — сказала она, — до встречи.

Они с псом решили вернуться тем же путем, но она уже сидела за рулем своего автомобиля и собиралась отправиться домой. Женщина с пьянящим ароматом и мужчина с собакой разминулись…

Мы испытываем особое счастье, видя, что жизнь оправдывает ожидания. Было тихо. Он почувствовал себя свободным, свободным от судорожных попыток подчинить себя и свою жизнь. Он закрыл глаза и почувствовал, как поток покоя разлился по его телу. Проснувшись, встав с кровати, он побродил по комнате, прикурив сигарету. Майка на нем была насквозь мокрая. Он тупо уставился в окно: густой дождь на стекле окна, пошел снег, все те же виды, но на сей раз они были белыми. В конце он стал засыпать понемногу, он ждал рассвета, как вестника зарождения нового дня. Жизнь столько раз казалась ему абсурдной, когда он размышлял, о смерти. Бурный поток крови ударил ему в голову. Нам тоже случалось жалеть себя, это чувство помогает нам жить.

«Мне холодно. Я на пределе. Подступающие к горлу слезы, харкать кровью, угасать от рака, грусть и горечь одиночества». Запах истинной жизненной силы покидал его с каждым днем все больше и больше. «Я уже не жалуюсь» — подумал он. От самых сильных мук нас спасает сострадание к собственному несчастью. На него больно было смотреть. Он чувствовал, что в его жизни происходит перелом не благодаря тому, что было, а благодаря тому, что он когда-то потерял.

Она объявила о своем отъезде. Она сначала планировала путешествовать, а затем навестить друзей и родственников, вернуться в город, ставший для нее когда-то очень дорогим. Проходя мимо комнаты мужа, она невольно стала свидетельницей того, как муж репетировал свою речь. Задержавшись в дверях и встав незаметно, она видела, как этот респектабельный немолодой, увы, человек, становился машиной, фабрикующей ложь, делающей лицемерными высказывания своих соратников. «И с ним я ложусь в постель каждый вечер?» — разочарование, опустошение. Она собирает вещи и уезжает.

По воле случая, пока она добиралась до аэропорта, решила сначала лететь к своим родственникам.

Ее встретил холодный воздух этого времени года, но она почему-то не расстроилась, наоборот, он окрылил ее. Взяв такси, она направилась в любимое издательство. Издатель был взволнован и рад их встрече, они только переписывались, и она отправляла ему свои новые романы. Они обнялись, издатель предложил ей сесть и выпить чашечку кофе, они разговорились. По мимике их общения видно было, что разговаривают хорошие друзья, которые давно не виделись.

Уже на пороге, выходя от издателя, она встретила ту женщину, которая очень давно стояла с мужчиной, который интересовал ее. Она хотела узнать как сложилась его бурная и весьма удачная жизнь. Женщина ответила, что давно не видела его, и вообще поговаривали, что он сильно болен — на этом всё. Развернувшись, женщина удалилась, по-приятельски улыбнувшись ей. Ей не терпелось увидеть, узнать, чем она может помочь, вообще, что произошло. Но мысль о том, что он не захочет ее видеть присутствовала в ее голове. На безлюдной вечерней улице она бродила рядом с его домом.

— Ты — моя бедность, и в тоже время ты — мое единственное богатство. — проговаривала она, не зная, как поступить.

Она на пороге его квартиры. В обреченных глазах вспыхнула дикая радость. Он не корил ее за то, что она сделала такой выбор тогда. Любовь — вечность, длящаяся мгновение, вот что было для него аргументом в ее защиту. Любовь приводит нас к отчаянным поступкам. «Всеми своими чувствами — он думал, — я связан с тобой». Лекарство рядом с болью!

Она видела, как он стал пленником своей комнаты. Всю свою боль и страдания он спрятал в пещере, пещере под названием «Квартира». Зима всегда сменяется весной! Любовь, дружба, благородные поступки, как Божий дар. Она озаряла всю комнату своей улыбкой:

— Моя любовь хранится, как цветы в книге жизни, — говорила она.

— Жизнь таит в себе чудо вечной юности, — делая усилия, чтобы улыбнуться, говорил он.

— Сильный человек — тот, кто умеет когда надо казаться сильным, — подбадривала она его.

Природа озаряется своей первозданной и наивной улыбкой, каждый день и они прогуливались. Он опирался на ее плечо. Воздух был прозрачен и свеж, их прогулки благотворно действовали на него. Порой комок подступал к ее горлу, когда он не видел, и слезы соленой струйкой стекали по ее щекам, но она держалась и, не подавая вида, улыбалась. Ее смешили его слова. Все так как она хотела тогда, когда увидела его впервые. Когда он спал, она ступала так легко, ее можно было сравнить с диким животным в этот момент. Она вставала на цыпочки, чтобы обвить его шею, все теснее и теснее они прижимались друг к другу. Запах ее духов, ее руки сжимали его запястья, те огни, которые пляшут и вспыхивают в тот миг, миг их коротких воссоединений.

— Мы любим друг друга среди всего этого мрака.

Он умирает молча с глазами полными слез. Любить его с уверенностью, что мы воссоединимся в вечности…

Ирина Быстрова

***

Иногда жизнь оказывается смелее всех наших ожиданий и планов. Ведь недаром удача любит смелых. Хотелось перемен — уехать туда, где тебя никто не знает, где люди часто смеются и просто улыбаются незнакомым, но симпатичным, да и вообще выглядят довольными и счастливыми. «Наверное, я про Испанию», — подумалось мне, хотя я там ни разу не была, языка не знала, но такие мелочи не могли уже сбить с намеченного плана.

Спонтанно купив билет в Мадрид и заказав хостел с отдельной комнатой на три дня, я через пару дней счастливая и вдохновленная новыми приключениями мчалась по аэропорту. Все шло удивительно легко и гладко. Так не бывает же. Но нет, бывает. Вот заветное место под номером 32B, куда я как-то протискиваюсь и замираю от неожиданности, не веря своим глазам. Рядом сидит обалденно красивый парень с «Коммерсантом» в руках, закрываясь от всех по-видимому. Коротко стриженый блондин с серыми глазами, подкачанный и явно моложе меня.

— Добрый день, — сказало это чудо мне, беззаботно улыбаясь и откладывая газету.

— Доброе, — буркнула я, немного смущаясь.

Весь полет мы мило и непринужденно общались. Он оказался начинающим перспективным брокером, которого компания отправила на семинар, а я уже немолодая женщина с разводом за плечами и ребенком на руках. Но, как ни странно, я была настолько очарована, что этой разницы совсем не ощутила. Его гостиница и мой хостел были рядом, поэтому решили взять одно такси.

Я уже фантазировала о красивом и бурном романе. Я забросила свои вещи в хостел, переоделась и поехала с ним в его гостиницу вообще без всяких мыслей, просто чтобы оставить вещи. Сказалось мое одиночество: я так давно весело и интересно ни с кем не общалась. К тому же, за границей мы раскрываемся совсем по-другому, уходят наши заботы, скорбные думы и печали. Сплошной позитив, который тут же закончился, когда он предложил подняться к нему в номер.

— Я подожду тебя здесь. — сухо ответила я. — Видишь, телефон на зарядке, надо охранять.

Он ничего не ответил. «Слишком быстро, да что он о себе думает», — промелькнуло у меня в голове.

Пошли кататься на лодках на озеро в центральном парке Мадрида. Наверное, это была одна их первых причин, почему такой клевый парень еще со мной. Просто нужна была компания для лодки. Заметив мой взгляд на полуголого испанца, он тоже решил раздеться до пояса. Мне стало нестерпимо душно на припекающем солнышке. Не понимаю, что на меня тогда нашло, но я сделала вид, что не особо впечатлилась. То ли из скромности, то ли из-за того, чтобы не наброситься с поцелуями, так обалдела, что и про комплимент забыла. Зато девчонки из соседних лодок не скупились на них и громко кричали и вообще проявляли бурную реакцию на голый мужской торс. Меня это злило и приводило в отчаяние, и я попросила весла, чтобы погрести и успокоиться хоть как-то. Он удивился, но отдал. Я же с наслаждением погребла. Так вот, что мне нужно было: просто почувствовать себя капитаном, у руля собственной лодки, не передавать никому власть над собой и идти своим путем. Вот и понятно, почему я развелась, кто ж вытерпит такую жену, которая сама хочет рулить. Я вернула весла, поблагодарила и вышла из лодки. Пусть молодой человек развлекается, а мне сейчас нужно просто погулять по городу, впитать все ароматы, обрывки фраз, взгляды людей.

Гуляла по Мадриду я в одиночестве, но в одном из ресторанчиков мне принесли десерт за счет заведения и настроение значительно поднялось. Пусть чуда влюбленности и не произошло, но эти сказочные улыбчивые испанцы, симпатичные и услужливые, напомнили мне, зачем я здесь. Да просто зарядиться солнцем и позитивом, хоть на время выкинуть из головы хмурую Москву.

Вечером поступило предложение всем хостелом потусить в самом крутом клубе столицы. Я, конечно же, согласилась. Мне так понравилось, как они меня приняли, прямо как родную, несмотря на разницу в возрасте и положении. Это был один из моих счастливейших вечеров. Мы ходили из бара в бар, весело напиваясь вкусными коктейлями, а одного бармена я пыталась научить моему любимому коктейлю: ликер блю курасао, спрайт, водка. Вроде понял. Какой-то араб из Саудовской Аравии подарил мне розу. Было чертовски приятно, но я пошутила, что в Саудовскую Аравию не поеду.

Наконец-то мы добрались до огромного четырехэтажного здания с тремя танцполами. На всю улицу громыхала музыка. Это и был клуб «Столица». Вот оно мое счастье: модная музыка, сумасшедшие люди, веселье без границ, улыбки, коктейли, и ты уже не здесь, а где-то в раю. Я поднялась на четвертый этаж, взялась за поручни, чтоб не упасть и начала отрываться: просто энергично танцевать, ни о чем не думая. Откуда-то подлетела толпа молодых юношей и девушек, снимающих все это безобразие на телефоны, но мне было все равно. Меня в клубах часто снимают на телефон, просто я действительно хорошо танцую и могу зажигать.

Протанцевав почти всю ночь, я позже вышла и заказала такси в хостел. Пусть этой ночью я не встретила своего принца, это совсем не омрачало волшебный рассвет над городом, когда кажется, что плохое тебя никогда не тронет, и все будет хорошо. Жалко, что в этот раз не было танцев на улице после клуба. Это что-то. Когда танцуешь уже без музыки, но музыка внутри вас самих, можно и вальс и сальсу, и грязные танцы — все что угодно, когда сердца бьются в одном ритме и накрывает одной волной, исчезает время и пространство, остается лишь музыка в наших душах и телах.

Ирма Ф Бурц Куди приведе нас минуле

Зовсім не так я собі уявляла зустріч з минулим, коли планувала повернутися у місто свого дитинства.

«Стрийський парк. Теракотові доріжки. Велика оранжерея, куди мене маленьку водила мама. Як добре буде сісти на низьку лавку у затінку і милуватись лебедями…» Моя уява малювала казкові картинки, поки її нахабно не заглушив знайомий з дитинства голос.

— Маришю, то ти?

Навпроти мене стояла наша колишня сусідка по комуналці, у вишитій білим по білому сорочці і широких чорних штанях. Її дрібні білі кучерики, щоночі кручені на саморобні попільотки охайно обрамовували кругле розпашіле обличчя. Вона посміхнулась і яскравий сонячний зайчик відстрибнув від її золотих зубів (щедрого подарунка батьків на 18-ти річччя). Пані Стефа зовсім не змінилась за останні двадцять років. Хіба бюст став ще пишніший, і штани злегка нап’ялися на округлих бедрах.

— Йой, дитинко, як ти змарніла. Чи тебе в тих Шінгапурах зовсім не кормлют? А ти заміж вийшла? А діти є?

Пані Стефа сипала запитаннями не даючи вставити слово. І раз вже вона знала, що я живу у Сінгапурі, то про відсутність у мене чоловіка і дітей не могла не знати.

— Прийди до нас в п’ятничю на убід. Гашька буде вдома. До нас в гошті з Німчів приїхав племінник. Такий файний. Має фірму. Ніц не жонатий. Якби я не була йому цьоця, сама би за нього заміж пішла.

«Тільки свахи мені ще не вистачало!» — подумала я і похапцем глянула на годинник.

— Пані Стефа, я прийду. Хай Гася мені подзвонить. Ось мій номер. А зараз мушу бігти… — збрехала я, щоб не наражатись на годинну лекцію про те, як має жити «пор‘ядна галичанка».

— Йой, Маришю і я біжу-біжу мене коліжанки чекають на каву.

З її «Гашьою», Анною по паспорту, ми були кращими подругами. Аж поки мої батьки не отримали окрему квартиру в новому мікрорайоні. Останній раз ми бачились, здається, коли нам було років по десять. Ідея потрапити у двір мого дитинства здавалась неймовірно привабливою. Та про що ми будемо говорити? Чи є в нас тепер спільні інтереси? «От і дізнаюсь» — вголос прошепотіла я, урочисто проходячи крізь арки Стрийського парку.

Гася подзвонила ввечері.

— Привіт Марусічка!

Я посміхнулась. Здавалось, що не було років і відстаней. На тому боці була моя Гася. В футболці з капюшоном і варених джинсових шортах…

І я подумала «Як добре сучасним дітям з їх снепчатами і інстаграмами. Вони навіть на відстані тисяч кілометрів не втрачають зв’язку. Дорослішають разом. Діляться таємницями. Обговорюють, радяться, сперечаються, та просто дружать. А нас розлучили, не питаючи. Батьки були постійно на роботі і в центр виїжджали зі мною не часто. У нас не було телефона, а писати листи ми собі не придумали. Так і загубились майже на пів життя. Гася нічого не знала про моє перше нещасне кохання в 15, я про її перший поцілунок…

Ми стільки всього пропустили. Вистарчило б нам одного вечора, щоб наговоритися. Шкода, що ми зустрінемось тільки в п’ятницю. А там, гляди і відпустка закінчиться. В неділю вранці мій літак понесе мене назад у моє «сучасне».

Тиждень промайнув блискавично. Щоденна ранкова кава в якійсь «секретній кав’ярні тільки для своїх» плавно перетікала в обід. Всі ділові питання вирішувались тут же. Обличчя змінювались, як у калейдоскопі.

— Сервус, як життя? Взяти тобі каву?

Після п’яти філіжанок руки починали труситись і я чемно відмовлялась. По обіді, вже з новим набором знайомих ми йшли вечеряти, пити вино і говорити. Закінчувалось все глибокої ночі у все ще відчиненій віскарні, яка працювала до останнього клієнта. Коли крім нас у залі не залишалось нікого, бармен знімав свій бейдж і приєднувався до наших розмов.

У п’ятницю вранці мене підкинуло вдосвіта. Кави не хотілось. Особливих планів на день не було. І тут я згадала про обід! «Як я могла забути?» В моїх мізках щось клацнуло. На заміну безтурботним лінощам вакаційного ранку прийшла паніка.

На обід до Гасі я збиралась, як на перше побачення. Довго крутилась перед дзеркалом. «Чого це я так хвилююсь? Мене аж трусить? Може то кумулятивний ефект від випитої за тиждень кави?»

До обіду було ще цілих три години, а я ніяк не могла всидіти на місці. Зрештою, взявши сумку і парасольку (як же без неї у Львові) вистрибнула на вулицю і повільно пішла у бік нашої старої квартири.

Знайома брама майстерно різьблена ще австрійськими віртуозами столярної справи. У моєму дитинстві вона була вкрита товстим шаром огидної коричневої фарби. Сьогодні ж, нові власники будинку, що явно з любов’ю ставиляться до історії і архітектури відреставрували масивні ворота. Мабуть так вони виглядали століття тому, ще за «бабці Австрії».

Високі кам’яні склепіння брами ведуть у просторий квадрат внутрішнього подвір’я. На ліво вхід у під’їзд. Дерев’яні, рипучі сходи і гладкі поручні відполіровані тисячами рук. Третя сходинка знизу — «рип». В кованих перилах на рівні другого поверху бракує завитків. Через балкони перекинутий міцний шнурок на якому вічно сушаться квітчасті майтки пані Зосі.

За двадцять років нічого не змінилось. Навіть двері нашої квартири, як і тоді оббиті блискучим червоним дермантином.

Я не встигаю натиснути на дзвінок. Двері розчахаються і просто на мене вилітає збентежена мама Гасі.

— Маришю, таке горе! В Павлюкової пумер чулувік. Най спучиває з Богом — хреститься пані Стефа — мушу бігти-бігти. Гашюнічка скоро прийде. А ти заходь-заходь.

Я переступаю через поріг і в ніс б’є знайомий запах мого дитинства. Так пахнуть всі квартири у старих львівських кам’яницях, там де в кутках кімнат стоять казкової краси, вкриті розписними кахлями п‘єци. На підлозі лежить знайомий килим. Двадцять років тому він займав почесне місце на стіні. Ми часто валялись під ним на дивані перемальовуючи пальцем у повітрі традиційні турецькі узори. Над високими дверима до їдальні висять два весла, а до кутка при дверях притулена велика помаранчева байдарка. «Ото дивина. Гася ж боїться води, як вуличний коцур. А пані Стефина срака і в кращі часи не влізла б у цю лодку». Я ледь чутно засміялась, уявляючи собі цю картину.

— Ви мабуть Маруся? — пролунало в мене за спиною.

Від несподіванки я аж підскочила.

— Не хотів вас налякати. Я — Марко.

— Марі. — коротко відповіла я і протягнула руку.

«То мабуть той „файний племінник з Німців“. Такий смішний. Рудий, як англійський принц, а очі сині-сині такі ж як у Гасі».

— Ви тут порозглядайтесь. Може вам щось принести?

Раптом зрозуміла, що за сьогодні не випила жодної кави. Ніби читаючи мої думки Марко продовжив.

— Я каву збирався варити. По-львівськи. Будете?

— З задоволенням.

— То може на кухню?

Ми перетнули темний коридор і потрапили до просторої, світлої нещодавно відремонтованої кухні. Збоку від дверей стояв довгий стіл і дві білі лавки. Марко взявся за каву.

— Доречі це моя байдарка. Чим вона вас так насмішила?

— Я уявила у ній пані Стефу.

Тут вже ми реготали вдвох.

— Я займаюсь з дитинства. Капітан збірної. Ми нещодавно змагались з англійцями.

«Вони тебе за свого не прийняли?» хотіла запитати я, але передумала.

— А взагалі-то я художник і скульптор. Митець одним словом. А ви знали, що Мікеланджело писав сонети? А Леонардо да Вінчі віртуозно грав на лірі. А ще він придумав перший підводний човен. Зараз покажу.

Марко розлив каву у дві маленькі філіжанки і присів біля мене.

— От дивіться.

Він витяг з кишені свій телефон і почав гортати фотографії макету дивакуватого дерев’яного човна.

— Я довго вивчав креслення. Вони ідеальні. Цей чоловік був справжній геній. От дивись сюди. Цей гвинт. Зараз би так не придумали, а він придумав…

Так несподівано ми перейшли на «ти». А коли Гася з руками повними пакунків з зелениною протислася в двері кухні, ми вже бурхливо обговорювали фуги Баха, зовсім як давнішні товариші.

— Маруся! — вигукнула вона, кидаючи торби на стіл.

— Гася! — підвелася я і пішла обіймати свою стару подругу.

Марко сидів за столом і виглядав злегка зденервований тим, що нашу розмову перервали.

— То ви вже познайомились? Чудесно! Пізніше ще Іван обіцяв прийти. Ну мій двоюрідний брат. З Німеччини.

Я глянула на Марка. «А це тоді хто?». Та спитати не встигла, бо Гася вже засипала мене запитаннями на які вимагала термінової відповіді.

Марко сидів на лаві уважно розглядаючи щось у своєму телефоні. Йому було байдуже до Гасиних покупок. А вона все щебетала. Про наших старих сусідів і новий дах, який пообіцяв мер. Про те, як десять років потратили з мамою, щоб викупити всі кімнати комуналки і зробити це помешкання повністю своїм. А грошей на ремонт не вистарчило. Я слухала у пів вуха, щось відповідала не до ладу. А в голові крутилась одна думка «Хто ж їй Марко?»

«Може чоловік? Ми ж не бачились стільки років. Могла й заміж вийти. А якщо чоловік, то чого не допоміг? Ні словом, ні жестом не показав своєї уваги? Чого це мене так зачіпає? Я тут до чого?»

Та я вже не могла зупинитись. Вишукувала хоч найменший натяк. Та ці двоє, як навмисне робили вигляд, що все й так зрозуміло.

Гася накрила на стіл. Розлила по келихах домашнє вино. Прийшла моя черга розповідати про життя. Таке казкове і незвичне. У далеких краях. Під відчиним сіянням софітів, потопаючи у оплесках захопленого залу і п’янкому запаху свіжо-зрізаних квітів. «Люба моя Гася, якби ти тільки знала з якою радістю я б поміняла всі свої чарівні пригоди на одне спокійне життя у старій квартирі в центрі древнього Львова. Тільки би було кого обійняти, кому покласти голову на плече і заснути, вкритою картатим пледом під тиху мелодію зі старого голлівудського кіно».

Дві пари синіх, мов волошки, очей дивились на мене. Не перебивали. Слухали. Ніколи не могла подумати, що можу когось так зацікавити своїми байками. А я все розповідала і мені було так затишно на тій лаві. І гірко, що Гасі не було поряд раніше. І сумно, що за вікном вже зовсім темно, а значить час залишити цей дім.

— Я, мабуть, вже піду. Темно на дворі.

— Чекай, а Іван? Він хотів тебе бачити.

— Значить іншим разом. — я посміхнулась «Дався їм той Іван»

І тут дзеленькнув дзвінок. На порозі при всій параді стояв «пор‘ядний галицький хлоп» з тих, що носять краватку і маринарку. Видно пані Стефа попрацювала у цьому напрямку. Білий комірець, напуцовані мешти. Букет троянд і довгий шлейф елітного фарфюму.

— Вибачте за запізнення!

Задається він пристукнув каблуками, як бравий гусар.

— Гасюню, я побіжу. Мені ще речі збирати. В неділю літак. — Марко, приємно було познайомитись — крикнула я в темноту коридору.

— Дозвольте вас відпровадити. — простягаючи букет запропонував мій новий кавалер.

Гаська блиснула очима, а за спиною у Івана несподівано матеріалізувалась пані Стефа. Я зрозуміла, що не маю варіантів.

— Квіти залиште Гасі. Я всеодно не зможу взяти їх у літак.

— Мадемуазель. — Іван підставив мені свій лікоть. Я нехотячи взяла його

під руку. Мама і донька стояли в дверях і розчулено махали нам у слід. Можу заприсягтися, пані Стефа змахнула зі щоки невидиму сльозу.

Тільки но ми вийшли з брами і завернули за ріг, як Іван обережно опустив мою руку і заходився розв’язувати краватку.

— Ненавиджу цей зашморг. — бурмотів він, смішно порпаючись у неслухняному вузлі. — моя цьоця, як щось собі придумає, то вже краще їй піддатись, ніж щось пояснювати. Вибачте Маріє. Я виглядаю безглуздо? У вас часом нема пластиря? Нові меншти пекельно натерли ноги.

«А він навіть симпатичний» промайнуло в голові.

— На ваше щастя тільки вчора купила. Ось тримайте. — я витягла з сумки ще не розпаковану пачку пластирів.

— А ти мене зовсім не пам’ятаєш? Я Ваньо.

Я глянула на Івана

— Той, що виліз на дерево, зачепився штанами і не міг злізти?

— А пам’ятаєш, як цьоця «йойкала» і викликала пожежників?

— І тебе потім всі кликали ваньо-драні-штані.

— Ага.

Він широко розвів руки і театрально вклонився. Напруження кудись зникло. Настрій покращився. Ми йшли містом і від душі реготали, згадуючи наші дитячі пустощі.

— Ми прийшли. — з легким сумом повідомила я.

— Можна запросити тебе завтра на сніданок? Я заїду за тобою об одинадцятій.

— Звичайно ж можна. — я посміхнулась і поцілувала Івана у щоку.

Він якось смішно, як у кіно підкинув до гори руку на знак прощання, артистично розвернувся на каблуках, запхав долоні у кишені і пританцьовуючи, мов Джин Келлі пішов геть.

За мить я зачинила за собою двері. Кинула на підлогу сумку. Зняла мешти і просто в одязі завалилась на ліжко. В голові крутилась якась давно знайома мелодія. Я почала її мурликати собі під ніс. Ніяк не могла згадати слова. Щось про bubbles in a glass of champagne…

Довгий був день. Я закрила очі, даючи волю думкам: «Завтра останній день у Львові… Хоч би не пішов дощ… Кажуть, що дощ в день весілля то добре. Буде щасливе і багате сімейне життя… Мені б личила біла сукня з відкритими плечима на довгий рукав. І вельон. Такий, щоб ідучи по проходу поміж лавами в церкві він ледь торкався краями тих лав… А він би був у сірому костюмі. Традиційному, англійському. З жилеткою і золотим годинником на ланцюжку… Якби домовитись з генетикою, то наші діти мали чорні кучері, як у мами, а очі, як у тата — сині-сині…» Я аж підвелася. Сіла на ліжку і закрила лице руками. «Ото мене занесло. До чого тут сині очі?». І тут я згадала, що то була за пісня. Її співала Біллі Холідей «ти зайняв всі мої думки, як нав’язлива мелодія, крутишся в голові, мов бульбашки у бокалі з шампанським…»

Наступного ранку рівно об 11 Іван стояв під моїм вікном. Дощу не було. Кав’ярня у сусідньому будинку вабила запахом свіжої випічки і щойно змеленоі кави. Ми сіли за столик. Зробили замовлення і раптом з радіоприймача залунала моя вчорашня мелодія. Я почала підспівувати. Іван непомітно зняв це на свій телефон.

День був напрочуд чудовим, легким, світлим. Таким я мріяла запам’ятати свій улюблений Львів. Ми гуляли, згадували і багато сміялись.

— Я знімав, як ти співаєш. Можна я залишу це відео собі?

— Тільки якщо я теж отримаю копію.

— Тільки якщо ти викладеш її у свої «сторіз»! Я, до речі, давно підписаний на тебе.

— Та невже? — фальшиво здивувалась я.

Іван провів мене до дому, а наступного ранку відвіз у аеропорт.

Літак пішов на розгін. За мить до того, як шасі відірвались від землі юю. дзенькнув телефон.

«@mark_shagal_ua start following you» — прислав повідомлення Інстаграм.

Серце закалатало, як шалене. Руки трусились. Програма не відкривалась. Зв‘язку уже не було.

«Марк Шагал? Правда?» Я посміхнулась і закрила очі. Мені снилась байдарка і кава в маленьких блакитних філіжанках, літній дощ, Біллі Холідей, що ніжно пригортала мене до себе і казала «дитинко у тебе все буде добре!»

Ледь чутний поштовх пробудив мене зі сну. Ми приземлились. Телефон відчайдушно шукав мережу. Є! Тепер мерщій в Інстаграм. Одне нове приватне повідомлення. @mark_shagal_ua залишив коментар до вашої історії:

«Ти неперевершено співаєш. Тепер щоночі я засинатиму під твою колискову…

***

Фейсбук сегодня напомнил, да и, честно говоря, я думала об этом последние недели. Февраль для меня уже много лет, это — Барселона. В этом году я грущу. В этом феврале не будет Барселоны. И в марте, и в апреле, и в обозримом будущем тоже… Надо мной как будто подшучивают британские TKMaxx’ы, в этом сезоне закупившие Zara’вские стоки. Со мной вместе тоскуют мои барселонские дизайнерские кофейные чашки-стрекозы.

Я не поленилась посчитать. Мы с Барселоной встречаемся уже 13 лет.

Первый раз я попала сюда, убегая из заснеженного Киева, после нескончаемых организованных мной корпоративов, с Марусей под сердцем. Мы жили на Диагонали в Hesperia Presidente. А первое утро нас разбудил птичий гам. Я долго протирала глаза, не в состоянии поверить, что за окном резвится стайка зеленых попугаев.

В тот год я видела Casa Mila еще до реставрации с выставкой Рембрандта внутри и фрукты, венчающие шпили собора Святого Семейства, лежащие на земле и ждущие своего водружения к поднебесью. А еще я впервые увидела, нет, лучше сказать прожила Фламенко, напомнившее мне сюрреалистические, тяжелые, как бархат, тягучие и волнующие, удушающие и сбивающие с толку фильмы Девида Линча.

Это короткое погружение в весну дало возможность дожить до конца зимы, не умирая от нехватки солнца и авитаминоза.

Через год по барселонским улицам я гуляла не одна. Со мной дышала весной и восьмимесячная Маруся. Мы жили в Casa Fuster. Именно там, на солнечной террасе, где-то в то же время Пенелопа Круз и Хавьер Бардем поняли, что не могут жить друг без друга. Именно там я впервые узнала о Луи Доменеке-и-Монтенере, архитекторе, а заодно и основоположнике каталонского модернизма (да-да, не Гауди единым…). Золотые потолки холла, но какие-то спокойные, арт-декошные, без дикой кичливости барокко. Серебряные в ресторане — уровнем ниже. На фасаде сверху башенка и шпили, испанские колониальные мотивы, а ближе к земле вполне земные цветы и закругленные арки. Уже совсем не готика, но пока еще и не плавная эластичная пластика форм Гауди.

В тот год я изучила все возможные дома, построенные Доменек-и-Монтенером. Дом каталонской музыки, Дом трех драконов — зоологический музей, строившийся как кафе-ресторан для Всемирной выставки 1888 года, дом Лео Морера в квартале «Раздора», ну и мою любимую — больницу Santa Creu I Sant Pau недалеко от собора Святого Семейства. К ней ведет диагональный, совершенно не присущий ровно разграфленному Эшампле, проспект Гауди. Больница стоит на возвышенности и, если повернуться спиной к ее входу, через ветви деревьев можно увидеть главную и, кажется, вечную, стройку Барселоны. Как по мне, именно в эту больницу должен был попасть сбитый трамваем Антонио Гауди, но нет, я проверяла сотни раз. А какая красивая получалась бы картинка…

В 2007 исторические корпуса Sant Creu i Sant Pau еще не были музеем, и на их территорию можно было попасть без особых проблем. В тот год мы провели несколько волшебных часов на скамейке под апельсиновым деревом. Маруся спокойно спала, вдыхая цитрусовый аромат, летящий от зрелых плодов на невысоком дереве. Я с изумлением разглядывала мозаики и майолики, чудные башни и резные оконца — то волшебство архитектуры и дизайна, которое было создано, чтобы излечивать больных лишь от одного созерцания этой красоты вокруг.

На следующий день мы впервые пошли в Барселонский зоопарк. Звери, птицы, бабочки и паучки… Неожиданно среди всей этой жизни, заключенной в клетки, моей фавориткой стала, выросшая на воле мимоза. Дерево, именно в феврале цветущее пушистыми и желтыми, как цыплята, пахнущими весной солнечными помпонами. Это была любовь с первого взгляда. Я возвращалась к ней при любой возможности. Как друидская фея обнимала ее и прислушивалась. Впоследствии идея вырастить мимозу в своем саду стала преследовать меня. И, возможно, именно она привела в Великобританию. Так уж получилось, что это тропическое растение не может жить в условиях резких перепадов температур, поэтому не растет ни в Украине, ни в России. Зато в курортном Сассексе чувствует себя прекрасно! Посаженная мной в прошлом марте веточка за год превратилась в двухметровое дерево. Пока без цветов. Но я же умею ждать…

***

Через год детскую «культурную программу» осваивал шестилетний Игорь. К традиционному зоопарку и аквариуму добавилась поездка на фуникулере на гору Тибидабо. Интересующий нас парк развлечений был, конечно же, закрыт. И чтобы хоть как-то повеселить расстроенного ребенка, я решила заглянуть в музей старинных игровых автоматов. Почему-то больше всего запомнился автомат, демонстрирующий сцену казни. По середине стеклянной коробки была установлена небольшая гильотина. Вокруг разместились зрители. Бросаешь монетку в прорезь и железный нож летит вниз. Голова катится по полу. Зрители ликуют!

Чтобы придать больше неожиданности и странности нашим каникулам, мы решили съездить еще и в Фигейрас, в дом к Сальвадору Дали. Хлеб и яйца на внешних стенах. Глаза, губы и носы внутри… Не дом — театр. Все вокруг — декорации. Кажется, вот-вот на сцену выйдет сам основатель, режиссер и, по совместительству, ведущий актер с идеальными напомаженными усами и муравьедом на поводке…

Стоящий на полке у выхода из моего дома под зеркалом флакон Laguna каждое утро напоминает мне о той поездке. Духи на исходе. Пора ехать опять.

***

В 2009 мы выехали в Барселону всем «цыганским табором». Муж, дети и бабушка в придачу. Самое яркое воспоминание той поездки — пропажа кошелька с правами и техпаспортом за несколько часов до вылета домой. Его вытащили из рюкзака в игрушечном магазине Маре Магнума. Пока все семейство спокойно обедало, я неслась мимо закрытого на ремонт Palau Guell в полицейский участок фиксировать факт пропажи документов. Как я их восстанавливала — совсем другая детективная история. Но после этого случая в моей жизни появились маленькие сумки с ремнем через плечо. В этом году юбилей — 10 лет, как мы вместе.

***

На следующий год была очередь (четырехмесячного) Криса сбегать из киевской зимы в испанскую весну. Мне кажется, что именно в тот год рыбы и звери в аквариуме и зоопарке начали меня узнавать и здороваться при встрече.

***

В 2011 Маруся училась кататься на лыжах в Андорре и требовала идти купаться в море в Сиджесе. Упрямая «жучка» даже выходила в купальнике на балкон, чтобы доказать мне серьезность своих намерений. Это был единственный раз, когда в Барселоне было холодно и дождливо. Нам пришлось забежать в Zara за резиновыми сапогами и дождевиками перед поездкой на Монсеррат. Пообещала себе вернуться, когда погода будет получше. Пока не получилось. Жду.

***

В 2012 муж сослал меня к друзьям в Коста Браву, пока сам с приятелями под воздействием ящика розе в отеле Маджестик снимал и прятал в ванной плазменную панель. Не спрашивай…

***

Шесть лет назад я, наконец-то, приехала в Барселону без детей. Это был год картинных галерей, шумных вечеринок и Мишленовских ресторанов. Я неожиданно попала на эль класико. Совершенно непредсказуемый в тот год футбольный матч между Барселоной и мадридским Реалом. Мне достался билет в фанзону Барсы. Наверное, это была технически великолепная игра. Признаюсь, я не очень-то разбираюсь в футболе. Но эмоционально… После первого забитого гола в ворота Барселоны болельщики, сидящие рядом, громко, энергично размахивая руками, как и надлежит истинным каталонцам, объясняли своей команде — как нужно играть. После второго гола они притихли и взялись за головы. После третьего в абсолютной тишине все, как по команде, встали со своих мест и, не проронив ни слова, ушли с трибун. Они не видели, как их команда забила единственный гол в той игре. Они унесли свою печаль с собой, дав возможность от души повеселиться гостям из Мадрида.

На следующий день я стала свидетельницей и невольной участницей настоящей акции протеста. Помню, как с самого утра были возбуждены и воодушевлены полицейские в центре города. Знаешь, это любимое выражение всех учителей: иду на работу, как на праздник! По блеску глаз тех полицейских можно было сказать, что сегодня именно такой день-праздник. Где-то в районе обеда, после нескольких часов бесцельного шатания по городу (могла себе наконец-то позволить просто поглазеть на дома и поблуждать по улочкам) я решила выпить кофе в Старбаксе. Обычно оживленная проезжая часть одной из центральных улиц вдруг опустела. Я даже вышла посмотреть, что там происходит. А происходило следующее. По всем четырем полосам дороги в несколько рядов ехали полицейские машины с радостными блюстителями порядка в полном обмундировании. За ними вприпрыжку шагали демонстранты. Почему вприпрыжку? Да потому, что возраст у них был именно тот, когда юношеский максимализм встречается с играющим в жопе детством, и как следствие возникает истинное сочувствие бредовым идеям. В этом отдельном случае — идеям коммунизма (Извини, если я слишком резка в высказываниях, но у меня у самой дома такое чудо). Так вот, несколько сотен юных ленинцев, или как их там называют теперь, шагали по улице, орали речевки, били витрины и рисовали на стенах серпы и молоты. Самым умилительным во всем этом шествии были скорые, следовавшие за протестующими, и армия уборочной техники, замыкающая колонну. Всего через несколько минут город вернулся к своей обычной жизни. О происшествии напоминали лишь две разъехавшиеся по витрине кофейни паутины, появившиеся там после неистового удара по стеклу то ли молотком, то ли камнем.

До самолета оставалось еще несколько часов и я решила заблудиться в узеньких улицах готического квартала. Я шла и вдумчиво разглядывала витрины. Заходила во все открытые двери. Медленно рассматривала понравившиеся мне вещицы на полках крошечных лавок и мастерских. В ту пору я переживала душевные муки, связанные с моей неистовой любовью к балету, ну или, возможно, ну совсем чуть-чуть, совершенно платонические чувства к моему педагогу. Честно говоря, я как раз собиралась изменить им (балету и педагогу) с йогой. Наверное, потому-то и мучала меня особая печаль…

А когда я в таком состоянии, душа начинает искать знаки и знамения!

При других обстоятельствах заметить ту крошечную дверцу, ведущую в малюсенький ювелирный магазинчик было бы абсолютно невозможно. Среди небольшого количества колец и подвесок на самом видном месте красовался тоненький золотой браслет с подвесками в виде танцующих балерин, одетых в пачки из цветной эмали.

Это ли не знак? — улыбнулась я себе.

Заверните! — не спрашивая о цене, с уверенностью заявила я.

Теперь моя любовь вместе с печалью живут в этом браслете. И да, я изменила балету с йогой, а потом наоборот. Я все еще нежно люблю своего педагога и при возможности передаю ему из Британии букинистические книги по истории балета. Я практикую йогу трижды в неделю. Я научилась прятать «невозможные» чувства в красивые предметы, которые в отличие от людей всегда будут рядом со мной…

***

Знаешь, все пять лет, прожитые нами в Москве, в середине февраля мой организм начинал откровенно бастовать. Отсутствие солнечного света (в Москве его даже летом немного), жестокий авитаминоз, холод и химические испарения от той гадости, которой ежедневно, щедро посыпали улицы, просто убивал меня. Каждое утро я просыпалась с пересохшим носом и капелькой крови, запекшейся в трещине на губах. Губы трескались скорее не от мороза, а от невероятной сухости воздуха в зверски отапливаемых квартирах. Уголки губ не заживали неделями. Не помогали ни витамины, ни помады, ни примочки. Единственным спасением было мое паломничество в край вечной весны. А в краю вечной весны я первым делом бежала в шумные ряды Бокерии, чтобы влить в себя витаминную бомбу из свежевыжатых соков. С годами научилась, что продавцы, стоящие в глубине базара, продают свои чудо-коктейли вдвое дешевле фасадных торговцев. Что, если прийти ближе к закрытию, можно отхватить и два стакана витаминного волшебства по цене одного. А еще там есть клубника в форме сердца, именно та, которая первая появляется на прилавках в 6 утра, а не в июне. Килограмм ароматных сердец по цене килограмма картошки…

В 2015 году у меня была компания. Моя кума целый год находилась в поисках своего счастья в Барселоне, а попутно изучала испанский и особенности местного ресторанного бизнеса. Я же решила, что пора стать хипстером. Купила шляпу, как у Эми Грант, надела оксфорды (питаю к ним особую страсть еще со школы), нацепила свою традиционную сумку через плечо и, прихватив букетик мимозы, с блаженной улыбкой пошла бродить по любимым улицам. В ушах Кузьма со своим:

Але я люблю тебе

А ти того не знаєш і в Іспанії живеш

Але я тебе люблю

Хоч ти по-українськи абсолютно не гребеш…

Над головой солнце и зеленые попугаи.

Кума жила в квартире в минуте ходьбы от собора Святого Семейства.

— Ходишь на службы по воскресеньям? — с издевкой спросила я.

— Ни разу не была! — удивила меня подруга.

Таким образом, план нашей прогулки был предопределен: Саграда Фамилья, больница Сан Крю и Сан Пау и национальная картинная галерея. По дороге обед в ресторане с заманчивым названием Антонио Гауди. Меню традиционно-туристическое: паэлья, осьминоги, острые зеленые перцы на гриле, тапасыи сангрия.

Картинная галерея, возвышающаяся над площадью Испании, была пройдена мною вдоль и поперек несколькими годами ранее. В этот раз я не могла оторвать взгляда от восхитительной Евы — творения барселонского скульптора модерниста Энрика Кларасо. И неповторимого сочетания белого мрамора с черненой бронзой в «Преследовании иллюзий» Мигеля Блая. В следующем зале были выставлены настенные панно, каминные полки и резные кушетки, по плавным цветочно-растительным узорам которых, становилось понятно, что и они творение рук испанских мастеров эпохи модерн.

В дом промышленника Гюэля, манящего меня своими готическими окошками уже не один год, я пошла одна. Ну не могла я пропустить только что открывшуюся после почти десятилетнего ремонта жемчужину каталонской архитектуры. Таких как я ценителей Гауди нашлось не мало. Что тебе сказать. Гауди был еще тот фантазер. Хорошо, когда есть друзья-меценаты, готовые оплатить все твои творческие причуды и фантазии. Не могу сказать было ли комфортно Гюэлю и его семье жить в дивном замке, но то, что он привлекал внимание не только зевак, но и «сильных мира сего» — нет никаких сомнений.

Насмотревшись на архитектурные причуды, я решила помучить себя шопингом. А что может быть лучше девятиэтажного Эль Кортэ Инглес на площади Каталонии? Не помню, как забрела в отдел женского белья, но помню, как зависла там на целый час. Кажется, я решила померить все, что там было! И в результате нашла свой идеальный комплект. Только через три года, когда поняла, что это белье идеально и его невозможно сносить, я удосужилась посмотреть, кто же производитель этого чуда. «Maison Lejaby» — сообщили белые буковки на бирюзовой этикетке. Это любовь — решила я и пообещала купить себе что-нибудь у них снова. А в этом году прочитала у Полины Санаевой:

Иногда хочется быть такой женщиной-женщиной,

Звенеть браслетами,

поправлять волосы,

а они, чтоб все равно падали,

благоухать Герленом,

теребить кольцо,

пищать «Какая прелесть!»,

мало есть в ресторане,

«мне только салат».

Не стесняться декольте,

Напротив, расстегивать

Совсем не случайно,

Верхнюю пуговочку.

Привыкнуть к дорогим чулкам,

И бюстгальтеры покупать

Только «Лежаби»…

— Теперь у меня их три. И они идеальны.

***

В шестнадцатом — жизнь начала меняться. Весны стало больше. Мы стали чаще бывать в Англии, да и вообще к сентябрю решили перебраться туда надолго. Вот и в том феврале мой путь в Барселону пролегал через туманный Альбион. Перед тем, как попасть в Каталонскую столицу, мне предстояло закинуть сына в школу после каникул. Младшие дети с папой приехали в Барселону на день раньше. Пока я отвозила старшего, Маруся встречалась с Полиной, школьной подругой, перебравшейся жить в Каталонию. А ночью, когда я прилетела, дочь во сне случайно проглотила выпавший зуб. Зубная фея осталась без трофея, девятилетняя хулиганка без денежного вознаграждения.

На следующее утро Беззубик и Кудряш, прогулявшись по пляжу и откровенно заскучав, потребовали приключений.

— Поехали смотреть как работают стеклодувы, — предложила я.

Незакрытый гештальт по стеклодувам был у меня еще с момента, когда любимый отказался везти нас зимой на остров Мурано в Венеции. В тот момент в голове всплыли воспоминания столетней давности о неких мастерских в испанской деревне на Монжуике.

К счастью, стеклодувы действительно работали там, где я ожидала их увидеть. Выставленные на полках поделки не были шедеврами. Главное в этом деле было шоу. Театр стеклодувов. Особо не имело значения, что получится в результате волшебных вращений и выдуваний. Сама магия превращения хрупкой стеклянной крошки в пластичную струящуюся почти жидкость, а чуть позже возвращение ее в твердое состояние, но уже в совсем другой форме и содержании была захватывающей. Мы провели там час или около того. Купили черного котика бабушке в подарок и пошли гулять по «старинным» улицам музея под открытым небом.

На следующий день нас ожидало захватывающее путешествие на поезде из Барселоны в Фигейрас. Да, обычно туристы отправляются туда, чтобы увидеть дом Сальвадора Дали. Но только не мы. Делая поправку на детей (они на тот момент были в большинстве), я решила поступить оригинально и посетить музей старинных игрушек. Еще и затащила туда жену своего бывшего шефа. Хорошо, что мы давно не виделись и нам было о чем поболтать. А игрушки… кому нужны игрушки, с которыми нельзя поиграть?

***

В 2017 моя жизнь была похожа на путешествие цирка-шапито. Все мои пожитки умещались в 15 картонных коробок. Мы были в процессе покупки британской недвижимости и не особо разъезжали по заграницам. Но пропустить традиционное рандеву с Барселоной я не могла. У нас было всего два дня. Мы только что получили ключи от нашего нового дома. Наши друзья пригласили нас погостить в Лорет де Мар. В Барселону я попала совсем на чуть-чуть перед самым вылетом.

Всего один час в городе, в который влюблена. Как же это мало, чтобы надышаться его воздухом, согреться лучами его солнца, услышать его мелодии, улыбнуться всем прохожим. Знаешь, то чувство тоски на грани отчаяния, когда хочется физически прикоснуться к тому, кого нет рядом? Когда сердце бьется так часто, и слезы вот-вот покатятся из глаз.

— Нам пора.

— Дай мне еще одну минуту…

И я не придумала ничего лучше, чем обнять фонарный столб на площади Каталонии. И мне стало легче. И показалось, что он стал даже немного живее, если только это возможно.

Кажется, какие-то высшие силы услышали, почувствовали меня в то мгновение, и вскоре мой любимый город начал обретать вполне физическую форму.

— В этом году в Барселоне для меня появились люди, — призналась я своему другу философу.

Он удивленно поднял бровь и понимающе улыбнулся.

— Ну да, они там были раньше, но это было неважно. Важен был только город.

Через месяц после моего возвращения из Барселоны по нашему новому английскому дому разлился заразительный детский смех. Так хихикая, держась за руки, вприпрыжку в мою жизнь ворвались мои прелестные каталонские принцессы, при виде которых у меня тает сердце. И я готова вместе с ними шагать на край света, ну или в морскую пучину, кишащую злобными медузами. Лишь бы обнять и подержать лишнюю секунду в объятьях. Да простит меня Маруся, но я в жизни еще не встречала таких девочек-девочек. Вот бы они навсегда остались милыми кудрявыми златовласыми ангелами…

А еще через год в моей Барселоне мне встретились настоящие феи. Хотя они вряд ли подозревают о своей магической силе. И о том, как заданные вовремя правильные вопросы могут изменить чью-то жизнь. Как сказанное тихонько на ушко маленькому мальчику: «У тебя очень красивая мама» — чудесным образом вернет ей потерянную в жизненной суете красоту и уверенность в себе. Как разговоры о простом женском счастье подарят крылья, чтобы снова летать. А сказанное на прощанье «приезжай еще» даст уверенность, что, когда бы я ни приехала сюда снова, мне всегда будет кого обнять.

— Почему бы тебе не переехать жить в Барселону, раз ты ее так любишь? — спросишь ты. А я признаюсь, что боюсь потерять чувство нежной влюбленности, видя ее каждый день. Что предпочитаю жить целый год в предвкушении короткой встречи. Чтобы потом, промокнув под лондонским дождем или продрогнув до костей в зимнем Киеве или Львове, кутаясь в пуховик и пробираясь через сугробы, вспоминать теплые февральские солнечные лучи и пахнущую весной мимозу…

Людмила Воробьева Вернуть начало…

Я стояла у окна и смотрела на плющ, который полз по стене беседки во дворе. Его зубчатые листики темно-зелеными маленькими ладошками отмахивались от осеннего ветра. А тот упрямо, но тщетно пытался оторвать их от родной стены. Сколько раз мой садовник убеждал оборвать плющ и очистить стену, грозя в противном случае страшными разрушениями, которые нанесут цепкие корешки плюща стене и в итоге всей беседке. А мне было жаль с ним расстаться. Его вечная зелень радовала и успокаивала, особенно вот в такие ненастные осенние дни.

Я наслаждалась тишиной и уютом своего красивого и удобного дома. Мне нравились такие неспешные дни, когда не торопишься вернуться после утренней прогулки, когда кофе заваривается в большой кофеварке, чтобы можно было долго наслаждаться каждым глотком душистого насыщенного напитка с ореховым оттенком и думать о чем-то хорошем.

Сегодня думать о хорошем не получалось. Позвонила Ксения и сообщила, что слегла с пневмонией. Мы сотрудничали уже семь лет, и я забыла, что такое пустой холодильник, завтрак, состоящий из чашки кофе и печенья, или ужин, после которого полночи ворочаешься от чрезмерной сытости. Очень умело она наладила мой гастрономический быт, и я с досадой настоящей эгоистки думала, что пару недель придется есть вне дома. Готовить я особо не любила никогда, даже в то время, когда мы жили все вместе — я, муж и наши дети. Приготовление еды было не очень приятной обязанностью, поэтому готовилось то, что быстро и просто. Может быть, поэтому моя дочь изумительный кулинар! Похоже она компенсировала этим талантом недостаток изысков в детские годы.

Ксения же была дизайнером-озеленителем, но кулинария стала ее истинным призванием. Нас познакомила моя приятельница и предложила взять Ксению в качестве садовника, поскольку я искала именно садовника. О личном поваре я даже не мыслила, считая это совершенно излишним. Много лет муж жил отдельно своей интересной жизнью, в которой мне места не нашлось. Дочь умудрилась влюбиться в иностранца и уехала с ним в другую страну. У меня уже было трое внуков, которых я обожала, но видела редко и с грустью отмечала при встречах, что родным для них будет другой язык.

Дочь настойчиво звала к себе и общение с внуками было одним из мощных средств воздействия на мое решение.

Я успешный и востребованный психолог. Мой муж, правда, говорил, что названия практик с приставкой «психо» не могут быть ни научными, ни серьезными. И уж тем более не верил в пользу этих практик. Если судить по итогу нашей семейной жизни, то, пожалуй, он в чем-то оказался прав.

Тем не менее, оставить своих клиентов, которым, в отличие от себя, я помогала, и уехать в другую страну, для меня было совершенно немыслимо. Я любила свою работу. Погружаясь разумом в чью-то очередную несчастливую историю, сердцем я оставалась снаружи. И мне часто удавалось расплетать сложные эмоциональные клубки и, как ни странно, давать мудрые советы и рекомендации.

А что может быть дороже счастливых судеб, где ты участник и соавтор процесса?

После того, как сын уехал к сестре, а с мужем мы окончательно охладели друг к другу, и он переехал в городскую квартиру, я осталась одна в нашем большом загородном и некогда шумном доме. Дети и внуки приезжали в этот дом, и тогда мы снова становились одной большой семьей, и я была совершенно счастлива. Это случалось редко. И все же мне хотелось, чтобы они знали — дом всегда их ждет, в нем тепло и уютно, а сад вокруг дома такой же роскошный и ухоженный, и мы все вместе по-прежнему можем часами завтракать в беседке, увитой плющом.

Поэтому мне нужен был садовник. А нашла я повара.

Так получилось, что Ксения добралась ко мне вечером. Осматривать сад было уже поздно, а возвращаться в город было не на чем, пришлось оставить ее ночевать.

В благодарность она вызвалась приготовить ужин. И соорудила что-то невероятно вкусное из всех остатков, которые нашла в холодильнике.

С тех пор я полюбила есть дома, а все заботы о меню и закупках взяла на себя бывший дизайнер-озеленитель. Садовник у меня тоже появился, и больше всего я ценила его умение очень незаметно и без лишних слов приводить в порядок и сад, и двор.

Дом убирала приходящая горничная, так что жизнь моя была налажена, продумана и заполнена до краев. По крайней мере, мне именно так казалось.

— Пневмония — это же серьезно! — вдруг подумала я!

— Как же я не спросила в какой она больнице? Может, нужна помощь. Правда, Ксения молодая крепкая женщина, но перезвонить надо!

— Куда же я дела телефон?

Но телефон вдруг сам нежно и немного грустно позвал меня мелодией из любимого когда-то фильма «Обыкновенное чудо».

— Начало вернуть невозможно, немыслимо… — лилось с подоконника. Я взяла телефон и быстро ткнула пальцем в зеленое окошечко на экране.

Звонила горничная и сообщила, что ей срочно нужно уехать, что она не знает, когда вернется, очень сожалеет и расчет просит перечислить на карту.

Это был прямо-таки удар ниже пояса.

Найти горничную в загородный дом, вот так сразу, было непросто. Тем более, что я не очень люблю новых людей в своем доме. А тут команда с семилетним стажем совместной работы рушилась на глазах! Я позвонила секретарю и попросила заняться этим вопросом через агентство. Но настроение испортилось окончательно от одной мысли, что мне самой придется натирать полы и зеркала, если вдруг поиски новой горничной затянутся.

— Кстати, — сказала секретарь, — проверьте почту, там письмо для вас.

Пожалуй, этим я сейчас и займусь. Писем я получала много и знакомилась с ними после сортировки. Официальные послания из налоговой, ГАИ, страховых компаний и иже с ними разбирала моя секретарша. А «письма от людей» читала я.

У меня не было никаких предчувствий надвигающихся перемен. Я просто начала читать текст на каком-то странном ломаном языке (это был автопереводчик, как выяснилось потом).

«Здравствуйте, дорогой незнакомец. Я увидел ваше объявление на сайте знакомств известного агентства и понял, что это было с вами, что я хочу встретиться с вами…», — так начиналось письмо. «Дорогой незнакомец» — это, похоже, я. И каким-то образом, через словосочетание «сайт знакомств» предложила себя в качестве объекта для общения.

Какой-то бред и провокация!

Никогда в жизни мне даже в голову не приходило воспользоваться подобной формой поиска новых отношений! То есть, да, возможно, кто-то и устраивал свою судьбу таким образом, и это вполне нормально. Только не для меня. Я все же из прошлого века, несмотря на всю свою продвинутость и образование психолога.

Дальше вполне мирно и дружелюбно мой новый адресат приглашал меня встретиться в столице моей родины через три дня. Поскольку он летит в командировку и будет рад нашей встрече. А дальше — место встречи и телефон для связи со знакомым кодом.

Он коротко сообщал о себе — возраст, профессия, семейное положение (без пары), адрес. Что-то в адресе показалось знакомым, но вникнуть я не успела. Мысли носились в моей голове как угорелые, сметая пыль со всех полок под названием «а вдруг?», «почему нет?», «ой, как интересно!» и «приключения — это здорово». Вихрь становился сильнее, и это лишило меня способности думать.

— Какая встреча? Это дурацкий розыгрыш? Не собираюсь я никуда лететь! — это мысли здравомыслящей взрослой женщины с достаточным жизненным опытом и взвешенной жизненной позицией. А пальцы скачут по клавиатуре в поисках авиабилетов и брони гостиницы на ближайшие дни.

— Я не была в столице тысячу лет. А ведь с ней столько связано радостных и веселых воспоминаний студенческой юности. Заодно и с подругами повидаюсь. Скайп — это хорошо, но вживую-то лучше. — это уже привет от вечной девчонки, живущей в далеком закутке души каждой взвешенной и разумной женщины.

— Чем я рискую? Да ничем! А так уеду из дома и не нужно будет заморачиваться с уборкой и продуктами. — и, пожалуй, этот аргумент был самым убедительным.

Я лихорадочно оделась и вышла во двор. Ветер немного стих, мелкой дрожью сыпал дождь, холодное солнце спряталось за серой пеленой облаков, и только зеленый плющ на стене беседки не изменил своей уверенной свежести, продолжая гордо и независимо поглядывать на окружающий мир. Под ноги мне приземлился желтый листик и прилип к маленькой лужице.

Он был очень одиноким и грустным. Мне тоже стало грустно.

Я не понимала, что со мной происходит. Почему это странное письмо так меня взбудоражило? Почему вдруг так внезапно и окончательно я приняла решение лететь к первому встречному, только потому что он прислал мне письмо с дурацким наивным текстом? Я, которая никогда не предпринимает никаких шагов, не обдумав их сто раз.

Неужели мое женское начало еще чего-то ждет? Ведь я давно успокоилась и никакие новые отношения мне не были нужны, а для любви и нежности вполне достаточно детей и внуков. А романтические свидания и электрические разряды от прикосновений — прекрасное прошлое моей чудесной юности.

Вспомнилось вдруг, как муж чуть не свалился со второго этажа, пытаясь оставить на подоконнике распахнутого окна моей подруги букет цветов для меня. Он знал, что я ночую у Светки (сам меня проводил до дверей), и рано утром, отправляясь на смену, решил удивить и заинтриговать нас свежим букетом. Слава Богу, все обошлось, он не упал, только шуму наделал. Тетя Лена, Светина мама, чуть милицию не вызвала, так что сюрприз получился еще тот, зато восторга хватило до сегодняшнего дня!

Мы жили счастливо и бесшабашно, наши дети видели веселых и смешливых родителей, которые даже когда ссорились, то скорее смешно, чем грустно.

Все изменилось с первыми большими деньгами, которые муж начал зарабатывать со своим компаньоном во времена перемен и потрясений в нашей стране. Просто он стал считать их не нашими, а только своими. И радостный мальчишка, орущий песни под гитару, в которого я так безоглядно когда-то влюбилась, бесследно исчез.

А вместо него появился усталый и подозрительный человек, с которым мне становилось все труднее и безрадостнее жить.

Мы не оформляли развод — ему так было почему-то удобно, а мне все равно. У нас не было скандалов, но и общего будущего тоже. Казалось, судьба соединила нас только для того, чтобы родились и выросли наши прекрасные дети. И как только это случилось — мы перестали быть нужны друг другу.

Осталась только тоска по утраченному счастью и невозможность заполнить эту брешь.

Может быть, это надежда гнала меня в столицу?

…Я так не волновалась даже перед экзаменом по геометрии в седьмом классе, когда от страшного перенапряжения грохнулась в обморок прямо у доски.

Пришла за полчаса до назначенной встречи и пряталась за углом, как дурочка, оглядываясь по сторонам. И так уговаривала себя успокоиться, что не заметила мужчину, оказавшегося вдруг прямо передо мной.

Он улыбался и протягивал мне букет.

— Я тебя узнал. Но в жизни ты красивее, чем на фото.

— Дежурная фраза, — отметили мозги.

А глупое сердце застучало еще быстрее.

Мужчина был в очках, худощавый, с седой копной курчавых волос. Он улыбался и смотрел на меня очень понимающим и добрым взглядом.

Я вдруг успокоилась. Смущение от кажущейся глупости ситуации и неуверенность в правильности того, что я делаю вдруг исчезли. Я впервые подумала, что поступила верно, ответив на письмо и подтвердив встречу.

А потом мы гуляли долго-долго, целый день. Хорошо, что есть современные средства общения для людей, говорящих на разных языках. Правда автопереводчики иногда выдают глупейшие тексты, но тут на помощь приходят жесты.

Дни летели друг за дружкой, мы встречались после обеда, снова гуляли, ходили в кафе и говорили-говорили, а потом возвращались каждый в свою гостиницу.

Он был художником, возглавлял рекламный отдел компании и первую половину дня занимался делами фирмы. А потом мы узнавали друг друга. Так хорошо и легко мне не было уже давно. По вечерам в номере я уже не могла дождаться утра, а утром мчалась в город и ждала встречи, и даже не скрывала, как я ее ждала.

Мне снова было двадцать. Ночью не хотелось спать, днем не хотелось есть, зато мне хотелось танцевать, хохотать, петь и прыгать. Я улыбалась прохожим, и они автоматически улыбались мне в ответ, а потом с удивлением, непонимающе оборачивались. А то вдруг слезы сами начинали бежать по щекам, и я без сил опускалась на ближайшую скамейку.

Подруги, увидев меня, в один голос заявили, что я сделала пластику. Потому что невозможно так сиять и светиться в мои-то годы!

Глупышки! Я-то знала, что мне просто снова двадцать. А в этом возрасте никакая пластика не нужна — все делает природа. А мое свечение — лишь отражение того света, которым меня согревают уже почти неделю.

Наступил последний день. И у него, и у меня на завтра были билеты. Он улетал на четыре часа раньше, а у меня еще оставалось время, чтобы проститься с городом моей юности.

И мы поехали в одну гостиницу в его номер. Вновь вернулись волнение и неуверенность… Нам, конечно, по двадцать в душе, но тело…

Я вдруг страшно засмущалась, и мне захотелось сбежать или сделать вид, что все уже случилось и можно снова просто говорить.

Он позвонил в ресторан и заказал ужин в номер.

Мне стало еще хуже.

И тут я начала говорить без помощи айфона, используя только жесты, мимику и интонации. Рассказывать о своих студенческих годах, о приключениях и розыгрышах. Он слушал непонимающе, с улыбкой смотрел на меня и, похоже, просто получал удовольствие от происходящего.

Однажды на первом курсе мы всей группой уехали за город кататься на лыжах и остановились в какой-то придорожной гостинице, где было две комнаты — мужская и женская, и в каждой по двадцать кроватей.

Вечером, после общего ужина, решили играть в жмурки именно в женской комнате — она была побольше. Все носились вокруг огромного платяного шкафа, который перегораживал комнату. И в какой-то момент я и ведущий с завязанными глазами и вытянутыми вперед руками с растопыренными пальцами встретились на бегу. Его сильные пальцы настоящего лыжника угодили мне прямо в глаз. Было и больно, и смешно, и не хотелось портить веселье ребятам, поэтому я прикладывала снег к глазу и хохотала сквозь слезы.

А на следующий день и еще неделю после ходила с огромным бланшем под глазом, веселящим друзей всеми цветами радуги.

Мой друг слушал и ничего не понимал. Тогда я схватила ватман, стоявший возле шкафа, и стала рисовать. Как умела! Он тоже взял фломастеры и стал мне помогать.

Склонившись над ватманом, мы рисовали друг другу все новые и новые истории и это было так увлекательно и понятно, что про ужин мы вспомнили только под утро.

Утро нас соединило окончательно… А потом я смотрела на лицо спящего рядом человека и чувствовала, как нежность и благодарность заполняют все пустоты и бреши в душе. Словно не было в моей жизни ни разочарований, ни предательства, а рядом спал повзрослевший, но все тот же веселый мальчишка, который так любил удивлять меня и радовать много лет тому назад.

Прощаясь в аэропорту, мы оба знали, что очень скоро встретимся. И вдруг я вспомнила то, о чем все время забывала спросить.

— Скажи, а как ты узнал обо мне? Ведь я не давала никаких объявлений.

Он назвал город и агентство. И тут меня осенило: Доча! Ведь я же отметила что-то знакомое, когда увидела код телефона и адрес.

— Но почему же больше никто мне не писал?

— А я был единственным, кто успел это сделать. Как только я отправил тебе письмо — объявление заблокировали, так как ты не являешься гражданкой нашей страны.

…Я смотрела в небо на улетающий самолет, и вдруг знакомая нежно-грустная мелодия зазвучала в сумочке: «Начало вернуть невозможно, немыслимо…» Я схватила телефон и, увидев кто звонит, закричала в трубку:

— Доченька, как же я тебя люблю!

Возможно, вернуть начало немыслимо, но стать счастливой…

Вернувшись домой, я тут же сменила мелодию звонка в телефоне. Теперь он поет «Я скучаю по тебе». И пока не увижу через неделю смеющиеся глаза за стеклами очков, седую шевелюру и смущенную улыбку — буду грустить! И скучать! И обязательно верить — жизнь только начинается.

Юлия Гасанова Подарок

Она шла, кутаясь в пальто. Казалось, ветер не остановит тонкий драп, и она жалела, что не надела кофту потеплее. Ну ладно, здесь идти недалеко осталось. Еще бы не дождь, было бы лучше, и зонт забыла. День был неудачный с самого утра. Пролитый кофе, пятно на кофте, пришлось другую искать. Чуть не опоздала, но не спасло — уволили просто так. И что теперь делать? А ведь она так устала, так ждала отпуск и, пожалуйста, свободна. Нужно работу искать. Хорошо тем, кто не один: поддержат, поймут, а ей что, кому рассказать?

— Ненавижу осень! — вдруг крикнула она.

— Почему? — голос оказался так близко. Она вздрогнула.

— Но разве не очевидно? Дождь, ветер, холод. И так все плохо, а тут еще погода…

— Осенью мир обновляется, без ветра никак. Он уносит все плохое.

— По мне, осень — это контрольный выстрел, если весь год твоя жизнь катится вниз.

— А давай я тебе осень подарю, и все плохое ветер унесет.

— Спасибо, конечно. Только как вы ее мне дарить будете — в коробке или, может, в мешке?

— В ладошках. Держи.

И вдруг ее рук коснулся ветер, теплый и легкий.

— Закрой глаза.

— Шутите?

— Закрой и подумай, как ты хочешь жить. О чем мечтаешь?

Она закрыла глаза. Холод вдруг исчез, ветер стал едва уловимым. Все вокруг было золотым, ни грязной дороги, по которой она шла, ни машин, только легкий шелест листвы. Стало так хорошо. Только откуда это все?

— Где вы? Я вас не вижу.

— Тебе и не нужно меня видеть. Представь жизнь другую, какую хочешь.

— Но я не знаю…

— Знаешь. Я верю в тебя. Смотри.

Она посмотрела в сторону и увидела дом, небольшой светлый, он стоял в листве, словно посреди золотой сказки.

— Боже, я такой на прошлой неделе в интернете видела. Еще подумала, вот бы…

Она замолчала, увидев, как открылась дверь и на крыльцо вышел мужчина, а на руках он держал девочку. Они улыбались друг другу.

— Какой симпатичный и девочка так похожа… Не может этого быть… Что это все значит?

— Этого ты хочешь. Я знаю, ты много думала об этом, именно так это представляла. Теперь это все твое.

— Я без работы, одна. Откуда у меня это все появится? Мне сначала работу нужно найти, а то еще выселят. Господи, да кто вы такой? Я наверно схожу с ума…

— С тобой все будет хорошо. Только будет больно, но потерпи, всему свое время.

— Больно? Как это? Ой! — резкая боль пронзила голову. А затем еще и еще. Она закричала.

— Слава Богу! Живая!

— Что?

Она увидела небо, капли дождя падали на лицо и растекались холодными ручейками.

— Как холодно. Почему так холодно? И где?..

— Девушка, вы слышите меня? Как вы себя чувствуете? Мы уже вызвали «скорую».

— «Скорую»? — все было как в тумане, голоса доносились будто издалека. Она попыталась встать, но тело пронзила боль.

— Что со мной?

— Вас машина сбила. Не поднимайтесь, вдруг что-нибудь сломано.

— Машина… сбила… контрольный выстрел… — и стало темно.

***

— Пора просыпаться.

Такой знакомый голос. Конечно это он.

— Ты забрал осень. А ведь обещал подарить…

— Осень? Как можно подарить осень?

Она открыла глаза. Перед ней сидел мужчина в белом халате и с удивлением и интересом ее рассматривал.

— Просто. В ладошках.

— Интересно.

— Но вы же подарили мне, помните? Ветер, листья и так тепло…

Он молчал.

— Неужели не помните?

— Определенно нет. За окном холод и дождь, а ветер с ног сдувает. Такую осень я бы и сам не взял.

— Странно…

— Ладно. На счет осени мы потом выясним. Хочу вас обрадовать, переломов нет, только легкое сотрясение. Видимо машина вас не сбила, а только задела. Полежите у нас несколько дней, а потом домой.

— Хорошо.

Он вышел, оставив ее одну наедине с мыслями.

— Почему он не помнит? А как же дом и девочка? Я, наверно, умом тронулась. Он меня не домой, а в дурдом отправит.

Утро встретило неярким солнцем и дождем.

— Ну, как спалось?

— Хорошо. Только голова немного болит.

— Это со временем пройдет. Пока лежите. Завтрак вам принесут.

— Спасибо. А когда можно будет встать?

— По общему состоянию посмотрим. Ну что, вспомнили, кто вам осень подарил?

— Я вчера, видимо, из-за сотрясения чушь несла. Простите.

— Не извиняйтесь. Вы меня заинтриговали. Я всякое слышал, но чтоб осень подарить. Это, наверное, ваше любимое время года?

— Нет. Как вы вчера сказали, то, что за окном — точно нет.

— А ваша осень, она какая?

— Она такая прекрасная. Все в золоте, ветер шуршит листвой, и солнце такое теплое и яркое. Наверно, такого не бывает. Я думаю… Ой, я опять говорю чепуху. Вы наверно, думаете, что я сумасшедшая?

— Нет-нет. Мне нравится то, что вы рассказываете. Я бы тоже хотел оказаться там. Как вы думаете наступит когда-нибудь такая осень? Представляете, выходишь из дома, а вокруг все усыпано листьями, и дом на их фоне кажется совсем белым, стоишь на крыльце…

— Что вы сказали?

— А что я такого сказал?

— Светлый дом на фоне листьев. Почему вы именно так описали?

— Ах, это. Я просто планирую покупку дома и недавно видел такой. Прям загорелся, и от работы недалеко…

— Я его тоже видела… Я так хотела…

Они смотрели друг на друга и в этот момент за окном стало светлее, дождь закончился, а, значит, солнцу пора выходить. Подул ветер, унося грязные листья и мусор. Листопад накрывал землю словно покрывалом.

Было раннее утро. Солнце только поднялось, даря тепло. Дом засыпало листвой, и на ее фоне он казался почти белым. Он стоял чуть вдалеке от остальных домов. Словно не хотел делиться своей осенней сказкой. Открылась дверь и на пороге появился мужчина с портфелем. Почти спустившись, он обернулся и с улыбкой посмотрел на девушку, которая вышла его проводить. На руках у нее спала девочка, мамина копия. Она посмотрела на него, и в ее глазах отразилась любовь и нежность.

— Не задерживайся.

— Я постараюсь.

— Ты снова забыл шарф.

— Сегодня не холодно.

— А если простудишься?

Он улыбнулся.

— Тогда ты подаришь мне осень…

Палетта Гусареску Брать высоту

Предавать можно по-разному. Дочка обещала поехать с нами на дачу, а поехала с друзьями на шашлыки. В разговорной речи это еще называется «свободой выбора».

«Почему ты не возьмешь один из сюжетов и не напишешь книгу?» — говорили мне подруги, когда по вечерам мы опрокидывали бокальчик-другой.

Но я всегда говорила, что я же не писатель, а всего лишь ветеринар. Будь я писателем, то, конечно, написала бы. Моя жизнь похлеще любого сценария. Набор сумасшедших историй, головокружительные взлеты и падения, но где-то в глубине души сидит это извечное занудное и бытовое: «Был бы я альпинистом, конечно, покорил бы эту вершину, но я же всего лишь проктолог, да? Какие горы!».

Оглядываясь назад, понимаю, что надо всегда брать высоту. Как говорит лучшая подруга моей дочери (я случайно проходила мимо приоткрытой двери, у меня нет привычки подслушивать), «надо не ссать и пробовать себя постоянно в чем-то новом».

Когда мой первый муж решил попробовать себя в новом доме и в новой постели, он, наверное, тоже испытал небывалый прилив смелости? Уже не мои проблемы, что его девчушка-ученица не справилась с управлением на ночной трассе. Что посеял, то и пожал. Когда-то он тоже учил меня водить, только это было не в рамках автошколы, и вообще так давно, что кажется пленкой из другой жизни, вставленной в допотопный проектор моей школьной учительницы по химии.

Разве мне может быть больно? Он умер задолго до того, как лежал в траве на обочине, накрытый длинным черным мешком. Да, он был очень высокий. Просто невероятно высокий. При знакомстве все в смущение заводят разговоры о погоде, а я спросила его, какой у него рост. Наверное, это очень смешно и пошло, что впервые мы перебросились словами о сантиметрах. Как иначе, вагон метро показался мне таким тесным для него. Как рама для демона в картине Врубеля.

А потом мы целовались в каком-то шкафу. Гости приходили и приходили в кафе, приютившееся в глубине заснеженного парка, но тащили куртки с собой в зал. Наш первый поцелуй был важнее чужого комфорта.

Когда я узнала об измене, первое, что пришло в голову — наверное, они сделали это в машине. А девчушка смеялась и падала на ходу, а потом кто-то спрашивал ее на кухне (кто-то вроде подруги моей дочери, тем более что того же возраста), мол, где вы занялись этим? А она хохотала и изгалялась в юморе: «Ты ни за что не догадаешься. Подумай еще раз: он — мой инструктор по вождению. Ну? Конечно же, в трамвае! Или нет… В метро! В поезде! На корабле!».

Никогда не понимала этой своей способности мысленно рисовать сцены, которых никогда не было, притом с восхитительной ясностью, особенно те, от которых больнее всего.

Разве мне грустно при мысли о нем?

Кристиано смотрит мне в глаза и пламенно улыбается, на экскурсии по Москве его глаза наполняются слезами и он блуждает взглядом по древним фрескам; на светофоре он хватает мою руку и просит больше никогда не целовать его пальцев, а я словно пытаюсь утолить мою жажду по нему, словно тону и захлебываюсь, и каждый раз, глядя на него, высовываю губы из воды и вдыхаю сладкий, столь желанный воздух; всякий раз, как только целую его, наполняюсь живительной влагой, словно смерти не существует — и делаю вид, что не помню, что его волосы вот-вот отрастут, а будут новые мучения, и что-то страшное пытается отобрать его у меня. Что-то столь малое в масштабах Вселенной и столь великое в масштабах человеческой головы, головы самого любимого человека.

Он так смешно щурится, когда мы разговаривали с кем-то — он кажется им ненастоящим, суровым, занудным, но я-то знаю, что этот как бы взгляд недоверия к жизни — лучшая мотивация к познанию. Это не широко раскрытые глаза жадно глотающего факты человека, это умудренный опытом внимательный и проникновенный взор. Он так мило говорит по-русски. В его голове не только опухоль, но еще и разросшиеся небывалые конструкции несуществующих словосочетаний. Слушать, как он описывает мир или выражает свои чувства ко мне: что может быть прекраснее? Поэт поневоле. Плачущий от искусства и того урагана, что оно вызывает в нем. От взгляда на ангела, кладущего на весы горстку добрых дел.

Твоя горстка велика. Но если хочешь, я положу и свою горсточку.

«Сейчас мы поддержим его жизнь и здоровье, но вы же понимаете, что собака не вечная, и когда-то наступит финал», — говорю я на приеме худосочной женщине в цветастой кофте и очках в толстой оправе. Серый комочек трясется от страха на смятой простыне. В вотсапе у меня несколько непрочитанных сообщений из двух диалогов. Одно от моего родного итальянца: «Сегодня дают дождь, береги себя». Второе от дочки: «Мама, прости, не смогу сегодня поехать с вами. Ленкин математик купил новую решетку для гриля, собираемся классом, вспомним школьные годы в парке у их дома».

Вспомнить былые годы — в ее-то годы? Похоже, каждый человек соткан из воспоминаний. Сколько их будет, этих драгоценных золотых воспоминаний-ниточек, когда оборвется жизнь ее Джессика? Когда кто-то другой в белом халате будет говорить мне о неизбежности финала, пока его сердце будет давать рваные предсмертные ритмы?

Я открываю заметки и начинаю писать первую главу. Сегодня я писатель. И я буду брать эту вершину. Пока не поздно.

Марина Голубец 20 часов полета

Пройдя паспортный контроль, я уже измотана этим полетом. А ведь это только начало. Мне никогда не везло с любыми авиапутешествиями. Я была настроена на эту поездку с самого начала не лучшим образом, но даже не думала, что сегодняшний день станет особенным. Мне нужно к сестре в Австралию, а лететь до злосчастного континента нужно невероятное количество часов.

Я сижу в зале ожидания. До рейса еще примерно час, и нам уже сообщили, что он задерживается.

Нажимаю на «плей» на телефоне, а рядом со мной падает какая-то сумка. Неужели нельзя было сесть подальше от меня? Мест же полно. Не понимаю людей, которые специально садятся рядом. Я ругаюсь про себя, прикрываю глаза и пытаюсь погрузиться в свой мир, где нет никого, кроме меня и музыки. Естественно, мне не дают этого сделать.

— Извините, — говорит мне мужской голос. У него есть акцент, еле заметный, но я слышу.

Я оборачиваюсь на звук и вижу перед собой достаточно симпатичного взрослого мужчину. На вид ему примерно, как мне, может чуть старше. На нем обычная серая майка и темные джинсы. Светлые волосы немного зачесаны вверх, грубые черты лица в сочетании с зелеными глазами напоминают мне тех самых парней из журналов, только он не такой смазливый.

Я застываю, как вкопанная, наслаждаясь такой внешностью. Ладно, мне очень повезло, что он подсел ко мне.

— Не могли бы вы убрать свой рюкзак с моего места? — просит парень.

На секунду я застываю, а потом убираю рюкзак.

Он благодарно улыбается и поудобнее располагается на своем месте и залезает к себе в телефон.

***

Спустя час мой рейс снова переносят. На табло написано: «Париж-Сидней — задерживается на 40 минут».

Сама не замечаю, как я стону от злости.

— Вы тоже в Сидней? — спрашивает знакомый голос.

Я поворачиваю голову к тому самому парню. Он пьет воду, рассматривая что-то вдалеке.

— Да, к сестре, — отвечаю я. Он садится на свое место рядом со мной, — а вы?

— Тоже туда, домой. На свадьбу.

— Домой? Вы там живете?

— Да, — он убирает бутылку воды в рюкзак и поправляет волосы, — родился там. Моя мама француженка, я живу в Париже примерно 5 лет.

— Акцент у вас не сильно слышно, — замечаю я.

— Ну да, с детства с мамой разговаривал, — он смотрит в сторону и чуть заметно улыбается. — Не хотите? — парень протягивает мне пачку чипсов.

— Конечно, — соглашаюсь я, — как вас зовут?

— Давай на ты, — он улыбается и протягивает мне руку, — Майкл.

— Кристин, — я пожимаю руку, и с этого момента мы снова молчим.

***

К счастью, спустя 40 минут начинается посадка. Майкл идет впереди меня.

Я захожу в самолет и уже чувствую, что будет дальше: изнеможенные несколько часов полета, пересадка, турбулентность и плохое самочувствие. Стюардесса здоровается со мной, проверяет билет, и я иду в салон. Майкл сидит возле окна, мы улыбаемся друг другу, и я прохожу дальше к своему месту.

***

Я отворачиваю голову от окна и вижу, что Майкл идет в конец салона к стюардам.

Через минуту он садится возле меня с легкой улыбкой, поудобнее устроившись. Я смотрю на него, пытаясь всеми силами выразить свое непонимание с помощью мимики. Наконец, он обращает на меня внимание и улыбается.

— Я знал, что ты будешь удивлена. — он чуть смеется, — Просто я сижу один, мне очень скучно, да и тебе наверняка.

— О да, — еле слышно говорю я.

— Что?

— Ничего, — самолет готовится к взлету, — должна предупредить, что я безумно боюсь самолетов. Мы сейчас будем взлетать, и я уже начинаю сходить с ума от страха.

— Так, хорошо, — он поворачивает свое тело ко мне, — и что тебе помогает от страха?

— Да ничего, если честно, — я мотаю головой, — я всегда летаю одна.

— Тогда может тебе стоит поговорить? — спрашивает Майкл, — расскажи о чем-нибудь. Ты летишь к сестре, так?

— Да, — я поворачиваю голову к нему, — моя младшая сестра замужем, я прилетаю к ней каждое лето.

Он улыбается одним уголком губ.

— Кем работаешь?

Я судорожно вдыхаю, самолет начинает взлетать, голова кружится. Я рассказываю о своей работе веб-дизайнера.

— Тебе нравится? — спрашивает он непринужденным тоном. Диалог действительно очень помогает, мы набираем все большую высоту.

— Да, безумно, я обожаю свою работу. Похоже, это единственное, с чем мне повезло в этой жизни.

— Почему единственное?

Я погружаюсь в свои мысли и выговариваю.

— С семьей у нас совершенно не ладится. Я всегда чувствовала себя приемной. Мама постоянно хочет выдать меня замуж, папа хочет внуков, которых Эллен, моя сестра, никак не рожает. И все считают меня самой странной в семье. А отношения… лучше бы я их никогда не заводила.

— И почему же? — я приоткрываю глаза и смотрю на парня. Майкл с интересом смотрит на меня, внимательно слушая. Я невольно улыбаюсь.

Самолет уже набрал приличную высоту, и я начинаю успокаиваться.

— Я встречалась четыре года с парнем, мы жили вместе, и год я не могла от него уйти. Он начал переходить границы — злиться, что я летаю к сестре без него, что я часто провожу время с подругами в барах. Что я зарабатываю больше него… В общем, это превратилось в какой-то сущий бред, и я бросила его полгода назад.

— Ты правильно сделала, — Майкл говорит серьезным тоном и смотрит в окно, — от таких надо бежать подальше.

От таких слов мне всегда становится легче. К сожалению, так не считает моя семья. Они не понимают, как можно быть с человеком четыре года и вот так просто уйти.

— Свадьба брата? — спрашиваю я, — я думала твоя свадьба.

— О нет, я к такому еще не готов, — он широко улыбается и смотрит на меня, — к счастью, мои родители не говорят мне заводить семью, несмотря на то что мне 32.

— Тебе повезло, — протягиваю я.

— Это точно, — он усмехается, — брат у меня старший, женится во второй раз.

— И как тебе Франция? — скептически спрашиваю я, — меня уже достала эта страна.

— Нет, мне там нравится, но я думаю снова переезжать.

— То есть ты путешественник, — я вздыхаю и предаюсь мечтаниям, — я тоже мечтаю объездить весь мир и пожить везде.

— Что же тебя держит?

Я пожимаю плечами и задумываюсь.

— Наверное, я просто трусиха.

К нам подходит стюардесса и предлагает напитки с бутербродами. Пока мы кушаем, я понимаю, что давно так никому не изливала душу. Наверное, в этом и есть прелесть знакомств в самолете. У каждого есть своя интересная история, и тебе не страшно ею поделиться, ведь вы больше никогда не увидитесь. И почему у меня что-то кольнуло в груди, когда я поняла, что больше не увижу его? Я знаю этого парня всего несколько часов…

После легкого перекуса Майкл предлагает посмотреть фильм. Мы выбираем какую-то новую комедию, потому что другой жанр кино в полетах я не смотрю. Адекватно посмотреть картину не удается, потому что мы постоянно отвлекаемся на истории и рассказы из жизни, на смех и шутки и в итоге совсем заканчиваем просмотр на середине.

Мы разговариваем дальше, и я не замечаю, как засыпаю, удобно устроившись на плече Майкла. Онрассказывает мне о его поездке на круизном лайнере по скандинавским странам. Его голос, словно колыбельная, убаюкивает меня, и я проваливаюсь в сон.

Майкл тоже спит, его голова склонилась на мою голову. Я пытаюсь осторожно убрать ее, чтобы не разбудить парня, но он встает. Майкл чуть приоткрывает заспанные глаза. Некоторое время мы смотрим друг на друга, чуть улыбаясь. Ощущение, что мы знакомы уже много лет. Как такое возможно?

Полет проходит куда лучше, чем я думала. Точнее, он проходит незабываемо. Я никогда не встречала такого человека, как Майкл и, как всегда, такие люди не остаются в твоей жизни. Его истории, разговоры, голос и взгляд пробуждают во мне уже давно забытые чувства, которые я так тщетно пыталась спрятать. Хочется узнать его еще лучше, отправиться вместе в те места, в которых он побывал.

Я думала, что этому никогда не бывать…

***

Уже забрав чемоданы, мы с Майклом идем к выходу. Его должны встретить родители, а меня сестра. Майкл после приземления утих и особо не говорил, все время странно поглядывая на меня. Я чувствую, что он что-то хочет сказать мне.

Я уже собираюсь выходить, говорю Майклу обрывистое прощание, но он хватает меня за руку. Его лицо выражает целый спектр эмоций.

— Стой, — он держит меня за локоть, — я знаю, что это странно, но… мне нужна пара для свадьбы. — мое лицо медленно начинает озарять улыбка. — Ты бы не хотела сопровождать меня?

Я пытаюсь спрятать улыбку, но у меня не получается. Майкл замечает это и улыбается в ответ. Мы оба понимаем друг друга — мы встретились и такое нельзя упускать.

— Конечно, — говорю я.

— Тогда до встречи? — спрашивает он.

— До встречи!

Мы все еще улыбаемся. Я стою на месте, Майкл надевает солнцезащитные очки и выходит из аэропорта.

В тот день я не знала, какая жизнь меня ждет впереди рядом с этим мужчиной.

Дмитрий Госюков Новая жизнь

Прекрасный город на Неве Санкт-Петербург. Белые ночи, разводные мосты, невероятные достопримечательности, парки, дворцы — это сочетание в одном городе, который создает невероятную, непередаваемую атмосферу.

В доме одного из Петербургских кварталов жили друзья: Диего и Слай. Им было по 14 лет. Они были из семей немецких эмигрантов. Родители Диего переехали в Россию, потому что его отец Абелард был писателем и ему была необходима смена обстановки. Маму Слая пригласили работать экскурсоводом для иностранных туристов в Эрмитаж. После смерти мужа Хельги и отца Слая они не могли оставаться в своем доме, так как все напоминало о счастливых днях их семейной жизни.

Наступил новый учебный год. На линейке классный руководитель Анна Михайловна встретилась со своими учениками и познакомилась с новичками. Диего был плотного телосложения, невысокий, с голубыми глазами и ослепительной улыбкой. Слай был худощавый, высокий, с карими глазами. Оба были парадно одеты: белая рубашка, брюки со стрелками. Диего и Слай только познакомились. Множество воздушных шаров, цветов, улыбок, смеха вызывало чувство радости от встречи всех присутствующих на линейке. После торжественной части учитель представил новых учеников всему классу.

— Ребята, в нашем классе будут два ученика. Раньше они жили в Германии. Я надеюсь, что вы с ними подружитесь.

Новички сели за одну парту и робко осматривали класс и своих новых одноклассников. Анна Михайловна раздала расписание на весь год. Все очень удивились, что в расписании появился новый предмет — физика. Анна Михайловна пожелала всем удачи в новом учебном году. Но ее уже никто не слушал, так как на улице стоял прекрасный, солнечный сентябрьский день и всем поскорее хотелось вырваться на улицу. Класс был приветлив по отношению к новичкам, ребята интересовались жизнью и бытом в Германии. Ребята после столь долгой разлуки захотели погулять в ближайшем дворе. Большой интерес к новичкам проявил Максим Мальков, который предложил Диего и Слаю пойти прогуляться с классом. Максим был невысокого роста, с карими глазами и кудрявыми волосами. Ребята отрывались во дворе, катались на каруселях, играли, бесились и делились впечатлениями, как каждый провел лето. Диего и Слай были счастливы быть принятыми в новый коллектив класса. После активной прогулки ребятам захотелось мороженого. Они пошли в магазин, потом вернулись во двор. Во дворе Алена Мирник поинтересовалась:

— В каком доме вы живете?

— Мы живем в доме, во дворе которого мы гуляем, — ответил Диего.

— Вы оба приехали из Германии, живете в одном доме и будете учиться в одном классе? — с удивлением произнесла Алена.

— Мы сами в шоке, как такое может быть, — произнес Слай.

Ребята разошлись по домам, а Диего и Слай стояли у подъезда и разговаривали о жизни в Германии, о своих родителях и новых впечатлениях. Для ребят этот день был очень волнительным и тревожным. Вечером Слай делился своими впечатлениями с мамой, а Диего даже начал вести дневник, в котором записывал свои новые чувства, мысли, эмоции, живя в Петербурге.

Вечером папа Диего вернулся домой и сообщил новость:

— Я устроился на работу редактором в одну из газет!

— Боже мой, какая радость! — воскликнула мама Диего Ева. — В честь этого я приготовлю праздничный ужин, — сказала Ева и отправилась на кухню.

Диего обрадовался этой новости. Родители Диего дома в основном говорили по-немецки. Ева очень плохо знала русский, а отец Диего владел русским языком, поскольку дед Диего был русским. Квартира в России, в которую переехала семья Диего, досталась им от него. Диего поблагодарил маму за ужин и отправился к себе в комнату, чтобы подготовиться к завтрашнему дню.

Прошло полгода, как наши герои переехали в Россию. Они прекрасно адаптировались к жизни в России, и к своему новому школьному коллективу. Слай и Диего много общались и стали лучшими друзьями. Они активно участвовали в жизни класса. Диего очень любил петь и занимался в вокальной студии в школе. Слай посещал спортивную секцию в школе по легкой атлетике. Любимым предметом в школе для наших друзей стал урок истории.

Проходили дни. Диего и Слай продолжали успешно учиться в школе. В один из дней в школе проходила итоговая контрольная работа по физике. Диего плохо знал физику и боялся не написать ее на хорошую отметку, однако Слай знал этот предмет и умел быстро решать задачи. Слай помог Диего. Он быстро, аккуратно выполнил контрольную работу за Диего. Когда закончился учебный день, Диего чувствовал себя в долгу перед Слаем. И решил пригласить Слая в кино на выходные. Ребята пошли в кино. Диего в знак благодарности оплатил билет в кино за Слая. Их дружба с каждым днем становилась все крепче и крепче, в особенности когда Слай заболел. Диего часто навещал и ухаживал за ним. Так и закончился их первый учебный год в России.

Июнь Диего и Слай провели вместе. Они часто гуляли по городу, наслаждались красотой его достопримечательностей, читали книги, чтобы лучше овладеть русским языком.

Диего в июле уехал к бабушке в Мюнхен до конца лета. Друзья поддерживали связь и пока Диего был у бабушки, Слай писал ему, что в соседнем дворе поселился мальчик по имени Миша, с которым он подружился и часто играл в футбол. В августе Слай уехал отдыхать в Испанию. Ребята встретились только за несколько дней до начала учебного года.

Наступило первое сентября. День знаний прошел так же, как и в прошлом году. В классе появился новенький Миша Резков, тот самый про которого рассказывал Слай. Он был крупный, у него были большие щеки, густые черные волосы и хитрые карие глаза. После окончания учебного дня ребята пошли гулять. Слай познакомил Диего с Мишей. После знакомства новичок пробежал глазами по Диего и сказал:

— Ты как-то нестильно одеваешься и прическа у тебя немодная. Тебе нужно сменить имидж.

— Нет, спасибо. — ответил Диего. — Меня все устраивает.

Диего предложил поиграть в прятки, все согласились, кроме Миши. Он сказал, что эта игра для детей. После этой фразы Саша Иванов предложил сходить в магазин за мороженым, его поддержали Диего и Максим Мальков. В магазине Диего купил мороженое себе и Слаю. Когда мальчики вернулись, то увидели только Алену Мирник и Настю Низанову. Девочки сидели на скамейке. Диего спросил:

— Где Слай?

Алена сказала, что Слай и новичок отправились в соседний двор. Диего пришел и увидел Слая и Мишу, играющих на футбольном поле. Диего зашел на поле, как вдруг он столкнулся взглядом с Мишей. Через секунду Миша пнул ногой мяч и попал в живот Диего. Диего упал, мороженое, которое он держал в руках, оказалось на его рубашке. Слай обернулся и увидел лежащего на земле Диего. Он незамедлительно подбежал к нему и помог подняться другу. Подошел Миша и с хитрой улыбкой на лице обратился к Диего:

— Я думал ты поймаешь мяч, а ты оказывается никудышный футболист.

Диего незамедлительно ответил:

— Ты что слепой?! Зачем ты так сделал?

Слай увидел, что назревает конфликт, который стоит разрешить.

— Ребята, успокойтесь, все нормально, — сказал Слай.

Диего посмотрел на друга и сказал:

— Что ты тут делаешь, мы думали ты будешь играть в нашем дворе.

— Я не хотел оставлять Мишу и пошел с ним играть, — незамедлительно ответил Слай.

Диего с нахмуренными бровями произнес:

— А чем тебе наша компания не устраивает?

Слай незамедлительно отреагировал.

— Диего, ты сейчас слишком зол, приходи и поговорим, когда ты успокоишься.

Диего сделал глубокий вдох и удалился. Он шел с той мыслью, что этот новенький высокомерный и алчный мальчик даже не попросит прощения. Диего пришел домой. Дома, к счастью для Диего, никого не было, а значит никто не узнает, что произошло. Диего был очень робок и замкнут, но никогда не хотел показаться слабым и старался всегда все решать сам.

Наступил следующий день. Диего вышел из дома и позвонил Слаю, чтобы вместе пойти в школу. Слай сообщил, что уже пришел в школу вместе с Мишей. Диего это начало напрягать.

Первые два урока прошли обычно. Ещё никто не устал и многие работали активно. Слай испытывал некоторое безразличие к Диего, Диего пытался завязать с ним разговор, но Слай его не поддерживал.

Наступил третий урок информатики. Диего всегда работал за компьютером со Слаем, но в этот раз Слай сел с Мишей, и Диего пришлось работать с Максимом Мальковом, с которым он не имел особо дружеских отношений.

Диего был расстроен, что Слай с ним перестал сидеть за одной партой. Пока шел урок, Диего придумал план. Он решил подружиться с Максимом, чтобы Слай приревновал и тогда Слай снова станет дружить с Диего. Также Диего решил пока сократить общение со Слаем.

Так прошла неделя. Слай по-прежнему привязан к Мише и даже не замечал Диего. План не сработал. Слай теперь сидел с Мишей, а Диего с Максимом. Успеваемость Слая уменьшилась, у него появились новые интересы, он часто играл в футбол, увлекался компьютерами, как и Миша. Прежние увлечения его больше не интересовали.

После одного из учебных дней, когда уроки закончились и все разошлись по домам, Максим подошел и спросил у Диего:

— Давай в эти выходные сходим в кино? — Диего посмотрел с удивлением на Максима и отказал. — Тогда может быть погуляем? — с надеждой спросил Максим.

Диего сделал тяжелый выдох и решил поговорить с Максимом:

— Слушай, Максим, я ценю твое общение со мной и твою отзывчивость, но ты извини меня, я общаюсь с тобой для того, чтобы вернуть дружбу Слая. У Максима выступили слезы, но ему хватило мужества высказаться.

— Диего ты поступил, как подонок, ты подружился со мной ради собственной выгоды, ты использовал меня! Я не знаю, какие у тебя взаимоотношения со Слаем, но все, что между вами произошло ты заслужил.

С этими словами Максим ушел. Диего призадумался, анализируя свой поступок, и понял, что поступил плохо. Диего написал Максиму в интернет сети свои слова извинения и предложил ему погулять. Максим принял извинения и согласился погулять в парке. Одноклассники гуляли весь вечер, осенний воздух в парке был свежий, густой им невозможно было надышаться. Диего рассказал Максиму о своей проблеме в дружбе. Максим внимательно выслушал Диего и посоветовал ему поговорить со Слаем, чтобы попытаться вернуть его с помощью общих интересов, которые связывали их раньше, а если не получится, то оставь его и перестань мучить себя.

— Найди нового друга. Я уверен, что в мире множество людей с такими же интересами, как и у тебя.

Когда их прогулка закончилась, Диего поблагодарил Максима за совет и пошел домой.

На следующий день, когда закончились уроки, Диего ждал Слая у подъезда. На улице было промозгло и холодно, было очень тихо, нависло волнительное ожидание, которое сковывало изнутри. Слай пришел вместе с Мишей Резковым к подъезду. Диего предложил Слаю поговорить наедине с ним, Слай согласился и отдал ключи от квартиры Мише, чтобы тот располагался.

— Слай, давай вместе почитаем литературу, заодно и язык укрепим? — с надеждой в глазах сказал Диего.

— Нет, мне кажется, это пустая трата времени и скука, — с каменным лицом ответил Слай.

Тогда Диего предложил другу погулять и сходить в кино на исторический фильм, но Слай продолжал смотреть на Диего мертвым взглядом. Слай сказал, что история — это трухлявое старье, которое нужно забыть.

— Что было, то было, мы должны думать о будущем.

Диего прервал Слая и спросил:

— Как ты стал таким равнодушным и изменил своим интересам?

— Мне Миша открыл глаза и показал, что актуально в этой жизни, советую тебе тоже измениться, чтобы быть в тренде. Оглянись вокруг, — закончил свою речь Слай и ушел.

Вечером Диего думал, что же ему делать и пришел к выводу, что нужно избавиться от Миши Резкова, уничтожить источник разногласия.

После уроков Диего встретил у выхода из школы своего недруга. И чуть ли не набросился на него: он схватил его за рукав и сказал, что из-за него он потерял друга. Однако Миша уверенно сказал:

— Я просто открыл глаза Слаю и показал, как нужно жить и правильно выбирать друзей. Кому интересно говорить об истории и литературе? Твои интересы никому не нужны, и я спас от твоего влияния Слая.

Диего ударил Мишу, завязалась драка. В драку вмешался Слай, который разнял ребят. Слай, видя, что в драке пострадал Миша, решил вытолкнуть Диего из школы. Произошло это все быстро. Диего не успел опомниться, как оказался на улице. Он понял, что потерял друга и чувствовал душевный удар сильнее, чем боль от полученных во время драки ссадин. Он шел быстро, его сердце обливалось кровью, красочный Петербург перестал изливаться прежним светом, он не видел ничего и не слышал никого.

Вдруг он услышал долгий гудок, но на него не отреагировал, так как был полностью погружен в мысли о произошедшем. Глухой гудок, хлопок, удар — Диего был сбит машиной. Сразу после происшествия, водитель выскочил оказать помощь лежащему на асфальте мальчику. Прощупав пульс, водитель понял, что он мертв. Как потом выяснилось, виновником трагедии был сам Диего, который переходил дорогу на красный свет.

Эпилог

Именно так смена интересов смогла убить, казалось бы, нерушимую дружбу.

Можно долго размышлять кто виноват, но из-за недопонимания, неумения выслушать и понять, неумения искать компромисс, разрушилась дружба с утратой человеческой жизни, которая бесценна.

Самое главное то, что Диего не изменял своим интересам и был таким, какой есть, даже ради дружбы он не менялся. Давайте все всегда будем такими какие есть и не надевать маски!

Ленивый медведь

Жил был на опушке леса медведь. У него был свой дом и пасека. Медведь занимался только лежанием на кровати и постоянным обжорством. Единственное, что он сделал за свою жизнь, это научил пчел приносить ему мед к дому.

Через некоторое время на опушке леса решил поселиться заяц. Рядом с домом медведя он решил построить себе жилище. Когда он строил его, то всегда себе приговаривал:

— У меня есть руки, ноги и голова, значит, смогу построить.

Заяц был трудолюбивым и смог быстро построить дом. Заяц, чтобы прокормиться, посадил морковь и капусту. Он тщательно ухаживал за огородом, который приносил неплохой урожай.

Рано по утрам заяц ходил на пробежку, занимался зарядкой. Медведь же просыпался не раньше полудня и практически не выходил из дома. Заяц даже построил чердак, чтобы складывать запасы своего урожая.

Однажды домики, в которых жили пчелы на пасеке у медведя, сломались от старости, и те попросили медведя отремонтировать их. Ленивый медведь отказался помочь пчелам и отправил их работать. А пчелы, в свою очередь, улетели. У медведя остался небольшой запас меда, и некоторое время он сможет себя прокормить.

Утром медведь проснулся от пения птиц, вышел на улицу и на крыше своего дома увидел гнездо. Медведь решил прогнать птиц. Он поставил лестницу, вскарабкался на крышу. Птицы, увидев злую, толстую, хмурую морду медведя, испуганно покинули гнездо. Добившись своей цели, довольный медведь собрался слезть, но деревянная крыша дома не выдержала вес медведя, и он провалился.

Через несколько дней пошел дождь. Крышу медведь так и не восстановил. Медведю по соседству пришлось обратиться к зайцу с просьбой пожить у него. Заяц согласился, но с условием, что медведь будет заниматься с ним зарядкой, помогать ему в огороде и перестанет обжорствовать. Медведю пришлось согласиться с условиями соседа, и заяц занялся его перевоспитанием. Первые дни были тяжелыми, но день за днем медведь привыкал к работе и трудностям и даже смог обучиться строительному ремеслу. Медведь стал трудолюбивым и даже починил свою сломанную крышу. Медведь был очень признателен своему соседу за свое перевоспитание. И стал жить медведь в своем новом отстроенном доме долго и счастливо.

Кристина Дудырева Сияние

«В самый темный час мы видим звезды»

Ральф Уолдо Эмерсон

Марк шагал по пустынному галечному пляжу. Удивительно, что в такой погожий вечер на побережье никого не было. «Может, оно и к лучшему, — думал юноша, — никто меня не видит, смотреть на меня и расспрашивать не станет. И чего я расклеился? Я ведь такой не один. Каждый день на планете число таких же неудачников растет. Сколько на Земле мужчин? Почти 4 миллиарда. И каждого из них хоть раз бросала девушка. Каж-до-го. Не я первый, не я последний. Тем более, я сам в этом виноват. А что я могу сделать? Она даже слушать не хочет…». Поток его мыслей прервала странная (именно так решил Марк) девушка: пепельные кудри обрамляли невероятно милое бледное личико, чуть касаясь тонких плеч, немного прикрытых лямками тускло-серого платья.

— Ты случайно не видел здесь парня? — на отрицательный кивок девушка разочарованно скривила пухлые губы, а затем, будто собравшись с мыслями, протянула руку. — Кстати, мое имя Эстель.

— Марк, — ответил молодой человек, зачарованно смотря в большие серые глаза и машинально пожимая протянутую ладонь.

— Не хочешь прогуляться?

— Да, пожалуй.

— Прости, — внезапно прервала молчание девушка, — может быть, это не мое дело, но мне показалось, что тебе грустно.

Они, наконец, нашли большой камень и сели на него. Марк поднял глаза на закат. Солнце уходило, освещая все ярко-оранжевым светом. Даже причудливые облака, на которых лежали необычные тени, казалось, выстроились в колонну. Возникло чувство, что если он расскажет все новой знакомой, то боль отпустит, и, может, решение все-таки найдется.

— Солнце сегодня особо прекрасно, — Эстель мечтательно зажмурилась, подставляя лицо лучам светила.

— Я поссорился с девушкой, — немного погодя, все же выдал парень.

— Печально, — девушка наконец открыла глаза и окончательно вынырнула из мира грёз, — я могу помочь чем-нибудь?

— Думаю, тут уже не поможешь.

— Напрасно ты так считаешь.

— И почему? — Марка забавляла необычность ее речи, к тому же он еще никогда не видел такого гармоничного сочетания самой серьезности, детской наивности и любознательности.

— Я видела много людей. Все они и ссорились, и мирились… Я не особо разбираюсь в таких делах, но думаю, для начала вам нужно просто поговорить.

— Серьезно? Просто поговорить? Думаешь, это так легко?

— Но и не так сложно…

Юноша видел, что его новая знакомая и впрямь не понимает, что трудного в том, чтобы поговорить с человеком, который на тебя сильно обижен. «Кажется, она еще совсем не сталкивалась с проблемами, — размышлял он, — везет».

— Думаешь, у меня не было проблем? Ужасно, когда все тычут в тебя пальцем и клянутся, что обязательно достанут. Или когда не можешь быть с тем, кого любишь, — Эстель грустно ухмыльнулась, и, наткнувшись на недоуменный взгляд собеседника, добавила — Да, порой жизнь бывает несправедлива.

— Это правда?

— Хочешь, расскажу сказку? — отстраненно проговорила девушка.

Марк удивился такому повороту событий. Он совсем не понимал, при чем тут какая-то сказка, но обижать девушку не хотелось. Предвкушая что-то интересное, парень все же кивнул.

— Однажды, когда времени еще не было, а на Земле правили два королевства, светлое и темное, Луна захотела властвовать одна. Долго она думала, как ей быть и что же делать с юным Солнцем. Она отправила своих дочерей — звезд за тем, чтобы они привели его в темный дворец, однако одна из звезд, давно влюбленная в Солнце, не смогла выполнить задание матери. Она решила, что будет правильнее рассказать все Творцу. Но Луна проведала об этом и вперед Звезды к нему пошла, сказав, что это Солнце решило лишить ее власти. После того, как Творец узнал обо всем, он прогневался и разделил два королевства, запретив им подходить друг к другу. Луна не хотела прощать дочери такой поступок, поэтому изгнала ее из царства. Коварная матушка Луна также знала, что Звезда рано или поздно обратится к Творцу, поэтому она снова пришла к нему и солгала, что Солнце и Звезда сбежали. Тогда Творец разозлился еще больше и наказал их. Он поставил на стражу дня и ночи закат и рассвет, а влюбленных заколдовал. Один из них мог находиться в человеческом обличье в то время, как другой выполнял свою работу. Сколько бы они ни старались, что бы ни делали, — тут Эстель глубоко вздохнула, — встреча невозможна. Существует поверье, что если во время зимнего солнцестояния Солнце так и не выйдет на место Луны днем, то возлюбленным все же удалось провести стражников и сбежать.

— Но почему Творец так просто поверил Луне? — Марк переваривал только что рассказанное и поэтому задал первый же возникший вопрос. Он не понимал, как можно несколько раз поверить кому-то без доказательств, ведь сразу стало понятно, что Луна хочет устранить конкурента… Где же факты, очевидцы?

— Он привык, что перед ним отчитываются. Видимо, он слишком доверял Луне и не мог подозревать ее в клевете. К сожалению, многие склонны слепо верить тому, что им сказали.

Марк откинулся на руки. Он переосмысливал весь рассказ. Если бы так называемый Творец спросил о случившемся хотя бы у самого Солнца, все обошлось бы. Но тогда, по сути, не было бы дня, ночи, рассвета и заката, а может, и людей… Парня передернуло от этой мысли. Нет, без людей никуда. Он вспомнил Мирану, свою девушку. А ведь и они до конца не разобрались в том, что произошло, тоже поверили слухам, даже не поговорив друг с другом. Теперь он понял, почему Эстель так отреагировала на его слова.

— Да, ты права.

Не услышав ответа, он открыл глаза. К его удивлению, рядом никого не оказалось. Неужели все это ему только приснилось? Не может быть! Парень поднял взгляд: солнце давно скрылось, и теперь на небе красовалась луна с бесчисленным количеством звезд (от них исходил безумно красивый нежный свет). Марку даже показалось, будто одна из них подмигнула. Проведя рукой по лицу и скидывая бурю навалившихся эмоций, приходя в себя, юноша поднялся и решил, что немедленно поедет домой и объяснится с Мираной.

— Извини, ты не видел здесь девушку? У нее пепельные волосы и еще… — пока непонятно откуда появившийся парень выражал свою просьбу, Марк успел его рассмотреть: яркие рыжие непослушные волосы, ужасно правильные черты веснушчатого лица и светло-карие глаза (при лунном свете казалось, что они одного цвета с волосами).

— Ну и чудеса… — ухмыльнулся Марк и побрел прочь. Шестое чувство подсказывало ему, что все будет хорошо.

Алина Зелинская

***

— Сегодня именно тот день!

— Тот, какой?

— Когда ставят елку в преддверии новогодних праздников в отеле Хилтон.

— И что?

— А то! Всех, кто остановился, в эти дни в отеле ждет торжественная миссия — нарядить ёлку.

В холле роскошного отеля ставят в самом центре громадную ель и к ней пару лестниц. Приносят массу новогодних игрушек и каждый может выбрать среди них свою и повесить ее на елку. Но секрет в том, что, когда человек берет игрушку в руки, она считывает его энергетику, его жизненную ситуацию, его будущее. И говорят, после полуночи, когда все спят и выключают гирлянды, игрушки оживают и могут много интересного рассказать.

— Правда?

— Да!

День настал. Уже с утра начали устанавливать настоящую пышную ель. Запах потрясающий, свежий и чистый. Лапы ели так красиво торчали в стороны, что надеть игрушки на ель не составляло особого труда. Было приятно торжественно повесить игрушки на ветки. Первым, кого удостоили честью повесить игрушку, был младенец. Он, наверное, и не понимал, что он удостоен такой чести, выбрать первым игрушку, однако все окружающие верили, что он определяет судьбу. Возможно свою, а возможно события, которые случатся в этом году. И вот его маленькие ручки потянулись к одному из ящиков, взор он прильнул к маленькой игрушке.

Все за ним следили, начали фотографировать и снимать, чтобы запечатлеть событие. Он выбрал четки. Что-то, что похоже на четки. Что бы это значило. Мир будет просить защиты у Бога или наоборот, потеряет веру. И почему четки? Кто положил четки в ящик? И четки ли это? А может малыш станет духовным деятелем? Непонятно. Дождемся ночи, тогда узнаем. Четки. Прозвучали овации. Первая игрушка выбрана. Выбран ход, путь, событие следующего года. Однако четками пользуется восточный мир, да нет, католики тоже. Вторая, третья, четвертая игрушка. Люди начали выбирать.

Хорошо, что до этого успели ёлку украсить гирляндой из миллиона огней. Вот та женщина, почтенная дама, выбрала балерину. Наверно мечтала стать ею. А может быть ей и была. А вон тот мужчина выбрал часы. Наверное, это то, чего людям так не хватает в их возрасте. Еще бы немного пожить и насладиться жизнью. Вон тот выбрал домик. Наверное, хочет жить в своем доме, а может, не хватает тепла, домашнего тепла и уюта. Та девушка выбрала кольцо, как обручальное. Хочет замуж. И по понятным причинам. Рядом стоит парень, и, вроде, он понял намек. Что только не выбирали. Солдатиков, шары, как воздушные, самолетики, даже бутылочки, сердечки. Остались ли после этого игрушки в коробках? Конечно. Времена меняются. Меняются ценности и вкусы. Стараются выбрать что-то оригинальное и современное. Но магия игрушек заключалась в том, что вечером включали гирлянду и вечером игрушки начинали играть под светом лучей. И это не метафора. Они правда начинали танцевать и петь, и все постояльцы снова собирались вокруг елки. Чтобы посмотреть, как его игрушка танцует и поёт.

Это было сказочно и объединяло всех. Один праздник объединял совсем незнакомых друг другу людей вместе. Сближало их и знакомило. Ведь их игрушки тоже на ёлке играли друг с другом, танцевали и пели. В это время в зал принесли шампанское, для детей вкусный сироп и бенгальские огни — и сказка оживала. В воздухе царило счастье, удовольствие и безопасность.

— Не верите? Загляните сами.

Но мы с вами, конечно, ждем ночи, чтобы узнать, что же все-таки случится и почему четки. И что значит каждая игрушка. На самом деле, люди часто любят повторять, что игрушки красивые снаружи, пустые внутри. Но их задача украшать елку в новогодние праздники и всего две недели в году, в целом году, они радуют людей. Мало. Но больше или дольше они радовать не смогут; дальше жизнь идет, за зимой — весна, и они уже не актуальны, и ждут следующего года. Возможно, их выберут.

Высока плата? Наверное. Но такой чести никто не удостаивается в мире, не правда ли? Такой атмосферы.

И что же? Четки сказали только о том, на деле, что человечество много будет думать. Возможно, не принимать решения, но думать и проживать эти мысли. Вот что значили эти четки. Балерина и правда в жизни танцевала. А часы. Ему осталось меньше года. И он, видимо, на подсознании догадывается. Новые игрушки, полные недостатков и смысла, глубокого смысла, приводили в восторг молодых людей, которые захотели их повесить. Правда, к жизни они так же относятся — поверхностно и без глубины. Вот о чем рассказывали эти игрушки ночью. А завтра будет новый день и они снова будут радовать своих постояльцев. Создавать новые впечатления и дарить новые мысли и новые мечты.

Те, кто вдумчиво выбирал игрушки и с желанием вешал их на ёлку, неожиданно для себя осуществлял мечты. Ну а звезду, которая на самой верхушке украшала лесную красавицу, подарило небо. Ёлочка стояла под стеклянным потолком, и звездное небо украшало ее. Что-то или кто-то над нами сам выбирает наши мысли и действия.

Резида Златоустова Кошка

Они пролетают мимо наших жизней, легко ступая мягкими лапками, иногда мы их даже не замечаем. Того, что рядом проходит чья-то невидимая жизнь. Это голодная жизнь в темных, склизких, грязных подвалах. Жизнь в кустах. Жизнь возле мусорных баков. Они приходят и уходят незаметно. Как будто ангелы пролетают и забирают самое ценное, что человек еще в Каменном веке приручил. Бездомные брошенные кошки и собаки. Они никто. Бомжики. Иногда маленькие и незаметные, тонко пищащие. Иногда большие и лающие. Но все равно бесправные. Их не принято замечать.

Иногда случаются чудеса. И мимо идет Человек. И он Видит Их. И вот тогда происходит… чудо.

Я так и не осознала той границы, за которой перестали существовать МЫ — Влад и я. Помню нашу жизнь, наши объятья, наши дни. Всё, как в карусели. Последнее что помню — помог надеть пальто в нашей прихожей, и мы вышли прогуляться по вечерней улице. Помню запах прелой листвы и как Влад крепко-крепко держал за руку. Дальше ничего не помню. Очнулась в больнице.

Иногда снятся страшные картины: я на коленях над Владом, он в крови. В конце тоннеля убегают двое, у одного в руке нож.

И кошка. Из дыры в каменной стене появляется кошка, прижимается ко мне. Дальше обрывается.

Сон повторяется из ночи в ночь.

Врач сказал, меня привезли в крови, без сознания. Приходил полицейский, спрашивал об обстоятельствах смерти Влада. Сказала, не помню. Не могу же я в показаниях дать сон?

Врач говорит, память вернется со временем…

Выписали. Дома собрала все вещи в черные пластиковые мешки и вынесла к подъезду. Соседи всё разобрали. Бабки у подъезда, громко обсуждали, что мне окончательно снесло крышу.

Легла на голый матрас, постельного теперь нет. Нет Влада и ничего не надо.

Звонили с работы. Сказала, беру за свой счет две недели. Прониклись.

Нашла вино в кухонном шкафу. Выпила бутылку, стопка Влада стоит полная, накрыла хлебом. Вроде как помянула. На похоронах же меня не было. Надо идти на кладбище, но не могу. Потом. Пока не могу туда.

Пришлось отключить мобильный и дверной звонок. Приходят и долбят в дверь друзья и знакомые. Но после прихода свекрови. Не могу. Не хочу никого видеть.

С порога начала бить и кричала, что Влад погиб из-за меня.

— Я всегда Владу говорила: жди, сынок, беды от вертихвостки.

Оказывается, кто-то из прохожих дал показания, что парни, напавшие на Влада, приставали изначально ко мне. А он защитил.

Потеряла счет дням. Судя по пустым бутылкам, неделя прошла.

Одеваюсь и иду в то место, которое вижу во сне. Оно существует. Сажусь ровно на тот ракурс, чтобы видеть тоннель с убегающими спинами. Да, именно так. Кошка? Во сне была кошка. Поворачиваю голову, она появляется. Именно из той дыры в каменной стене. Зову. Подходит. Беру на руки. Она дается взять. Черная, гладкая шерсть. Вся в проплешинах и задняя лапа странно подвернута. Ставлю на четыре лапы. Так и есть. Одна лапа нерабочая.

Мимо проходит в разношенной телогрейке и тренировочных штанах с пузырями на коленях мужик.

В руках засаленная авоська, косится на меня и выдает:

— Дура, отпусти лишайную. Ее Витёк вытурил, он из третьего подъезда. Достала, говорит, всё есть подавай, еще и плешивая вон. Ну, он взял ее за лапу и долбанул об стену, вон лапа корявая. А так он ничего, злой только как выпьет.

— Она ничейная теперь, да?

— Ой, ну говорю ж, девка, дура ты.

И ушел, размахивая авоськой.

У меня никогда не было кошек. Мама говорила от них блохи. Моя мать всегда все обо всем знала. Видимо поэтому я с ней теперь не общаюсь. И детей не решилась родить. Потому что знаю, что не знаю ничего. Возможно, к лучшему. Был бы ребенок, а у него мать с поехавшей крышей? Влад говорил, моя мать энергетический вампир. Ему со стороны виднее. Но мне лучше без нее. Отца никогда не видела. Потом появился Влад, и он стал всем для меня.

***

Решаю пойти в магазин за пакетиком корма для кошки. Покупаю. И еще продуктов. Думаю взять вина, но вместо вина беру бутылку молока для кошки. Иду к тому тоннелю. Навстречу выбегают две собаки. У одной в зубах кошка. Не знаю, откуда берется столько смелости (я до одури боюсь собак), налетаю с разбега и кидаюсь с оглушительным воплем на этого пса. Ору как сирена. Бью пса пакетом с продуктами по голове. Он сбрасывает кошку и убегает. Оглядываюсь. Вторая собака тоже исчезла.

Кошка лежит в крови. Тяжелое дыхание. Беру на руки и несу. Я в крови. Девочка-подросток, встретившаяся на улице, ловит такси до ближайшей ветеринарной клиники. Ветеринар сказал — жить будет. Но та лапа сломана давно, и уже неправильно срослась. Швы на спинку он наложил, дал препаратов, забрала ее домой. Пусть будет Кысь.

Вызываю такси и везу Кысь домой.

Тетки у подъезда разбегаются в стороны от моего триумфального появления в окровавленном пальто с перебинтованной кошкой на руках. Этот двор запомнит меня надолго.

Поторопилась выбрасывать все вещи. Теперь придется в таком виде идти за новым.

Положила Кысь на полотенце. Колю препараты, перебинтовываю. Пальто на удивление отстиралось. Хожу за едой для Кыси. Дни идут вереницей. Я постоянно теперь занята, то на работу, то в магазин, то бегом домой дать лекарства кошке и покормить. Память о том дне не вернулась, но и сны больше не снятся.

Кыся бодро скачет на трех лапах. Она не была лишайной, проплешины были от дурной уличной жизни. На хорошем уходе и корме, шерстка стала зарастать.

Кысь оказалась деликатна и ненавязчива. На все спрашивала разрешения. Как только сумела запрыгивать на мою кровать, попросилась спать со мной. Иногда ночами я лежу и слушаю как похрапывает Кысь, зарываюсь носом в шерсть на загривке и боль немного отступает.

Одной ночью приснился Влад, я проснулась и пошла травиться. Высыпала горой снотворное. Пошла за стаканом воды. Вернулась со стаканом в спальню. Кысь умудрилась залезть на тумбочку и по одной, сидит, скидывает, таблетки на пол. Дурочка какая. Нашла игрушку. Поймала себя на том, что смеюсь. Я так давно не смеялась… Травить себя передумала.

Открыла окно. Почудилось Влад стоит за спиной и шепчет:

— Живи, Аня…

— Хорошо, Влад, я буду…

Жаннат Идрисова Улетело в Ванкувер

— Эй! — выкрикнула она так, словно речь сейчас пойдет о жизни и смерти. — Эй, постой!

Он резко притормозил. Повернулся к ней, высунувшейся из окна. Удивленно округлил глядящие над черной маской зеленовато-карие глаза.

— Я? — ткнул себя пальцем в середину щеголеватой кожаной куртки. — А, да. Я же Постой. А ты?

Она приоткрыла рот.

— Погоди, молчи, сейчас вспомню! Мы же с тобой с пеленок вместе росли. А! Ты — Постой-ка! Ты Постой-ка, я Постой, тра-та-та-та-та-та!

Он повел плечами и несколько раз притопнул, подняв легкое облачко пыли вокруг ботинок — тоже очень модных.

— А можно без этих подколов? — она так стукнула кулаком по раме, что чуть не заревела от боли.

— А без вот этой простоты: «Эй, постой!»? — он пнул лежавший перед ним камешек. — Или мы с тобой в одной комнате сегодня проснулись?

— Извини, — она закусила губу, сдерживая рыдания. — Просто мне очень плохо, помощь нужна. А никто не откликается… Ты пятый, к кому обращаюсь.

Он приспустил маску.

— И ты извини. Я на нервах сейчас… Что нужно? Принести что-то? Купить?

Она замотала головой. Длинные волосы взлетели темным блестящим торнадо. Он присвистнул. Она ответила недоуменным взглядом.

— Все нормально, — сказал он. — Так чего нужно? Я надеюсь, это исполнимо? А то ведь, что у женщины на уме, то не всякий мужчина сможет, как сестра моя говорит.

— Пофотографируй меня, — ответила она быстро.

Он бросил на асфальт большую чем-то набитую спортивную сумку. Сел на нее. Помолчал. Потом спросил:

— Ты серьезно? На девочку с единорогом ты не похожа.

Она снова скривилась, сдерживая подступающие слезы.

— Пойми, я не выдерживаю просто… Я вообще с трудом переношу одиночество. А тут такое! Вирус, изоляция. Родители за границей, они там работают, бабушка в деревне. Друг мой сразу предложил по отдельности карантинить — безопаснее… Я то в тревоге, то в рассеянности… с ума уже схожу. Вчера под душ полезла в часах — его подарок… все, часы на выброс. А фото своим разошлю, если красиво получится. Селфи — это ведь не то.

— Ладно-ладно, — он понимающе закивал.

Она обрадованно подняла над головой пакетик:

— Держи!

— Подожди. А это что?

— Как что? Мой телефон. Ты же на что-то снимать будешь? И санитайзер там для обработки, а то вдруг…

Он захохотал.

— Слушай, наверное, все, кого ты просила о помощи, сбегали на этом пункте! Ты не возражаешь, если я сниму на свой телефон, а потом пришлю тебе в вотсап? А?

Она засмеялась:

— Представь, мне и в голову не пришло! Я же говорю — паника.

— Не паникуй. Я сейчас примерюсь, пару пробных кадров сделаю, а ты подумай о чем-нибудь приятном. Что-то хорошее ведь есть сейчас?

— Хорошее, — проговорила медленно. — Да. Дизайн квартиры для одного клиента делаю. Здорово получается.

— Отлично.

Он навел на нее камеру. Щелкнул несколько раз. Присел. Встал. Отошел в сторону. Снова пощелкал. Кошка, сидящая недалеко на дворовой скамье, смотрела на них с любопытством, словно спрашивала: «Снимаем? И не меня?» Он отошел подальше. Потом немного приблизился. Щелчок, щелчок. Посмотрел на экран.

— Ты не только красивая, но и фотогеничная. Настоящая модель. Все будут рады увидеть тебя. И… друг твой тоже. Диктуй номер. Тааак. Отправляю. Знаешь, что скажу тебе напоследок?

— Что?

Она радостно пожирала глазами фото.

— Я никогда не подарил бы тебе часы. И не разводил бы бла-бла о безопасности.

— О, вот это особенно хорошая! И эта! У тебя талант, ты знаешь? Ой. Извини, что ты сказал?

— Часы, говорю, плохая примета. Пока.

Он поднял сумку, улыбнулся, помахал ей рукой. Через минуту скрылся за углом соседнего дома.

***

Он написал через месяц. «Привет! Ну как, сработали фото?» Она усмехнулась. Удалила сообщение. Свернулась клубком на диване. А что ответить? Отделаться скупым: «Нет»? Или подробно изобразить картину маслом? Как от любимого пришло в ответ: «Извините, Леня занят, но я ему все передам», и тут же селфи крашеной блондинки в его рубашке.

Она застонала. Вспомнила последовавший за этим телефонный скандал.:

— Я виноват? Между нами давно недопонимание! И я, между прочим, подарки твои не гробил, берег!» Глаголы в прошедшем времени — как это, оказывается, бывает больно. Как неожиданный ожог. — И ты мне еще скажи, кто снимал тебя, что за фрукт! Ты мне селфи его отправила — надеюсь, по ошибке!

Конечно, по рассеянности. Ох. Надо собраться. Доделать проект. И взяться за новый. Сначала встать. Не хочется. Встать. Не… Резко зазвонил телефон. На экране высветилось «Бывший». Она переименовала «Ленчика», чтобы не брать, но почему-то нажала кнопку приема. «Только раз. Последний раз».

— Викусь, — бывший был неожиданно игрив и даже вроде бы заискивающ. — А ты что, знакома с Никитой Филоновым? А я-то думал про этого твоего фотографа, где я его видел…

— Это дворник наш был, — сказала она. — Он в тот день прибарахлился и селфился на радостях. Ты только это хотел спросить? Иди на хер.

И как-то вдруг полегчало. Вскочила, потянулась. Эх, хорошо! Хватит растекаться киселем по дивану. Схватила телефон, зашла в мессенджер, написала: «Отлично сработали — все мудаки отвалились. Я не смогу отблагодарить, это бесценно». Полетело. А теперь ванна. Кофе. И работа.

***

Когда он снова написал через день, она могла бы пропустить, увидеть не сразу. Ей было не до общения — напевая, она делала новый проект. Уведомление мелькнуло в тот миг, когда она перевела взгляд от экрана компьютера на телефон — какое совпадение. «Включи через пять минут ТВ, канал «Россия». Она пожала плечами. Запустила пальцы в волосы, помассировала голову. Решила, что успеет сварить себе кофе по-турецки. И замешкалась, конечно, провозилась, через семь минут влетела с чашкой в комнату. Рискуя обжечься, стала искать пульт, нажала, о… не тот канала, черт, где ты… Ох.

— Никита, и последний вопрос. Как вы думаете, что сегодня принесет победу нашей команде?

Озорной взгляд знакомых глаз из-под приподнятого прозрачного забрала хоккейной каски.

— Есть одна девушка… Я называю ее «Постой-ка». Она наш талисман, потому что умеет добиваться того, чего хочет. Если она сейчас поддержит нас, мы выиграем. Все забитые и будущие голы я посвящаю ей.

— Вот это да! Я надеюсь, что она услышала. Итак, друзья, с вами из Ванкувера нападающий сборной России по хоккею Никита Филонов, и я, корреспондент канала «Россия 1» Иван Проскурин! Удачи нам!

Она засмеялась. Поставила кофе на столик и взяла телефон. Задумалась на секунду. Написала: «Какой чудесный подарок! Не пойду с ним в душ. Возьму егов сон». Сообщение улетело в далекий Ванкувер.

Инесса Ильченко Встреча

«У Маруськи появился мальчик и прыщик. И с обоими она носится, как…», — Ольга не успела додумать раздраженную мысль, которая блокировала смутную тревогу о новой пассии мужа: на кухню влетел звонкий крик, а за ним — дочь:

— Мам, я возьму твои новые трусы, можно?

Ольга, поперхнувшись утренним кофе, отрезала:

— Ты можешь взять все мое белье, но на дачу ты не поедешь!

— Ну, мама… — начала канючить девочка, садясь за стол.

— Не ной! Ты меня достала своей дачей! Тебе пятнадцать лет, и я не хочу становиться бабушкой ребенка. И прекратим этот разговор.

Перемахнув пубертатную неопределенность, внешность дочери неожиданно раскрасавилась во всех смыслах. Сей факт Ольгу очень настораживал, хотя она и понимала, что «девочка созрела», как пелось в старой пошлой песенке.

Но это ее девочка, и потому празднование окончания учебного года с одноклассниками на даче ее бойфренда категорически не представлялось возможным.

— А папа мне разрешил, потому что он мне доверяет.

— Потому что ему плевать! — Ольгу затрясло от того, что дочь ищет поддержки у этого… Слова для характеристики подбирались густые, недобрые, настоянные на обиде. Невысказанные.

— И знаешь, мамочка, — язвительно продолжала недельную атаку дочь, — его Катька понимает меня, потому что… — помедлила, примериваясь добивать или нет, — потому что она молодая! — решилась таки добить, ибо на кону первый опыт «страсти неземной».

Ольга поймала пропущенный удар сердца, и гнев застучал в висках, желая излиться пощечиной.

Женщина посмотрела на побелевшие сжатые кулачки девочки, в которых плавились от злости нож и вилка, на носик, покрасневший от слезного негодования на собственную праведную подлость, на закушенную виной губку…

Ольга понимала, что перед ней безнадежный выбор, вернее его отсутствие: настоять на своем и получить пролонгированный удар подростковых гормонов в виде отторжения, либо провести профилактическую беседу на тему выбора и качества презервативов.

Оба варианта не вдохновляли.

Из двух зол выбрав меньшее, Ольга со вздохом сказала:

— Я люблю тебя. Ты это понимаешь?

Девочка, продолжая держать, как факелы, столовые приборы, кивнула.

— Маруся, я очень беспокоюсь и не могу отпустить тебя. Понимаешь?

— Нет, не понимаю! — сорвавшись на крик, девочка кинула на стол приборы и выбежала из кухни, бахнув дверью.

Ольга сидела некоторое время, замерев каждой клеточкой, а потом потекли спасительные слезы, вымывая чувства обиды, предательства, собственной жалкой ненужности.

Женщина подумала о том, что в самом слове «предательство» заложен смысл избыточности. Предать — передать. Излишек скидывают. Излишком становится все… Слишком много передала любви — не выдержали. А за обидой всегда «беда». О — би — да. О, беда, бе-да… Жалость к себе… жалить себя же «жалом»…

Входная дверь хлопнула с вызовом и протестом!

Ольга встала, убрала со стола неоконченный завтрак, помыла посуду и позвонила мужу.

Она очень спокойно сказала, что сама подаст на развод в понедельник, а завтра, пока ее не будет, он может приехать и забрать свои вещи. Муж молча выслушал и тусклым голосом произнес одно слово: «Хорошо».

Затем она спросила, не знает ли он адрес дачи, где будет эта тусовка. Он знал.

— Спасибо, — сказала Ольга.

…Был вечер, когда она добралась до поселка. Теплый майский вечер. Из дворов доносился пряный запах готовящегося на огне мяса, люди пили вино и чай, играли в волейбол, качались на качелях…

Ее обгоняли велосипеды и редкие машины. Дорога была деревенской, пыльной. Ольга, подходя к нужному дому, услышала музыку, смех, веселые крики. Забор был густо заращён сиренью и жасмином, и она, оставаясь незамеченной, смогла наблюдать за тем, что происходило во дворе.

А происходило там… а ничего там не происходило. Возле уличного камина все чем-то были заняты: кто-то переворачивал шампура, остальные кидали в огонь картошку, со смехом ее доставали и пытались съесть, играли на гитаре, ходили, разговаривали.

Марусю она не видела, но картина, представшая перед глазами, была мирной и опасения не внушала. А вот и ребенок в обнимку с тем самым парнем. «Откуда они вынырнули?» — подумала Ольга и услышала:

— Извините, пожалуйста, вы кто?

Голос… голос, который она помнила последние двадцать лет, голос, истершийся от частого прокручивания в памяти, этот голос звучал явно и не в ее голове. Ольга медленно повернулась:

— Олежка, — шепотом прокричала она и бросилась к нему.

— Оленька, милая, откуда ты здесь? — он гладил ее по голове и целовал в мокрые глаза. И их общее прошлое, такое яркое, живое, встало рядышком и говорило, говорило про недоразумения и обиды, про глупую гордость и чужую зависть, про несложившиеся жизни…

— Мама…

— Папа…

Одинаковая интонация недоумения в голосах почему-то вызвала безудержный смех у обоих: держась друг за друга, они хохотали, еле удерживаясь на ногах и вытирая слезы, тыча пальцем в открытую калитку, где с изумленными лицами стояли их дети.

Пяточки счастья

Шаря рукой по стене в поисках выключателя, слегка нетрезвый Рыжов задел книжный шкаф. Книга тяжело шлепнулась на пол, бесстыдно распластав белые руки страниц.

Недовольно крякнув привычное сочетание из трех букв, Рыжов поднял том и, прежде чем закрыть, бессознательно повинуясь давно забытой привычке, выхватил из ряби строк одну и вслух прочел: «Люди любят друг друга, и в этом — всё! Это самое невероятное и самое простое на свете».

Прихлопнув обложкой «Триумфальной арки» вспенившиеся воспоминания, он судорожно вздохнул и подумал, что Ремарк точно знал, о чем писал, пережив безумие по имени Марлен. Хотя… является ли вся эта страстная перепихонь любовью — еще вопрос…

Рыжов не любил мелодрамы, сантименты и прочую ерунду эмоциональных проявлений. Он любил конкретные вещи: водку, сигареты и соседку Вальку. Потребность в соседке была спорадической, в сигаретах — наркотической, а в водке — глубоко преданной.

Ибо каждое обжигающее проникновение оной возносило Рыжова в эмпиреи идей и возможностей.

В свои 47 он еще не был законченным и пропащим и помнил о том, что на химфаке подавал надежды. Но так и не дал им осуществиться. А C²H⁵OH всегда дарила ощущение бегущего впереди счастья, которое он вот-вот поймает за маленькую голую пятку и они, хохоча, повалятся в шелковую траву, потому что лето и любовь…

Как мало надо, чтобы почувствовать радость — просто осознать, что ты молод, здоров, а небо и солнце безусловны. Но мы ощущаем превосходство этой малости, только утратив возможность обладания. Впрочем, как и во всем…

Такие философические размышления накатывали на Рыжова всякий раз после первого смакотного возлияния. Далее процесс затягивался, загустевал, срывая великолепие одежд с прекрасных устремлений, выжигая их бытие в убиваемом мозгу.

Телефон дурацким рингтоном детской песенки «Сюрприз» настойчиво и грубо вырвал из ускользающего беспамятства Рыжова пяточки счастья.

Разлепив ве́ковую муть, он посмотрел на дисплей: Валька — сбросил. Опять! Сбросил. Опять! Ответил: «Пошла на х.., дура! Твои пятки мне не нравятся! Поняла?!»

И гулко по-волчьи заскулил, оттого что никогда, никогда…

Кандинский #VII

Тринадцатилетнюю Тату все раздражало и вводило в уныние. Потому что никто не понимал и даже не пытался. Вокруг столько людей, а словно на заколдованном острове: «Ау, люди, я здесь!».

Люди думали: «Гормональные подростковые всплески!».

Хуже того — не только думали, а отмахивались, как от муши́ной назойливости, от ее заплаканных глаз и плохо скрываемой истеричности.

Классная, вечно занятая отчетами, успеваемостью, прогулами и родительскими собраниями, попыталась поговорить по душам. Похоже это было на монолог «доброго» следователя и запирающегося партизана. Последний кусал губы, еле сдерживая слезы, а экзекутор сокрушенно качал париком и говорил:

— У тебя такая хорошая семья. Другие были бы благодарны, если бы о них так заботились.

Потом ее переправили на реабилитацию к школьному психологу. Тата заполнила несколько тестов и получила удивительный вердикт о низком IQ. Удивительный, потому что была одной из лучших по успеваемости. По этому поводу маму вызвали в школу и рассказали о том, как надо воспитывать подростка. Вину перед уставшей мамой и злость на психологию, еще не нюхавшую пороха пеленок, Тата пережевывала молча, ненавидя себя.

Шевельнулось желание поговорить с бабушкой. Но у той был роман с захватывающим сериалом. И, глядя на сытую и здоровую внучку, бабушка со словами «конечно, потом» погрузилась в пучину.

А вчера в разгар школьного безумия стало вмиг невыносимо жить. На математике, когда ее хвалили за лучшие результаты контрольной, Григорьев переписывался с Дашкой! А у папы совещание…

Размышляя об отношениях людей, об одиночестве и ненужности, Тата листала планшет. И вот уже целый час она рассматривала «Композицию #7» Кандинского.

Остановились звуки, запахи исчезли и чувство невесомости пронизывало каждую ее клеточку, когда глаза впитывали разноцветный лабиринт образов и смыслов. В девочку входили все вопросы непонятного взрослого мира, а из нее выходили все ответы растворяющегося детского сознания.

Тата вырастала из мира, который ей должен, потому что она была маленькая. Ей стал интересен мир, в котором она сможет узнать себя.

Репродукцию картины она поставила на заставку и много раз в день улыбалась виденному. Она участвовала в интереснейшем квесте «Найди себя». А Григорьев все-таки дурачок!

Голубой мальчик

«Как будто приключения могут быть знакомыми», — Юрка угрюмо раздумывал над бытием пятиклассника итак непростым, а тут еще эта замена училки по литературе с дурацкой темой «Незнакомое приключение».

«Ну задала бы необыкновенное или необычайно, а то — „незнакомое“, как будто бывают знакомые приключения», — мальчик пнул возникший на пути камень и вдруг увидел какое-то голубое сияние в ямке, которое тот прикрывал…

Мальчик присел и стал рассматривать мерцающее неоновое свечение, показавшееся ему живым и разумным. Поисследовав свои ощущения, Юрка решил, что все в нем откликается на зов любопытства и бесстрашно протянул руку к ямке.

Яркий сгусток мгновенно запрыгнул в его ладошку и змейкой юркнув под рукав куртки, обжег холодом и замер у сердца. Внезапная сила с легкостью приподняла Юрку над землей, и он побежал-полетел, ног не чувствуя, только понимая, что с ним происходит чудесное незнакомое приключение, потому что он такого никогда не испытывал: одновременно счастье и свобода!

Потом было мучение шпиона, скрывающего важное донесение: он боялся, что родители заметят свечение. Но только собака что-то учуяла и тихонько поскуливала, вертясь под ногами у Юрки и пытаясь прыгнуть на грудь.

Какой ужин, какие уроки, когда у тебя чудо на груди тихонько шевелится!

Ночью, когда все уснули, Юрка на цыпочках прошел в ванную комнату и, не включая свет, стал под душ вместе с застывшим на груди комочком, который под струями воды растворялся в Юркином теле…

Мальчик пошел в комнату, оставляя светящиеся следы, и задержался у зеркала в прихожей, в котором увидел только голубое свечение…

Выйдя на балкон, Юрка не почувствовал осеннего холода: было тепло и хорошо. Мальчик глубоко вздохнул и взмыл вверх так просто, словно делал это с рождения.

…казалось, время замедлилось и во множестве разнообразия проплывали ночные города и дневные страны. …казалось, время ускорилось и секунды вбирали в себя весь прекрасный огромный мир. …а потом голубой мальчик исчез, затерялся среди планет и звёзд.

Юрка вернулся из бесконечного незнакомого приключения, которое длилось мгновение и написал на «отлично» сочинение про приключения на рыбалке.

P.S.: Иногда ночью я тоже… выхожу на балкон покурить…

Нурия Кабулова Ночь в храме

Возвращаясь поздним вечером домой по темным улочкам Варанаси, я не заметила, как заблудилась.

В Индии темнеет быстро и, будучи увлеченным путешествием, можно не успеть сориентироваться по времени. Место, по которому шла, было незнакомо, но вдалеке закрытый простыми формами крыш заметила шпиль храма. Решила, что нужно идти по направлению к этому маячку, в надежде встретить там англоговорящих людей.

В воздухе парила еще не остывшая дневная жара, в небе появились первые мерцающие звезды, в окнах домов зажглись тусклые огни и уже при подходе к храму вокруг воцарилась темная тишина. Дойдя до храма и встав под освещенной луной едва заметной аркой входа, обнаружила, что там нет ни единой души и лишь в глубине зала сквозь синюю дымку под алтарем невидимого божества догорали свечи, еще немного и они потухнут. Языки пламени притянули к себе и, подойдя к алтарю и опустившись на колени, стала смотреть на свечи.

Я не молилась, ни о чем не просила, просто наслаждалась светом, идущим от догорающих свечей. Вспомнила свое последнее посещение храма в родном городе и, закрыв глаза, совершила путешествие в прошлое, которое периодически давало о себе знать. Погрузиться в приятные воспоминания не пришлось. Легкий шум вернул меня в реальность и в какой-то момент мне показалось, что в храме кто-то есть. Оглянувшись, я встретилась с душной темнотой и едва заметными очертаниями входа, сквозь который пытался проникнуть лунный свет, но из-за глубокого проема он так и остался снаружи. В храме было тихо, и лишь слышалось мерцание скупых теней от догорающих свечей. Ну что же, здесь никого нет и надо поспешить, пока ночь не накрыла город. Поднявшись с колен, решительно направилась к выходу с мыслью найти дорогу домой.

Однако, едва переступив через разбитый порог, я услышала тихий шепот и остановилась. Мне показалось или…? И тут снова услышала едва уловимые стоны. Сделав шаг назад, я снова стала прислушиваться, словно не веря своим ушам, но уже четко различила стоны молящейся женщины, они шли из глубины храма. Это была настоящая мольба, в которой слышались нотки пугающей агонии. Я не понимала, о чем и на каком языке говорит женщина, но мольбу ни с чем не перепутаешь. Осторожно двигаясь в темноте медленными шагами, нащупывая руками стены, я пробиралась в глубь храма на зов этого голоса, который вызвал в моем сердце одновременно и страх, и беспокойство. Мое зрение достаточно адаптировалось, и можно было уже различать в этой кромешной мгле легкие очертания обшарпанных стен и некоего темного силуэта, лежащего на полу.

В глубине храма, в самом углу, лежала женщина и из последних сил молилась. Ее тихая молитва прерывалась стонами, и было понятно, что эта женщина корчилась от боли. Страх сковал мое тело и еще секунду-другую мой ум лихорадочно искал безопасные пути бегства. Женщина притихла, и это дало мне возможность услышать свой собственный голос, который был гораздо решительнее меня. Подойдя ближе к ней, спросила женщину на английском, могу ли я ей чем-нибудь помочь. Я не узнала свой голос, он был сдавлен моим жутким страхом в горле, я запиналась, и мне казалось, что английский язык забыт напрочь. Женщина вздрогнула и замолчала. Когда она повернула голову, то в тусклом лунном свете я увидела ее огромные испуганные глаза. В них было много боли и страдания.

Мы смотрели друг на друга и обе молчали о настигшем нас страхе, и у каждой был свой страх, я еще не знала — судьба подарила мне серьезное испытание.

Убедившись, что я могу ей помочь, она показала мне на свой живот.

«О, какой ужас!», — подумала я. У нее схватки! Похоже я не забуду эту ночь в храме.

Я выскочила на улицу и стала кричать, звать на помощь. Мой голос странным образом ослаб, видимо, меня никто не услышал. Страх сдавил мое горло. Вокруг было темно и тихо, лишь где-то слышался лай собак. Что же делать?

Тут женщина закричала еще сильнее. Ее крик вернул меня в храм. «Странно, — подумала я, — неужели нас никто не слышит».

Я подбежала к ней. В сумке была недопитая бутылка с водой. Я предложила ей выпить. Она с жадностью стала пить, но потом как-то резко остановилась и сказала «Baby». Забрав у нее бутылку и поставив рядом, решила помочь ей сесть поудобнее. Взяв ее за плечи и руки, стала подтягивать ее обессиленное тело к стене. Очень хотелось, чтобы ей стало легче, но ее лицо говорило о другом. Казалось, что она вот-вот потеряет сознание. И тут она закричала так сильно, что от страха я вскочила на ноги.

— Господи! Что делать? Она уже рожает!

Я упала на колени и в темноте протянула руки к ее подолу. Подняв платье, направила руки к ее ногам. Тут же почувствовала что-то вязкое и липкое. Подставив свои руки к лунному свету, увидела на руках темную жижу. Это была кровь. Резкий запах привел меня в чувства. Опустив руки на то место, где она сидела, я прощупала руками весь пол. Все было в крови. Бедняжка теряла кровь, поэтому ей становилось все хуже и хуже. В голове мелькнула мысль, что если она погибнет от потери крови, то и малыш может умереть.

Нужна помощь, нужна помощь, я одна не справлюсь. Силы стали покидать меня. Облокотившись о стену, опустилась вниз.

Женщина вновь начала молиться. Вдруг в храм забежала собака. Моей радости не было предела. Возможно у этой собаки есть хозяин, и он сейчас войдет вслед за собакой. Но никого не было. Я выскочила на улицу, чтобы убедиться еще раз. Никого не было. Отчаяние накрыло меня. Только полная луна следила за моим бессилием. Легкий прохладный ветерок освежил мое лицо. И так остро почувствовала страсть к жизни, желание жить, как бы трудно ни было. И желание спасти жизнь тех, кто в этом очень нуждался. Это дало мне силы. Я быстро вернулась в храм.

Женщина по-прежнему стонала. Собака вертелась возле нее. Понюхав кровь на полу, она легко взвизгнула, и метнулась в проем выхода. «Ну вот, — подумала я, — и собака сбежала». С ней было как-то полегче. Но ничего, и без нее справлюсь.

В голове все время звучал вопрос: «Что делать? Что делать?». Вдруг женщина как-то странно сползла от стены и раздвинула ноги, она начала часто дышать и тужиться. Схватив ее за руку, я стала молиться с просьбой о чуде. Я молилась и за женщину, и за ребенка. Слезы лились из моих глаз. Это были слезы страха и беспомощности.

Я почувствовала боль от ее руки, которой она вцепилась в меня. Она стала тужиться еще сильнее. Свободной рукой я потянулась к ее материнскому лону. Моя рука нащупала маленькую головку. Быстро встав на колени перед ней и протянув руки под его голову, стала ждать, когда он появится. Секунды казались вечностью. «Ну, давай, милая, давай», — кричала я ей по-русски, уже не думая о том, понимает она меня или нет.

Ребенок пошел очень легко и плавно, он оказался в моих руках. Я рыдала и смеялась, и рыдала. Придя в себя, решила, что нужно положить ребенка и отрезать пуповину. Не зная, куда положить ребенка, уложила его на окровавленный подол ее платья, между ног. Ее ноги странным образом упали на пол. Я еще думала об этом, но сама уже искала в сумочке что-нибудь острое, чем можно было бы перерезать пуповину. Ничего нет! А в косметичке? Ура, маникюрные ножницы и духи. Это то, что нужно. Схватив ножницы, быстро перерезала пуповину, побрызгала духами. Воздух наполнился ароматом французских духов. На мгновение это вернуло к прежней жизни. «Интересно, — подумала я, — кто родился, мальчик или девочка». В темноте не было видно, да и не до этого было, решила, что потом увижу. Если девочка, то можно назвать Коко, она уже получила благословение от нее. С этими мыслями стало очень легко и спокойно на сердце. Вытерев ребенка тем же подолом ее платья, взяла его на руки, завернув в свою футболку. Все это время я разговаривала с женщиной, сожалея, что она меня не понимает. Я подбадривала ее и обещала ей, что все будет хорошо. Но она как-то странно молчала. Быстро закончив с ребенком, я подошла к ней, чтобы показать ей малыша.

Женщина лежала неподвижно и молчала. «Милая», — обратилась я к ней, одновременно толкая ее плечо. Положив руку на шею, стала нащупывать пульс. Увы, женщина не дышала. Я не заметила, как она умерла. Мои ноги подкосились, и я сползла по стене. Закрыв глаза, я почувствовала, что меня начинает трясти. Трясло так, что я забыла о ребенке. Вдруг он так закричал. Я открыла глаза. Бог мой, ведь я не одна. В оцепенении я смотрела безумными глазами на него, а он кричал все сильнее и сильнее. В голове промелькнуло, он голоден. Надо чем-то покормить. У меня была только вода. Я стала искать ее. Она была рядом с женщиной. Где же она? Бутылка лежала на полу, под ее безжизненной рукой. Часть воды пролилась и на донышке еще намного оставалось. «Оказывается, очень хочется пить», — подумала я. Но воды было так мало — решила сразу, что все для него. Смочив ему немного губы, я пыталась дать ему напиться: вода стекла по его маленьким губам, и в бутылке больше ничего не осталось. Приложив пустую бутылку к своим губам, я ощутила такую милость от влажного края бутылки. Сухие губы получили влагу. И опять в самом центре живота испытала сильную страсть к жизни.

Ребенок начал кричать. Успокаивая его и себя, я прижала его к себе, и коснулась его лица своей щекой и губами. Малыш жадно схватил мои губы и начал сосать. Похоже он был очень голоден. Тут я обратила внимание на то, что в храме стало гораздо светлее. Впервые я увидела лицо женщины, которая лежала, распластавшись по полу. Она совсем юная. Мне стало ее очень жаль. Подойдя ближе, хотелось поправить ее голову, но тут я обратила внимание на ее грудь. Она немного вывалилась из под ее облегающей кофточки. Грудь была полна молока и маленькая струйка стекала из ее соска, образуя пятно на ткани кофты. Особо не задумываясь, я бросилась к ней и приложила младенца к ее груди. Он жадно схватил грудь и начал сосать молоко, молоко своей матери.

Через некоторое время он сладко уснул, причмокивая губами. В храм заглянули первые лучи солнца. Я опустилась на пол, возле алтаря. Подняв голову, увидела образ Шивы — Бога Разрушения. Положив голову на выступ алтаря и закрыв глаза, улыбнулась. Так устроен мир. Чтобы что-то новое пришло, нужно что-то отдать взамен. Было легко и спокойно. Прижав малыша к себе, я уснула.

Что-то мокрое и шершавое лизало мое ухо. Подняв голову, увидела ту собаку, что приходила ночью. Рядом с ней стоял мужчина. Из европейцев. Я улыбнулась ему и заплакала. Помощь пришла, и теперь все будет в порядке. Малыш сладко и крепко спал. Он и я, вся моя одежда были в крови, кровь, которая сделала нас родными в эту ночь. Сердце сжалось еще сильнее. «Все будет хорошо», — подумала я и посмотрела на малыша. На моих руках лежал мальчик.

Александр Кузнецов Гонка с судьбой

Девушка нехотя подняла голову и протянула руку к тумбочке, на которой лежал телефон.

— Алло…

Из трубки раздался громкий крик:

— Ксюха! Ты там где? Тебя препод уже обыскался!

— Вот черт! — Ксюша вскочила с кровати, разбудив спящего на ковре ротвейлера. — Скоро буду.

Девушка кинула телефон на постель и бегом стала собираться. Через 15 минут Ксения стояла одетая у выхода и еще раз окинула взглядом комнату, чтобы удостовериться, что она ничего не забыла. Слева от входа в комнату стоял новый шкаф с одеждой; в центре у стены была большая кровать, которую никогда не заправляли и на которой любил разместиться питомец хозяйки, пока та на учебе; над кроватью висел портрет короля Фридриха II; чуть поодаль высился стеллаж с книгами по истории и художественной литературе, написанной на немецком языке; вдоль дальней стены размещался письменный стол с ноутбуком, несколькими тетрадями, ежедневником и вечной катавасией из шариковых и гелиевых ручек.

— Вроде ничего не забыла, — сказала Ксюша, после чего посмотрела на себя в зеркало. В отражении стояла 22-летняя стройная шатенка с карими глазами, узким лицом и густыми волосами, одетая в белую майку, черную кожаную куртку, черные обтягивающие джинсы и белые кеды. Через плечо перекинут рюкзак, в котором лежали тетради, планшет с закаченными в него учебниками, а также роман «Унесенные ветром». Девушка погладила зевающего пса, заперла квартиру и выбежала на улицу.

Солнечные лучи слепили глаза, что было довольно редким явлением для пасмурного и дождливого Санкт-Петербурга. Время — около девяти утра, и на улице полно народу. Все куда-то спешили: кто-то на работу, кто-то в кафе за любимый столик под покосившимся зонтиком, а кто-то шел домой после бурной ночи.

Ксюша жила прямо напротив университета, в котором училась уже третий год, поэтому могла позволить себе просыпаться позже своих сокурсников, но иногда, как сегодня, это выходило ей боком.

Влетев в распахнутую входную дверь и приложив пропуск к турникету, Ксюша вбежала по лестнице на третий этаж, где проходила лекция. Выбив дверь с ноги, студентка молниеносно оказалась на месте рядом со своей подругой.

Преподаватель, худощавый лысый старик в очках, посмотрел на внезапную гостью и бодро произнес:

— Guten Morgen, Ksenia! Sie sind spät dran (Доброе утро, Ксения! Вы опаздываете).

— Entschuldigung, Alexei Vladimirovich! Dies wind nicht wieder vorkommen (Извините, Алексей Владимирович! Это больше не повторится).

— Ich hoffe (Я надеюсь), — старик повернулся обратно к доске и продолжил занятие.

Ксюша достала тетрадь, ручку и планшет, чтобы погрузиться в новую тему, но тут девушку окликнула соседка:

— Я уж думала, что ты не придешь.

— Спасибо, что позвонила, Даш, — ответила Ксюша.

— Значит сегодня пьем кофе за твой счет?

— Wann war es anders (Когда это было иначе)?

— В наши первые дни знакомства.

— За кофе платила ты, а за чашку, которую ты разбила, — я.

— Я тебе предлагала свалить оттуда.

— Nein, das ist nicht fair (Нет, это нечестно).

— Тоже мне, защитница угнетенных, говорящая правду.

— Заметь, я и тебя, угнетенную законом, отмазала от полицейских.

— В каком из трех случаев это сделала ты?

— Когда ты пила вместе со своими дружками в парке.

— Я до сих пор удивляюсь, как ты все еще общаешься со мной.

— Ich auch (Я тоже).

После учебы подруги, как и договаривались, пошли в их любимую кофейню. Выбрав столик у окна и заказав напитки, девушки начали говорить обо всем на свете: о животных, об истории, о парнях и т. д. Вдруг у Ксюши зазвонил телефон.

— Алло, мам! — сказала девушка. — Как дела?

Из трубки послышался плач.

— Мам, что случилось?! — Ксюша изменилась в лице.

Через пару минут девушка завершила звонок, бросила телефон на стол и заплакала.

— Что произошло? — Даша с удивлением посмотрела на свою подругу.

— Папа серьезно болен, — еле слышно проговорила Ксюша. — Нужна дорогостоящая операция. А где достать на нее деньги я не знаю! — Ксюша подперла голову руками и попросила официанта принести воды.

Минут 10 девушки молча сидели. Даша допила кофе и вдруг воскликнула:

— Идея!

Ксения грустно посмотрела на подругу.

— А давай грабанем банк!

Благо, Даша сказала это тихо, иначе бы посетители кафе Бог знает, что подумали бы.

— Ты спятила?! — возмутилась Ксюша.

— А что? У меня есть друг, который сидел за несколько грабежей. У него есть банда, а эти ребята очень хороши в криминале.

— Даш, ты понимаешь, что за это грозит тюрьма?

— А ты понимаешь, что другого выхода у тебя нет?

— Но это переступает через все нормы!

— Когда нужны деньги, и не на такое пойдешь.

— Das ist sehr schlecht (Это очень плохо).

— Но очень эффективно! Подумай сама: и отца вылечишь, и на машину скопишь.

— А что же ты живешь в общежитии? И почему у тебя вечно нет денег?

— Потому что я не пользуюсь этим методом. Меня один раз чуть не посадили, поэтому я завязала.

— Не знаю, Даш. Это аморально.

— Убивать — это аморально. А ограбить банк хотят многие.

— Нет, я не могу.

— Да ты подумай! Мгновенный заработок!

— Я не согласна, Даш.

— Ну, как знаешь. Но если надумаешь, то знаешь, к кому обращаться.

— Я, пожалуй, пойду, — Ксюша оплатила счет, обняла подругу и направилась к дому.

На парах следующие два дня Ксюша не появлялась. Несколько раз за день в ее квартире раздавался звонок телефона, но она так и не ответила. Мыслями девушка была в далеком будущем, продумывала возможные исходы своего решения.

«Может спросить совета у мамы?» — подумала Ксюша и потянулась за телефоном.

22 пропущенных вызова от Даши и одно непрочитанное сообщение:

«Ксюша! Сегодня на лекции немецкого проверка посещаемости!»

— Вот, блин! Лекция через семь минут! — Девушка сорвалась с места, схватила рюкзак и выбежала из дома.

Жаль, она не догадалась посмотреть в окно перед выходом. На улице шел сильнейший дождь. Ксюша стремглав побежала через дорогу.

— Du bist wieder zu spät, Ksenia (Вы опять опоздали, Ксения)! — обратился преподаватель к только что прибывшей студентке.

Вид у нее был поистине жалкий: мокрые растрепанные волосы, смазанная тушь.

— Entschuldigung, — тихо сказала девушка и пошла на свободное место.

На верхнем ряду она заметила Дашу. Телефон в кармане завибрировал. Ксюша села и достала его.

Одно сообщение от Даши: «Слава богу, ты жива. А я уже начала волноваться».

Остаток лекции тянулся, как целая жизнь. На выходе Ксюшу остановила подруга:

— Я чуть с ума не сошла! Нельзя вот так исчезать!

— И поэтому ты соврала про проверку? Что ж я все равно собиралась с тобой встретиться, — Ксюша понизила голос. — Давай отойдем.

— Так ты все-таки решилась? — спросила Даша, когда они отошли от универа.

— Да.

После этого Даша набрала кому-то, и подруги направились на заброшенную стройку.

Когда девушки перебрались через железный забор, Ксюша ужаснулась: вокруг не было ни души, множество ям и торчащая отовсюду арматура создавали общий образ заброшки. Был уже вечер, поэтому от всей этой жути становилось не по себе даже заядлым авантюристам, которые очень часто бывают в подобных местах.

Пройдя мимо сломанного крана, девушки оказались у наполовину погруженного в землю бульдозера. Там их поджидали четыре парня спортивного телосложения. Они были ровесниками. Ксюшу при одном взгляде на них бросило в дрожь, а Даша спокойно подошла к главарю сей банды. Далее девушка познакомила свою подругу со всеми ребятами. Ксюша поняла, что имен эти парни не используют, вместо них — погоняла. Главаря звали Бесом, рядом с ним стояли Малой и Задира, а на обломках бульдозера сидел… Коля.

Оказывается, банда уже была готова к ограблению банка, но им нужна была точная дата. Ксюша сказала, что дело надо провернуть завтра. Так и решили.

Настал день ограбления. Ксюша, одевшись полностью в черное, встретилась с Дашей за домом. Оттуда они прошли несколько кварталов и оказались около фургона без номеров. За рулем сидел Коля, рядом — Малой. На местах для пассажиров были Бес и Задира, вооруженные до зубов. Задира протянул девочкам маски. Бес быстро прошелся по плану, выдал девушкам, своему соседу и тем, кто сидел на передних сиденьях, оружие. Девушки были на подхвате.

Операция началась. Фургон на бешеной скорости подъехал к банку. Бес, Задира и Малой вырубили охрану и ворвались в здание, направив оружие на тех, кто там был. Все происходило молниеносно: банкирша показала, где было хранилище и сказала код. Ксюша, Даша, Бес, Задира и Малой схватили столько, сколько могли унести, после чего рывками добрались до фургона, загрузили в него награбленное и хотели уже умчаться на всех парах, но из-за угла показались две полицейские машины. Коля уперся в педаль газа, и фургон с бешеной скорость поехал прочь от банка. Попутно Задира и Малой отстреливались от ментов. Бес дал Ксюше пистолет со словами:

— Помогай.

— Как? — девушка с непониманием посмотрела на главаря банды.

— Подстрели их тачку.

— Но ведь они могут умереть!

— И хорошо! — прокряхтел Задира, растратив очередную обойму. — От ментов одни проблемы.

— Поэтому не рыпайся и стреляй, — завершил Бес.

Ксюшины руки тряслись. Девушка высунулась по пояс из окна фургона. Ветер хлестал ее лицо. Ксения прицелилась и… не смогла выстрелить. Это переступало через все нормы.

Бес выхватил пистолет из ее рук и одним метким выстрелом пробил колесо полицейской машины. Транспортное средство съехало с дороги и врезалась в ближайший дом. Кажется, что никто из пассажиров там не выжил.

— Вот так это делается! — Бес вернул пистолет девушке и залез обратно в фургон, после чего втянул в него и Ксюшу.

Девушка не поняла, что произошло. Единственная мысль, которая была у нее в голове — по ее вине погибли люди. С этой мыслью Ксюша сидела неподвижно весь остаток операции.

Все шло хорошо, но стражей порядка становилось все больше. И как водитель ни старался, как он ни выворачивал руль, стражи порядка нагнали грабителей.

Полицейские всех повязали и отправили в участок…

Через пару дней состоялся суд, на котором всю банду обвинили в многочисленных ограблениях и убийствах, а Ксюшу и Дашу в одном налете на гос. имущество и паре убийств. Если бы в стране была разрешена смертная казнь, то Беса и Задиру непременно казнили. Но суд постановил отправить их на Дальний Восток. Тогда родственники многочисленных жертв этой банды сами прикончили главаря и его заместителя. Малого сослали на каторгу в Магадан, Колю отправили работать на КМА, а Ксюшу и Дашу поместили в тюрьму на неопределенный срок.

И вот, обе девушки сидят в своих камерах и уже помышляют о том, как бы сбежать и помочь отцу Ксении…

Светлана Красс Цвет незабудки

Они встретились.

Когда точно они уже и не вспомнят, будто всегда были вместе.

Просто какое-то время были разлучены.

Сошлось сразу все, мировоззрение и любовь к одним и тем же вещам. Долгие прогулки, тихие разговоры обо всем на свете, чтение книг перед сном или просто когда есть на это желание, просмотр подряд нескольких фильмов или нескольких сезонов сериала в свободный день, музыка в машине по настроению от классики до легкого рока, чем быстрее музыка, тем выше скорость. Иногда у нее складывалось впечатление, что они были воспитаны в одних и тех же условиях и у одних и тех же родителей. Но нет, их разделяло время и расстояние. Она на пять лет младше и родилась в России. Он из семьи, корнями своими далеко и прочно в Германии, иногда у них закрадывалась мысль об обмене, подмене или измене кого то из предков с какой либо стороны, любили подшучивать друг над другом по этому поводу и только лишь.

Их роман был на стадии зарождения, они еще только учились узнавать друг друга, ухаживать и просчитывать нужные ходы, чтобы сделать сюрприз или приятно удивить другого. Она жила со своими уже взрослыми, но еще не оперившимися детьми, а он жил в командировках и его работа подразумевала частые передвижения и перелеты, как внутри страны, так и за рубеж. Таким образом роман был все время в подвешенном состоянии, и каждая встреча была не похожа на предыдущую.

— Сколько времени требуется, чтобы понять любишь ты человека или нет, о том симпатичен тебе человек или нет решают первые семь секунд общения. Иногда хватает и меньше, но зачастую это меньшее количество времени, затраченное на анализ нравится или не нравится является ошибочным, — с такими мыслями проснулась она однажды в воскресенье. Умывшись, прошла на кухню, сварила себе в джезве кофе, положила ломтик лимона в чашку и налила кипящий напиток. Взяв чашку в руки, она подошла к окну и задумалась. Не о смысле жизни или решении проблем, а просто о том, как формируется наша жизнь, из каких отрывков она иногда складывается, что порой выглядит ярче любого лоскутного одеяла. Она увидела себя в отражении оконного стекла, и подумала: «А я ведь и вправду стала другой».

Ей часто знакомые говорят при встрече, что она какая-то другая, ее не узнать. А она всегда только улыбается и говорит, что к этому и стремилась. Ей нравится меняться, скучно быть все время одинаковой. В настоящий момент у нее каштанового цвета короткое каре, при наличии зеленовато-серых глаз и бледной кожи лица. Но это пока. Большую часть времени она себе нравится, но иногда бывает разочарована своим зеркальным отражением, хотя ее считают красивой и интересной. Миниатюрная и стройная, благодаря йоге и строению тела своей бабушки по линии отца.

Из задумчивости ее вывело карканье вороны, которая усевшись на ветку дерева, раскачивалась на ней, будто на детской качели и каркала, громко и отрывисто.

— Вот и знак тебе, ворона, значит будь внимательна сегодня — подумала она и улыбнулась, — сорока была бы к удаче.

Она отошла от окна и проверила телефон, ей должен был прислать сообщение Он, о том когда прилетает и когда они увидятся сегодня, встреча эта была запланирована заранее. Были разные сообщения, но нужного среди них не оказалось. Странно, вот и знак сработал или еще нет…

Так не дождавшись сообщения, она написала сама, потом позвонила, но телефон был отключен. Последующие события вытеснили это переживание и ожидание сообщения на второй план, а когда она снова об этом вспомнила, то только усмехнулась и стало грустно, что эта история любви закончилась также как и началась — легко, будто ничего и не было.

Он уже шесть часов томится в аэропорту, его рейс третий раз переносится из-за урагана и ливней в принимающей стране, поэтому, боясь пропустить попутный рейс, он не уехал в город в отель, хоть ему и полагалась такая услуга, как пассажиру бизнес-класса. Он, будто тигр в клетке, наматывает круги по залу ожидания и не может остановиться. Из-за потери телефона, оставил сам его где-то или своровали, не столь важно. Важно то, что там контакт любимой женщины, которую он только недавно нашел и еще не успел запомнить номер ее телефона наизусть. Она ждет, они договорились еще до его поездки, что он сообщит ей заранее когда прилетает и во сколько и вот теперь он не имеет такой возможности и это больно ранит, так как он не любит нарушать свои обязательства и еще почему-то он боится потерять эту женщину, вот это ему стало понятно в этой неудобной во всех смыслах ситуации. Восстановление карты займет какое-то время, но у него его нет, он будто почувствовал это в тот самый миг, как только увидел за окном аэропорта ворона. Тот каркал, это было видно по тому, как методично ворон открывал свой клюв и будто для пущей убедительности взмахивал слегка крыльями. Ноги будто подкосились. Он сел в кресло, которое оказалось рядом. Силы кончились, Он понял, что бегал напрасно и лучше сосредоточиться и начать составлять план действий, тех действий, которые ему предстоит предпринять по прилету домой. Составление планов его всегда успокаивало и он внутренне собирался, готовясь действовать.

Время было не на его стороне. Когда он, наконец-то, добрался до дома, ему пришлось уделить свое внимание своей работе, так как из-за серьезной задержки, пусть и не по его вине, могла пострадать репутация, копившаяся годами.

Его секретарша стояла возле кофеварки и пила кофе, когда он влетел в офис, коротко ее приветствовал и заскочил в свой кабинет. Она прошла за ним следом узнать, нужен ли ему кофе и почему он такой взъерошенный. Никогда еще не видела она своего шефа в таком состоянии, выглядел он как всегда безупречно, держался всегда корректно и аккуратно. Высокий и крепкий, волнистые темные волосы с сединой красиво уложены, яркие зеленые глаза и красивые кисти рук, дополняет образ хорошая обувь и со вкусом подобранный гардероб. Мужчиной он был надежным и очень хорошим шефом, она работает с ним уже больше двадцати лет и они знают друг о друге многое, но всегда оставались только хорошими знакомыми, так и не став ни друзьями, ни любовниками. Не сошлись во вкусах. Но ее-то не проведешь, все таки бок о бок столько сделок прошло через их офис. Сдав все дела своей секретарше, чем очень удивил эту невозмутимую даму, которая никогда не допускалась до такого и, объяснив ей кое как суть дела, он кинулся в город своей любимой женщины, хоть ему и удалось восстановить сим карту со всеми контактами, но дозвониться до нее он не может и это не делает его существование спокойным и уравновешенным.

Самое трудное ему еще предстояло. Он не был у нее дома, не знаком с ее детьми и знакомиться с ними таким образом не входило в его планы, но до планов ли, когда вся жизнь под откос. Знал лишь дом, до которого провожал однажды, и окно, в которое она выглянула, когда зашла к себе в комнату и помахала ему на прощание.

— Так хорошо, дом на четыре квартиры, уже радует, — сказал он себе и нажал на звонок, так как по хорошей немецкой привычке все фамилии указаны в строгом порядке и можно легко и просто вычислить в какой квартире живет человек.

Тишина его не удивила, только добавила решительности. Он нажал еще раз и еще.

Вдруг резко открылась дверь подъезда и седая женщина лет шестидесяти, в очках, полноватая и не очень радостная, что считывалось по ее виду, громко спросила:

— Чего вы хотите? Уже разбудили весь дом, а время тихое, до трех еще двадцать минут!

И тут будто в подтверждение ее слов в одной из квартир заорал громко ребенок.

— Вот видите, теперь опять будет орать и носиться, господи, что за ребенок. Так что вы хотели, явно не просто так, раз названивали шесть раз, я считала, слышимость тут аховая, все слыхать.

Пока он объяснял зачем потревожил покой всех соседей, дама его просканировала, так ему показалось. Она недоверчиво его слушала и ей явно хотелось его выпроводить восвояси. Оказалось, что эта соседка не встречалась с его любимой женщиной уже давно, хоть дом и маленький, но не всегда столкнешься в подъезде. Надо следить, чтобы уследить. Ему удалось убедить ее, чтобы она взяла его номер телефона и позвонила ему, дня через два или три, даже если и не встретит саму женщину, может удастся увидеть кого-то из ее детей и узнать у них что-то про их мать. Он отдал соседке купленные для любимой цветы и пошел в оставленную на другой стороне улицы машину, сел и, включив «Лунную сонату» Бетховена, поехал домой.

Прошло время.

Она быстро шла по песку босиком вдоль кромки моря, подолплатья намок от набегающих волн и ей пришлось приподнять его, чтобы не мешал идти в заданном темпе. Волосы, отросшие за то время, что она здесь, из пепельного оттенка превратились под солнцем Индии в блонд и теперь при быстрой ходьбе они развивались во все стороны, подвластные напору ветра, что дополнительным образом ей мешало. Они просто падали на глаза и закрывали ей весь обзор. Она сегодня припозднилась — заспалась, как любит говорить ее соседка по столу. Так получилось, что они приехали в один день и жили рядом, а разговорившись, стали часто видеться и вместе ходили обедать и ужинать, иногда встречаясь на завтраке. Но не сегодня. Сегодня она бежит без завтрака, ей надо успеть на масляный массаж. Она так полюбила его за все это время, что провела на Гоа, особенно у этой массажистки, после ее массажа очень комфортное состояние в теле и умиротворение на душе. В такие дни с ней всегда случаются чудеса и вот поэтому она и бежит — за чудом.

Он уступил уговорам своей сестры-близняшки и решил прилететь к ней, чтобы отпраздновать день рождения, их многолетнюю традицию. После смерти родителей они остались только вдвоем, всю жизнь делали карьеры, упустив возможности личной жизни и теперь держались друг друга, встречаясь так часто, как только возможно. А после случившегося казуса, когда он неожиданно и, кажется, навсегда потерял любимую им женщину, он стал трепетней и бережливей относиться к своему ближнему окружению.

Теперь он гулял по кромке аравийского моря, наслаждался теплом воды и воздуха. Он умел плавать, но не спешил залезть в воду и сидеть там безвылазно ему нравилось гулять по берегу, оставляя следы, которые вода сразу же смоет, будто не было тут никого до тебя и после не будет. Встреча с сестрой у них назначена через полчаса, ему надо возвращаться в отель.

Он остановился, посмотрел на море и солнце, пролетающие облака под порывами теплого ветра и, резко развернувшись, пошел в отель.

Мимо него, никого и ничего не замечая вокруг, прошла женщина, борясь с длинными светлыми волосами и подолом платья красивого цвета незабудки, еще не раскрывшейся полностью, нежно сиреневого цвета. Незабудка…

Женщина эта, она показалась ему неуловимо знакомой, и он весь путь до своего отеля, и пока сидел в ресторане, ожидая сестру, думал о ней и спрашивал себя, почему не окликнул, почему? Увидев сестру, он оставил свои думы до более удобного случая, поднялся со стула, они обнялись и расцеловались, выставили подарки друг для друга на стол и сели, каждый из них отметил во внешности другого изменения. — А ты грустный и потерянный какой-то, так никаких следов твоей потеряшки и не обнаружилось?

— Нет, не нашел пока, но я не сдаюсь, ищу!

— И правильно, сдаваться не в наших правилах! Давай уже смотреть чем мы удивим друг друга в этот раз, на раз, два, три.

Они вместе открыли свои коробочки и засмеялись, часы были идентичны по цвету и оформлению, хронографы от «Tissot» на металлическом ремешке без цифр, как нравилось им обоим. За разговором время пролетело незаметно, все-таки надо им чаще видеться и общаться. Сестра сидела лицом ко входу и вдруг вскочила с места, бросив ему на ходу, чтобы подождал минутку. Он повернулся посмотреть к кому она побежала так быстро и увидел женщину, которая ему показалась неуловимо знакомой еще при встрече на берегу, и вот теперь, только взглянув и увидев мельком ее со спины, его торкнуло, она. Сестра распрощалась с женщиной и вернулась за столик и не успел он опомниться, как сестра уже перехватила его мысли и настроение.

— Ты думаешь, что это она? Ты уверен? Она живет здесь уже долго, ей дети подарили горящую путевку, в один день собрались и, прилетев прожили неделю, но дети улетели домой, а она пока не думает возвращаться. Так тут и живет, питается морем и солнцем Индии. Иногда организовывает туры и катает туристов по живописным местам, рассказывая истории по своему желанию, но это случается очень редко, она не особо разговорчива. Могу пригласить ее, если хочешь.

— Нет, я должен сам!

Дело было за малым, выбрать подходящий момент. Он начал готовиться. Позвонил портье и узнал какие есть магазины в отеле и поблизости. По воле случая оказался работающим в отеле магазин часов и украшений. Он выбрал в нем часы, при взгляде на которые он подумал о ней, и его сердце потеплело от этого воспоминания. Взял красиво упакованную коробочку, добавил гирлянду ярких цветов и поднялся на лифте к номеру своей любимой женщины. Выдохнул и решительно постучал.

Послышались шаги и через мгновение дверь открылась.

— Ты? — только и смогла она произнести.

Мария Колчина

Где жених?

— Где жених? — крикнула бабуся, которой Соня помогала спускаться по ступенькам автобуса.

Они познакомились в дороге, и теперь бабуся не отставала от Сони, потому что боялась заблудиться в областном городе. Автобус пришел из городка, где жили Сонины родители, и бабуся боялась заблудиться в Волгограде, поэтому привязалась к Соне, чтобы та ее проводила до вокзала.

Соне тоже нужно было на вокзал, но не на железнодорожный, как бабусе, а в аэропорт. Соня летела в Омск, она училась там в институте.

На автовокзале она должна была увидеться со своим знакомым, с Сашей, поэтому сказала бабусе, что ее встречает жених.

Правда, никакой он не жених для нее, а так, попутчик. Познакомилась с ним прошлой осенью в самолете, когда летела на свадьбу к подруге. Они, хоть и виделись уже дважды, Соня все равно не слишком помнила его.

«Не помню даже его лицо… Просто белое пятно», — в который раз подумала про Сашу Соня и оглянулась по сторонам.

— Да, не знаю, не приехал, — ответила Соня.

— Не приехал? Слава Богу, — обрадовалась бабуся и поправляла на ходу цветастый платок, который съехал у нее с головы на затылок, — Милочка, ты меня до вокзала-то проводи, боюсь я этого города, суета, заплутаю.

«Вот, навязалась, на мою голову!», — Соня пожала плечами и оглянулась по сторонам.

— Где тут уборная? — спросила бабуся Соню, и снимала на ходу вязаную кофту.

От майского солнца на улице становилось жарко, и Соня тоже принялась расстегивать свой модный пиджачок.

— Что? — переспросила Соня, когда смотрела по сторонам.

— Туалет где? — повторила бабуся.

— Не знаю… Там висит указатель, — махнула Соня рукой вперед, взяла бабусины сумки и они пошли по указателю.

— Ты посторожи сумки, по очереди сходим, — сказала бабуся и пошла в уборную.

«Вот ведь гад, спрятался где-нибудь в кустах и потешается, как я здесь корячусь, с бабусей!», — злилась Соня.

«И зачем только я ему позвонила?! Зачем вообще я ему ответила тогда, зимой?! Все Ленка: «Пляши, пляши, тебе письмо пришло из Волгограда!» Да нет у меня там никого, говорила же ей. Сказала адрес институтской общаги ему, вот балда. Летели вместе, подумаешь! Объявился, через три месяца: «Пишет вам пассажир рейса Москва — Волгоград»…

— Иди, милая, я тут посторожу.

«Еще эта бабуся!» — очнулась от раздумий Соня.

Она поставила свою сумку и поплелась по указателям.

Соня уже возвращалась к бабусе, когда увидела, что навстречу к ней, из-за кустов, торопливо идет парень с розовым лицом, которое сливалось с его розовой кофточкой.

Она не сразу поняла, что это Саша, ее «жених».

В ответном письме, которое она ему отправила по совету Ленки, Соня написала, что зимой полетит к родителям на каникулы. Тогда они и встретились в Волгограде, так же, между ее пересадками, даже прогулялись по городу.

«Серенький и блеклый молчун», — так и сказала потом Ленке, про себя еще прибавила: «И тюхтя».

«А теперь как поросенок, весь в розовом», — думала Соня, и смотрела, как Саша торопливо приближается к ней.

— Привет! Извини, пожалуйста, долго добирался, — спокойно, но слегка смущенно, сказал Саша, когда подошел к Соне.

В ответном письме, которое Соня отправила по совету Ленки, Соня написала, что зимой полетит к родителям на каникулы. Тогда они и встретились, здесь, в Волгограде. Так же, как в этот раз, между ее пересадками, даже прогулялись по городу.

«Серенький и блеклый молчун», так и сказала потом Ленке, про себя, прибавила: «И тюхтя».

«В розовом, как поросенок», думала Соня и глядела, как Саша торопливо приближается к ней.

— Привет! Извини, что опоздал, — спокойно, немного смущенно, сказал Саша, когда подошел к Соне.

Тогда, в самолете, они случайно оказались рядом, стюардесса пересадила их с другом на свободные места.

Саша сел возле Сони. Они проболтали всю дорогу, а когда прилетели, он вызвался донести ее чемодан до выхода из аэропорта. Соне он вручил нести свой дипломат.

Когда Саша забирал дипломат обратно, он понял, что тот гораздо тяжелее Сониного чемодана.

Он извинялся, а Соня отшучивалась. Тогда он осмелился и попросил у нее адрес институтского общежития.

Всю осень Соня не выходила у Саши из головы, ее голубые глаза с ресницами-звездочками постоянно вспыхивали перед ним.

Он долго не решался, но все-таки, написал письмо.

Саша обалдел и был счастлив, когда получил ответ.

Он думал, ей не захочется отвечать, ведь она была легкой и открытой, а он был молчаливым. Саша догадывался, что у Сони наверняка есть поклонники.

Он хотел приехать на автовокзал пораньше, но автобуса, как назло, все не было и не было, и он стоял на остановке почти час.

Саша подошел к Соне и понял, что она злится, но он уже знал, что она отходчивая, поэтому был спокоен.

— Привет, — сухо ответила Соня.

Несмотря на нелепую розовость Саши, Соня не могла выдавить даже улыбки, она еле сдерживалась, чтобы не съязвить.

Между ними тут же втиснулась бабуся.

— Деточки, вы меня на вокзал-то проводите! — приказала бабуся и подставила сумки к ногам Саши.

— Милый, а ты чего красный? — спросила бабуся Сашу, подозрительно щурясь.

— Вчера ходил на авиашоу, вот, обгорел, — улыбнулся Саша и посмотрел с надеждой на Соню.

Соня промолчала.

Саша взял в одну руку бабусину поклажу, а другую протянул Соне:

— Давай, я понесу! — Он вынул из рук Сони сумку и они втроем пошли к метро.

На железнодорожном вокзале, когда они проводили бабусю, Саша предложил Соне поехать в город.

Соня посмотрела на свои наручные часы и торопливо сказала:

— У меня скоро регистрация на рейс, уже пора в аэропорт.

— А я хотел тебе набережную показать, — расстроился Саша.

— В другой раз, — пожала плечами Соня.

В аэропорту, когда Соня и Саша стояли у стойки регистрации, Соня думала только об одном, чтобы Саша поскорее «отчалил», потому его розовая кофточка уже ей надоела.

У нее разболелась голова и она заторопилась на посадку в самолет. Соня наскоро попрощалась с Сашей и пообещала позвонить ему, как доберется.

Май пролетел быстро, Соня готовилась к сессии и совсем забыла про Сашу.

Вспомнила она о нем только в июле, когда гостила у родителей, на каникулах.

Ей вдруг стало стыдно из-за необязательности, и она позвонила ему.

Саша напросился в гости, они договорились, что он приедет, когда вернется из стройотряда.

Накануне приезда Саши, к обеду, Соня с мамой налепили пельменей, и стали ждать гостя.

Саша должен был приехать автобусом. По всем подсчетам, автобус давно пришел.

— Ох, может, билетов не было? Или случилась авария? — переживала вслух мама.

«Да, конечно! Струсил, а мы, как заполошные, намывали все, до обморока. Пельмени налепили… Бесит!», — поморщилась Соня, у нее ломило ноги после генеральной уборки, которую они затеяли накануне.

— Пойдем, Сонечка, все-таки, позвоним из автомата в справочное, — сказала мама, когда вернулась за очередной банкой.

— Да не приедет он, — буркнула Соня и повела плечом. Но встала и направилась в коридор, надевать шлепки.

У телефонной будки очереди не было, они сразу дозвонились в справочное.

Конечно, никакой аварии не было и автобус пришел по расписанию.

— Может, билетов не достал, все-таки? Поездом приедет! — развивала мама фантазию, когда они пришли домой.

«Да ни фига он не приедет!» — подумала Соня и бухнулась на диван-кровать.

Мама снова занялась банками с заготовками.

Соня взяла в руки «Роман-газету» и начала с шумом листать страницы.

Пельмени раскисали, но обедать никто не спешил, не сговариваясь, ждали прибытия поезда.

Снова сходили позвонить в справочное. Поезд с рельсов не сходил и прибыл вовремя.

— Пельмени есть будем? — бодро спросил папа, когда пришел с улицы после нескольких партий в домино.

— Давайте-давайте! — мама оторвалась от банок с заготовками и загремела кастрюлями.

Она поставила кипятиться воду для пельменей и переодела праздничный халат на будничный.

Соне вышла из комнаты в кухню. Ей было стыдно за Сашу, она понуро уселась за стол, рядом с папой.

Дзынькнул звонок.

— Соседка? — удивился папа.

— Рая наверное, за лечо пришла, — сказала мама и пошла в коридор.

«В этот раз много закрыла, урожай перцев-то какой, в этом году… Сонечка, за пельменями посмотри!», — неслось из коридора.

Соня встала из-за стола и стала осторожно помешивать пельмени.

«Ой!» — раздался из прихожей мамин вопль, и папа с Соней услышали мамин топот в спальню.

— Что такое?! — папа быстро поднялся из-за стола и пошел за мамой.

Соня положила ложку на стол, и вслед за папой пошла в спальню.

В спальне мама стягивала с себя старый халат и надевала праздничный.

Мама застегивала на ходу праздничный халат. Она проскочила между ними снова в коридор и открыла дверь.

На пороге стоял Саша.

«Все та же кофточка», — промелькнуло у Сони в голове.

— А я думала, Рая пришла! Проходи, проходи! — широко открывая дверь говорила мама Саше и улыбалась.

Саша тоже заулыбался, помедлил и вошел.

— А! Запоздалый гость! Ну, здорова! — радостно протягивал папа руку Саше.

— Здравствуйте! Саша! — протягивая руку, улыбался Саша.

— Я тоже — Саша! Тезка? Ну, проходи, Саша, будем знакомы! — смеялся папа.

— Ты когда приехал-то? Мы тебя ждали-ждали! В справочное звонить ходили, — радовалась мама Саше, как давнему знакомому.

— Да, я не подумал, не купил заранее билеты, а в выходные их разобрали. Потом вспомнил, что к вам «Метеор» ходит, вот я и приплыл по реке. На «Метеор» тоже билетов не было, но я «зайцем» напросился, капитан меня пожалел, — рассказывал Саша и посматривал на Соню.

Соня стояла в проеме, между коридором и кухней и даже не улыбалась.

«Приехал на ночь глядя. Куда его девать?», — поджав губы, думала Соня.

Из кухни запахло пельменями.

— Что мы топчемся здесь? Давайте за стол! — опомнилась мама и толкала их на кухню.

Мама доставала шумовкой пельмени и выкладывала их на широкую тарелку.

— Сонечка, ставь салат на стол!

— Хорошо, — буркнула Соня.

Она поставила тарелку с салатом на стол и села рядом с Сашей. На маленькой кухоньке было тесно, она сидела и разглядывала штанину Сашиных брюк.

Мда-а… Брючки все те же, что и в мае… У него что других что ли нет? Зимой и летом — одним цветом, — думала Соня, — Неужели нельзя одеться в большом городе? Можно в Москву за обновками съездить.

Соня частенько забегала в ЦУМ за обновками, когда летала транзитом через Москву.

Ей нравилось гулять по магазину и примерять на себя платья, там всегда можно было найти хорошие вещи.

Когда они познакомились в самолете с Сашей, в чемодане у нее ничего не было, кроме платья, зато из Дома мод. Поэтому чемодан был легким в сравнении с дипломатом Саши, который он всучил ей, когда вызвался донести чемодан до выхода.

«Там книги», — виновато сказал он, когда забирал дипломат обратно.

К платью, которое было в чемодане, Соня присматривалась тщательно. Нежно-голубое, с аккуратными рюшами на плечах, оно так подходило к голубым глазам.

После Ленкиной свадьбы, осенью, она взяла это платье в совхоз, они каждую осень ездили студенческим отрядом помогать собирать совхозную картошку.

В местном клубе по выходным студенты устраивали танцы.

Именно тогда, когда в этом платье, она танцевала с Владом медленный танец, он сказал ей:

— Сонька, ты такая модная у меня. Давай встречаться, как взрослые люди! — И его рука скользнула чуть ниже Сониной талии.

— Хорошо, Владечка! — добродушно ответила Соня, но покраснела, — Только давай институт закончим?

— Как скажешь, — чмокнул ее Влад и оглянулся вокруг, высматривая кого-то.

Соне очень нравился Влад, уверенный, знает, чего хочет. Симпатичный и ласковый. Спортсмен, в студенческом комитете. Девчонки ей завидуют.

Соня не спешила жить «по-взрослому», тем более так, как предлагал Влад. Впереди — диплом, а потом распределение на работу…

«И вот тогда можно замуж выходить», — подытожила Соня и перевела взгляд с Сашиных брюк на его тарелку, в которую довольная мама щедро водружала очередной пельмень.

Вдруг, от маминой любвеобильности, пельмени съехали с тарелки прямо на Сашину штанину, которую только что разглядывала Соня.

— О-ох! — виновато простонала мама.

Саша полез под стол. Он спокойно доставал из-под стола рассыпанные пельмени.

— Замыть скорее надо! Или лучше постирать. — затараторила мама, вытаскивая Сашу из-за стола.

Саша покорно «вытащился», и мама затолкала его в ванную.

— Саша! — кричала мама папе, — Неси штаны, которые мы на дачу отвезти хотели!

Папа пошел в комнату искать штаны. Соня тоже встала из-за стола, она остановилась в проеме между кухней и прихожей и наблюдала за родительской суетой.

— Да, которые штаны?! Развела мне штанов. Вот, бери любые! — смеялся папа. Он вышел из комнаты с ворохом брюк и протянул их маме.

— Да не эти, а из коробки, у дивана! — хохотала мама, — Саша! Снимай штаны!

— Вот ты, фу-ты, ну-ты! Мне-то зачем штаны снимать?! — веселился папа, с ворохом брюк в руках.

— Да не тебе, а Саше, гостю! — пуще хохотала мама.

— Да не надо, высохнет, не видно будет, — слышался из ванной голос Саши.

Наконец, довольный Саша вышел из ванной в папиных брюках, они, как ни странно, пришлись ему как раз.

— Ну, вот! И штаны пригодились! — смеялась мама.

Они снова вернулись в кухню, рассаживались за столом и пересказывали друг другу кто что подумал, когда пельмени съехали с тарелки.

— Ох, думаю, уделала парня, почем зря! — хохотала мама.

— А я думаю, чего я брюк-то больше не взял? — смеялся Саша.

Соня тоже засмеялась. Она ткнула вилкой в пельмень и отправила его в рот.

Спать легли далеко за полночь.

Соня уснула моментально, она устала: и злиться, и смеяться, и еще — от своих мыслей про Влада, про платья, про ЦУМ и… Что же делать с этим Сашей?

Утром Соня проснулась с мыслью: «Нужно поскорее провожать гостя на вокзал, а то присоседился, словно родня какая».

Из кухни послышалось шипение сковороды и запахло мамиными оладьями.

Соня вошла в кухню.

За столом сидел Саша, а мама стояла у плиты выкладывала со сковороды на тарелку оладьи.

— Доброе утро! — сказал Саша.

— Привет! — сказала Соня и посмотрела на настенные часы.

— Садись, Сонечка! Чай наливай!

Соня налила себе чай и посмотрела на Сашу.

— Скоро уже автобус, надо торопиться. Я тебя провожу! — Изобразила заботу Соня.

На вокзале они все время молчали. Автобус был по расписанию. Соня, насколько это было возможно, любезно распрощалась с Сашей, ни о чем больше не договаривались.

В начале августа Соня с мамой дважды ездили за билетами в областной центр, Соне нужно было возвращаться в институт. В городе у них не было авиакассы, и заранее купить билеты на самолет можно было только в областном центре. В августе с билетами всегда было трудно.

Когда они возвращались домой второй раз и ждали на автовокзале автобус, мама предложила Соне позвонить Саше, чтобы он помог им купить билеты.

«Сонечка, ведь ему сподручнее, чем нам мотаться», — уговаривала Соню мама.

«Я куплю и сам вам привезу», — сказал Саша по телефону.

Он привез билеты и попросился погостить в выходные.

В этот раз Соня не дулась. Они с мамой сильно перенервничали, потому что не могли купить билеты сразу. Поэтому Соня согласилась, чтобы Саша остался у них на пару ночей.

После прогулки накануне Сашиного отъезда, они сидели на лавочке у подъезда. Над ними свисал спелый виноград, было тепло и уже темнело.

Саша повернулся к Соне и сказал:

«Соня, выходи за меня…»

Соня вытаращила на него глаза, они стали еще ярче.

— Ну…

— Только сразу ничего не отвечай! — прервал ее Саша.

Еще бы! Конечно, не ответит. Она вовсе не ожидала такого поворота. Впереди у нее дипломная работа. А еще у нее есть Влад. Только она не сказала об этом Саше.

— Ладно, — сказала она вслух и встала с лавочки. — Пойдем, завтра автобус рано.

Осенью Соня снова поехала со стройотрядом в совхоз. Кроме сбора картошки, у нее была еще одна цель…

Учеба подходила к концу, а они с Владом так и не выяснили, куда будут распределяться после института.

Незадолго до отъезда из совхоза, после танцев, когда они стояли и целовались возле общежития, Соня спросила Влада об этом.

— Соня, сейчас я не готов решать что-то за нас обоих. Родители обещают похлопотать за меня, устроить в Минпросвет, в Москву, но с жильем там отстойно. Давай так. Ты распределяйся, куда дадут, а потом я вызову тебя и ты переедешь в Москву. — вяло ответил Влад и закурил сигарету.

Соня отстранилась от него и молча пошла в общежитие, спать. Внутри у нее все клокотало.

Она стащила с себя новое платье, которое они купили с мамой в Волгограде, когда мотались за билетами, и бухнулась в кровать.

«Блин! Вот эгоист!», — всхлипнула Соня.

Она не спала, ворочалась в кровати и думала о них с Владом.

«Дети меня раздражают, главное — это корочки получить», — говорил он в компании.

Диплом Владу нужен был для карьеры, он никогда не хотел преподавать.

«С ним не пропадешь, он ниже Минпросвета точно не окажется… А в Москве — театры, ЦУМ, и даже — „Березка“! Там за валюту продают, но ведь, из Минпросвета, наверное, ездят люди заграницу?», — сначала мечтала Соня.

«Распределяйся, куда дадут… А куда? У меня же нет родственников, знакомых с Минпросветом… А если в глухомань?», — у Сони по щекам покатились слезы.

Утром Соня встала с головной болью.

В комнате было холодно, она закуталась в одеяло и, не снимая его, встала с постели.

Соня зашаркала шлепками и подошла к окну, посмотрела за занавеску.

Моросил дождь.

«Будь-то бы и не утро вовсе», — подумала Соня.

Серый свет заполз в комнату и смешался с холодом.

Нужно было идти в столовую. Под утро она все-таки заснула и не слышала, как девчонки ушли на завтрак.

В столовой она взяла чай на раздаче и, молча, подсела за стол к девчонкам. Соседки тоже молчали.

«Наверное, слышали мои всхлипы», — Соня отхлебнула черный чай из граненого столовского стакана и остановила взгляд на входе в столовую.

В дверях появился Влад. Он бодро прошел к раздаче, взял комплексный завтрак, оглядел столовую и направился к столику, за которым сидели Соня с девчонками.

— Привет! Как спалось? — бодро спросил он и оглядел их.

Никто ему не ответил. Влад поставил завтрак на стол, с грохотом подтянул рукой свободный стул и уселся завтракать.

Девчонки переглянулись, молча, собрали свою посуду и встали из-за стола.

Соня и Влад остались вдвоем.

Чай остыл и Соня крутила в руке стакан и разглядывала его грани.

Влад тщательно намазывал масло на хлеб.

— Проконтролируй, чтобы завтра ребята сдали комнату заведующему в порядке? Не хочу от него нареканий. — Влад окинул взглядом столовую и добавил, — Я сегодня уезжаю. Как староста, ты все равно останешься до конца недели…

У Сони полыхнуло внутри.

Вот как! Она, с распухшими от слез глазами, сидит перед ним…

У нее трещит голова от ночных мыслей про неясное будущее… А он выспался, бодрый, с кучей планов, раздает ей ценные указания и печется, как красиво съехать. Без нее.

— Ну, ты и эгоист! — выдавила Соня, сжала в руке стакан с недопитым чаем, встала из-за стола и вышла из столовой вслед за девчонками.

Соня пробыла в совхозе до конца недели, пока не разъехались все студенты.

Вместе с комендантом, они обошли комнаты в общежитии, чтобы убедиться, что мебель на месте и ее не испортили.

К отъезду Сони дождь прекратился. На улице светило мягкое осеннее солнце, и на поле виднелись редкие светлые бугорки картофелин, которые студенты не заметили из-за дождливой погоды.

Соня вернулась в институт, занятия еще не начались, и подруга предложила Соне пройтись по магазинам.

«У папы день рождения скоро, хочу купить в подарок рубашку. Ты ведь модница, помоги мне выбрать что-нибудь современное.», — сказала подруга Соне.

В мужском отделе универмага Сонин взгляд наткнулся на розовую рубашку.

«Цвет, как у Сашиной кофточки», — улыбнулась Соня.

Вечером в общежитии Соня снова вспомнила розовую рубашку в универмаге, а следом — опять Сашу.

«Он бы без меня не уехал…», — подумала Соня.

На следующий день Соня надела новые чешские туфли, которые летом мама достала в «Военторге», и отправилась на телеграф.

К телеграфу Соня шла по березовой аллее. Деревья светились золотом, кроны смыкались над головой. Соне казалось, что она идет по парадному залу какого-то музейного дворца.

На телеграфе Соня подошла к окошку, где принимали телеграммы, взяла шариковую ручку, привязанную длинной ниткой к столу, и написала на бланке телеграммы: «Саша зпт если предложение в силе зпт я согласна тчк»

Поезд медленно сбавлял ход. Соня шла по перрону, провожала глазами номера на вагонах и пыталась угадать, где остановится вагон, в котором едет Саша.

Наконец, поезд остановился, и она оказалась прямо напротив нужного вагона.

Проводник открыл дверь и вышел на перрон. В дверях появился букетик с астрами, за ним улыбался Саша.

Соня заулыбалась в ответ, от чего у нее появились ямочки на щеках.

Саша вышел и протянул букет.

— Мама на даче собрала, — смущенно улыбнулся он.

— Спасибо! — сказала Соня.

«Надо же, вся семья собирала… Мама, такая внимательная…», — умилялась про себя Соня.

Они пошли к выходу.

Саша шел и на ходу оглядывал Соню, будь-то впервые видит.

«Может, у меня с прической что-то?», — подумала Соня и даже смутилась.

Она поймала себя на том, что до этой встречи ни разу не задумывалась, как она выглядит перед ним.

— Что такое? — кокетливо спросила Соня. И опять поймала себя, что не помнит, чтобы кокетничала с ним.

— Ничего. Я сестре показал твою фотографию. Она беспокоится, вдруг ты высокая. А я и не помню, выше ты меня или нет? — спокойно улыбнулся он.

— — Какую фотографию?

— Там, где ты у табурета стоишь.

— А-а! Это мы с подругой ходили фотографироваться, а в фотоателье детский интерьер был. Мы спешили и фотограф не стал его менять. Там детский табурет стоял.

И они рассмеялись.

Кэтрин Коринн

***

Проклятое лето,

Таинственный вечер.

Я помню все это.

Я помню ту встречу.

Я слышала ветер.

Что стало — не знаю.

Как было в тот вечер

Тридцатого мая.

Шумела осина,

На ветре играя.

Такой, видно, сон был

Тридцатого мая.

Но небо темнело,

Сливалися краски.

И ехал автобус,

В нем ты словно в сказке.

А на остановке

Стою, как тогда я,

Как было в тот вечер

Тридцатого мая.

***

Опять предо мною застывшие розы,

Застывших мгновений прекрасные сны.

Но я не хочу, чтобы горькие слезы

Все смыли, как первые грозы весны.

Застывшие розы… Но сердце проснулось

О, как же давно я мечтала об этом!

Оно как виденье тихонько коснулось

И песнь ожила, что давно была спета.

Но как же мне жить с этой болью заветной

И как же смогу я опять перейти.

Ту грань, ту мечту, тот вопрос без ответа,

Который упорно пытаюсь найти?

Какая же мука — прощальные слезы

И боль от того, что не можешь понять.

Зачем в твоем доме застывшие розы?

Но все же прекрасно — любить и страдать.

***

то слово

То чувство, что мешает жить

Ножом по сердцу колет снова.

Мешает спать, дышать, любить!

Тебя искала слишком долго.

Явилась поздно я на бал.

А что теперь искать виновных?

Кто не успел — тот опоздал.

Быть может, сделала я мало,

Так мало сделала для нас.

Но я тебя не предавала,

Как та, с которой ты сейчас.

Мне б утопить обиду эту

В делах, в семье, в любви друзей.

Ищу ответ — но нет ответа,

Тогда убить ее скорей!

Разжечь костер — сжечь подчистую,

Чтоб не осталась и следа.

Я все равно тебя ревную

И ненавижу иногда.

Что делать с ней, я вряд ли знаю —

С обидой, что съедает зря.

Я все равно не понимаю

Как мог ты выбрать не меня?

Екатерина Кочетова Спасение в сети

Это рассказ не о любви, не об измене. Это рассказ о двух людях, которые спасли друг друга. Они никогда не виделись, не слышали голоса друг друга, не держали друг друга за руку. Но они были поддержкой и опорой долгие месяцы.

28 апреля 2020

Вторник. Ужасное утро. Каждое утро теперь ужасное. Прошла неделя, как Оля выписались из больницы. Каждую ночь она засыпала под громкую музыку, чтобы не слушать своих мыслей. Каждое утро эти мысли заставали ее врасплох.

«Все, сегодня надо что-то менять. Мне нужно отвлечься. Мне нужно общение,» — думала Оля, пока готовила завтрак. Пока есть смелость, она взяла телефон и вбила в поиске «анонимный чат». Яндекс выдал в первых списках разные приложения знакомств, но она искала просто общения на пару часов. Ниже Оля увидела в результатах сайт для анонимного общения. Отлично. Открываем. Указала свои данные, выбрала возраст, пол и нажала «начать поиск». Сайт сразу же перевел ее в окно чата.

— Привет, — пришло сообщение.

— Привет, — напечатать Оля.

— Ты хорошая девочка?

«Ну вот. Я так и знала. Мне попался какой-то извращенец. Все это глупость. Надо закрыть чат» — подумала Оля. Но что-то ее остановила и она решила рискнуть. Закрыть страницу можно в любой момент.

— Я скучающая девочка, — написала Оля.

— Почему?

— Второй месяц в самоизоляции. Схожу уже с ума.

— Я уже третий месяц. Сначала был на больничном, потом всех отправили работать из дома.

— Вот поэтому я и зашла сюда, поискать общения. Это лучше, чем писать бывшему, — как бы оправдываясь, написала Оля.

— Ну сюда обычно не для этого приходят, — написал незнакомец.

— Ну интим мне не интересен, так что можешь отключиться.- Оля решила не терять времени и расставить все точки над «i».

— Почему лучше, чем писать бывшему? — спросил незнакомец.

— Потому, что у него есть жена, вдруг не так поймет.

— Ну у меня тоже есть жена.

Оля даже засмеялась. Конечно, почему бы у незнакомца, который сидит на анонимных сайтах, не может быть жены?

— Ну у меня тоже есть муж. Давно так общаешься?

— Очень давно, даже слишком.

— Было что-то интересное?

— Однажды даже общался с одной девушкой почти год.

— И не встретились?

— Нет, мы жили в разных странах.

— Это в каких?

— Я в Чехии, она в России.

— Да, шансов на встречу мало.

— Сколько тебе лет? — спросил незнакомец. Оля подумала, почему бы и не написать правду.

— 28

— 29, Миша.

— Оля.

— Опиши себя?

Так, этот вопрос заставил Олю задуматься: «Можно себя приукрасить или описать как есть. А друг это кто-то из знакомых и он меня узнает. Нет, вряд ли.

— Рост 175, вес 60, скоро останутся одни кости. Волосы светлые, чуть ниже плеч. Глаза голубые.

— Класс, почти как я. Тот же рост и почти тот же вес, — ответил Миша. — Где работаешь?

Тут Оля провалилась в раздумья. Как написать так, чтобы ничего не понятно.

— Работаю менеджером по закупкам в иностранной компании. А ты?

— Во как загнула. В IT-компании.

А вот теперь Оля напряглась. Какое же совпадение. Тоже IT-компания. Надо или сбежать, или выяснить, что за компания.

— Это чтобы было непонятно. Вдруг мы работаем в одном месте.

— Очень сомневаюсь, — пришел ответ.

— Почему? У нас есть филиал в Чехии. Хорошо, я напишу свою компанию, а ты свою. Вряд ли мы работаем в одном месте. Но будет смешно, если ты сейчас ищешь меня на внутреннем сайте.

— Ладно Dell.

— А я в Cisco

Тут Оля выдохнула.

— Почему ты решил, что будут разные компании?

— Потому что я работаю в Чехии. А в чате в основном все из России или Украины.

— Понятно. Давно переехал в Чехию?

— 5 лет назад.

— Один или с женой?

— С женой расписались специально для легализации.

— Как ей повезло!

— Ну мы с ней до этого 6 лет вместе были. Тут вряд ли просто повезло.

— Ты ей когда-нибудь изменял?

— Было как-то до свадьбы, секс с бывшей. А ты?

— Ахаха, ну секс с бывшими — это отдельный вид измены. Тоже с бывшим как-то случайно встретились сразу после расставания, закрутилось все быстро, но смогла остановиться. До секса не дошло.

— Такая правильная?

— Просто считаю, что не стоит заниматься сексом с тем, от кого не хочешь иметь детей. Ты бы хотел знать, что у тебя возможно где-то есть ребенок, но его воспитывают без тебя другой мужчина? Или узнать, что всю жизнь ты растил не своего ребенка?

Все это время Оля на автомате делала дела и играла с сыном в песочнице, но мысленно была в телефоне. Только сейчас она поняла, что время обеда и пора кормить сына.

— Мне пора. Я должна отвлечься примерно на час.

— Чат отключиться через минут 10 простоя. Хочешь можешь продолжить общение?

— Как? — удивилась Оля. Давать свой номер телефона она не собиралась.

— Можем перейти в телеграмм.

— А разве там можно общаться анонимно? Ты же узнаешь мой телефон.

— Да, можно сделать ник вместо номера. Скачиваешь приложение, вводить свой номер телефона, код из смс, НЕ даешь доступ к контактам, добавляет себе ник и находишь меня через поиск по нику MikeMike, — написал Олин новый знакомый и вышла из чата. Решение было за ней.

Оля кормила сына супом и думала: «Разве может быть такое совпадение. Одинаковый возраст, чувство юмора, работа, манера общения. Какой шанс, что зайдя снова на этот сайт я попаду на адекватно и интересного человека, который будет мне так близок по духу. Тем более, он живет в другой стране. Не будет намеков на встречу, не будет общих знакомых и случайных встреч. Я буду потом жалеть, что упустила шанс».

10 мая 2020

Часть 2. Миша.

Миша сидел за рабочим столом и пытался сосредоточиться на работе. Уже почти обед, а он не выполнил и трети заданий. В его голове трудились мысли: «Мы общаемся уже две недели. Я постоянно проверяю телефон. Я постоянно думаю о ней. Единственная фотография от нее была с зарисованным лицом. Она явно открыла редактор и зарисовали его кистью, оставив лишь глаз и губы. И эти губы у меня не выходят из головы. И почему она настоял нам том, чтобы не знать, как мы выглядим».

Он взял любимую кружку с мечом со стола и пошел на кухню налить еще крепкого чая. Там его жена готовила легкий обед из салата и сэндвичей с тунцом.

— У тебя уже перерыв? — спросил он ее.

— Да, закончила чуть пораньше. И вечерний звонок перенесли на завтра, можем вечером выйти в парк. А то ты уже неделю из дома не выходил. У тебя появились синяки под глазами и кожа совсем бледная.

— Ты права, — сказал он, зная, что синяки от проведенных ночей в телефоне, а не от отсутствия прогулок. — Давай вечером прогуляемся. Отличная идея! — он улыбнулся и поцеловал ее в щечку.

Интересно, как Оля скрывает нашу переписку от мужа и свои бессонные ночи? Он вернулся к себе за рабочий стол, поставил кружку с чаем и тарелку с едой на стол.

— Привет, как дела? — написал он.

— Привет, все отлично. Как работа? — ответила она спустя минуту.

— Очень тяжело. Продуктивность падает с каждым днем все ниже. Давно хотел тебя спросить, как ты скрываешь переписку от мужа? Он не против, что ты сидишь в телефоне иногда до 2—3 ночи.

— Он работает в Москве, а мы с сыном за городом на даче. Он приезжает только на выходные, — пришел ее ответ.

— И ты не против? Вдруг он там не один живет.

— Все может быть. Но и живя в одной квартире, можно найти способ изменить. А тут мы с сыном можем хотя бы гулять. В Москве все прогулки запрещены.

— Да, изменить и правда можно как угодно и где угодно. Я как раз начал искать новую квартиру.

— Все, собираю чемоданы. Правильно, жена и любовница должны жить в разных квартирах.

— Аахаха, ну вот, этот человек писал, что она в чате только для общения, а уже любовница.

— Очень сомневаюсь, что до этого дойдет. А ты бы встретился со мной? — спросила она.

— Все может быть. В Венгрии или Черногории?

— Нейтральная территория? А я уже собралась тебе гостиницу бронировать в Москве. Так проще будет сбежать, если ты мне не понравишься.

— Мне на днях приснилось, что мы с тобой встретились в какой-то баре, — признался Миша.

— О! И что мы там делали? Пили вино?

— Почти. Я угощал тебя ромом, а потом начал тебя гладить по бедру и целовать в шею…

— Какой ты быстрый, только встретились и уже в шею целовать.

— Но это же только сон. В жизни все по-другому.

— К тебе хоть одна из девушек приезжала, с кем ты общался в чате, — Оля сменила тему.

— Одна очень хотела прилететь, мы с ней два года общались, — признался Миша.

— И ты ей сказал не ехать?

— Там было все сложно. Но я сразу ее предупреждал, что мы не увидимся, с первого дня.

— Уже интересно. А мы с тобой тоже не увидимся?

— В жизни? Думаю нет, — признался он.

— И какой максимум нас ждет?

И почему он любит задавать такие сложные вопросы, вот ответишь не так, и общению конец.

— Не знаю. Я ничего не жду. Ни на что не надеюсь. Просто общаюсь с интересной девушкой, к которой у меня симпатия, — отправил он, перечитав пять раз.

— Ты вряд ли читал книгу Януша Вишневского «Одиночество в сети», она как раз про переписку мужчины и женщины в icq, и они никогда не встретятся, так как между ними огромное расстояние.

— Ну вот… только не это, — написал Миша и дежавю заполнили собой его мысли.

— Я ее читала лет 15 назад и тут вспомнила. Что не так? — удивилась Оля.

— Вот эту же книжку девушка вспоминала в первые дни, — признался он, отгоняя воспоминания.

— Это точно была не я. Так, после такого точно пора меня удалять и менять тебе имя. Хотя это понятно, ситуация слишком похожая, вот и вспоминается.

— Почему удалять? — удивился Миша.

— Потому что, если мысли схожи, то и финал может быть аналогичен.

— Хм… Ну, а кто сказал, что финал был плохой?

— Или тебе надо книгу прочитать, раз тебе про нее все пишут.

— Читала Карлсона? Есть версия, что Карлсон на самом деле воображаемый друг Малыша и появлялся только тогда, когда на него было плевать всем родным и он оставался совсем один. Вот я и был Карлсоном для нее. К тому же, на чердаке живу.

— Я тоже одна в каком-то смысле сейчас, — напомнила Оля. — То есть билеты на самолет не искать и гостиницу не бронировать? Эх, а я уже думала провести выходные в новом месте.

— Ага, в изоляторе 14 дней, — пошутил Миша.

— Придётся остаться верной и честной женой.

— А то ты очень уж жалеешь об этом, — уточнил он.

— Как обычно, сначала и не хочется, а как нельзя, так сразу расстраиваешься, — полушутя-полусерьезно призналась она.

— Эх, все тебе лишь бы секс.

— Ты никогда не боялся, что начнешь так общаться со своей женой? — спросила Оля.

— Как именно «так»?

— Через чат.

— Уверен, что не начну.

— Ты ее узнаешь сразу? Или она не будет в таких чатах общаться?

— И то, и другое.

— Думаешь, она бы не одобрила твое общение? По факту, ты же не спишь, не влюбляешься, измены нет… — написала Оля.

— Знаю, что не одобрила бы.

— Переписки удаляешь? Если хочешь, можешь сменить тему.

— Нет, не удаляю. Просто прячу. Если найдёт это, то мне жопа.

— Надеюсь, не найдет. Иногда счастье в неведении.

— А ты бы как отреагировала на такое от мужа?

— Если нет встреч и влюбленности, то нормально, — призналась она, немного подумав. — Общение и флирт полезны.

— А влюблённость — штука очень растяжимая и опасная.

— Я вот весь день улыбалась, разве плохо, — поделилась она. — Если была бы влюбленность, были бы и встречи.

— А если, например, он общался бы с другой вместо тебя? — спросил Миша.

— Что значит вместо? Блин, теперь мне неудобно. Ты про то, что, например, тебя зовут спать, а ты говоришь, что еще дела и общаешься в это время с другой?

— Это значит, например, что когда хочется выговориться о чем-то, партнёр придёт не к тебе, а к кому-то на том конце интернета, с кем никогда не будет никаких встреч, или секса, или вообще никогда не увидятся вживую.

— Это нормально, я была бы не против.

Какая странная девушка. Другая бы рассталась из-за такого, а она считает это нормой. Хотя, может, это потому, что она сама так общается.

— А осталась бы со мной и вином наедине где-нибудь? — решил помечтать Миша.

— Если бы была свободна и ты мне понравился, почему бы и нет.

— А если бы была не свободна?

— То вряд ли.

— Как-то не слишком уверенно…

— Для измены мало просто нравиться. Разве ты не согласен?

— Мне кажется, мы всё же слишком здраво на это смотрим, чтобы не натворить глупостей, поэтому просто развлекаемся и все.

— Да, это точно безопаснее. Особенно, когда все остальные участники чатов в другой стране.

— Одно дело — заставить тебя думать об этом, а совсем другое заставить тебя сделать это, — написал он.

— Вино всегда поможет, ну или ром, — намекнула Оля. — Знаешь, что мне мешает думать об этом? Что я не знаю, как ты выглядишь. Это большой бонус, я не могу тебя представить.

— Я даже не знаю, отбирали бы у тебя алкоголь или наоборот подливал бы в таком случае.

— Это зависит от твоего статуса: друг ты, любовник или муж.

— Муж у тебя есть, а другие два варианта… Вроде не я их выбираю.

— Выбираютвсегда оба. Тяжело о чем-то думать и понимать, что это никогда не случится. Лучше тогда об этом вообще не думать.

— Не думай, — написал он ей, хотя сам постоянно об этом думал. Он же не влюблен, его все устраивает в этой жизни. Но с ней он чувствовал какую-то связь. А еще чувствовал, что она явно что-то скрывает. Есть какая-то тайна, просто от скуки такие девушки не заходят в анонимный чат. И потом добавил: — А я все же буду время от времени думать о твоих губах.

— Как вообще после такого общения можно не встретиться и не заняться сексом? — удивилась она.

— Никак нельзя встретиться.

— Ты же и раньше так общался… разве не хотелось все это в жизнь воплотить? Или страшно, что разочаруешься. Или наоборот не сможешь оторваться потом.

— Да, и не только. Важнее то, что пути обратно не будет, — признался он.

— Обратно — куда?

— Отношения в семье изменятся.

— Логично.

— Не уверен, что после первой измены можно остановиться, — добавил Миша.

— Да. Чувствуешь себя неуловимым и идешь дальше. Ты молодец, что тогда не встретился с той девушкой.

Так они общались месяц, два. Это уже вошло в привычку. Они флиртовали, делились мыслями, обсуждали книги, сериалы, обменивались любимыми песнями, памятными фотографиями из необычных мест. А он все пытался разгадать ее тайну.

10 июня 2020.

— Привет. Ты весь день не писала. У тебя все в порядке? — написал он ей, когда уже было 10 вечера.

— Привет. Просто тяжелый день. Нет настроения, очень плохо и грустно.

— Хочешь выговориться? Что тебя тревожит? Расскажи мне… — он очень хотел забрать ее боль и сделать хотя бы вечер чуть легче. И почему он не написал ей раньше?

— Я не хотела бы на тебя вешать свои проблемы. Тем более они очень тяжелые морально. И вдруг это изменит наше общение.

— Не изменит. Пиши. Я выдержу.

— Ну, я думаю, ты понимал, что просто так от скуки я бы не пошла в чат искать общения. За неделю до этого я выписались из больницы после операции. Я потеряла малыша на 4ом месяце беременности. Знаю, многие мужчины, да и женщины, этого не понимают. Но я любила его все эти месяцы. Мысленно прожила года два нашей новой жизни с двумя детьми, — написала она.

— Продолжай, я слушаю.

— Муж, конечно, поддерживает, но он на работе, да и ему тоже тяжело. А у меня в голове каждую свободную минутку были мысли об этом малыше. Мне надо было отвлечься. Почувствовать себя другой. Не мамой, которая потеряла малыша. А красивой девушкой, которая отдыхает, флиртует и обсуждает интересные для нее темы. А сегодня снова накатили воспоминания и я не смогла даже тебе написать, чтобы отвлечься.

— Я понимаю тебя. Правда. Мы потеряли малыша год назад. Я тогда винил себя, что мало поддерживал жену или помогал ей. Но потом пришло понимание, что у ребенка был именно такой путь. Жена до сих пор пока не готова снова пробовать. И я стараюсь ее отвлекать и поддерживать. И я понимаю, как больно тебе. Таких дней еще может быть много.

— Спасибо…

— Я тогда много читал про души и вычитал интересную теорию. Возможно, у души была какая-то своя цель, она не состояла в рождении. Этот ребенок мог как-то изменить вашу жизнь даже за это время. Или забрать на себя чью-то другую смерть или какие-то сложности. Но главное, эта душа всегда будет с вами. Но ее надо отпустить. Не тянуть к себе. Возможно, этот ребенок еще придет к вам, а, возможно, навсегда будет присматривать за вами сверху.

— Знаешь, это хорошая теория. Мне сразу стало легче, спасибо тебе. Я никогда не думала об этом с такой точки зрения, и мне жаль, что вы тоже потеряли малыша. Уверена, скоро вы станете родителями.

— Спасибо! И у тебя будет полный дом детишек, как ты и хотела.

4 января 2021.

— Мы прилетели, — пришло Оле долгожданное сообщение.

— Как прошел перелет? Силы есть?

— Перелет прошел отлично. Проспал и большую часть перелета. Где увидимся?

— Мы будем на пляже «Банг Тао» с 4 до 7 вечера. До встречи!

— Жду с нетерпением, когда увижу тебя, наконец-то.

Они оба понимали, что они взрослые люди и не испытывают к друг другу романтических чувств, их связывало что-то другое. Когда время отпуска чудом совпало, они решили рискнуть и перевести дружбу в реальную жизнь. Отпуск решили провести на Пхукете. Самое сложное предстояло сделать Мише — надо было подружиться с Олиным мужем. Оля написала целую инструкцию, с чего начать разговор с ее мужем, какие у него интересы, что обсудить. Плюс Мише надо было подготовить почву и со своей стороны. За пару недель до отпуска он начал обсуждать с женой, что неплохо бы с кем-то подружиться, чтобы иногда с кем-то еще поболтать или выпить. И вот, после заселения они пошли на пляж, где должна была произойти встреча. Миша давно так не нервничал. Даже странно, ведь это же не свидание, что переживать. Олиного мужа он узнал сразу, тот сидел один за барной стойкой.

— Дорогая, займи нам лежаки, а я принесу выпить, — сказал он своей жене. Было бы странно при ней начинать разговор с незнакомым мужчиной. Миша подошел к бару и сделал заказ:

— Два коктейля «Май тай», пожалуйста. Что же еще выпить в Таиланде в первый день? — и сел за бар, ожидая заказ. Якобы случайно задел локтем Олиного мужа.

— Прошу прощения, — произнес он.

— Ничего страшного.

— Шикарная прическа. Как у Бурито, да? Я тоже хотел когда-то сбрить виски, но так и не решился. Долго отращивал волосы для кос? — решил Миша перейти сразу к делу. Олин муж и правда очень напоминал певца Бурито. Может, это и есть он? Нет, вряд ли. Она бы мне сказала, — подумал он.

— Спасибо! Да, год отращивал волосы. Первый раз тут?

— Да, только прилетели с женой. А ты?

— Тоже первый, прилетели три дня назад с семьей. Как же круто выбраться после карантина.

— Согласен. Вы откуда?

— Москва, а Вы?

— Прага, — и как раз были готовы его напитки. — Я Миша.

— Коля, очень приятно. Мы с женой расположились вон там, — он указал рукой в сторону моря, где на песке сидела девушка и играла с сыном. У Миши сразу застучало быстрее сердце. — Можете к нам присоединиться, мы будем рады компании. Особенно жена. Ей будет приятно поболтать с кем-то, кто старше нашего сына, — засмеялся он. Миша поблагодарил его за приглашение и направился к жене, стараясь не смотреть в сторону Оли.

— Вот напитки. Я тут познакомился с приятным парнем, он с женой и сыном отдыхает вон там, — он показал в их сторону. — Не хочешь с ними пообщаться? Они выглядят милой и умной парой, а у него прическа, которую ты мне давно хотела сделать, — намекнул он. Миша понимал, это может быть решающим фактором, жена точно заинтересуется.

— Давай, — сказала она, беря стакан с коктейлем. И они направились знакомиться. В голове у Миши пролетело тысячи мыслей одновременно. Давно он так не нервничал. «Хорошо, что у жены руки заняты, если бы она держала меня за руку, она бы удивилась, почему они влажные и слегка дрожат», — подумал он. И почему они не обменялись фотографиями, когда уже решили встретиться? Он слегка замедлил шаг и чуть отстал, желая слегка оттянуть момент встречи, чтобы запомнить каждый ее момент. Хорошо, что она сидела спиной к нему и не видела, как он нервничает. Олин муж ее окликнул и она стала подниматься с песка. Ее фигура завораживала. Купальник подчеркиваю ее бедра и узкую талию. Кудрявые волосы лежали на плечах. Между ними осталось всего пара шагов, когда она повернулась. Миша сразу же потерялся в ее глазах. Они были небесно-голубыми, нос маленький и аккуратный, весь усыпан веснушками. А губы точно такие же, как на первой фотографии — пухлые и нежно-розовые.

— Спасибо за приглашение, мы рады к вам присоединиться, — сказала Мишина жена. Она никогда не терялись и была очень общительный. Легко могла начать разговор с незнакомыми людьми.

— Привет, я Оля, — произнесла мелодичный голос. Эти слова наконец-то вывели его из оцепенения. Он заметил смущение на ее лице. «Что же ее смущает? Или так проявляются ее переживания из-за первой встречи?», — подумал Миша. Но тут он взглянул на нее еще раз и понял, что вызвало ее смущение. Она была беременна. Определенно, это был не просто животик после еды, а аккуратный живот беременной. Он остро торчал и сообщал всем, что там растет маленький человечек.

— Очень приятно, — произнес Миша, пожал ее руку чуть сильнее, чем следовало. Он хотел дать понять, что все хорошо.

8 января 2021

Они сидели вдвоем за столиком в кафе. Он пил «Май тай», а она кокосовую воду. Они впервые остались наедине. Мишина жена осталась в гостинице доделывать срочную работу, а Олин муж играл с сыном на площадке около кафе.

— Почему ты мне не написала о беременности? — спросил он. Этот вопрос не оставлял его с первой встречи. Они же друзья и он всегда знал, что у нее есть муж, которого она любит.

— Не знаю. Помнишь, я пропала на несколько дней в августе. Я не знала говорить тебе о беременности или нет. Продолжать ли общение. А потом ты поздравил меня с днем рождения и мы начали снова общаться. Я поняла, что наше общение не должно меняться и не поменяется. А потом просто повода не было.

— Понятно. Я очень счастлив за тебя. Честно. Ты так сильно этого ждала.

— Спасибо. Я рада, что несмотря ни на что мы смогли встретиться. Шутить над тобой в жизни и видеть мгновенную реакцию на твоем лице — бесценно.

Он улыбнулся ей в ответ свой счастливой улыбкой. А в глазах и душе осталась маленькая искорка тоски. Тоски по невозможному будущему и нереальному прошлому. Как же это удивительно, совершенно случайно найти такого близкого тебе по духу человека. Как же это грустно, когда ты находишь его тогда, когда жизнь уже устроена и ты не хочешь ничего рушить и менять.

Теона Курсуа «Рукопись с мандариновым деревом»

Однажды мне довелось побывать в Испании. Я посетил ряд городов, в которых располагались гостиницы, принадлежащие моему заказчику. Моей задачей было изучить их, прожив там несколько дней. Я наблюдал за работой сотрудников, говорил с постояльцами, гулял по городу, отмечал интересные достопримечательности. Вся эта информация была необходима мне в работе по составлению рекламных брошюр для гостиничной сети.

⠀

Работа подходила к концу, и я приехал в последний пункт назначения. Небольшой провинциальный городок Дейя, расположенный на живописном острове Мальорка. Гостиница располагалась в старинном особняке. Директор, осведомленный о моём визите, сам встретил меня и проводил в номер. Время завтрака уже прошло, а до обеда оставалось еще часа два. Я распаковал свои вещи и решил прогуляться по городу.

⠀

Солнце ослепляло. Я пошёл вниз по улочке вдоль невысоких стен. Дома на солнце казались облитыми медом. Повсюду аромат цветов и апельсинов. У одного из домов я встретил местных жителей и попросил посоветовать интересное место. Меня направили к церкви Иоанна Крестителя. Её я нашёл довольно легко, церковь располагалась на высоком холме, утопающем в оливковых рощах. Здание ничем не было примечательно, но вид с холма стоил моих усилий.

⠀

Немного побродив в окрестностях, я оказался у церковного кладбища. Перед поездкой, во время поисков информации о городе Дейя, я узнал о том, что здесь жил английский писатель Роберт Грейвс. Он приехал на остров в 1929-м году со своей возлюбленной. Именно здесь он работал над романом «Я-Клавдий». Грейвс был похоронен на острове. Я без труда нашел его могилу.

Время близилось к обеду, прогулка меня вымотала. По отелю разносился аппетитный аромат еды: соленый, свежий, сливочный. После душа и некоторых преображений, я отправился в ресторан.

⠀

Больше всего люди рассказываются во время приёма пищи. Мне всегда было интересно наблюдать за этим процессом. Ресторан — это прекрасное место для сбора информации о людях. Однако здесь оказалось не так много постояльцев, да и сам ресторан был весьма мал.

⠀

Справа от меня за соседним столиком сидела пожилая пара. Они молчали, поэтому я не смог определить откуда они. В самом дальнем углу ресторана у окна сидел молодой человек с мольбертом. Определённо, это был студент художник. Дверь распахнулась, вошла семья: муж, жена и мальчик, по виду ему было лет пять.

⠀

Обедая, я параллельно делаю записи в свой дневник. Жду, когда же пожилая пара заговорит, но напрасно. Семья оказалась из Германии. А о молодом человеке мне достаточно было и той информации, что он художник.

⠀

Трапеза завершилась, самое время уйти, подумал я. Но в этот момент дверь приоткрылась, на секунду замерла. Показалась мужская рука, она раскрыла дверь до конца, придерживая её. В ресторан вошла женщина лет 43—45. Я решила задержаться ненадолго, чтобы понаблюдать за новой гостьей. Заказ она сделала на испанском. Внешне женщина вполне походила на испанку: зеленоглазая брюнетка. В ожидании заказа, она листала книгу, название которой я не смог прочесть.

⠀

Сделав несколько записей в блокноте, я вышел. У меня уже собрался материал, нужно его обработать. Ближе к вечеру я спустился в холл пообщался с работниками гостиницы и провёл сам для себя экскурсию. Так незаметно настало время ужина.

⠀

Ко мне подошел уже знакомый мне официант. Я заказал gambas al ajillo — креветки под чесноком, а на десерт попросил принести американо и сдобную дрожжевую улитку, посыпанную сахарной пудрой, которую посоветовал официант.

⠀

К уже знакомой мне компании постояльцев присоединились ещё несколько человек. Одним из них был колоритный швед с длинными усами. На остальных гостях мой взгляд не фокусировался. Я осознал, что ищу ту женщину, походившую на испанку. Но её здесь нет. От мыслей о ней меня быстро отвлек ароматный десерт.

⠀

На второй день, когда постояльцы уже заметили мое присутствие и привыкли, я позволил себе познакомиться с ними поближе. Это было необходимо для моей работы. В своих обычных поездках я не любитель гостиничных посиделок. Почти все гости были довольны своей поездкой.

⠀

Город завоевал их сердца, а в гостинице они себя чувствовали уютно, как дома. Мы немного побеседовали и отправили небольшой компанией перекусить. Я допивал свой американо, когда ко мне подсела она.

⠀

— Вы не против? — на этот раз она говорила на английском.

— Да, конечно, присаживайтесь.

— Я слышала, вы расспрашивали о городе. Если вам интересно, я могу помочь. Я подумала, что вам интересна история Дейи.

— В некоторой степени.

— Меня зовут Фрея. Уже месяц живу в этой гостинице. Я историк, приехала в Дейю узнать о жизни одного английского писателя. Он жил на острове некоторое время. Я пишу его биографию.

⠀

Конечно, мне стало сразу понятно, о каком писателе идёт речь. Меня это даже немного смутило, ведь я накануне стоял на его могиле.

— Вы бы мне очень помогли. То, что вы живёте в этой гостинице целый месяц, это очень кстати.

— Вы писатель, да мне об этом сказал Горацию, наш администратор.

— Скорее я журналист, ни одной книги я пока не написал.

⠀

Я решил, что она хочет попросить меня помочь с написанием биографии. Всё-таки она историк, а не писатель. Мне показалось она куда-то спешит. Фрея говорила очень быстро и прерывисто.

⠀

Мы договорились после обеда прогуляться по городу. Мои догадки оправдались, она действительно спешила. Завтра она уезжает.

⠀

Прогулка продлилась до самого вечера. Она оказалась хорошим рассказчиком. К шести часам я узнал историю не только Роберта Грейвса, но и арабов, которые отстраивали этот город. Фрея поведала мне родословные старейших семей Дэйи и свежие сплетни.

К ужину мы вернулись в гостиницу. Когда я спустился в ресторан, её ещё не было. Она так и не пришла. Меня это немного удивило, неужели она не проголодалась после такой долгой прогулки.

⠀

Быстро расправившись с ужином, я поспешил в свой номер. У меня было много работы. Фрея действительно оказалась мне весьма полезна. Она успела подружиться почти со всеми работниками гостиницы и их семьями. Её часто приглашали на праздники и просто поужинать в приятной компании. Удивительно, как за один месяц человек может стать своим в чужом месте.

⠀

Я работал до самого утра и лёг только на рассвете. Не успев впасть в глубокий сон, я вдруг подскочил. Только через секунды две я осознал: в дверь стучат. Так не хочется вставать, но стук не прекращается. Я накинул халат и открыл дверь. Стучала Фрея. Мгновение она простояла молча, потом сунула мне в руки сверток и быстро протараторила.

— Я хочу попросить вас об одолжении. Изучите, пожалуйста, содержимое и поступите с этим так, как посчитаете нужным. Для меня это очень важно.

⠀

После этих слов Фрея развернулась и пошла по коридору. За ней шёл портье с чемоданами.

Вся эта ситуация мне показалось сном. Я совершенно ничего не понял и уже не мог заснуть.

⠀

Днем мне позвонили и попросили поторопиться с работой. Я ответил, что уже собрал всё необходимое и готов выехать. Оставшийся день, я потратил на фотографирование окрестностей, жителей и гостиницы. Фрея и её таинственный свиток утонули в тумане реальности.

⠀

На следующий день я вернулся домой. Мне срочно нужно было распределить записи и напечатать несколько текстов. Несколько дней я мысленно возвращался в Дейю, утопающую в апельсинах и оливках. Работа была готова и отправлена заказчику.

Жизнь пошла в привычном для меня русле. Отсутствие мое не прошло незамеченным. Несколько моих знакомых настаивали на встрече. Я навестил родителей. Так прошло дней десять и жизнь шла своим чередом.

После приезда я ещё не успел убраться в квартире. Даже не все сумки распаковал. Пора с этим что-то делать. Я встряхнул чемодан, из него выпал сверток. Тот самый, врученный мне Фреей.

«Так это был не сон?»

Я развернул сверток. Он казался мне пиратским кладом. Удивительно, как моё любопытство не побудило меня открыть это послание раньше. Вот уж правда «всему свое время».

Я размотал бумагу. В моих руках оказалась рукопись. На титульном листе, вместо названия, рисунок карандашом. В правом верхнем углу написаны инициалы Ф.Д.

Отложив титульный лист, я погрузился в чтение.

Текст рукописи:

«В начале были мандариновые деревья, бумажные самолетики и старый проржавевшей металлический мост. А ещё девочка и одинокая душа, не знающая успокоения…»

Юлия Литышева Мгновение {N°7}

Рассветные часы в старом прибрежном городке самые свежие — воздух еще полон прохлады, но уже нежно обволакивает утренним теплом.

Легкое прикосновение ветерка так знакомо, как будто воспоминание, очень близкое сердцу, словно из теплого детства…

⠀

Улицы еще пусты и песочно-медовые камни домов только начинают прогреваться в первых лучах.

В окнах слышны сонные разговоры, которые означают начало еще одного дня.

⠀

Сквозь приоткрытые ставни слышится, как кто-то спрашивает, что будет на завтрак.

Напротив в открытом окне видно мужчину — он одиноко гладит своего кота, потягивающегося на подоконнике.

Рядом девочка быстро звенит золотистой ложечкой, мешая густую сладость какао в фарфоровой кружечке.

⠀

Они шли совсем близко, едва касаясь друг друга руками при каждом шаге, затем свернули на узкую улочку.

⠀

Она идет чуть впереди, приподнимая край длинного платья и неспешно оборачивается. Тео мечтал об этом взгляде Клэр…

Сейчас он идет рядом и видит, как черный атлас струится складками при каждом новом движении, делая ее загорелую кожу особенно сексуальной. Открытая спина, плечи, тонкие бретельки идеального черного платья. Идеальная девушка. И словно это был самый лучший сон в жизни, пытается запомнить каждую секунду и встречу рассвета на побережье…

⠀

Так удивительно, но у моря есть настоящая, абсолютно идеальная и особая прелесть. У людей в прибрежном городе — идеальные воспоминания. А у каждого города — неидеальные, но неизменно счастливые люди.

⠀

Тео пронзило тоскливое чувство — Клэр еще не уехала, но он уверен, что не будет сказано ни одного слова об этом.

Она просто уедет как и прежде.

Снова без него.

Одна.

⠀

Они шли рядом. Клэр резко остановилась и подошла к нему вплотную.

— «Тео, почему ты перестал писать мне?»

— «Потому что мне стало мало писем…»

— «Тогда не надо писать мне… Просто попроси остаться здесь. С тобой…»

⠀

момент {N ° 5}

Она стояла посреди комнаты. Сколько раз она проезжала мимо его дома, и только сегодня осмелилась прийти без приглашения. Не могла больше ждать.

Они были знакомы 2 года. С первого дня их совместной работы он ее привлекал. Она точно знала — это было взаимно. Но он ни разу не позвал ее на свидание.

Его вьющиеся каштановые волосы, серо-голубые глаза, которые всегда были немного грустными, мягкий тембр голоса, размеренная и уверенная походка — все влекло ее. Она не могла понять — было это профессиональное любопытство или впервые за десять лет она повстречала того, кто ее по-настоящему заинтересовал. Ведь ей, практикующему психологу, сложно доверять первому впечатлению.

Он похож на человека, способного читать лекции о признаках эмпатического расстройства и социальном бихевиоризме в универе. А его взгляд… Его взгляд всегда говорил о чем-то большем.

Кажется, он чувствовал глубже других, вел внутреннюю борьбу с самим собой. Говорил неспешно и спокойно. Он был не похож на других — всегда мягко улыбался и больше это походило на полуулыбку, как будто молча одобрял каждое слово, но редко смеялся. Но в нем была мужская сила и привлекательность.

Его сила была в пронзительном и прямом взгляде, в точных и почти идеально выверенных жестах, в мягких чертах лица и такой уютной, такой настоящей улыбке. В немного нелепой застенчивости, которую окружающие принимали за скованность.

⠀

— Ты сегодня решила заглянуть довольно поздно, — сказал он в обычной манере, глядя на нее в упор.

— Мне надо разобраться кое в чем. Это не может ждать, — быстро сказала она и облизнула пересохшие губы, пытаясь скрыть волнение.

— Хочешь спросить, почему ты не ходила на свидания последние несколько лет?, — спросил он и медленно подошел к ней вплотную.

— Нет. Почему именно ты никогда меня не приглашал?

Он медленно погладил ее волосы, стоя слишком близко.

— Я думал это очевидно. Тебе будет плохо со мной. А мне будет тяжело с тобой.

Он произнес слова тихо, шепотом, не убирая руку с ее волос и наклоняясь к ее губам все ближе и ближе.

— Мы слишком… — начала она говорить о том, что они слишком разные. Но он не дал ей договорить.

— Да… Почти неслышно прошептал он и поцеловал.

момент {N ° 4}

19:23, суббота.

На ней черное платье-комбинация и чёрные босоножки с тонкими ремешками. Именно то черное атласное платье, которое он просто обожает. Оно безупречно облегает её фигуру, идеально подходит к цвету её тёмных волос и дарит нежный оттенок ее смуглой коже.

Они уже опаздывают на свое далеко не первое свидание, но каждая секунда промедления стоит того, чтобы стоять вот так, с закрытыми глазами, и чувствовать как он волнуется, словно в первый раз.

— Ты точно сейчас не подглядывала? — переспросил он.

— Да, я же обещала, — ответила она улыбаясь, прикрывая ладонью глаза.

— Ну все. Можешь смотреть, — и он передал ей круглую картонную коробку белого цвета, перевязанную изящной широкой лентой.

В коробке с надписью «Hatfield» лежала элегантная шляпа. Модель «Федора» нежного кремового оттенка с шоколадной лентой, с классической вогнутой тульей, с полями самой правильной ширины и идеально прошитыми краями. Та самая, которую она увидела несколько месяцев назад в журнале и очень хотела купить, чтобы надеть в путешествие мечты.

Она часто представляла, как будет гулять с ним под руку по солнечным виноградникам Тосканы. На ней будет эта шляпа, тонкое льняное платье с открытой спиной, в руках — плетеная сумка с самыми сочными и спелыми фруктами. А ещё она давно хотела заглянуть в тенистый камерный дворик Джульетты, который находится в такой уютной, по-настоящему шекспировской Вероне. Этот садик просто создан, чтобы ненадолго почувствовать себя частью той эпохи. А потом они будут просто гулять и пить вино, просто лежать на траве под деревьями, просто спорить о непонятных ему импрессионистах, а вечером слушать на террасе винтажные пластинки Генри Манчини.

Под шляпой лежала открытка и небольшой конверт. Она посмотрела на красивую открытку с изображенным зеленым пейзажем и с подписью «Cinque Terre». В эту секунду она догадалась… Подняв на него удивлённый взгляд, она буквально прочитала в его глазах ответ, в конверте лежат желанные билеты в Италию.

мгновение {N°6}

⠀

Она не любит шумные пикники на природе…

Ведь надо слишком многое спланировать — что взять с собой и какие фрукты купить.

Персики и яблоки? А может чернику? Или виноград?

Да, виноград. Белый? Розовый тайфи или пряный винный сомерсет?

Может, лучше вино, а не виноград? Нет, вино в летнюю жару — не лучшая идея.

Скорее надо что-то освежающее. Холодный зеленый чай и лимонные пирожные. А какие ягоды добавить в чай?

И если все же вино, то какой сыр купить для идеального вкуса?

Слишком много надо решать…

⠀

И еще выбрать идеальное место для компании — это так хлопотно.

И зудящие насекомые, которых постоянно отгоняешь от спелых ягод.

Когда вообще наслаждаться отдыхом…

⠀

Но она обожает мимолетные минуты на пляже в закатных лучах. В такие минуты есть только она, вечер и волны…

Здесь редко бывает многолюдно, никто не хочет ехать далеко в пригород.

Ей нравится гулять вдоль высокой травы, залитой солнцем, и бродить, наслаждаясь теплым ветерком.

Нравится слушать прибой, закрывая глаза…

Сегодня прекрасный вечер и впервые она здесь не одна.

Кажется, что тонкие колоски вдоль песчаных дюн трепещут на ветру еще сильнее, и она все быстрее спускается по узкой тропе к берегу.

Сегодня она нервно касается каждого колоска и они кажутся особенно хрупкими.

Шляпка канотье с лентами закрывает лицо от закатных бликов и под тенью полей не видно ее волнения.

Она почти бежит к морю босиком, держит эспадрильи в руках, а дымчато-серое коротенькое льняное платье парит как в идеальном французском кино про идеальную французскую ривьеру.

⠀

Сегодня она улыбается.

Сегодня она счастлива.

Сегодня она не одна.

Он идет рядом и несет ротанговую корзинку с яблоками.

⠀

Все было так просто и так естественно — он просто позвал ее на импровизированный пикник.

Увидел в кафе и предложил прогуляться, потому что у него как раз «именно сегодня есть корзинка с фруктами. Да и погода ведь просто отличная, вечер будет что надо».

⠀

Они сели на песок почти у самого моря.

⠀

— Знаешь, у моей истории всегда один конец, — сказала она. И тебя в ней не видно.

— А у моей сейчас только самое начало, — мягко ответил он, улыбнулся и взял ее за руку.

⠀

момент {N ° 3}

Он часто повторяет одну историю. Когда был еще маленьким, то спросил у своего отца: «Как человек поймёт, что точно влюбился?»

И его папа ответил: «Ты захочешь видеть её и смеяться вместе с ней каждый день. И захочешь обнимать так сильно, что она будет смеяться ещё громче. А вечером, когда она замерзнет в своём тоненьком льняном платье, обязательно захочешь надеть на неё свой пиджак. Ведь она такая милая. И только она одна на свете умеет так удивительно смеяться.»

На следующий день в садике он основательно укутал в свое одеялко, потому что ещё не носил пиджаков, и усердно обнял свою первую и весьма осознанную любовь Алисочку. Правда, та не засмеялась, а только заревела в ответ. Её быстренько освободила воспитательница, которая с умилением рассказала об этой трагической сценке о неразделенной и, так и не состоявшейся, любви его родителям.

Сегодня вечером он закачал очередную серию любимого сериала «Скандал». Она сидит на диване, скрестив ноги, и ест булочку с сыром и шпинатом, запивая горячим облепиховым чаем. Из её пучка выбиваются растрепанные вьющиеся пряди. Он взял с кресла плед, быстро укутал её по самые глаза, взъерошил её выбившиеся волосы и крепко-крепко стиснул. В ответ она радостно засмеялась.

Полина Логинова История Джесси

1.

Я родилась в семье мечтателей. Мы все время говорили о яхтах, замках, путешествиях в экзотические страны и полетах в космос. Но самой большой мечтой было простое желание — завести собаку. Мысленно мы уже ходили с ней на прогулку, гордо шагали бок о бок по песчаному пляжу, ловили восхищенные взгляды прохожих, потому что наша собака, конечно, должна была быть самой умной, красивой и воспитанной. Однако постоянно находились причины и отговорки, из-за которых четвероногий друг так и не появлялся в доме.

Мой брат выпускался из института, мне оставалось полтора года до окончания школы. Мы оба пропадали в компаниях друзей и взрослели. Розовые мечты о собаке разбивались вдребезги бесконечными вопросами родителей: кто будет гулять с ней в шесть утра? Кто будет вытирать гирлянды слюней и собирать по квартире килограммы шерсти? А если она сгрызет новые туфли, а если она заболеет, а если, если, если…

Но однажды папа поставил точку в этом вопросе. Вернувшись с работы, он торжественно заявил, что согласился взять щенка у коллеги. Что?! А как же семейный совет?! Голосование?! Демократия?! И снова замкнутый круг вопросов: кто будет выгуливать собаку в дождь и снег? А вы готовы терпеть зловонный запах из ее пасти? Когда напряжение достигло высшей точки, папа внес маленькое уточнение: щенки еще не родились. У нас было время на размышления.

Озадаченные, мы разошлись по своим комнатам. Время от времени приходили вести от хозяйки беременной собаки. Она вот-вот родит. Родила! Щенки — прелесть! Мы уже раздали всех малышей, а вам оставили самую активную девочку. Она первая сползла с подстилки и принялась изучать пространство, пока ее братья и сестры робко хватались за мамину титьку. Знаете, это признак крепкого здоровья. Девочке уже месяц. Полтора. Два.

Нам был совершенно не важен ни характер, ни пол, ни окрас шерсти животного, мы ушли с головой в споры и выясняли, кто же все-таки будет ходить на прогулки с четвероногим другом. Устав от попыток распределить обязанности, связанные с уходом за собакой, мы, наконец, решили приехать к Елене Семеновне и познакомиться со щенком. В назначенный день отправились на смотрины. «Если что-то не понравится, не возьмем» успокаивающе сказал отец.

Хозяйка открыла дверь, на ее плече балансировал очаровательный черно-палевый зверек, с любопытством смотревший на прибывших гостей. Все наши сомнения мгновенно рассеялись. Это была любовь с первого взгляда. Мы умилялись и рассыпались в комплиментах, совершенно не догадываясь о том, какой мощный ураган живет в этом маленьком создании. Нам не показалось подозрительным, что щенок слишком рано научился ползать и ходить. А его способность взбираться на плечи и головы людям не вызывала никакого смущения.

Тем временем в коридор вышла мать нашей маленькой разбойницы, спокойная и покладистая Нора, помесь шарпея и лабрадора. Сходства между щенком и матерью мы не обнаружили. Становилось все более очевидным, что решающую роль сыграли гены отца, которого, к слову сказать, никто и никогда не видел, кроме Норы. Впоследствии, наблюдая за ростом и развитием своей собаки, мы предположили, что кабель был черной лайкой, возможно, метисом и обладал крутым нравом.

Но тогда, в тот знаменательный зимний день, мы не думали об этом. Получив от хозяев множество рекомендаций по уходу за собакой, мы, наконец, уехали домой, держа свою мечту на руках и совершенно не представляя, как сильно изменится наша жизнь.

2.

Первые три ночи Джесси плохо спала и скулила, скучая по матери. Мы брали ее на руки и баюкали, как младенца. Мы разрешали щенку забираться на диван, по очереди спали с ним в обнимку, потому что так было уютней и теплей. Малышка предпочитала в течение ночи переходить из комнаты в комнату, чтобы поспасть с каждым членом семьи. Если у кого-то из нас была закрыта дверь, она скреблась и ждала реакции. Многозначительно вздыхала, когда мы игнорировали ее просьбу и с удовольствием запрыгивала в кровать, когда ей позволяли войти.

Она скромно сворачивалась комочком у моих ног, но под утро почти всегда оказывалась прямо у меня на голове. Щенок быстро рос и набирал вес. Однажды я проснулась от ощущения, что мое горло сдавлено тяжелой шерстяной гирей. Десятикилограммовая Джесси, мирно посапывала, растянувшись поперек моей шеи. Чем больше она становилась, тем больше места занимала в постели. И теперь я была вынуждена сворачиваться комочком, а она вытягивала лапы, аккуратно смещая меня к краю кровати. Утром я чувствовала себя разбитой, конечности затекали, это было невыносимо. Пришло время поделить территорию, я отвоевала свою половину кровати, а Джесси было дозволено спать только в ногах.

Собака изучила каждый угол в доме. Единственным смущавшим ее предметом оставалось зеркало. Впервые увидев свое отражение, она испуганно отпрыгнула в сторону. При второй встрече принялась долго и агрессивно лаять на неведомого зверя. Некоторое время обходила зеркало стороной, но однажды приблизилась к нему вплотную, долго и старательно вылизывала равнодушное стекло. Убедившись в его холодности и безжизненности, она окончательно потеряла к нему интерес.

Джесси пыталась помериться силами с каждым членом семьи, провоцировала драки и претендовала на роль лидера. Ее поведение становилось все более вызывающим. Кинологи призывали бить собаку по носу газетой, показывать свое физическое превосходство. Мне казалось неприемлемым поднимать руку на маленькое существо. Однако энергия Джес с каждым днем становилась мощной и разрушительной. Дом напоминал обитель монстра: бетонные стены, погрызенные до дыр, свисающие бахромой обои, скелеты обглоданных игрушек, разбросанные по полу. А мы устали считать царапины и укусы на своих телах.

Ко всему этому добавился новый вид хулиганства: Джесси воровала еду. Она раздраконивала пакеты с продуктами, принесенные из магазина. Обедать за нашим стеклянным столом теперь было невозможно. Джесси усаживалась под ним, прилипала носом к прозрачной поверхности, сверлила взглядом каждый кусок, отправлявшийся в наши рты в надежде, что ей тоже что-нибудь перепадет. Однажды во время ужина, папа встал, чтобы открыть окно. Щенок воспользовался случаем, молниеносно запрыгнув на стол и слизав еду с тарелки.

Терпению пришел конец. Отец ударил собаку так, что она взвизгнула от боли и прижала уши. С тех пор ее попытки воровать еду со стола и доминировать в семье прекратились. Она стала более управляемой, отца признала вожаком стаи, остальных членов семьи воспринимала как старших братьев и сестер. Ей же досталась роль всеобщей любимицы, мы обожали своего питомца и шутили, что в семье начался культ собаки.

3.

Джес постепенно превратилась из щенка во взрослую красивую собаку. Она была метисом. В роду у нее смешалось три породы: шарпей, лабрадор и черная лайка. Сочетание оказалось удачным. Ни одна прогулка не обходилась без знаков внимания. Прохожие рассыпались в комплиментах и интересовались породой. Но Джесси обрывала разговоры грозным лаем, не позволяя незнакомцам приближаться слишком близко.

Она весила 20 кг, выглядела крепкой и мускулистой. Шерсть чёрно-палевая, как у ротвейлера. Длинный нос, который бесцеремонно вынюхивал продукты в пакетах случайных прохожих. Круглые карие глаза с выразительными треугольными бровями. На лапках — черный маникюр. Большие подвижные уши улавливали каждый шорох, даже во сне. Розовый язык украшали темно-фиолетовые пятна, будто татуировки. Они намекали на родство с шарпеем, Джессика унаследовала от этой породы несколько складок на коже, но с возрастом они распрямились. Подушечки на лапах пахли паленым, наверное, от того, что она много бегала, стирая когти об асфальт. Хвост колечком, как у лаек. А под хвостом красовались две симметричные шерстяные завитушки. Изящество присутствовало в каждом штрихе. Джес выросла и расцвела.

4.

Постепенно у нашей собаки появлялись новые роли. Она выполняла сторожевые функции, оставалась бдительной и днем, и ночью, прислушиваясь к каждому шороху. По ее поведению мы могли понять, кто звонит в дверь: свой или чужой. Она с большой точностью определяла, когда кто-то из членов семьи приближался к дому и объявляла об этом, поскуливая и виляя хвостом. Стул у окна стал ее наблюдательным пунктом. Она сидела на нем часами, наблюдая за прохожими.

Громким лаем Джесси предупреждала об опасности, у нее поднималась дыбом шерсть, и она начинала сильно нервничать. Самым ярким эпизодом ее сторожевой карьеры можно назвать обезвреживание местных наркоторговцев, которые пытались спрятать порцию героина в больших цветочных горшках, установленных на нашем подоконнике. Мы жили на первом этаже, под окнами часто кто-то ходил. Джесси надрывала голос, отпугивая незнакомцев.

Иногда наш пес рычал. Мы не замечали ничего подозрительного, но Джес всегда оказывалась права, ведь слух у собак в 16 раз острее, чем у человека. Несколько ночей я просыпалась от недовольного рычания своего четвероногого друга, но не могла понять, в чем дело. Наконец, выяснилось, что под моим окном ежедневно устраивался на ночлег бездомный бродяга.

Лишь однажды в дом просочился незваный гость. В тот момент Джесси находилась «в отпуске» на даче. Я спала в городской квартире одна с открытой настежь форточкой. Утром оцепенела от ужаса, почувствовав, что в комнате кто-то есть. Я хотела закричать, но в итоге громко рассмеялась, потому что обнаружила на диване рыжего уличного кота. Он незаметно проник в квартиру через открытое окно и решил переночевать в нашем доме. Представляю, как возмущалась бы Джесси. Пришлось скрыть от нее эту историю.

У нашей собаки время от времени проявлялись охотничьи инстинкты. Она гонялась за котами с таким рвением, что мне приходилось ее останавливать дабы избежать кровавой сцены. Но в один летний вечер я не смогла удержать сорвавшуюся с поводка собаку и лишь успела провопить свое тревожное «н-е-е-е-е-т!». Джесси догнала испуганного кота, заглянула ему в глаза, гавкнула и вернулась ко мне. Я облегченно вздохнула, такие погони имели исключительно спортивный интерес.

Единственными существами, на которых она охотилась всерьез, были мухи. Джес вскакивала, услышав знакомое жужжание, сметала все на своем пути, пытаясь поймать летающих тварей, запрыгивала на мебель, крутилась, громко щелкала зубами. Уши дрожали от напряжения, глаза впивались в воздух, стремясь отследить траекторию движения неуловимых насекомых. Они сводили ее с ума.

Джесси по-своему умела проявить заботу о маленьких и слабых членах общества. Однажды у нас на даче гостили друзья с трехмесячной дочерью. Девочка спала в коляске в саду, ее родители находились в доме и не сразу услышали, что ребенок заплакал. Когда они подбежали к коляске, то расплылись в улыбке и достали фотоаппарат, чтобы запечатлеть чуткую собаку-няньку. Джесси, стоя на задних лапах, аккуратно тянулась к девочке, чтобы лизнуть ее в нос.

Наша собака также отлично справлялась с ролью компаньона. Когда я собирала крыжовник на даче, она подходила к кусту и аккуратно срывала ягоды зубами. Когда я смотрела футбол по телевизору, она устраивалась рядом со мной, закрывая обзор своими гигантскими ушами и вечно виляющим хвостом. В школьные годы я приходила на свидания вместе со своим четвероногим другом.

Если мы всей семьей отправлялись в автомобильное путешествие, Джесси терпеливо переносила тяготы долгих переездов, с легкостью забывала про роскошный сон на домашнем диване и дремала на любом свободном клочке в тесной машине, набитой сумками и чемоданами. Однажды она даже сопровождала моего брата в командировке. В поездках она с большим интересом изучала новые места и по-прежнему предупреждала звонким лаем, если чуяла какую-то опасность.

Она встречала меня дома с выпускного в школе, потом с института, а в день моей свадьбы участвовала в сборах невесты, помогая своим присутствием справиться с внутренним волнением. Джес слизывала мои слезы, когда спустя пару лет, я переживала развод. По мере того, как собака проходила стадии детства, юности и зрелости, взрослела и менялась я.

5.

С появлением собаки атмосфера в доме изменилась. Озорная и неунывающая Джесси наполняла нашу жизнь маленькими счастливыми моментами. ⠀

⠀

Каким бы ни был день, я возвращалась домой с удовольствием, зная, что буду облизана с ног до головы радостным псом, которому даже один час без хозяев казался вечностью. Джесси неслась ракетой к дверям, услышав, как гремят ключи в замке. Энергично виляла хвостом, прижималась к ногам. ⠀

⠀

Она встречала каждого члена семьи так, будто мы не виделись много лет. Даже когда болела. Даже если мы возвращались домой позже обычного, что было поводом для возмущения. Свое недовольство в таких случаях она выражала громким воем, раздирала угол в коридоре или линолеум на кухне. Но все же её обида быстро сменялась великой радостью. ⠀

⠀

Когда-то мы спорили, кто будет гулять с собакой по утрам, а теперь, наоборот, боролись за её внимание. ⠀

⠀

Джесси знала: как только прозвенит будильник, все домочадцы начнут в спешке собираться, разбегутся по делам, а она после быстрой прогулки останется сторожить дом до вечера. ⠀

⠀

Чтобы сделать утро менее суетливым и отсрочить наш уход хотя бы на несколько минут, собака изобрела эффективный способ. Едва кто-то вставал с кровати, она тут же падала на спину, раскидывала задние лапы в разные стороны, выпячивала живот, словно приглашая его погладить. ⠀

⠀

Джесси, которая ураганом носилась по улицам, показывала своенравный характер дома, по утрам превращалась в нежного ангела. Это был единственный час в сутки, когда она позволяла потискать себя. Иногда из-за этих ласк я опаздывала на работу, но именно они наполняли утро добротой и теплом.

6.

— Вы только гляньте! — воскликнула мама. — Поклонники на любой вкус!

Джесси высунуласьиз открытого окна, за ней, словно фата невесты, тянулась белая длинная занавеска.

— Чаровница! — воскликнула какая-то бабушка, проходя мимо.

— Джульетта! — громко сказал сосед. И, действительно, наше окно раз в полгода, в период, когда у собаки начиналась течка, превращалось в балкон Джульетты. Под ним собирались кабели всех мастей: молодые и постарше, лохматые, гладкошерстные, маленькие и крупные. Хвостатые «Ромео» знали, что только в эти недели наша собака способна забеременеть и потому конкурировали между собой, стремясь добраться до своей пассии любыми способами.

Крупный, похожий на немецкую овчарку, кобель долго и терпеливо стоял у подъезда, прижавшись носом к дверной щели. Пожилая соседка, Олимпиада Ивановна, не понимая всей ситуации, решила, что бездомная собака замерзла на улице, сжалилась и пустила «жениха» в подъезд. Он расположился на коврике около нашей квартиры, затаившись. Спустя время, набрался решительности и начал скулить, приглашая Джесси вести любовные переговоры через дверь.

Другой «кавалер» был менее изобретательным, но невероятно романтичным. Запах нашей чаровницы сводил его с ума настолько, что он был готов целовать ее следы, идти по пятам за любым человеком, на одежде которого оставалась хотя бы одна шерстинка Джесси.

— Этот пес совсем потерял голову! — заключил мой отец, когда мы разговаривали по телефону.

— Опять вынюхивал твою одежду? — предположила я.

— Нет! Я сегодня утром вышел из подъезда, «Ромео», как обычно, увязался за мной. Я сел в машину, хлопнул дверью, тронулся. Он побежал вслед за машиной и преследовал меня несколько километров! Я проехал всю улицу и забыл про этого бедолагу, но потом наблюдал в боковом зеркале, как он несется по тротуару с высунутым языком, стараясь не отставать. — закончил свой рассказ папа.

Все это казалось забавным, но я не подозревала, что кульминация только впереди. На следующей же день пес вернулся во двор. Увидев, что я выхожу из парадной, он молниеносно приблизился ко мне и прижался носом к правой руке, которой я несколько секунд назад погладила Джессику. Молодой и горячий Ромео опьянел от этого запаха и окончательно потерял контроль над собой. Закинув передние лапы мне на плечи, он начал свой брачный танец, видимо, воображая, что я и есть Джесси. Мне пришлось оттолкнуть его, но он лишь с большей силой повторил свои движения.

— Фу! Фу! — кричала я.

— Ах, какой страстный! — хихикали женщины, проходившие мимо. — Помогите! — призывно кричала я. Наконец, с десятой попытки мне удалось отцепить обезумевшего зверя от себя. Я схватила с земли палку и замахнулась на него. Пес убежал в неизвестном направлении, прижав уши, а я с тех пор выходила на прогулку со своим новым оружием.

Джесси проявляла интерес к ухажерам, но как только они подходили слишком близко, я замахивалась палкой, спасая собаку от нежелательной беременности. Джесси, наблюдая за мной, тут же меняла линию поведения: начинала скалиться, рычать и отпугивать возбужденных псов.

Такую же стратегию она использовала, когда ко мне в гости стали приходить молодые люди. Стоило им обнять меня или поцеловать, Джессика демонстрировала свои клыки, грозно лаяла, из-за чего приходилось выставлять за дверь либо ее, либо ухажеров.

7.

Несмотря на то, что наша собака стала зрелой дамой, ей были свойственны хулиганские выходки. Иногда в ней пробуждались охотничьи инстинкты, но в самый неподходящий момент они засыпали. Как сообщают ученые, животные, собирающиеся на охоту, должны маскироваться. Чтобы жертва не почувствовала приближение врага, собаки валяются в траве, песке и даже в остатках пищи. Так, они перебивают своей естественный запах, что позволяет незаметно подкрасться к ничего не подозревающей добыче.

Джесси же для усиления эффекта валялась не в траве, а в трупах ворон, голубей и фекалиях других животных. После этого она исчезала в зарослях, откуда виднелся только ее хвост, поднятый вверх и завернутый колечком. Он, словно акулий плавник, рассекающий волны океана, говорил о направлении движения хищника. Уже через несколько минут Джесси забывала об охоте. Она выбегала из кустов и неслась ко мне. Собака выглядела настолько счастливой, как будто поймала утку или загрызла целого медведя. Желая поделиться радостью от игры в охоту, она требовала объятий. Но на ее шерсти оставались перья дохлых ворон и размазанные фекалии, источающие тошнотворный запах. Прохожие затыкали носы, я подавляла рвотные рефлексы, а Джесс вела себя совершенно непринужденно и не понимала, почему вместо прогулки мы бежали домой принимать ванну.

Другим развлечением моего озорного пса были подвижные игры. Джесси нравилось бегать за мячом, но очень часто вместо него мы использовали палки или пластиковые бутылки. Правила игры были просты: я кидала палку, а Джесси, пытаясь поймать летящий предмет до того, как он коснется земли, хватала его зубами и приносила обратно.

Моя собака была любительницей больших размеров и подбирала с земли только гигантские палки, огромные пушистые ветки деревьев. Челюсть тряслась от напряжения, голова свешивалась набок от тяжелой ноши, но собака не сдавалась. С энтузиазмом Джесси применяла в игре пластиковые бутылки. Они гремели в ее пасти, взлетали в воздух, а потом снова оказывались меж острых зубов.

Я услышала знакомый грохот. Джесси бежала ко мне, держа в пасти бутылку с недопитым пивом. —

— Стой! Джесси, нет! Не делай этого! — кричала я, но было поздно. По привычке мой четвероногий друг с азартом кидал и вертел бутылку. Брызги пива разлетались в разные стороны, и уже через несколько секунд мои джинсы были буквально утоплены в алкоголе, а несколько капель попали прямо на лицо. Я часто критиковала хозяев, которые выходили на прогулку со своими питомцами в старых потрепанных вещах. Мне казалось, что рядом с красивой собакой должен идти хозяин в симпатичном спортивном костюме. Но теперь я постигла истину и ничем не отличалась от собачников, облаченных в дырявые треники и старомодные кофты.

8.

Когда мы проходили мимо детских площадок, Джесс забиралась на горку и скатывалась вниз, стирая когти на лапах. Зимой скользила по льду, ловила снежки зубами. Она обожала прогулки. Но самой большой ее страстью по-прежнему оставалась еда.

Нашу собаку нельзя было назвать гурманом: она с аппетитом съедала как кусок пармезана, так и тухлую рыбу. Больше ее интересовал сам процесс добычи еды: она воровала ее у других собак, находила что-то съедобное на улице или выпрашивала вкусности у наших гостей, гипнотизируя их взглядом. Чаще всего ела сушки, из-за чего у нее появилось прозвище «сушкоед».

Однажды во время прогулки к нам присоединилась моя подруга, поклонница шаверм. Мы сели на скамейку в парке, Маша развернула свой обед, сделала первый укус и скорчилась:

— Фу! Какая мерзость! Что они туда добавили?

Шаверма полетела в мусорное ведро. Джесси, все это время пристально наблюдавшая за аппетитным куском, сделала сальто и поймала лакомство.

Я бросилась разжимать ей пасть, чтобы достать испорченный продукт, но собака с неистовой жадностью проглотила шаверму вместе с пакетом. Она так торопилась, что даже не потрудились разжевать добычу. У меня началась паника, я знала, что полиэтиленовые пакеты обычно вынимают из организма хирургическим путем. Позвонила ветеринару. Однако стальной желудок Джесс переварил все это безобразие без побочных действий. Оставалось лишь позавидовать ее крепкому здоровью.

Однажды Маша позвонила и попросила зайти к ней домой, поучаствовать в семейном совете. Посреди комнаты стоял черный пес, которого её сестра нашла на конюшне. Собрались родные и близкие друзья, чтобы решить судьбу животного. Воздух сотрясали знакомые вопросы: кто будет гулять с собакой в 6 утра? Кто будет убирать килограммы шерсти в квартире? Я рассмеялась, потому что уже проходила через эти сомнения. Сейчас все заботы, связанные с собакой, казались привычным и естественными, а жизнь без четвероногого друга — чересчур спокойной.

Пес тем временем терпеливо ждал своей участи. Все собравшиеся, несмотря на сомнения, прониклись к нему теплыми чувствами. Но отец семейства, серьезный и строгий дядя Саша, твердо заявил:

— Я не хочу собаку. Если вы возьмете этого пса, я уйду из дома.

Все расстроились, пожали плечами и разошлись. На следующее же утро я увидела в окно, как дядя Саша выгуливает питомца и расхохоталась от души. Со временем он полюбил его всей душой. Собаку назвали Блэком. Этот безупречно воспитанный джентльмен стал лучшим другом Джес.

Однако она вела себя весьма задиристо рядом с ним. Когда мы приходили в гости к друзьям, моя собака наглым образом съедала корм из миски Блэка. Если я намеревалась угостить обеих собак и кидала им лакомство, Джесси выполняла виртуозный прыжок, ловила на лету не только свой кусок, но и Блэка, оставляя своего друга без вкусностей. Он молча терпел, но однажды прижал своей мощной лапой хулиганку к полу, та взвизгнула и усвоила урок скромности.

9.

Джесси не всегда выступала в роли инициатора хулиганских выходок, порой она становилась их участником невольно. Однажды мы гуляли по пустырю и совершенно неожиданно нас окружили бездомные собаки. Они выскочили из кустов, где, видимо, и обитали. Все происходило как во сне. Я помню ситуацию лишь обрывками. Собаки лаяли и нападали, я кричала. Один пес вцепился зубами Джесси в бок, та пронзительно завизжала. Я схватила палку, пытаясь разогнать стаю. Я знала, что убегать нельзя. Мы медленно отходили назад. Едва покинули пустырь, собаки сразу же забыли про нас. Очевидно, они просто охраняли свою территорию. Я осмотрела себя и Джесси. У меня остались только царапины, а у Джесси был прокусан бок. Мы отправились к ветеринару. Больше всего на свете Джесси боялась врачей. Каждый раз, когда мы приближались к клинике, она тряслась мелкой дрожью. Несколько раз кусала ветеринара, пытаясь сбежать от уколов и лечебных процедур. После чего ветеринар подарил нам намордник. Я пыталась успокоить собаку, поглаживая ее по голове и называя по имени, но ничего не помогало. Когда прием заканчивался, Джес вылетала из кабинета. В нее словно вселялся торнадо, ее невозможно было остановить. Она неслась вниз по ступенькам, будто сбегала с тонущего корабля. Что же касается раны на боку, со временем она зажила, но довольно долго не зарастала шерстью.

Мне казалось, что прогулки с собакой — это отличный способ знакомств. Между хозяевами четвероногих друзей часто завязываются разговоры, и я не упускала такого случая. Как-то раз мимо меня проходил приятный молодой человек с ротвейлером.

— Что за порода у вашей собаки? — спросил кареглазый брюнет, пока наш питомцы виляли хвостами и внимательно нюхали друг друга.

— Это метис. Или благородный двортерьер — улыбнулась я.

— Хороша! Как и хозяйка… — подмигнул он. Я покраснела и настроилась на флирт.

Мы спустили собак с поводков, чтобы дать им возможность побегать и поиграть. Солнце все ближе приближалось к горизонту. В глазах горел огонек, а с губ слетали комплименты и провокационные фразы. Вечер обещал быть приятным, но вдруг мы обнаружили, что собаки исчезли из поля зрения.

— Джесси! Джесси! Ко мне! — кричала я. Хозяин ротвейлера тоже звал свою собаку. Через 10 минут поисков, меня охватила тревога и отчаяние. Через 15 минут мне позвонил папа:

— Ты где?

— Я пытаюсь найти Джес, она убежала в неизвестном направлении.

— Все в порядке, она дома. — сказал отец, и я почувствовала облегчение.

— Что случилось?

Как оказалось, невинная игра между ротвейлером и Джесси переросла в драку. Джесс, спасаясь от нападающего ротвейлера, бежала домой. Она громко лаяла и звала на помощь. В этот момент папа ужинал, услышал тревожный лай и выглянул в окно. Джесси мчалась в сторону нашего подъезда, оставляя на асфальте кровавые следы. Отец сорвался с места, открыл дверь в подъезд, оттолкнул ногой врага. Джесс была спасена. Ротвейлер вернулся к хозяину. А я вместо флирта кричала на молодого человека и возмущалась поведением его агрессивного пса.

10.

Джессика была собственницей, она обожала и боготворила отца. Когда он, усаживаясь на диван, обнимал маму, собака занимала пространство между ними. Требовала внимания и ласк от своего кумира, а маму аккуратно отодвигала лапами в сторону. ⠀

⠀

Другим фаворитом Джесс был мой дядя. Когда он приезжал в гости, собака облизывала его руки со всей страстью, обращала на него взгляд, полный любви и нежности. Таким взглядом она смотрела только на любимых и, конечно, на лакомства.

⠀⠀

Всё это льстило дяде Леше, который отвечал взаимностью нашей красоте и шутливо назвал её своей любовницей. Однажды мы вместе пили чай, дядя рассказывал о том, как по дороге к нам домой купил великолепные кожаные ботинки.⠀

⠀

Джесс попросилась на прогулку. Выходя на улицу, я по привычке взяла пакет, висевший на ручке входной двери. Там мы обычно оставляли мусор.

Вышла во двор и направилась к большому мусорному баку. Тренируясь в ловкости, прицелилась, подкинула пакет вверх. Из него вылетела коробка и два шикарных ботинка. Тем временем дядя Леша продолжал пить чай, хвастаясь приобретением брендовой обуви, совершенно не подозревая, что она уже выброшена. Я взорвалась от смеха.

Достала обувь из бака. Вернулась домой, все еще сотрясаясь от хохота. Родственники смотрели на меня вопросительно, но я не могла сказать ничего внятного и продолжала смеяться.

Джесси спасла ситуацию, грозно залаяв и высунувшись в открытое окно. В этот момент мимо проходил подозрительный незнакомец.

— Джесси, тихо! — сказал дядя Леша, а, чтобы отпугнуть прохожего, громко добавил — Успокойся, ты и так полковника ФСБ загрызла, не надо нам лишних проблем, не трогай этого человека.

На меня накатила новая волна смеха, когда я представила, что наш пес, способный охотиться лишь за мухами, грызет представителя ФСБ.

11.

Дважды мы отправлялись всей семьей вместе с Джессикой в автомобильное путешествие, в Ростовскую область, где живут наши родственники. Навещали родню в Таганроге и в деревне, в нескольких километрах от границы с Украиной. Дорогу длиной 2000 км мы преодолевали за сутки, никогда не останавливались на ночевку в отелях. Несмотря на дискомфорт, предпочитали спать по два-три часа прямо в машине, а потом снова продолжать путь.

Джессика терпела неудобства дороги без капризов. Мы решили сделать остановку. Мой брат Слава остановил машину, сложил руки на руле и задремал. Родители устроились на заднем сидении. Я откинула голову назад и, едва закрыв глаза, провалилась в сон. На рассвете ощутила, как затекли конечности, потянулась и оглянулась назад. Родители, скрючившись и, едва помещаясь на заднем сидении, лежали в обнимку. Джесси, не найдя другого свободного места в машине, взгромоздилась прямо на спины своих хозяев, едва держа равновесие. Эта картина напоминала «кастель», башни из живых людей, которые традиционно строят в Испании. Я рассмеялась, а моя любимица открыла глаза и, как обычно, радостно завиляла хвостом, словно желая мне «доброго утра».

В деревне Джесси слыла городской фифой. Мы кормили ее вареными овощами, крупами и мясом, тогда как местным псам доставались только кости и объедки со стола. Их не обучали командам, а Джесси умела не только «сидеть» и «лежать», но и петь песни, выговаривать нечто похожее на слово «мама», а также описывать восьмерку, крутясь между моих ног, как это делают собаки в цирке. Джесси покоряла окружающих этими номерами. Мы гастролировали по стране, в разных городах демонстрируя навыки своей очаровашки, за что ей перепадали разные лакомства от восторженных зрителей.

Ночи на юге жаркие, в домах нет кондиционеров. Слава решил переночевать во дворе под открытым небом. Деревенские животные, привыкшие спать, прижавшись друг другу, собрались вокруг моего брата. Утром я наблюдала, как на его спине устроился петух, по бокам лежали местные коты, цыплята и, конечно, наша компанейская Джесс.

12

Моему четвероногому другу исполнилось 10 лет, по собачьим меркам Джессика считалась бабушкой. Несмотря на седину в усах, она оставалась энергичной и озорной. По-прежнему играла с палками и бутылками на улице, звонко лаяла.

Но пищеварение у собаки было уже не таким лихим. Ветеринары посадили нашу красотку на строгую диету. Кормили чуть ли не мраморной говядиной.

— Вам какой кусок? — спросила продавщица в мясной лавке. — Для борща? — Нет, для собаки…

Мы покупали действительно дорогие и качественные продукты. Продавцы завидовали Джесси. Такое мясо мы и сами себе редко позволяли.

Джесс со временем стала терять остроту слуха. Она уже не слышала, как ключи гремят в двери и потому не выходила нас встречать. Но когда мы заходили в комнату, собака вскакивала с дивана и, как обычно, радостно виляла хвостом, смахивая разные предметы на своём пути, задевая мебель и стены, отчего раздавался глухой стук.

По вечерам она становилась ворчливой и беспокойной. Ей не нравилось, что дома ночуют только родители. Она хотела, чтобы мы жили все вместе под одной крышей.

13

В своём пенсионном возрасте Джесс съездила в небольшое путешествие. Я с родителями отдыхала за границей, а у брата намечалась командировка в Череповец. Мы никогда не отдавали собаку на передержку, предпочитая брать её в поездки с собой или отдыхать по очереди.

Джесс сопровождала Славу в пути. Днем ждала его на съёмной квартире, а вечером они вместе исследовали город. Как обычно, наша очаровашка собирала комплименты. Она совершенно не была похожа на старушку, хоть мы теперь её шутливо называли бабушка Джесси.

Она не любила разлуку. Когда родители отправлялись в путешествие без нее, собака грустила. Я включала громкую связь, созваниваясь с родителями, Джесс внимательно слушала знакомый голос. Сидела у окна часами, терпеливо ожидая возвращения хозяев.

Иногда все было наоборот. Джесси отправлялась на дачу, и тогда дома становилось слишком тихо и пусто.

14

Наступила промозглая и дождливая осень. Джесси было 14 лет, она оставалась крепкой и бодрой. У неё в очередной раз началась течка, по-прежнему за ней бегали четвероногие поклонники, но в этот раз что-то пошло не так. Крови было очень много, собака постоянно просилась в туалет, выделения источали странный запах. Мы обратились к ветеринару, приняли все меры. Но состояние ухудшалось. Взволнованные, мы собрались дома возле своей любимицы.

Впервые за несколько лет мы ночевали все вместе под одной крышей. В ту ночь Джесси была очень спокойна, несмотря на свою болезнь. Рано утром я проснулась от яркого света, слепящего глаза. Во дворе случился пожар, и я посчитала это плохим предзнаменованием.

У Джесси началось сильное кровотечение, в клинике нам сказали, что у неё опухоль матки. Назначили операцию, в ходе которой обнаружилось, что опухоль задела также и кишечник. В течение одной минуты, пока собака лежала под наркозом на операционном столе, нам нужно было принять решение: усыпить её или отрезать часть кишечника, отчего она стала бы тяжёлым инвалидом навсегда.

Это было самое трудное решение в моей жизни. Мы не хотели мучить животное. В клинике всей семьёй мы рыдали, когда взяли на руки ее еще теплое, но уже мёртвое тело.

Я могла бы описать массу подробностей того печального дня. Как я вытирала лужи крови на полу, как хоронили собаку на даче, как вернулись в пустой дом, который казался совершенно безжизненным без Джес. С какой нежностью я рассматривала свой палец, который она прикусила от страха в кабинете ветеринара, и я надеялась, что этот след превратится в шрам, будет напоминать о любимой собаке.

Но шрам зажил, слезы высохли. На ее могиле распустились яркие цветы. Боль утраты, спустя время, ушла. Остались счастливые воспоминания о днях, проведённых вместе.

Единственным серьезным огорчением, связанным с Джес, я могу назвать только ее смерть. Наш пёсик прожил 14 лет, ровно столько, сколько глав у этого рассказа. Когда она умерла, мне было 30. Джесс провела со мной половину моей жизни на тот момент. Она была моим лучшим другом, лекарством от эгоизма, источником радости, причиной, по которой всегда хотелось возвращаться домой. Желая сохранить каждое драгоценное воспоминание о ней, я написала этот рассказ.

Наталия Мазур По ложному следу

Текст написан по мотивам книг о Гарри Поттере. Мир и персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг, мои — текст и Чарльз Клеман.

Март 1999 года

Хогвартс

— Я нашла нового преподавателя.

Сказала Минерва Макгонагалл, когда они остались в учительской наедине.

В камине уютно потрескивал огонь, а из-за дверей доносились голоса учеников, идущих на ужин. Эти звуки всегда располагали Тонкс к неспешной беседе, но прямо сейчас голова гудела после собрания. Продолжать не хотелось. Хотя! Она знала, как много времени директор уделяет поиску замены. И не смогла промолчать.

— Наконец-то, поздравляю! Мы знакомы?

— Возможно. Твой ровесник. Почти пять лет работал в Мунго, а во время Турнира Трёх Волшебников…

Тонкс перебила, не дослушав:

— Чарльз Клеман? Поверить не могу!!! Он и до вас добрался. Но что, мантикора его разорви, этот фанатик забыл в Хогвартсе?

— Знакомы, поняла.

Директор, в отличии от Тонкс, сохраняла спокойствие.

— Конечно, на Турнире он всюду таскался за моей аврорской группой. Чтоб его дементор встретил! Рассказывал байки из жизни святого Мунго. Вроде неплохой, но взгляд… бр-р. Парни смеялись, что он влюбился. Но это не так.

— Объясни спокойно. И не ругайся, пожалуйста.

Тонкс знала, что Макгонагалл делает замечания, когда взволнована. И решила не скрывать отношения. Раз уж новость досталась именно ей.

— Простите. Так вот, Чарльз увидел, как я меняю внешность, и пришёл знакомиться. Даже у ребят выспрашивал, точно ли я метаморф. А после Турнира настойчиво звал гулять. Но от одной мысли мне становилось дурно.

— Надо же… А я его не помню.

— Пф, неудивительно. Этого Клемана было не отличить от шармбатонцев. Мало того, что ходил по пятам за мадам Максим. Как же, лучший ее ученик. Гордость! Так ещё и форму их надевал, для конспирации. А отлучался разве что к нам с ребятами. И то, только в мои дежурства.

Тонкс могла долго причитать, но заметила тяжёлый взгляд директора, и перебила себя:

— Это было Мерли… — она снова запнулась. — Ещё в прошлой жизни.

— Значит, готова работать с ним?

— На-аверное. Школа большая, чай не подеремся…

— Дослушай, пожалуйста.

Это уточнение ошарашило Тонкс. При чём тут вообще она? Но замолкла. Теперь в ожидании приговора.

— Я хочу, чтобы ты помогла Чарльзу освоится в замке. Если…

Слова директора вспыхнули осознанием. Ей стало так жарко, словно пламя в камине сошло с ума. Или она сама сошла. Ведь её давешняя болтовня была ребячеством. Ему легко могла поддаться аврор Тонкс. Но профессор Защиты от Тёмных Искусств, Нимфадора Люпин, не имела права.

— Я готова! — уверенно сказала она уже вслух.

*****

Когда Чарльз вышел из камина, часы били последний раз. Из пяти. Ещё несколько секунд, и пришлось бы начинать с извинений. Но успел! Только дыхание сбилось.

А всё потому, что он едва не опоздал к межконтинентальному порталу до Лондона. Ждал его почти неделю, а какой-то умник на маггловской почте потерял посылку! Хотя отправляли её такие же. Пускай и маги. Послать диск с логотипом Министерства Магии маггловским способом? Немыслимо! Совы, видите ли, будут выглядеть подозрительно в дождь.

Но Чарльзу удалось. Поскандалить с главой Транспортной службы. Вызволить утерянный портал. Активировать его. И даже до камина добраться без опозданий. Правда, теперь был похож на вытащенного из воды кельпи! А ему предстояло знакомство с руководителем.

Мадам. И мастером Трансфигурации.

Чарльз сделал глубокий вдох. Помогло не очень — мантию сумел привести в порядок, а вот очки — нет. Ладно.

Он попытался оглядеться.

— Мадам ди'гекто'г! — Чарльз поклонился — «Гад наконец-то оказаться в «Огва'гтсе, и познакомиться с вами лично!

— И я рада, — улыбнулась Макгонагалл — Позволь представить тебе…

— Не избавился от этого кошмарного акцента. А вродь собирался.

Чарльз ушам своим не верил. Аврор Тонкс! В учительской Хогвартса? Пришла встречать… его?

Он резко развернулся на каблуках, совсем позабыв о правилах вежливости.

⠀

— Мдмуазель Тонкс! И тебе зд'гавствуй!

Она сидела в кресле, забросив нога на ногу, и накручивала на палец розовую прядь. Разглядывала его без вызова. Улыбалась. И даже подмигнула! Ему? Что! Чарльз от удивления снял очки.

— Мадам. И уже полгода как профессор!

Тонкс вскочила, едва не уронив кресло. Перемена в ее тоне резанула слух. Теперь звучало привычнее. Жёстче. Пожалуй, ему всё-таки показалось.

— О! Позд'гавляю с замужеством.

Но Тонкс не ответила. С громким хлопком, посреди учительской возник домовый эльф с ребёнком на руках.

— Ма-ма-ма-ма.

— Простите, профессор Люпин. Тедди больше получаса не замолкает, требуя встречи с вами.

Малыш оттолкнул руки няньки и уже собирался ползти к Тонкс. Но заметил Чарльза, и его синие вихры внезапно стали русыми.

— Па? — словно спросил он и замер.

Чарльз тоже оцепенел. Смотрел на сына Тонкс и не верил! Тот был метаморфом. Совсем маленьким, но очень способным.

— Не смей к нему приближаться, — закричала Тонкс.

Она схватила на руки сына, который всё ещё был похож на Чарльза, и выбежала прочь.

— Это не наш папа, Тедди, — донеслось уже из коридора.

— Что п'го-оизошло?

Чарльз был сбит с толку.

— Ох, мальчик, — выдохнула Макгонагалл, падая в кресло. — Просто странное совпадение. Ты так похож на Ремуса Люпина… я и подумать не могла! Бедная Дора.

*****

— Наглец! Да, как он посмел!

Тонкс влетела в комнату шальным заклинанием. Двери при этом уцелели чудом. Но Тедди даже не заплакал. Она бережно усадила его в манеж и выхватила палочку. В чём вина Чарльза Клемана — думать не хотелось. А вот обрушить шкаф с книгами — запросто. Только не поможет.

Тонкс нуждалась в Ремусе. Здесь и сейчас! Но магия не поддавалась. Раз, другой… По-хорошему, ей стоило перестать злиться на мальчишку, который так некстати на него похож. Тщетно.

— Экспекто Патронум!!! — в отчаянии закричала она.

С надрывом! Словно вокруг не меньше десятка дементоров. А от силы ее намерения зависела жизнь. И это сработало.

Призрачный волк в невесомом прыжке оттолкнулся от стены и застыл. Разглядывал Тонкс так, что она поверила — сумеет прикоснуться. Уж в этот-то раз точно получится! Но… нет. Комнату наполнил аромат прелых листьев, сырости и звёздного неба. Так обычно пахли волосы Ремуса после ночных вылазок.

Волк растаял. А Чарльз Клеман на лице её сына — нет.

Тонкс разрыдалась. Только теперь она поняла, как сильно сын похож на Ремуса. Ведь дело было именно в этом. А Чарльз, ну… Чарльз.

— Счё! — потребовал Тедди.

Он зачарованно разглядывал место, где растаял патронус.

— Ещё, говоришь. Та-ак…

Тонкс вытерла глаза и попыталась вспомнить. Макгонагалл показывала всего неделю назад: резкий взмах палочкой, плавный полукруг, еще один и… подсечка. Да! Сработало! Стенки манежа начали разлетаться сияющими бабочками.

Она рассмеялась и словно пришла в себя. Вот теперь можно думать о казусе в учительской. Давненько не устраивала таких выходов.

— Пф, точнее никогда. Как собираешься смотреть в глаза Макгонагалл?

Тонкс сказала это вслух и вздохнула.

— Дался тебе этот Клеман. Правда, так похож?

Ответом стал смех Тедди.

— Окей, допустим. В очках — не слишком. Но…

Закончить мысль она не успела. В камине вспыхнул огонь, и голос Макгонагалл сказал:

— Дора, Чарльз зайдёт к тебе после завтрака. Прошу, не гони!

— Чтоб вам обоим Грюм приснился! — с перепугу брякнула Тонкс.

Палочка полетела на пол. Следом обрушился книжный шкаф. И пока книги из Запретной секции возмущались, Тонкс, наконец-то, расслабилась.

*****

— Мятная шипушка, — настороженно сказал Чарльз.

Чувствовал себя при этом, словно бросил очередной ингредиент в экспериментальное зелье. Точно так же было, когда увидел Тонкс. А когда узнал о гибели Ремуса Люпина — стало хуже.

Чарльз планировал начать карьеру в Хогвартсе совсем иначе.

Поэтому, когда Макгонагалл решила продолжить разговор в её кабинете, трусливо попросил отсрочку. Обещал, что сам найдёт горгулию на восьмом этаже. За что был одарен картой. И ключ-паролем. Странным! Но уточнять не стал. Сомневаться в словах руководителя в первый вечер — дурной тон. Лучше уж потом пошлёт патронус.

А пароль сработал! Горгулия послушно отступила в сторону, открывая перед ним живую лестницу. Чарльз покрепче сжал волшебную палочку и сделал шаг навстречу…

Самому важному разговору в жизни? Или наоборот — бесполезному? Будущему? А может быть и прошлому?

Он так и не решил, что скажет директору. О Тонкс? Ремусе Люпине? Сестре? Но постучал.

— Войдите.

⠀

Макгонагалл сидела за письменным столом, где россыпью лежали фотографии. Одни выглядели потускневшими, другие играли яркими красками. И все были живыми. Хранили не только лица, но и моменты.

— Мадам, — Чарльз склонил голову в поклоне.

— Присаживайся! Чаю?

— Нет, благода'гю. Я бы с'гасу пе'гешёл к «гасгово'гу.

Он так нервничал, что акцент стал сложнее.

— Что ж… — Макгонагалл указала на одно из пожелтевших фото — Смотри, этот мальчишка посредине — Ремус Люпин.

Чарльз узнал его сразу. Юный Ремус внимательно смотрел, как двое других мальчишек хохотали. И улыбался.

— А этот сделан несколько лет назад, когда он преподавал в Хогвартсе.

Теперь уже мужчина, на фото Ремус сосредоточено хмурился, разглядывая пергамент. Таким Чарльз его тоже помнил.

— Если вы хотите подше'гкнуть нашу похошесть с мсье Люпинов. Я снаю. Но не понимаю пошему это вашно.

Макгонагалл спустила очки на кончик носа, и посмотрела на него как-то уж слишком… громко.

— Да, мы были п'гедставлены. Летом 97-го мсье Люпин помогал мне с «гас'габотками для Мунго. Я ошень ему обясан.

— Раз так, должна предупредить — ваша схожесть может усложнить твою жизнь в замке.

— Это не вашно, если Тонкс согласится со мной «габотать.

— Боюсь её сердце…

— Мадам! Ешё вче'га я не снал, шо мсье Люпин состоял в б'гаке с Тонкс. О его сме'гти. И том, шо вст'гешу Тонкс в «Огва'гтсе. Тепе'гь я не имею п'гава ишеснуть. Обясан исвиниться и всё ей обьяснить.

*****

Тонкс проснулась от жуткого воя. Всё-таки проспала. Чёрт!

Она, не задумываясь, деактивировала заклинание и помчалась открывать дверь. Чарльзу! Могла спорить на что угодно, это его стук наделал столько шума. Но. К лучшему!

Комната напоминала поле битвы. Книги так и лежали кучей на полу. Диван был завален фотографиями, а манеж Тедди предстояло расколдовать. Всё. Потом.

Тонкс накинула мантию поверх пижамы и распахнула дверь. Глаза Чарльза выглядели совершенно круглым, но он дождался. Победа!

— Привет! Прости, я проспала. Давай поговорим в моем кабинете? Тут, буквально за углом.

— Это ш-што было? — спросил он, не здороваясь.

— Сигнальные Чары. Громкая штука, но действенная. Снаружи слышно, если подойти к двери.

— А твой сын?

— Спит, с ним осталась Винки. Пара заклинаний, и его даже такой тарарам не разбудит.

Чарльз кивнул. И пока они шли к кабинету, больше ничего не спрашивал. У Тонкс же появилась возможность, наконец-то, его рассмотреть.

— Наверное, Ремус выглядел так же, если бы не Сивый. — сказала она, закрывая дверь.

— Он тоже так гово'гил.

— Стоп! Ты его знал? Когда?

— Да, как «гас хотел тебе «гассказать. Нас познакомил ав'го'г Б'густве'г. В 97м. Я «габотал над новым лека'гством, и мсье Люпин очень мне тогда помог.

Тонкс не поверила услышанному. Такое сокровище! Она даже не подозревала. И, хотя в душе уже разгоралась буря, расспрашивать не стала. Позже.

— Ох! Это всё?

Щёки и шея Чарльза неожиданно пошли красными пятнами.

— Клеман, не молчи! Здесь замешаны метаморфы? Рассказывай!

Тонкс продолжала смотреть в его голубые глаза, но теперь не видела в них Ремуса. Словно что-то изменилось. Вот прямо сейчас.

— Моя младшая сест'га К'гистин — метамо'гф. Наве'гное. Она поте'гяла способности ещё в детстве, 12 лет назад. Но д'гугая магия осталась.

— Вот оно… что.

Тонкс была шокирована. Она поняла, почему поведение Чарльза казалось фанатичным. Почему он заинтересовался Тедди. И вообще…

— Ты хочешь, чтобы я с ней встретилась?

— Ты и твой сын, — едва слышно уточнил Чарльз.

— Ладно, мы же теперь коллеги, — и тут её снова осенило. — А ведь на Турнире? Всё началось из-за твоей Кристин!

Ответ не был нужен, но Чарльз покраснел ещё сильнее.

— Дурак ты, Клеман! Пять лет профукал. Пустил по ложному следу всех. Начиная с себя! А мог просто сказать: «Эй, Тонкс, позарез нужна твоя помощь!»

— И… ты бы с-согласилась?

— Прикинь!

Валерия Малыхина

Времена любви

Весна. 2011г.

Она стояла на остановке. Сырой осенний ветер заставлял ее прятать лицо от дождинок, редких, но навязчивых, в воротник пальто. Новое пальто. Она чувствовала себя в новом сером пальто очень стильной и стройной, но сегодня замерзла. «30 октября, скоро надевать шубу, если так пойдет». На остановке люди прятались от осеннего ненастья под козырьком и друг за другом. Серо-желтые листья лежали в лужах, по небу стремительно неслись тучи полные снега и дождя. Автобус подойдет через пару минут, а Она заметила Его смеющийся взгляд. Улыбнулась. «Знакомое лицо», — подумала и забыла, оказавшись в теплом салоне, поехала домой.

Назавтра Он нашел ее в сети, оказался знакомым знакомых, назначил встречу. Выпал снег. А Она уже летала в облаках. Три года женского одиночества истомили душу. Она была давно готова к любви, не искала, но ждала. Обещала себе, что уж теперь, в этот раз, все будет легко и беззаботно, радостно и страстно.

Лето. 2011—2014гг.

«Я буду через полчаса», — от Его голоса Она таяла и искрилась радостью одновременно, и танцевала, собираясь на редкие головокружительные свидания.

«Жену не брошу, у нас сын», — Он сказал это в самом начале, но может быть, еще передумает, полюбит, привыкнет… «В конце концов, изменяют не мне, а со мной, значит, Я победила», — Она быстро успокоила самолюбие, отправила погулять совесть и пила любовь жадными глотками.

Той зимой она не чувствовала холода, бегала на тайные свидания в черном кружевном, смеялась глазами, чувствовала себя живой. Весной цокала каблучками, летом стелила атлас.… И дышала, дышала всей грудью.

Осень. 2016—2018гг.

Шли месяцы, а время между встречами тянулось как годы, его растягивали Его семейные обязанности и Ее ревность. «А как он любит свою жену? А что они делают вместе?», — Она не желала для себя этих мук. Он впустил в Их постель свою жену и уложил между. Долгожданные встречи финишировали Его словами: «Меня ждут дома, если не поеду сейчас, жена будет звонить». Когда Он стал изредка ночевать у Нее дома, Он отвечал на звонки жены прямо в постели. А когда уходил, Она задыхалась. Ядовитая ревность глубоко пустила свои мощные корни и сжимала ими Ее сердце и легкие, воровала удары, не давала дышать, давила изнутри и гнала желчь по жилам. Радость от встреч омрачалась горечью расставаний. Гнев заполнял Ее мысли и сменялся тоской, желанием дышать рядом с ним. Она неслась на карусели, где спуск выбивал из груди воздух, и тогда Ей хотелось спастись, чудесным образом оказаться рядом с мужчиной, у которого нет жены, который будет «Ее собственным». Где подъем пробуждал в ней жизнь, включал гирлянды, запускал в небо салюты, и Она вновь убеждалась, что Он — лучший. А Он жил свою жизнь, где основным блюдом была его семья, перчика добавлял контроль жены, а на десерт Он заезжал к Ней.

Зима. 2019г.

За восемь лет произошло множество событий. Она работала и ездила в отпуск, даже крутила курортный роман. Ломала ногу и ходила в гипсе. Получила права и купила машину. Росла над собой, посещала курсы. Взрослела, решила расстаться, жила, как сейчас говорят, гражданским браком. Один раз чуть не вышла замуж. Привыкла, как Его не гони, Он все равно рядом. Устала, Его жены стало слишком много в Их с Ним постели. Бросала Его. И возвращалась, оплакивая на Его плече свои потери и печали.

А он жил свою жизнь, в которой строил для своей семьи дом, возил жену в гости и по магазинам, сына по врачам, а для Нее прикручивал дверку кухонного шкафа.

К излету зимы Она была уже женщиной с опытом. Обзавелась шестью кошками и знала об измене все. Если где-то есть Международный Университет Измен, то Она окончила все факультеты и получила красные дипломы. Бакалавриат — когда изменяли Ей, магистратуру — когда изменяла Она, кандидатскую защитила, когда изменяли с Ней, докторскую — когда изменяли ради Нее. Как оказалось, многие знания множат печали. И когда поет сердце, мозг спит.

Одноклассница приехала летом. Она больше слушала, одноклассница мыла кости старым подругам и друзьям, подругам подруг, друзьям друзей, их семьям, детям, соседям, любовникам и тещам. Разговор перетекал в избитое: «А он! А она? Обалдеть!», когда одноклассница начала рассказывать о Его новой любовнице. Цитата признания в любви слово в слово повторяла Его слова восемь лет назад, сказанные Ей и вызвала тошнотворное «дежа антандю». Оказалось, что все эти годы перед Ней был «старый солдат, не знавший слов любви», но так хорошо исполняющий выученные слова роли с многочисленных сцен.

Годы упорных тренировок быть лучшей, любить как никто и никогда в борьбе за приз (приз оказался черным ящиком с душком), помогли не утратить самообладание. Сохранение лица сопровождалось звоном в ушах и нахлестом мыслей: «Все эти годы я стояла в очереди в Мавзолей среди множества таких же, как я, а Он — труп». Она, конечно же, с самого начала знала, что Он женат и официально занят. Что жене выдали в ЗАГСе на Него гарантийный талон на зеленом бланке. И уже смирилась с тем, что Его никак не перекупить. Но почему, зная, что Он — гулящий кот, не готовилась к подобному известию? Неужели действительно верила в любовь? Верила! И любовь у всех разная! И Он, конечно же, любит! Только, похоже, что самого себя.

Следующие дни у Нее на душе бушевал шторм. Грозовые тучи проливались горючими слезами обиды и смывали с палубы воспоминаний Его голос. Возмущение Его подлостью сменилось потребностью мстить. И вскоре эмоции уступили капитанский мостик мыслительному процессу. К штурвалу встала ее Величество Жажда Реванша.

В один из вечеров Она решила написать письмо Его жене. Эта идея давно грела Ее сердце и позволяла терпеть их с женой разговоры в Ее постели. Она давно уже ловила свои мысли: «Жена двигается так же как я? Он берется за грудь жены так же как за мою?». Эти мысли прожигали затылок, когда жена звонила во время Их секса, Он восстанавливал дыхание, жестом просил: «Тихо!», отвечал жене как из машины, из дома друга, с работы, рыбалки, охоты… Она задыхалась и провожала Его.

Письмо в заметках телефона Она написала быстро, потом много раз перечитывала, что-то редактировала, сообщая буквам всю свою боль, накопленную за эти годы, тренировалась отправлять на подругах и, представляя, как это будет читать жена.

Когда Он позвонил, Она не ответила. Написала смс, в сообщении отправила номер телефона Его жены, пообещала все сообщить, если Он не прекратит звонки.

Сколько было расставаний в Их отношениях? Теперь Она и не вспомнит. Только спустя время Она поймет, что в своей жизни никого не любила. Кем-то затыкала дыру одиночества, с кем-то пряталась от внутренней пустоты, кого — то заменяла кем-то другим, в ком-то искала утешения.

Однажды Она полюбит самого главного в жизни человека — себя. Заполнит дыры, станет целой, чтобы не искать больше половинку, будет для себя опорой и поддержкой, утешением и источником любви и счастья. Удалит письмо из заметок.

А потом, обязательно напишет о Нем книгу.

Шайтан озеро

На празднование ночи Ивана Купала собралась компания из девятнадцати человек. Восемь мужчин и одиннадцать женщин — сотрудники отдела продаж крупной строительной фирмы организованные по программе тимбилдинга.

Молодой руководитель отдела, он же — сын владельца строительного синдиката, получил столичное высшее образование и уважал исследования Harvard Business School. Ему понравилась статья о пользе корпоративных развлечений для объединения сотрудников. И решение устроить совместный отдых коллективу, который он возглавил неделю назад, преследовало цель — заслужить уважение и авторитет.

Предложения ассистентки — тридцатилетней секретарши Люсеньки, он слушал, внутренне закипая.

— «Баня, бильярд, барбекю в коттедже», — томно перечисляла Люся, мечтательно подняв взор к потолку и отгибая пальцы. «Красиво ты живешь свою жизнь, но пошло и примитивно», — думал начальник.

— «Конная прогулка? Страусиная ферма?!» — закатил глаза Денис Вячеславович, — «Люси, вы знаете возраст наших сотрудников? Даю вам неделю на сбор информации о специалистах по тимбилдингу и коучах».

— «Организацией этих выходных займусь сам», — современный молодой человек уже представлял себе что-то аутентичное, в слиянии с природой, где стажированные сотрудники расслабятся и примут его назначение на должность руководителя радостно и благодарно.

Если слово тимбилдинг Люся успела записать в блокнот, пусть и с ошибкой,то, сделав себе пометку ходить к боссу с диктофоном, теперь недоумевала: «Зачем на корпоратив звать качков?»

Юлия Августовна приехала к волшебному озеру не в первый раз. Она бывала в Окунёво тридцать лет назад. И если бы не активная жизненная позиция сынишки Биг-босса, стремительно сделавшего карьеру и сразу после получения диплома занявшего место руководителя отдела.… Эти выходные она провела бы дома.

Днем организованные сотрудники отдела продаж играли в подвижные игры, устанавливали палатки, варили походную кашу с тушенкой на костре, не могли надышаться целебным воздухом из «Пупа земли» — так называли местные этот край. Фотографировали диковинные закоулочки природы, хотели проверить легенду о том, что в Окунево фото либо не получаются, либо на них отображаются сущности и привидения. Искали заросли папоротника, чтобы ночью лицезреть диковинное цветение мистического растения.

Вечером плели венки из полевых цветов под руководством тамады мероприятия Кутерьмы, женщины без отчества и возраста. На голове у неё был пестрый платок—бандана, из-под которой струились змеями дреды с вкраплениями бусин, лент и цветов. Алый сарафан до пят, надетый на белую рубаху, подвязанный под грудью скрученной бечевкой, прикрывал удобные кеды. Энергичная женщина, казалось, была одурманена духом мероприятия и источала киловатты энергии.

К ночи Ивана Купала женщины обрядились в белые, с кулиской, льняные платья длиной до босых пят. Распустили волосы.

Мужчины в серых и коричневых штанах и белых рубашках с длинными рукавами, повязывали пояса, чтобы не потерять нехитрые костюмы.

Участники волшебного корпоратива чувствовали себя неловко без нижнего белья. Но это было условие Кутерьмы и «Матушки-природы», на которую авторитетно ссылалась тамада, поднимая указательный палец левой руки к небу и указывая пальцем правой — в землю.

Денис уже был готов нанять чудесную Кутерьму на должность ассистента по тимбилдингу. Он потягивал виски с колой, сидя на капоте Джип Гранд Чероке, и восхищался тем, как тамада ловко управляется с его сотрудниками, людьми старше него и явно старше нарядной девушки с дредами и в кедах.

Юлия Августовна незаметно отделилась от прыгавших через костер и поющих песни под дирижирование Кутерьмы коллег и направилась в сторону леса.

Стопы охлаждала мягкая трава. Венок из ромашек и мать-и-мачехи утомил голову, и она взяла его в руку. Лесная тропа кололась хвойными иглами и тонкими ветками. Высоко в ветвях презрительно ухнул филин. Женщина аккуратно спустилась к озеру и пошла прочь от леса, филина, костров, людей и их песен по кромке воды.

Добравшись до тишины и стелящейся по глади озера лунной дорожки, Юлия села на крупный гладкий камень, посеребренный лунным порошком. Ноги гудели от босых плясок и уколов хвои, и она опустила их в прохладную воду. Вспомнив о венке, который держала в руке, наклонилась вперед, чтобы опустить его в воду.

Из озера на Юлию смотрела молодая женщина.

Венок выпал из ослабевшей руки и медленно поплыл к камышам. Круги на воде расходились в стороны. Ночная прохлада и сырость пропитали платье. Юлия напряженно вглядывалась в глубину озера, пока свет луны не разгладил лицо обнаженной девушки под водой.

«Кто она?»

Девушка побежала по поляне и вплелась в хоровод голых женщин и мужчин.

По спине Юлии Августовны поднимался холодок. Она узнала девушку из озера. Ступни заледенели, и она подтянула их, пряча под бедра, обернула их подолом платья.

Потревоженное озеро разгладилось в этот раз быстрее.

Девушка сидела возле костра и качалась вместе с голыми людьми в такт ритма бубнов. В их длинных волосах были вплетены разноцветные нити и ленты. Они передавали друг другу и раскуривали длинную трубку с густо дымящимся содержимым.

Юлию Августовну подташнивало, кружилась голова, во рту появилась дымная горечь, но она уже не могла оторвать взгляда от подводного кино.

Молодая женщина ходила нагой по квартире. У неё было четверо детей. Два сына: одиннадцати и девяти лет. Две дочери: шести и трех лет. Мама смотрелась в зеркало, пела мантры, расчесывая свои длинные русые волосы, в её глазах плясали жирные черти. Дети росли в обстановке тантрических встреч, под запахи ароматических палочек, питались соевыми котлетами, запивая их полевыми чаями.

Юлию Августовну знобило. Плечи и кисти рук пробивала крупная дрожь, зубы стучали.

Муж возвращался с завода поздно. Жена дымит в вытяжку марихуаной, дым плавает в ее зрачках — шире моря. Он готовит, кормит детей. Моет их и укладывает спать.

На затылке Юлии зреет статическая волна. Она смотрит в воду, не мигая, опершись напряженными руками в камень, уронив между плеч голову.

Мама, насытившись учением Сарасвати, пропитанная астрологией и Буддизмом, перетекла в Кришнаидизм и прониклась его гомосексуальной идеологией.

Этим летом Кришна—мама отвезла дочерей к волшебному озеру. И раскрывала их чакры.

Папа купил автомобиль и повез сыновей на море. В страшном ДТП уцелели дети, спавшие лежа на заднем сидении. Отец остался парализованным, с переломанными ногами и болевым синдромом. Автомобиль восстановлению не подлежал.

Волосы Юлии Августовны поднялись волной от затылка и встали куполом над головой. Пальцы сводило судорогой. Волшебное озеро продолжало показывать фильм.

Мистической женщине пришлось спуститься с сизых облаков марихуанового дыма и искать работу. Отец больше лежал. Если недолго мог сидеть в коляске, чинил будильники и радиоприемники соседям.

Дети росли, искали свой путь. Старший мальчик отращивал волосы и учился энергетическому массажу и цигун. Окончил медицинское училище и курсы массажа. Женился на бухгалтерше, чьи Эгрегоры были заведомо слабее Эгрегоров матери.

Второй сын был ближе к отцу и окончил технический ВУЗ, получил права и купил машину, женился. Жена Анечка держится подальше от свекрови вместе с дочерью Оленькой.

Старшая, из двух дочерей, уехала замуж в Швецию и поёт в церковном хоре.

Младшая — бреет виски и не может закончить обучение в техникуме. У неё неразделенная любовь к подруге.

Юлия Августовна почувствовала резкую слабость и тошноту, запах мха окутал голову. Она упала грудью на камень, не в силах отвести взгляд от воды.

Изматывающая боль не покидала отца. Он перестал заниматься чем-либо, ел плохо и просил об эвтаназии. Старший сын купил в аптеке лекарства. Второй сын осмелился сделать укол.

Труп отца, завернутый в одеяло, вынесли из дома и усадили на заднее сидение автомобиля. Соседям сказали, что везут на реабилитацию в соседний город. На самом деле, они боялись вскрытия. А в Новосибирске есть крематорий.

Юлия Августовна дрожала, крепко сжав челюсти, зубы скрипели и крошились, из гортани вырвался вой.

Благополучные люди: женщина средних лет, ее старший сын с женой, второй сын и младшая дочь по праздникам собираются за семейным столом. Мать садится во главе стола. Напротив неё, вместо тарелки, ставят урну с прахом отца. К ночи мать накрывает гадальный стол и зажигает свечи с черным фитилем. Папу в урне ставят на полку, до следующего семейного обеда. На кладбище покоится пустой пластиковый патрон из колумбария. Папа остался дома.

Сгорбленная женщина сжалась всем телом в комок, уронила волосы в воду и застыла в немом беззубом вопле. В деревне запели петухи, над горизонтом зародился край солнца.

Денис Вячеславович убрал со своего живота блондинистую голову Люсеньки. Вышел из автомобиля. Вдохнул утренний воздух и широким зевком поприветствовал восход солнца. Прошелся медленным шагом вдоль палаток, потягивая тонкую сигаретку. Заглянул в каждую, подсчитал по головам и пяткам сотрудников отдела продаж.

«Сбился?», — выбросив в останки костра сигарету, сосредоточившись, прошелся в обратную сторону, повторил подсчет.

Денис в растерянности поднял глаза, обвел взглядом озеро, поляну. Обошел вокруг своего Джипа, даже заглянул под него в поисках одного потерянного. Прошлым вечером ответственный руководитель отдела был уверен в том, что все сотрудники сидели у костра, пели песни… Затем пил виски, танцевал с Люсей. Дальше провал. Как укладывались в палатки — не помнит.

Со стороны леса от озера к лагерю шла старуха. Седая горбатая женщина в разодранном грязном платье медленно двигалась, словно каждый шаг причинял ей невыносимую боль. Денис обернулся, ища поддержки, у него перехватывало дыхание от страха. Лагерь спал. От озера на поляну наползал туман и окутывал ноги старухи.

Стальные нити волос женщины разлетались по ветру в стороны и Денису виделись в них тонкие серые змеи. Пустые глазницы ввалились. Сморщенные губы, втянутые в ротовую полость, прикрывали голые десны. Старуха подняла искореженные кисти рук, направив их в сторону Дениса. Остановилась. И упала замертво, устремив взор черных глазниц в небо.

«Юлия Августовна», — выдохнул бледный Денис Вячеславович.

Ольга Матвиенко

Несчастливая история со счастливым продолжением

— 1-

— Что со мной не так? — плакала я на первой своей исповеди в 33 года. Растирая по лицу ладонями слёзы и сопли, рыдая и глядя на икону, а не на батюшку, вопрошала:

— Мужа у меня нет, любовника у меня нет, денег у меня нет, везения никакого нет, но почему же здоровья у меня нет!? У меня же двое детей, которых надо вырастить, мне надо пахать по двадцать четыре часа в сутки, а здоровья нет! Почему так? Мне ведь ничего не надо, кроме здоровья!

Батюшка говорил мне много слов, которые тогда мне были непонятны. Запомнила только одно:

— Раз Бог послал тебе это испытание, значит, ты должна смиренно его вынести, ведь не может быть всегда плохо, значит, Бог готовит для Вас что-то очень хорошее. Надо потерпеть и молиться.

После исповеди прошла причастие. Потом подошла к центральной иконе, поцеловала и прикоснулась лбом. В этот момент у меня на макушке как будто что-то треснуло и поползло вниз. Я это ощущала физически. Если бы мне это кто-то рассказал, я бы в жизни не поверила. Но я чувствовала, как с меня сползает черная корка, сначала с головы, и в голове появился свет. Потом с плеч, и казалось, что они расправились, и стало легче дышать полной грудью. Когда эта грязь сползла и с ног, я думала, что я оторвусь от земли и полечу. Такая легкость появилась во всём теле. И непонятная радость.

Было неясно, сколько мне надо терпеть и какая может последовать награда, но из церкви я вышла другим человеком.

Я вдруг увидела красивейшее синее небо, распахнувшие свои кроны деревья, милых кошек и собак, пение птиц. Этого ведь не было раньше. Я настолько была поглощена своими проблемами, что я просто этого не видела.

Зашла в автобус, села, смотрю в окно и испытываю какую-то дурацкую радость от природы и окружающей среды. Еду с дебильной улыбкой одну остановку. На следующей остановке заходит в автобус женщина с ребёнком-инвалидом. Мальчику лет восемь-девять. Он весь передергивается при ходьбе, как на шарнирах.

Заткнула себе рот руками, чтоб не издать вопль.

— Какая же я дура! Ведь у меня дети здоровые! Здо-ро-вые! Мои дети! Они ходят сами и едят сами. У меня живые родители! Ну и пусть со своими причудами, но живые. У нас есть дом! Старенький, с кривыми стенами и полами, но есть. И дождь нам за шиворот не льётся, и под кустом мы не спим! И суп с хлебом на столе. Пусть без мяса и без деликатесов, но мы не сидим голодные! Как я посмела жаловаться на свою жизнь, имея такое незримое богатство!?

С того дня я полностью изменилась. Я стала очень благодарна за всё, что имею. Я просто радовалась каждому дню. Со стороны это выглядело странновато, что я здоровалась с солнцем и цветами, разговаривала с птицами и домашними животными. И через восемь месяцев судьба свела с главным героем моей жизни, с моим любимым супругом, с которым мы счастливы вот уже 15 лет. Но это уже совсем другая история…

— 2-

— Кому ты нужна с двумя детьми от разных мужиков? — говорила мне мама.

— Я нужна своим детям, — отвечала я про себя.

Моя мама Елизавета Ивановна сильная и властная женщина. Высокая, с красивой фигурой и строгими нравами. Этакий генерал в юбке. Надо сказать, что жена, хозяйка и мать в ней идеально уживались. Любовь к своим чадам в ней проявлялась во вкусном обеде, чистом доме и строгом распорядке дня. Не любила она телячьи нежности, сюсюканья и лобызания. Нам, дочкам, её ласки и любви не хватало. Зато папа этими качествами был наделен с лихвой.

Папа Максим Алексеевич был простым шофером. Очень любил маму и нас, своих детей. Уж дурачился он с нами, как только мог. Смех и визг стоял на весь дом. Была у него и слабость к зеленому змею. И нам, детям, папка казался очень веселым и игривым. Маму это, конечно, не на шутку раздражало.

Мы с сестрой погодки. Я, Маша, старшая, а Даша младшая. Мама нас одевала всегда одинаково, поэтому многие думали, что мы двойняшки.

— Чего ты ходишь, глядя на землю, на людей не смотришь? Так ты никогда себе мужика не найдешь! — говорила мне в след мама, провожая меня на работу.

— Я не ищу мужика, я ищу деньги, — отвечала я.

Мама для меня была авторитет. Я очень любила её и была к ней тесно привязана в душе. Даже в студенческие годы не поехала на отработку, так как не представляла, как я буду жить вдали от мамы.

Работала я на производстве по сменам. Родители оставались с моими детьми. Поэтому я была спокойна, что мои дети сытые, чистые и не проспят школу. У мамы всё под контролем.

Жили мы более чем скромно. В свои выходные я подрабатывала домработницей. А по вечерам вязала носки и продавала за сущие копейки. Делала соседям уколы внутримышечно. Пришлось и эту практику освоить, чтоб прокормить детей.

Перед сном рисовала себе в воображении мужчину, который бы мне подошёл. Прям по пунктам, составляла его автопортрет. Возраст, внешность, телосложение, черты характера, сумму его зарплаты, достоинства и недостатки и даже совместимость в постели.

Потом сама себе говорила, что таких не бывает. А, если бывают, то уже заняты. Да и кому я нужна с двумя детьми от разных мужиков?

Но ведь мечтать никто не запрещает? Ну и пусть, что это только мечты, но мне с ними как-то легче засыпалось.

— 3-

30 лет назад…

Замуж я выскочила в 18 лет. Можно сказать за первого встречного. Боясь подвести маму и пуститься во все тяжкие.

В студенчестве, на сельхозработах влюбилась в парня. Мозги отказывались меня слушаться, любовь к взрослому парню тянула, как магнитом. Тут надо сказать спасибо моей строгой маме, которая строго настрого вбила мне в башку, что замуж надо выходить только девственницей. Других вариантов не дано.

По возвращении с сельхозработ, выяснилось, что избранник моего сердца женат и даже имеет четырехмесячного ребенка. Душа рвалась на части. Нежное чувство и совесть никак не могли договориться друг с другом.

Встречалась с ним полгода, не допуская интимной близости. Он болел после наших свиданий, а я страдала. Будущего у этих отношений не было.

И тут воля случая, нас отправляют на практику в другой город на три месяца. Двое суток в поезде, четыре студентки, одни, без родителей. Романтика и полная свобода!

Знакомимся в поезде с двумя парнями Володя и Миша. Поездка стала интересней. Разговоры, шутки, смех. Замечаю, что Володя на меня смотрит с интересом. А Миша пытается закадрить мою подругу. Миша и Света очень подходили другу другу по внешности. Оба кареглазые с черными вьющимися волосами. Чем-то своей внешностью напоминали цыган. Володя был худощавый, с обычной внешностью, но искрометным юмором.

Мы вышли раньше с поезда, а ребята поехали дальше. Потом последовали переписки. И как-то заинтересовал меня этот парень. Практика закончилась, вернулись домой. И вскоре мой кавалер с поезда явился собственной персоной.

Прогулки, парки, кино, мороженое длились неделю. И тут вмешалась моя мама:

— Володя, ты зачем приехал? Маше ещё диплом защищать, а ты её отвлекаешь от учёбы. Или женись, или уезжай.

— Женюсь, — ответил он, что для меня было полной неожиданностью. Два дня в поезде, три месяца писем и неделя прогулок — слишком мало, чтобы достаточно узнать другу друга. И не срок для создания семьи.

Начались приготовления к свадьбе. И лишь после я узнала от тётки, что мама боялась, что новоиспеченный жених дочери воспользовался ее доверчивостью, а потом сбежит. Смешно. Ведь я вышла замуж девственницей, как было мне велено ранее.

Через год родился Дима. И ещё через три месяца Володю как будто подменили. Начались издевки, ревность, рукоприкладство. Молчала, скрывала, стыдно было признаться, что живу с человеком, который меня бьёт. Всё терпела, надеялась, что исправится.

Вернулась к родителям с сыном первоклассником, а Вовка уехал из нашего города навсегда, забыв про сына.

Через год познакомилась с Аркадием. Наш романчик плавно перешёл в сожительство. Аркаша был очень симпатичный, чистоплотный и работящий. Физически силен, каждый день отжимался по двадцать раз. Очень общительный и весёлый. Мне с ним было комфортно и легко общаться.

Родителям и родственникам мой избранник не нравился. Красив, но ростом мал, да и выпить любил. Аркаша был на полголовы ниже меня. Мама говорила:

— На вас смешно смотреть.

— Кому смешно, смейтесь. Главное, что мне с ним хорошо.

К слову сказать, И Володя не пришёлся ко двору: он тебе не пара, ты такая красотка, а у него ни рожи, ни кожи.

Жила вопреки всем. И очень хотела дочку. Да и Димке уже 10 лет, куда тянуть-то?

Родился сынок Стёпа. Такой толстенький пупсик с круглыми глазками. Очень похож на девочку. Не зря, видимо, мне хотелось дочку.

Что ещё надо для счастья? Два сына, муж, родители, работа. Живи и радуйся. Но увы.… Через год Аркаша увлекся наркотиками…

Это просто страшный сон. Как-то не доводилось раньше общаться с такими людьми, и думалось, что они только в Америке или в кино, но никак не в моей жизни.

В общем, наше сожительство продлилось пять лет. Вот и осталась я одна с двумя детьми, с мизерной зарплатой и слабым здоровьем. Алименты отцы своим детям не платили. Пришлось самой быть им и мамой, и папой.

Да ещё мама давила своим авторитетом. Я продолжала её слушаться, но в душе оставалась глубоко одиноким и несчастным человеком.

— 4-

16 лет назад.

Однажды меня занесло к гадалке, которая позже и направила меня в храм на исповедь и причастие. И среди всего негатива, который присутствовал и в моей жизни, и в моей кофейной гуще, она разглядела туфельку Золушки. О чём она мне радостно сообщила.

Я смотрю на неё глазами побитой собаки с немым вопросом: при чём тут я и Золушка? Какая связь?

— Ты выйдешь замуж, и у тебя всё будет хорошо! — с радостью отвечает мне Светлана.

Я от такого неожиданного известия вся скукожилась:

— Нет, нет, я в эту партию больше не пойду, я там два раза была, мне не понравилось, больше я туда не хочу!

И вот я вышла из храма другим человеком. Я вдруг осознала, что я сказочно богата. Дети — моё богатство, родители — мой надёжный тыл, крыша над головой есть, работа есть, и хлеб тоже. А трудности? У кого их нет?

Я поняла, что с человеком должно что-то случиться, чтобы у него открылись глаза, чтобы он понял, что богатство и счастье в простых вещах, которые нас окружают. Идёт дождь — пыли нет, и деревья напьются. Светит солнышко — и человек и природа рады. Кошка забралась на колени, это же антистресс в виде её урчания. Птицы поют, и душа поёт. Семья рядом, и слава Богу.

Я стала радоваться каждому дню и благодарить судьбу за всё, что имею. И, спустя 8 месяцев, судьба свела меня с моим нынешним супругом.

— 5-

Работала я в то время вольнонаемным работником в военном ведомстве. И как-то моя сотрудница, она же моя подруга, Надя говорит:

— А ты знаешь военного, его Женя зовут, на КПП часто дежурит?

— Ну, так мельком видела, — пытаясь вспомнить лицо этого вояки.

— Он может по пульсу определить диагноз, ты же часто болеешь, тебе надо его найти, чтоб он подсказал, как тебе лечиться, — не унималась моя заботливая подружка. — Только имей в виду, что он через месяц уйдет в отпуск, потом на пенсию.

А мне самой оставалась одна смена до отпуска. Все выходные меня не покидала мысль: вот он мой спаситель. Он определит мои слабые места в организме и подскажет, как лечить. Но и тревога не давала покоя, как же я его найду, мне ведь не положено разгуливать по всем подразделениям.

И вот иду на работу, от волнения дышу через раз. И, о чудо, этот Женя как раз стоит в наряде на КПП. Показала пропуск солдату, прохожу. Ходили негласные слухи, что вольнонаемные работники люди второго сорта, поэтому мне было крайне неловко обращаться к военному со своими болячками. Но я набралась смелости и обратилась к нему по званию.

Вечером пришёл ко мне, такой важный и строгий. Сделал мне диагностику, стали пить чай, разговорились. Оказалось, что мы жили на соседних улицах, учились в одной школе и имеем кучу общих знакомых. Но так как разница в возрасте девять лет, то в юности мы не пересекались.

Через три дня мы пересеклись на похоронах, где были и военные и гражданские работники. Потом я спокойно ушла в отпуск. Я работала еще на одной работе, во время отпуска на основной работе.

Спустя три недели, на работе подошёл ко мне сторож и сказал, что меня ждёт мужчина за воротами. Выхожу, а это Женя:

— Я к тебе домой пришел, а тебя нет. Твой сын объяснил, где ты работаешь, вот зашел по пути.

Удивлению и радости не было предела:

— Как ты меня нашёл? Как нашел мой дом?

Хотя ответ оказался очевиден, ведь это район его детства и юности, ему не составило труда найти мой дом.

Было время обеда, и я пригласила его домой на обеденный перерыв. У меня в тот момент, как всегда, были серьёзные проблемы со здоровьем. Дома покушали. Я сказала о своем недуге. Женя быстро понажимал активные точки на лице, руках и ногах. Мой младший сын Стёпа от нас не отходил. Он был очарован мужчиной в доме, задавал ему кучу вопросов и мужчины быстро нашли общий язык.

В разговоре Женя спросил, не сдаётся ли в нашем районе недорогое жильё. Я обещала узнать и оповестить его. Я знала, что у Жени есть жена и два взрослых сына. Лишних вопросов не задавала, не моё это дело.

Обеденный перерыв быстро закончился, я отправилась на работу. А он по своим делам. В течении двух часов мои боли отступили, чему я была несказанно рада.

Женя позвонил через два дня, спросил, как мое здоровье. Я взмолилась: «Пожалуйста, проведи мне курс лечения, хотя бы пять дней, я тебе оплачу. А то лечусь антибиотиками два года и толку нет».

— 6-

Когда Женя ко мне приехал в следующий раз, опять зашел разговор о съемном жилье. Я перед ним испытывала робость и стеснение, поэтому не спрашивала о его жизни. Но в этот раз поинтересовалась, для кого нужно жильё. Для сына со снохой? Для двоих? На что он ответил: «Для одного, для меня. В семье проблемы, неделю уже ночую на работе».

— В зале у нас диван свободный, можешь пожить здесь, пока найдёшь себе жильё, заодно и меня подлечишь.

Я была ему так благодарна, что он уделяет мне своё время. И очень стеснялась, что он военный, а я простая работяга. Поэтому мне хотелось хоть как-то помочь Жене с ночлегом, отблагодарить за лечение. Так как деньги он брать отказывался.

Так моё лечение перешло в служебный роман. Благо, и я, и он были в отпусках.

Что я испытывала? Смешанные чувства. В первую очередь, стыд. Для меня всегда было табу крутить романы на работе. А так же вину, что мужчина семейный, хоть и разлад у них там. Да ещё и со своей заниженной самооценкой считала, что я его не достойна. И не смотря на всё это, я испытывала страсть. Никогда и ни с кем прежде, моё тело так не реагировало на простое прикосновение его руки к моей руке. Меня как будто било током, и огонь разливался по всему телу. Это было новое ощущение для меня, которое мне нравилось, и которого я стеснялась.

— А может начать всё сначала? Ты возьмёшь меня к себе? — говорил он с грустью в голосе.

Вопрос остался без ответа. Что это? Предложение руки и сердца? Но мы знакомы чуть больше месяца, да и не молодые уже с бухты барахты семью строить. Ему 45, мне 36. Я просто молчала. Он был для меня и спаситель, и господин моего бессовестного тела. Я робела перед ним и ничего не могла сказать.

Моя мама в 6 утра кричала:

— Маша, вставайте!

Я выскакивала во двор с немым вопросом: зачем?

— Пусть уходит, чтоб дети и соседи не видели, что он здесь спит.

— 7-

Вот так Золушка нашла своего принца. Два человека, измученных прежними отношениями просто стали жить вместе. Сначала бушевала страсть, а потом родилась любовь взрослая, надёжная, построенная на доверии друг к другу.

Женя принёс свои вещи и стал частью нашей большой семьи. Вскоре он подал на развод и стал свободен. Стёпка с первого дня его стал звать папой. Дима уже был старшеклассник и стеснялся звать папой.

— А ты была на море? Я хочу свозить тебя на море, — шептал мне на ушко Женя.

А я, счастливо улыбаясь, отвечала:

— Мне с тобой и здесь хорошо.

Женя оказался настоящим мужчиной с большой буквы. Он стал мне хорошим мужем, а моим детям настоящим отцом. Мы вместе преодолевали трудности. Похоронили маму. Папа был шесть лет прикован к постели, ухаживали за ним. Построили дом. Женя купил мне машину, и теперь я вожу моего господина на своей машине. Позже похоронили папу. Теперь мы путешествуем раз в год на море, или в санаторий.

Дети выросли. Стёпа на день рождения Жени сказал:

— Ты самый лучший папа! Я тебя люблю.

Не перестаю благодарить Бога за мою жизнь, за мою семью и за моё счастье.

Через два месяца будет пятнадцать лет нашей совместной счастливой семье. Мы обвенчались в церкви. Мы в ответе друг за друга перед БОГОМ.

Тамара Михалевич

ЧертА

«ЧертА»… — осенило Ольгу…

Вдали океана, финишной прямой проявилась ровная линия.

Солнце перестало быть ярким и медленно клонилось к горизонту.

Обхватив коленки, Ольга пряталась в закрытой позе.

Удушающий вакуум поглощал нежные впечатления прошедших дней.

В преддверии неизбежного разговора внутреннее сопротивление зашкаливало.

Желание остановить время, ощущая его ускоренный ход, щемило отчаянием.

Ольга старалась абстрагироваться: смотрела вдаль, зависала.

Палитра голубого неба наполнилась розовыми тонами.

Рассеянные лучи подсветили рваные облака.

Мысли потерялись в сине-розовых градиентах.

Напряжение ушло.

Ольга растворилась в забвении и, казалось, замедлилась.

Фокус внимания рассредоточился, но очевидное перемещение небесного светила в который раз обличило иллюзию.

Солнце еще больше приблизилось к горизонту.

Взгляд Ольги снова уперся в черту…

Принимая реальность, она смиренно наблюдала как черта становится насыщенной и резкой…

Легкий, порывистый ветерок озорничал ее за спиной.

Заигрывая с покрывалом он бесцеремонно ребячился: кувыркался, истрёпывал края, набрасывал горсти песка.

Возможности его предполагали большего, но были намеренно ограничены.

Импровизированный столик прижимал часть покрывала к песку.

Фрукты, полупустая бутылка белого и недопитый бокал сходились в классический натюрморт.

Картину мог бы дополнить увесистый блокнот, но его воззрение исключало праздное времяпровождение.

В союзе с ручкой разделял он общество смартфона; легко и быстро фиксировал поступающие мысли, держался обособленно и величаво в качестве отменного помощника.

Примечательно, что опустошенным и безразличным жестом, был отодвинут он в дальний угол еще пару часов назад.

Сумбурный текст, перечеркивания, вдавленные буквы предвещали тревожные события.

Не было в практике его такого случая, когда бы письмо писалось так долго и тяжело.

Мысли, кричащими чайками, метались над океаном.

Волны, набирая мощь, неслись к берегу.

Ударяясь о волнорез, они с шумом разбивались, стелились мягкими разводами.

«Есть же способ обуздать такую мощь»… — думала Ольга.

Она смотрела как, разбившись, волна отступает:

— Можно ведь…

— Можно… — роились мысли-подсказки, — если обрести свойства волнореза.

Шипящая пена огибала неприступный камень…

Погрузившись в размышления, Ольга не шевелилась.

Она провожала взглядом разлетающиеся брызги.

Взмывая к небесам, они разбрасывались в разные стороны; в свободном падении задерживались на пике; тяжёлыми каплями падали в пену.

Волна, которая только что была разрушительной — обессилела…

Взгляд Ольги зафиксировал пиковые точки взлетающих брызг и задержался на них.

Немного спустя точки расплылись; расширились до темных пятен; превратились в вопросительные знаки; остались висеть над бурлящей пеной.

Полупрозрачные, они сохранялись в поле зрения продолжительное время…

Не двигаясь, Ольга наблюдала, как медленно отдаляясь, скользят они над плоскостью океана; как пересекают линию, соединяющую две стихии; как зависают в небе.

В который раз Ольга уперлась в горизонт…

Теперь он казался линией, которая подчеркивает, зависшие в воздухе, вопросительные знаки.

«Как обуздать разрушительную мощь… как остановить… как сказать…» — одна за другой появились блуждающие фразы.

— «как превратиться… как донести… как сделать «… — возникали новые на местах исчезнувших…

«Как?» — шумело в океане отзвуками расплывчатого эха…

«КАК? " … — одно большое слово на фоне огромного вопросительного изгиба окаймилось закатом; предстало широченной картиной и застыло в невесомости…

«Алё…» — прервала Ольга забвение отвечая на телефонный звонок.

— Алло! — рухнула в одночасье только что воссозданная картина, — Алло! Слышно меня? — тракторным напором отстучал мужской голос.

— Да, слышно.

— Привет! — трухануло обломки рухнувшего пейзажа

— Привет…

Её спокойная интонация не совпадала с суетливым движением ладони, напряженно прикрывающей микрофон.

— Ну, что? Уже собралась?

— Нет ещё, — как можно мягче протянула Ольга.

— Как нет? — послышались нотки раздражения, — Самолет в девять! Тебе ещё в аэропорт добраться!

Сердце Ольги колотило, она сделала глубокий вдох и задержала дыхание.

— Давай, не тяни! Собирайся! — подгоняя, в обыденной манере, торопил Он, будто стоял над головой. — И не забудь: ручная кладь! Только ручная кладь! Лишнего не бери! Здесь — жара! А то ещё наберешь, как обычно…

— Хорошо, — выпустила Ольга на выдохе, останавливая предполагаемый поток критики, — Я помню: только ручная кладь.

— Теплые вещи не бери! — продолжал Он по накату, — Куртку накинь, чтобы в аэропорт доехать; и всё!

— Хорошо, — потерялся её ответ в потоке наставлений.

— Я смотрю прогноз: у тебя там дождь. Но ты зонт не бери. Не надо. Он тут не нужен! Куртку одевай и прыгай в такси!

— Хорошо, — ответила она коротко и спокойно в очередной раз.

— Всё. Пока. Жду.

— Пока. — ответила Ольга в пустоту, поскольку не успела вписаться в динамику его темпа.

Выдохнув, она сменила позу на удобную.

Ольга знала, как часто у него не хватало терпения на её несовершенные фидбэки и комментарии.

Вот и в этот раз: он просто не стал дожидаться ответа.

Да… — подумала она, — многое из того, что когда-то показалось бы странным, незаметно укоренилось.

Сложилось так, что Его суждения это то, с чем не спорят; это то, что правильно; то, что должно быть «именно так».

Только Его видение подсвечивалось нимбом истины.

Казалось, в душе ее, неуклюже переворачиваются крупные геометрические фигуры и никак не могут найти оптимального положения.

Что-то царапало и скрежетало.

То ли это от того, что главный разговор еще предстоял, то ли от того, что последнее её слово было символично упущено…

Ольга старалась разобраться в ощущениях.

«А какая разница? — спросила она себя отодвигая смартфон… — если глобально — никакой…»

На берегу Атлантического океана суждение о том, что «правильно только так, как говорит Он» воспринималось нелепо.

Ольга привычно обхватила коленки и закрылась от прошлого.

Она не была волнорезом, но неделю назад проявилось в ней нечто каменное, потому и телефонный разговор вела она не из дождливого Киева.

Здесь, на краю земли, на песчаном берегу безграничного пляжа наблюдала она, как издалека белогривые волны несут к берегу начинающих серфингистов.

Было приятно смотреть на тех, кто долго удерживался на плаву; отрадно было и за тех, кто после неудачной попытки с восторженным азартом, устремлялся в сторону горизонта, чтобы поймать новую волну.

Светлана Можейко

Нет

Подпись к этой фотографии должна состоять из одной фразы: «Я сказала „да“». Но «да» я не сказала.

Иногда мне говорят, что моя жизнь похожа на кино. Мне так не кажется — всё банально. Есть только один сюжет, за которым мне самой нравится наблюдать. Это главное кино моей жизни.

Мне сорок лет, и я одинокая женщина. Я всегда была одинокой. Я переживала редкие периоды недолгих отношений с мужчинами, но отношений, которые я считала бы важными для себя, не случилось. Кроме…

Я отчетливо помню день, когда все началось.

Минск, весна, общежитие. Вечеринка по неважно какому поводу. Разве весна — не достаточный повод? Всё происходило по-студенчески весело, легкомысленно и беззаботно, и ничто не предвещало такой серьёзности этой истории.

Большой дискотечный зал общежития — шестой этаж, направо от лифта, первая дверь. В зале большие окна. Странно. Танцевальный зал с окнами. Формат студенческих дискотек требовал темноты и резких вспышек неонового цвета. А здесь — большие окна, впускающие в зал тусклый сумеречный свет. Я смотрела в темноту стекла — там рождалась весна. И набухшие, вот-вот готовые взорваться, почки деревьев в прохладном свете уличных фонарей можно если не рассмотреть, то почувствовать даже с шестого этажа. Я смотрела в окно, в отражении стекла пульсировал нечеткий контур танцующих людей. Как кардиограмма. Слишком живая, бьющая энергией молодости. Ритм музыки — как удары сердца.

«Наша встреча случайна, не случаен финал,» — звонкий голос певицы проникал не в уши, а в сердце, басы песни можно почувствовать всем телом, а ударные особенно старательно давили на барабанные перепонки.

— Ты танцуешь? — раздался голос за моей спиной. Я не спешила повернуться. Мне понравился голос. Мягкие звуки и твердая интонация. Я боялась смотреть на него. Нет, это не робость и стеснение. Скорее страх разочарования. Я отчаянно хотела, чтобы он выглядел так же привлекательно, как и его голос. Обернулась и увидела его глаза — счастливые, изумленные, рыжевато-зеленые. Мне тогда стало радостно и спокойно.

Сначала мы танцевали, неловко касаясь друг друга. Я чувствовала его руку на своей спине, иногда прислонялась виском к его плечу, пальцы наших рук переплетались. Большой палец его руки уверенно нарисовал прямую линию от моего запястья до кончика ногтя большого пальца, под легким нажатием мой палец согнулся, оказался в центре ладони, потом он мягко сложил мои пальцы в кулак, накрыл своей ладонью, и вот тогда я поняла, что попала в надежные руки. Мы танцевали медленный танец, не обращая внимания ни на ритм музыки, ни на паузы между мелодиями. Он что-то спросил — я не услышала слов, мои волосы, вздрагивая от его дыхания, щекотали ухо — посмотрела ему в глаза, мягко улыбнулась, покачала головой из стороны в сторону. Он понял, что я не услышала, уверенно взял меня за руку и вывел из зала.

Мы гуляли до утра. Зябкий ночной воздух весны. Несмелый рассвет, словно солнце не хотело, но было вынуждено закончить эту ночь. И наглые громкие птицы, которых словно включило солнце. Утром я вернулась домой, принесла с собой абсолютное «хорошо» и мне казалось, что это навсегда.

До него моя жизнь проходила в формате «универ-общага и к родителям на выходных». Я не знала, что можно по-другому. Я не знала, что музеи — это интересно. Искусство — это слишком много. Это можно читать, это можно смотреть, об этом можно думать, через это можно менять жизнь. Когда он впервые привел меня в музей, я не совсем понимала, что происходит. Все предыдущие парни, ухаживая за мной, водили меня в кафе — напоить-накормить-попытаться спать уложить. Что за свидание может быть в музее? Тем более в художественном.

Художественный музей того времени — это пространство, отчаянно нуждающееся в ремонте. В гардеробе в обмен на наши пальто выдали номерки. Номерок — когда-то белая трапеция из твердого пластика с рельефными цифрами, заполненными яркой краской — имел форму неправильного круга, искаженного по всем сторонам; как в тощей старушке можно угадать былую красавицу, так глядя на серый неуютный цвет номерка можно было понять, что когда-то он был белым; от ярких цифр осталась лишь рельефность — цифру надежнее определять на ощупь, чем на взгляд. Весь музей производил такое же впечатление, как этот номерок из гардероба. Настороженные взгляды угрюмых бабушек с вязальными спицами в руках в каждом зале, лишь усиливали общее грустное впечатление. Но искусство было настоящим. Искусство и мои чувства к нему — это было подлинным.

По тому, как он перемещался по музею, стало понятно, что этот маршрут ему знаком. Он переходил от картины к картине, где-то останавливался надолго, мимо каких-то произведений проходил, бросив лишь быстрый взгляд. А я рассеянно семенила рядом, четко повторяя его маршрут и его скорость. Иногда он рассказывал что-то, обращая внимание на детали, приводя какие-то важные факты из биографии художника. Он рассказывал про «Неравный брак» Пукирева, и о том, что в детстве папа ему подробно описал сюжет и ту драму, которую он, будучи юным школьником, не смог рассмотреть в элементах картины. Я внимательно слушала и напряженно молчала. Я чувствовала, что он в своем мире, а я случайно здесь оказалась.

Я была счастлива, когда увидела «Грачи прилетели» Саврасова. Моё сочинение по этой картине было лучшим в классе. Я вслух вспомнила какие-то строчки про «несмелое ощущение надежды в свежем запахе тающего снега». Он на это ничего не ответил. Больше в музее я не произнесла ни слова.

Его семья проводила совместные выходные, посещая музеи. Моя семья проводила совместные выходные, копая картошку. Я тогда впервые осознала глубину пропасти, лежащей между нами.

Он познакомил меня со своими друзьями. Мы ходили в кино, ездили на озеро, много гуляли. Однажды ехали в машине, я никогда заранее не знала наших планов:

— Мы куда сегодня?

— Ко мне, — это прозвучало твердо и однозначно.

— А родители? — робко уточнила я.

— На даче, — ответил он и включил музыку громче, забрав возможность задать следующий вопрос.

На повышенной громкости певица выводила: «…там мы эту девочку… Liebe, liebe, amore, amore…», отвечая на мой незаданный вопрос.

Наши отношения продолжались. Для меня это была самая важная часть жизни. Я была доверху заполнена своим чувством к нему, а он позволял мне быть рядом тогда, когда ему это удобно. Он грамотно построил наши отношения в формате своего комфорта, и мне ничего не оставалось кроме как подстроиться. Он не всегда отвечал на мои звонки, а если и отвечал, то коротко: «Занят, перезвоню». И действительно перезванивал. Перезванивал тогда, когда ему удобно. Через час. Или через месяц. Весь этот час или месяц я практически ежеминутно проверяла экран телефона — не звонил? Я хорошо помню этот телефон. Небольшого размера, красный пластиковый корпус в черной рамке. Серые резиновые клавиши с белыми цифрами. Потертые разрывы кружков у цифры восемь. Восьмерка похожа на зеркальное отображение тройки. И трещина на черной рамке корпуса в нижнем правом углу. Я так ясно помню тот телефон, потому что смотрела на него бесконечно.

Мы закончили университет. Получили дипломы и нашли работу. Я — на заводе. Он — в исполкоме. Я переехала из студенческого общежития в заводское. Он переехал из квартиры родителей в отдельную. Наши отношения продолжались в таком же непонятном формате. Из этого периода я помню состояние абсолютного счастья, когда находилась рядом с ним. И абсолютного несчастья, когда его рядом не было. Засыпать с улыбкой на его плече. Реветь взахлеб, потому что он обещал позвонить и не позвонил.

Я никогда не знала, когда он позвонит и что скажет: «жди, скоро буду» или «собирайся, скоро за тобой заеду». Это неудобно, но претензий я не предъявляла. Я понимала, что такой формат отношений, когда он делает всё, как хочет, а я просто с этим соглашаюсь — единственно возможный. Но у меня всегда был готов ужин на случай «скоро буду» и наряд на случай «собирайся, скоро заеду».

Я помню время, когда работала над сложным проектом. Я тогда много работала. Заполняла работой время без него. Его звонок и короткое «скоро заеду». Я не знала куда, и как надолго. Сложила документы по проекту в сумку, надеясь посмотреть то ли ночью, то ли утром. Мы поехали к его друзьям. Переполненное кафе, шумная компания, громкая музыка, много смеха и танцев. Очень мало еды, и очень много спиртного. Еще почему-то запомнилось, что алкоголь стоил дешево, а напитки дорого. То ли поздней ночью, то ли ранним утром мы выходили из кафе. Я положила сумку на подоконник, он набросил пальто мне на плечи, крепко обнял двумя руками — секундная пауза публичного объятия растянувшегося на вечность. Я слегка повернула голову, прижалась виском к его переносице и скулой чувствовала горбинку его носа. Мы одновременно вздохнули — шумный вдох счастья, немного более долгий и глубокий, с короткой паузой передвыдохом. Абсолютное счастье. Он подал мне сумку с подоконника, ручка бесшумно оторвалась. Сумка безвольно повисла на одной ручке, документы с легким шелестом рассыпались по потертому, в царапинах паркету. Присев, я собирала в неровную стопку рассыпавшиеся листы. Затем неуклюже, неловко загибая страницы, пыталась засунуть их в широкий карман сумки, листы мялись, торчали неровными краями. Утром я не смотрела документы. Я пришивала ручку большой иголкой с суровой ниткой.

Однажды мы шли по проспекту. Витрины ГУМа украсили к новому сезону. Я не помню подробностей — ни манекенов, ни одежды на манекенах, ни темы, ни общего впечатления. Я только помню сумку за стеклом витрины. Она стояла на невысоком проволочном постаменте в углу композиции. Занимая лишь угол пространства, эта сумка являлась центром витрины. Рыжая кожа благородного оттенка. Правильная прямоугольная форма. Две жестких ручки. Строгая молния и две пряжки на клапанах накладных карманов. Купить я её не могла. Но мечтать о ней мне ничего не мешало.

Он избегал моего общежития — четыре кровати по периметру комнаты, душ и туалет на этаже, и вежливые соседки, разбредающиеся по другим комнатам во время его редких визитов. Остаться ночевать нельзя — строгая бабушка на вахте жестко бдила количество входящих и выходящих. При несоответствии числа входящих и выходящих устраивала практически милицейский обыск, обладая неограниченными полномочиями. Мы должны расстаться до полуночи — как в сказке про Золушку. Иначе, как только часы пробьют полночь, раздастся громкий стук в дверь и отборные проклятия обрушатся на наши головы.

Я навсегда запомнила свой двадцать пятый день рождения. Я не могла себе позволить пригласить друзей в кафе, поэтому пригласила всех домой. Полночи готовила ассорти мясных блюд и какие-то сложносочиненные салаты по модным рецептам. Полдня в режиме «магазин-рынок-снова магазин», душная кухня и ритмичный стук ножа по разделочной доске. В нашей семье самый важный элемент дня рождения — накормить гостя, затем еще немного покормить, и затем завернуть с собой то, что не смогли доесть. Еда — и угощение, и развлечение. Украсить стол важнее, чем украсить себя. «Ну, пожалуйста, ну пожалуйста,» — в отчаянии уговаривала я подругу приехать немного раньше и уложить мне волосы. Стол в проходе между рядов кроватей, избыточность угощений и я — нелепо нарядная со сложной лакированной прической. Много друзей. Искренний смех. Приятные подарки. Важные слова. Красивые букеты. Он не приехал. И не позвонил.

Именно в тот вечер я поняла, что наши отношения закончились. Я долго не верила, что это всё. Никаких объяснений. Никаких слов на прощание и прочего. Просто он не звонил. Просто на мои звонки не отвечал. Я не навязывалась — я всё хорошо понимала. Я чувствовала себя так, словно меня ждёт полное исчезновение. Мне хотелось расстаться с собой. Хотя бы на время. Пока внутри не закончится это абсолютное «плохо».

Абсолютное «плохо» продолжалось пятнадцать лет.

Вытягивала я себя долго и сложно. Но все равно ничего не получилось. Другие мужчины меня не интересовали. Я искренне отдалась карьере, получила второе образование, много читала, много работала над собой, потом какие-то деньги появились — это дало возможность путешествовать и во многом меня сформировало. Моё одиночество меня никак не тяготило. Всё это время я была искренне влюбленной женщиной. Мне было хорошо. Я любила. Я понимала, что совсем не иметь отношений, это как-то неправильно. Иногда пробовала. Но недолго. И все те редкие мужчины, с которыми я пыталась завязать отношения, чем-то походили на него. Взглядом, жестами, цветом глаз. Простите меня, мои редкие мужчины, что ценила в вас не ваше, а его.

Банкетный зал гостиницы наполнен ярким светом. Много людей, громкая музыка, ломаные лучи света в хрустале бокалов, запах дорогого спиртного смешан с ароматом женских духов. Посещать такие вечера — скучная, но обязательная часть моей профессиональной обязанности. Я работаю в дизайнерской компании. Моя задача — заполнить мебелью, картинами и светом большие пространства, создать правильную атмосферу — сделать так, чтобы человек, однажды попав сюда, захотел вернуться. Из всех объектов, оформлением которых я занималась, гостиницы любила больше всего. Эта тоже получилась удачной.

На открытии гостиницы собралось много видных людей нашего города.

Я сразу его узнала. Он стоял спиной к залу, смотрел в окно. За окном — богато украшенный листвой сквер напротив — все оттенки желтого, от грустно-коричневого до лимонно-веселого. Странно, что мы жили в одном городе, а впервые случайно встретились лишь спустя пятнадцать лет.

«И будто бы не было всех этих дней, каждый из которых длился тысячу лет» — звучал томный голос на сцене.

Я узнала его руки. Левая — расслабленное плечо, свободное предплечье и плотно прижатые друг к другу напряженные пальцы. Подушечкой ладони правой руки он опирался на подоконник — большой палец на плоскости, остальные сложены по широкому ребру. Стальной браслет часов врезался в кожу запястья, на безымянном пальце не было кольца.

— Ты танцуешь? — я произнесла это словно пароль, с которого когда-то всё началось.

Он резко, словно испугавшись, повернулся. Недолгая пауза узнавания, радость искренней улыбки, и глаза все те же — счастливые, изумленные рыжевато-зеленые. И мне стало спокойно и радостно.

На таких мероприятиях редко танцуют. Мне же хотелось танцевать без остановки. Струнный квартет сломал мелодию и подстроился под ритм нашего танца. Не мы танцевали под музыку, а музыка играла под наш танец. Одной рукой он легко, словно дразня, касался моей спины чуть ниже лопаток. Второй властно обнял мою закрытую ладонь, и я поняла, что попала в надежные руки.

Мы гуляли до утра. Последний теплый ночной воздух осени. Поздний рассвет, ленивое солнце медленно вставало, заканчивая эту ночь. И звенящая тишина утра. Я вернулась домой, с давно потерянным состоянием абсолютного «хорошо» и мне казалось, что теперь это точно навсегда.

Второе наше свидание проходило в Художественном музее. Это моя идея. Он, конечно, удивился, но согласился. Художественный музей нашего времени — это впечатляющее пространство из двух корпусов. Коллекция классического искусства в старом здании музея — массивные колонны, высокая дверь, широкая лестница с балясинами, линейное расположение залов, и много подлинного дерева в отделке. И картины в сложных резных рамах. Каждая картина — как давно знакомый товарищ. Приятный, интересный, но слишком знакомый. И немного застывший воздух — легкий аромат древности в пространстве. За последние пятнадцать лет открыли новый корпус музея. Строгие современные формы — ломаные углы пространств, замысловатый лабиринт залов, разноуровневые потолки, сложная система лестниц, пронзительно белый цвет стен. И картины в максимально простых рамах, а чаще вообще без рам — обнаженное искусство. Современное искусство стало моим самым большим увлечением. Я посещала художественные галереи в каждом городе, где проходили мои путешествия.

Мы гуляли по залам нового корпуса музея, я восторженно рассказывала про Минск на картинах Мая Данцига, объясняла сложную игру цвета в простых формах на картинах Израиля Басова. И мне было о чем ему рассказать.

— Современные картины не могут быть искусством. Вот что здесь нарисовано? Каждый может так нарисовать. В этом нет никакой уникальности. Такие картины можно пачками штамповать. — неожиданно для меня произнес он, — Искусство — это Пукирев. Искусство это Саврасов. «Неравный брак» нельзя повторить. Ты смотришь на картину, считываешь все эмоции и понимаешь, что такого больше нигде не увидишь. Это искусство. А современные картины не могут быть искусством, — отчетливо и жестко продолжил он.

— Любое искусство когда-то было современным, — мягко улыбаясь, парировала я. О том, что в нашем музее авторские повторы Пукирева и Саврасова, я не стала ему говорить.

Все как-то быстро завертелось.

— Куда мы едем?

— На дачу, — почему-то ответила я. Я никогда не называла свой загородный дом дачей и не осознала, почему сейчас так сказала.

— У тебя есть дача? — робко удивился он.

Я сделала музыку громче и уже знакомая певица пошло сообщила про «Liebe, liebe, amore, amore…» и как-то нагло наврала про «там мы эту девочку». Девочку уже нельзя было. Теперь только девочка могла. Наверное, певица была не в курсе.

Охранник на въезде в посёлок разве что реверанс не делал. Открыл вручную шлагбаум, предупредил о том, что днем отключали электричество, (но он проверил автоматы — у меня всё включилось), пожелал приятного вечера и многозначительно, с плохо скрываемым удивлением, посмотрел на него.

— Словно сфотографировал меня глазами, — заметил он.

Я не стала пояснять, что удивило охранника, но понимала, что утром в поселке все будут обсуждать мою личную жизнь. Наконец-то, я давала соседям повод поговорить о себе. Мужчину в моём доме соседи ждали.

Обалдевшая от нежности долгая ночь. Рядом с ним мне хотелось произносить «за что мне это всё?». Только я не могла придумать правильную интонацию для этой фразы — то ли произносить ее надо со вздохом глубокого отчаяния, то ли с восторженным придыханием… Мы много разговаривали и, кажется, так и не уснули.

Утром одежду по дороге из спальни до входной двери собирали. Он поднял с пола свитер. На черном трикотаже остался пыльный след мелких ворсинок.

— Вот что я сейчас на работе скажу? Где я качался? — он недовольно и как-то ворчливо отряхивал ладонью пылинки.

Тогда я впервые поняла, что он мелко мыслит. Мне всё ещё было радостно, но привычный сарказм уже возвращался.

— Скажешь, что в тренажерном зале, — с этой фразы началось мое возвращение к себе.

Я помню свой день рождения. Поздравления коллег, партнеров. Вечером планировалось празднование с друзьями. Я искренне весела, внимательна к поздравлениям, и абсолютно счастлива. Заказать угощения для коллег, принять поздравления, примерить пожелания на себя, искренне поблагодарить. Между общением проверить все ли по плану вечером, разбираться в логистике — столы привезли? Еда будет вовремя? Что значит, отключили отопление? Холсты установлены? Как заболел фотограф? Да мне не важно как, давайте срочно выбирать другого; и согласуйте с визажистом и парикмахером — я к ним не успею, пусть приедут за час до начала и на месте меня соберут. В общем, хороший день, наполненный суетой, приятными словами и какой-то бесконечной внутренней благодарностью. Постоянно звонил телефон, накапливалась база непрочитанных сообщений. Читать было некогда — я просто пробегала глазами список отправителей. Были и не определившиеся отправители, когда имя абонента — скучный набор цифр. В списке таких цифр я узнала цифры его номера. Неважно, что он написал — главное, что я забыла его пригласить. Мне тогда стало радостно и спокойно.

Я закончила проект ресторана и мы вместе пошли на открытие. Томный звук саксофона, путающийся в складках бархатных штор, терпкий запах вина в воздухе, дрожащий мазок огня свечи в полумраке, резкая прозрачность хрустальных бокалов. Именно о таких вечерах рядом с ним я мечтала пятнадцать лет.

Он хотел подать мне сумку. Модная модель bottega veneta. В мягких контурах сумки едва угадывалась форма трапеции. Магниты застежки скрыты объёмом мягкой кожи и надежно, словно створки ракушки, примыкают друг к другу.

— А где ручка? — растерянно произнес он.

— Здесь нет ручки, — я начала догадываться, почему мне так нравится эта сумка. Жутко дорогая, не самая удобная, очень узнаваемая.

— Сумка без ручки? А как её носить?

И я только сейчас поняла, что у моей сумки никогда не оторвется ручка.

— Ручку можно пришить большой иголкой и суровой ниткой, — то ли ему, то ли себе ответила я.

Однажды я шла по проспекту. Витрины ГУМа украсили к новому сезону. Темой нового сезона стало ретро. К рукам манекенов приклеены телефоны-раскладушки, на пояса пристегнуты неуклюжие CD-плееры. Адаптированная к современному времени одежда и парики, изображающие сложные лакированные прически. А в углу витрины, на проволочном постаменте — она. Сумка из коричневой кожи выляневшего оттенка. Скучной прямоугольной формы. С двумя жесткими ручками. Спотыкающаяся молния, и легкие ржавые пятна на пряжках клапанов накладных карманов. Как хорошо, что не все мечты сбываются.

Телефон требовательно и навязчиво вибрировал в руке. На экране — шесть букв его имени и фотография памятника. Всадник на коне, пронзающий копьем голову змея. Никогда раньше не задумывалась о том, почему именно это изображение он выбрал для своего аватара. Я понимала, что сейчас должна поступить как взрослая женщина — провести пальцем по экрану телефона в сторону зеленого кружка и честно ответить на единственный вопрос. Или провести пальцем по экрану в сторону красного кружка и избавить себя от необходимости что-то говорить — в этом действии тоже будет понятный ответ. Я же по-детски избегала любого ответа — почему-то думала про этот памятник. Скорее всего, фотография цветная, хотя и выглядит черно-белой. Наверное, она сделана в межсезонье — поздней осенью или ранней весной. Когда небо такого однозначного серого цвета, словно цвета нет вообще. И ракурс подобран так, чтобы ничего из окружающего мира — ни деревья, ни здания, ни столбы с проводами — не попали в кадр. Светло-серое небо, темно-серый памятник. Скорее только контур, без подробностей. Как и наши отношения. Только контур памятника. Без подробностей.

Ольга Мороз

***

Димка пришёл домой поздно. Снова задержался на работе.

В квартире было тихо и он знал: жена уже в спальне укладывала сына спать.

Небрежно раскидав ботинки в прихожей, Димка прошлепал в ванную. Набрав в ладони ледяной воды, наспех умыл лицо и взглянул в заляпанное зубной пастой зеркало.

В отражении на него смотрел очень уставший человек, с залегшими темными синяками под глазами, словно и не он это совсем.

Присев на край ванны и опустив голову вниз, он несколько раз покрутил шеей, чтобы хоть немного расслабить затекшие мышцы, и закрыл глаза — выходить не хотелось.

За дверью послышались шаги — жена прошла на кухню.

Сейчас он откроет дверь и тихий мир ванной тут же наполнится шумом.

Но выходить все равно придётся, толку тут сидеть, будто бы он прячется.

И Димка решительно дёрнул за дверную ручку.

Уже босыми ногами прошлепал на кухню и плюхнулся на светлый кухонный кожаный диван.

⠀

— Привет, — сухо произнесла жена, ставя перед ним тарелку с дымящимся ужином.

⠀

— Опять рыба? — ковыряя вилкой содержимое тарелки, произнес Дима.

⠀

— А я никого не заставляю её есть, — раздраженно ответила ему жена и отвернулась к плите. Со спины чувствовалось, как в ней все напряглось.

⠀

— Хоть бы хлеба положила, что ли, — дожевывая кусок пересушенной рыбы, прошамкал Дима.

⠀

— А нет, хлеба-то! Сам сходи, купи, тогда и будет, — жена бросила со злостью грязные приборы в раковину и выбежала с кухни, громко хлопнув за собой дверью.

Повисло одинокое димкино молчание, нарушаемое лишь изредка методично стучащим звуком вилки по тарелке.

⠀Ему хотелось злиться. На работу, где приходится задерживаться, чтобы получить повышенный оклад. На рыбу, пересушенную, между прочим. На жену, которая встретила без улыбки. На хлеб этот, в конце концов, будь он неладен.

Димка раздраженно отставил тарелку с недоеденным ужином и откинулся на диване.

На стене противно тикали часы. Он вдруг подумал, почему до сих пор не сменил их на электронные, как хотел, — раздражают ведь.

Не в силах больше выносить этот звук, Димка пошлепал в комнату к сыну, чтобы поцеловать его, пусть и спящего.

Как только он тихонечко прилёг рядом, сын неожиданно повернулся к нему и уткнулся в плечо, и Димка почувствовал, как это место на его футболке сразу же стало влажным.

— Ты чего не спишь, сынок?

— Знаешь, пап? — шепотом проговорил сын. — Мама весь день о тебе говорила, переживала. Мы эту рыбу по трем магазинам искали. Мама говорит, ее полезно есть тем, у кого нагрузки большие, такие как у тебя. А про хлеб мы забыли, правда, прости нас.

Димка не мог ничего сказать в ответ, потому что внутри росло ощущение, как в горле у него застрял огромный колючий ком.

Он крепко обнял сына, прижал к себе и лежал так, пока тот не уснул. В уголках глаз его сына и на ресницах все еще оставалась влага, от которой димкино отцовское сердце съёживалось вдвое.

Когда Димка зашел в спальню, жена уже спала.

Он присел на край кровати и долго, не отрываясь, смотрел на неё.

Глядя на руки жены, свободно и расслаблено лежащие поверх одеяла, он вспомнил как она когда-то прятала их в кармане его джинс, чтобы притянуть к себе поближе и поцеловать. А потом долго-долго смеялась. И от этого смеха ему всегда становилось по-детски легко и спокойно. И, как тогда он буквально чувствовал тепло ее ладоней, и был счастлив. Абсолютно.

Тогда, в тот момент, ничего и не надо было, лишь бы эти руки всегда согревали его.

С утра пораньше, в свой первый выходной, Димка выскочил на улицу, тихо, стараясь никого не разбудить.

⠀

Всю дорогу обратно до дома, пока шёл от самой первой открывающейся в районе пекарни, он думал о Маше, своей жене.

О том, что и правда может купить этот хлеб сам.

А в руках Димка держал два ещё горячих багета.

И улыбался. По-детски как-то. Сам себе.

Наталья Мослова

Верная примета

Часть1. Настя.

— Ой, звезда упала! Это к счастью, — подумала Настя.

Только откуда ему свалиться-то? Ничего необычного в её жизни не происходит.

Что для нее было бы счастьем?

Вот если, к примеру, в её бы, Настину жизнь, ворвалась любовь.

Только любовь не бывает в одиночку. Она предполагает наличие двух людей. А в их деревне Настя всех кавалеров как облупленных знает.

Девушка лежала на сеновале и смотрела на ночное звёздное небо. Сегодня оно было каким-то особенно ярким.

Спать не хотелось. Хотелось мечтать.

— Завтра вставать в 4 утра. Надо успеть к утренней дойке, — рассуждала Настя.

На работу ей надо бежать через поле и небольшой лесок. Он стоит сплошной зеленой стеной между их селом и основной трассой, заботливо закрывая его от шума, пыли и посторонних глаз.

— Пройдет лето, закончится страда и поеду я в город учиться, — плавно текли мысли девушки.

Она уже видела себя в модном пальто и непременно в красных казачках. Воображение нарисовало солнечный осенний денёк и её в обновках, гуляющую в городском парке с новыми подружками.

Незаметно для себя она переключилась с рассуждений о женихах к новым нарядам, самой благодатной для любой девушки теме.

Улыбалась Настя уже во сне, уютно свернувшись калачиком и подложив под розовую щёчку кулачок.

Ещё не было четырёх, а она уже неслась через поле навстречу новому дню.

Солнце путалось в ее рыжих, как огонь в волосах. Со стороны могло показаться, что на голове разгорелся костер. Природа наградила Настю щедро. В придачу к огненным волосам, еще и обсыпала яркими веснушками всё лицо и плечи, как часто это бывает у всех рыженьких.

Это было настоящее горе для девушки. Весной вместе с просыпающейся природой расцветала и она. Что она только не делала, как только не боролась с этой напастью. Ничего не помогало: волосы не признавали ни какую укладку и торчали в разные стороны, а веснушки горели еще ярче.

Настя мечтала о том времени, когда поедет в город, выберет себе какой-нибудь гламурный salon, где ей обязательно помогут.

Между тем её загорелые, стройные ноги уже неслись по просёлочной дороге, поднимая облачка пыли.

Настя выглядела свежей, как утренняя роза после легкого дождя. Она уже успела искупаться в небольшом озерке с чистой, темной водой. Купание её всегда бодрило и настраивало на рабочий лад.

Издалека она услышала мычание коров. Настя любила свою работу, но не собиралась ей заниматься всю жизнь.

Она легко вставала в 4 утра каждый день к утренней дойке.

Ей даже нравилось, что всё село спит. Тишину раннего утра нарушали лишь пастухи, окриками гнавшие стадо за околицу села, да мычащие коровы, не спеша шагающие следом.

После окончания школы в этом году Настю встретил бригадир и попросил летом поработать на ферме. В совхозе не хватало доярок. И она согласилась. Всё равно у неё было время перед поступлением.

Настя влетела в коровник на бегу надевая халат и платочек. Началась привычная работа.

Она уже успела подоить всех коров и просто стояла, поглаживая свою любимицу — рыжую корову Зорьку. Настя так увлеклась и задумалась, что не заметила, как в просвете появилась чья-то тень.

Человек постоял немного, привыкнув к полутьме коровника.

Оглядевшись, нашёл глазами Настю и двинулся к ней.

Девушка обернулась от коровы, подняла глаза и остолбенела. Почти рядом стоял незнакомый мужчина.

Незнакомец же, увидев её присвистнул. Его губы неожиданно расплылись в улыбке и он воскликнул:

— Я кажется солнце повстречал! Девушка, я первый раз вижу такой яркий цвет волос. Они у вас свои?

— Нет, чужие. Каждое утро приклеиваю, — ответила Настя. Вы вообще куда шли? Вот и идите себе дальше!

— Простите. Я не хотел вас обидеть. Тут дверь не заперта, вот я и зашёл.

Помогите мне, а?

Часть 2. Алексей

И он сбивчиво начал рассказывать о том, что случилось и как он здесь оказался. Настя сама отлично знала, что заблудиться ночью, не зная местных дорог, очень легко. Поэтому слова незнакомца не вызвали у неё подозрения.

Тем более, что мужчина приехал к их председателю по делам.

Насте стало его жалко.

Во-первых, председателя он будет ждать ещё долго, так как тот как раз до обеда уехал в соседнее село.

Во-вторых, незнакомец явно понятия не имел, в какую сторону надо двигаться, чтобы в их село попасть. Благо лесок загораживал от посторонних глаз все ходы и выходы.

А, в-третьих, ну не тут же ему сидеть с коровами.

Настя усмехнулась собственным мыслям и, приняв для себя решение, тут же выдала его незнакомцу.

— Так, — сказала она решительно. Пойдемте-ка, я провожу вас в село. А то, боюсь, без меня вы опять заблудитесь. Посидите до обеда у нас дома. Там мама обед сварит как раз. Она рада будет гостю. А пока хотите парного молока? Вы, небось, голодный?

Теперь пришла очередь незнакомца застыть от удивления. Не ожидал он такой уверенности и такого чёткого плана от этой совсем юной рыжеволосой особы.

‐ А вы знаете, не откажусь. Ни разу не пробовал парное молоко.

Сколько я вам за него должен? — мужчина потянулся за деньгами.

— Да вы что? — возмутилась опять Настя. С ума посходили в своём городе, что ли? Я здесь работаю и слава богу, пока бесплатно могу вас угостить. От чистого сердца. Так пойдёт?

И добавила, хихикнув:

— А то, пожалуй, до села не дойдете, ноги протяните. Меня зовут Настя, — добавила она, Анастасия Павловна.

— А меня Алексей, Алексей Юрьевич, — представился он. Вот и познакомились. Слушайте, Настя, спасибо, конечно, вам, но мне, честно, как-то неудобно. За молоко спасибо. А к маме вашей я, пожалуй, не пойду. У вас здесь есть какая — нибудь столовая?

Часть 3. Неожиданный поворот.

Ну, как хотите, — обиделась девушка. Столовая есть, только там закрыто, потому как без надобности кому-то из наших.

А маму мою нечего бояться. И готовит она вкусно. Не чета столовской поварихе Наташке. У неё, у этой Наташки в супе чего только не плавает. Вам это надо?

В общем, отказы не принимаются.

И она сурово сдвинула брови, всем видом показывая, что спорить с ней бесполезно.

— Я закончила здесь как раз, так что могу идти уже.

И она первой пошла к выходу. Алексею ничего не оставалось, как двинуться за ней следом.

Они потихоньку пошли по дороге, разговаривая.

Алексей не особо сопротивлялся. Он действительно устал и чувствовал, что без помощи ему не обойтись. И потом, девушка оказалась очень доброй и милой. Почему бы не познакомиться с ней поближе, думал он, поглядывая по сторонам и запоминая дорогу. Ему еще за машиной возвращаться. Бензин кончился в самый неожиданный момент и ее пришлось оставить за лесом.

Между тем они потихоньку шли через поле. Впереди виднелось озеро, в котором каждое утро купалась девушка.

Они затеяли разговор о жизни в селе и в городе, незаметно перешли на ты. Каждый планами на будущее поделился. Настя почему-то решила рассказать ему о своей мечте. Совета вроде услышать хотела.

Алексей одобрил её такое стремление.

— А потом, — спросил он, — кем ты потом будешь?

— Бухгалтером, — сказала Настя. — А что? По-моему, нормально. Мамина сестра приезжает летом погостить. И надоумила ее. Сама бухгалтером уж сколько лет работает. Обещала помочь на первых порах.

— А ты? — спросила Настя у Алексея.

— А я в фирме работаю, наладчиком оборудования. Вот к вашему председателю послали. Вы у нас для посевной заказывали агрегаты.

— Ой, здорово. Так ты мастер, типа механика что ли?

— Ну, типа да.

— Места-то у вас, Настя, какие красивые! — вдруг неожиданно сказал Алексей. — Вот бы сюда перебраться. Красота, простор!

Поможешь?

Часть 4. Не просто знакомый.

Настя рот от удивления раскрыла.

Ну, вообще-то ты прав. Что есть, то есть. Уж не сравнить с городом вашим. И воздух здесь и вон натура. Продукты все сами делаем.

Чего ещё надо-то? Только учиться мне надо.

— Так заочно можно.

Так они шли и разговаривали между собой.

Алексею всё больше и больше здесь нравилось.

Красивые места, не суетливая жизнь, да и работа для него наверняка найдется. Вот филиал от фирмы здесь откроет. Оборудование для посевной, запчасти всякие, да и руки у него тем концом вставлены, как говорят. В городе мама останется с сестрёнками. Тоже не беда. Со временем он и её сюда привезет. Здесь ей даже лучше будет.

— Какой интересный, — думала между тем про Алексея Настя.

— Чего в городе-то своём не живётся? И работа есть, и сам вроде ничего. У него есть кто- нибудь? — Настя бросила на Алексея изучающий взгляд.

Девушке понравилось, что Алексей восхитился природой и расспрашивал её о селе. Ей и самой всё здесь нравилось. А после слов Алексея, она вдруг поняла, что просто не сможет жить без всего этого. И раньше совсем не думала о том, как здесь хорошо. Казалось, что так и должно быть. Ну, так ведь она и не собиралась уезжать насовсем. Поучится и вернётся. Настя даже улыбнулась от только что принятого ей самой решения. И на душе у неё сразу так легко сделалось. Она поняла, что произошло нечто важное.

Она просто стала взрослой.

Алексей поймал изучающий Настин взгляд, сразу понял его назначение и улыбнулся.

— В городе у меня мама живёт. А семьёй я ещё не успел обзавестись.

И добавил:

— После школы в армию пошел и попал в морфлот. Три года там на острове Русском служил. А потом работать вот начал. Матери одной тяжело. Нас у неё трое. У меня ещё две сестрёнки — близняшки есть. Танюшка и Ольга младше меня, ещё в школе учатся.

Так что это я просто выгляжу таким. А лет — то мне ещё немного.

— Каким таким? Нормально выглядишь, — возразила Настя.

— Кстати, вот и пришли. Заходи, не стесняйся.

Часть 5. Звезда — это к счастью!

И Настя толкнула рукой калитку.

Алексей зашёл и огляделся. Рядом с большим деревенским домом росли кусты белой сирени, наполняя ароматом весь двор. Уютно спал на резном крылечке пушистый серый кот.

Алексею стало невозможно хорошо от этой мирной картины. Но его созерцание прервал голос Насти.

— Ну чего ты там? Заходи же. Щи стынут.

И он шагнул за порог.

Алексей вдруг поймал себя на мысли, что сейчас с ним происходит что-то важное.

Что это не просто порог в дом.

Это порог в другой для него мир, в новый этап его жизни.

Что до этого момента он и думать не думал о переезде в село.

И эти мысли появились у него всего полчаса назад.

И, возможно, его действительно ждут перемены.

Настя не ожидала от себя такой смелости. И сейчас не верила своим глазам, глядя на заходившего в дом Алексея.

Ещё сегодня утром она даже не догадывалась о новом знакомом.

А сейчас у неё было такое чувство, что он был здесь всегда.

И почему-то подумалось, что Алексей останется в их селе, останется с ней.

И тут она вспомнила про ночное небо и падающую почти ей в ладони звезду.

А примета-то оказалась верной!

Звезда падает — к счастью.

А вы как думаете?

Мари Мэй

Весёлый оркестр

Идёт по улице веселый оркестр. Музыка его временами напоминает похоронный марш, и получается какая-то какофония. Да и сами идущие довольно странны. Повар в белом колпаке с пушистыми усами, из кармана его торчит половник. Труба его визжит, пищит и, видно, очень измучена тем, что на ней играют. Вот скачет генерал. Он в детстве мечтал учиться в балетной школе. Довольно толстый мужчина поднимается на носки и падает лицом в грязь. Вот медсестра в белом халате с большими квадратными очками на горбатом носу. Она читает какую-то книгу про то, как правильно выбирать репчатый лук, потому что хотела стать продавщицей в овощном магазине. Полицейский напевает себе под нос: «В голове моей опилки…» Дворник, размахивая метлой, говорит о чем-то вроде существования всего живого на земле. И весь этот весёлый оркестр движется и идёт куда-то, но никуда не приходит… Ребёнок, стоящий около дома на этой улице, восхищенно смотрит вслед улетающему самолету…

Ангелы

Она шла по берегу моря.. Солнце казалось таким огромным, что пропитало собой весь мир.. Она смотрела, смотрела сквозь солнце на это море.. Она взмахнула белоснежными крыльями и полетела.. Спустя мгновение, они летели уже вместе — мужчина и женщина.. Они приземлились на скале, сели, свесив ноги, далеко внизу сверкало море..

— Что с тобой? Прошло 30 лет.. Что ты делала? Почему ты так долго не появлялась?

Он посмотрел на неё..

— Нееет.. Ты забыла, ты забыла о том, кто ты?! Но тогда.. Как ты могла летать?

— Я посмотрела на солнце и вспомнила..

Она заплакала..

— Нет, все, пойдём, хватит, ты возвращаешься..

— Ты же знаешь, я не могу..

— Но зачем, зачем, ты выбрала эту миссию? Она же одна из самых сложных..

— Потому что, если вспомню я, смогут вспомнить и другие люди..

— Но что, если ты так и не вспомнишь?

— Я просто вернусь, вот и всё..

— Но ты же знаешь, что забудешь о том, как я тебя люблю, ты даже не сможешь там этого чувствовать..

— Я знаю..

Он обнял её на прощание, она взмахнула крыльями и полетела вниз, к людям, а затем она проснулась и начался обычный день.. Она встала и пошла на работу..

Он пришёл к начальству

— Я не могу больше так.. Я хочу в её миссию..

— Ты знаешь, что ты ничего не вспомнишь, ни кто ты, ни зачем ты пришёл, ни о том, как любишь её..

— Я знаю..

— Ты не сможешь летать, пока ты не вспомнишь, а это будет сложно, поверь мне..

— Я знаю..

— Мы заберем твои крылья, ты можешь спускаться к людям..

Анна Науменко

По другую сторону

Дружим столько лет, но никак не привыкну к шумным тусовкам, которые Лика регулярно проводит, и каждый раз по-детски надувает губы, если я не хочу присутствовать. Она была инициатором нашей дружбы. Еще при первой встрече в девятом классе сама подошла, хлопнула по плечу и звонким голосом бросила: «Новенький, будем сидеть за одной партой. Со мной не пропадешь!»

При этом вся мальчишеская половина класса увидела во мне врага, а паренек, от которого она пересела, еще пару лет вел со мной бесконечные соревнования во всем: от стометровки до партии в шахматы. Лика не изменилась: душа всех компаний, она заботилась обо всем и совала свой аккуратный нос в дела друзей, которых было немало. Вот и сейчас явно хотела свести меня с кем-то, в очередной раз. Я уже перестал сопротивляться и что-то доказывать, а выбрал тактику «нейтралитет»: пусть тешится, а я останусь при своем мнении — тихо.

«Алекс, с твоими запросами останешься одиноким навсегда. Кто о тебе еще позаботится?!» — великодушно напевала Лика, рассказывая о новом идеале для меня, которая озарит с первого взгляда своим волшебством.

Я молча улыбался: давно снял розовые очки, а веру в слепую и вечную любовь оставил еще в седьмом классе, когда насмотрелся и наслушался всего, что происходило между родителями: интриги, любовники, сицилийские разборки с порчей имущества. В итоге они счастливо развелись, уже давно нашли себе новых зазноб «на всю жизнь». Поэтому любовь для меня имеет более приземленное значение.

Дачный дом Ликиных родителей уже наполнился запахами алкоголя, табачным дымом и гормонами. Лика хохотала в центре круга из ее воздыхателей как всегда веселая, но уже пьяная. Дама в красном исполняла соблазнительный танец на просторной террасе. Девушка напротив глупо хихикала и пыталась привлечь внимание. А разочаровавшись в этих попытках, решила идти напролом, ко мне. Я резко встал и пошел в сторону террасы, якобы дышать воздухом, но тут Лика прокричала:

— Внимание, а вот и моя лучшая подруга!

Лика училась с ней в одной группе в Университете и якобы могла доверить ей самое сокровенное. Странно, что до сих пор Лика не нуждалась в таких нежностях, ее вполне устраивала мужская компания из друзей-кавалеров.

Зная Лику, ожидал увидеть тигрицу. А тут: короткая стрижка из медных волос и яркие веснушки рассыпаны по всему лицу. Обычные черты лица, хоть и не лишены некой милоты. Небольшой рост, фигура без открытой сексуальности, со спины можно перепутать с подростком. Наряд тоже не для тусовки, где ожидается встретить парня: джинсы, хоть и облегающие, с какой-то бесформенной футболкой. Ну явно не похожа на даму в красном и с грудью 4-го размера, которая отплясывала свои сексуальные па на террасе. Поэтому я удивился: значит с ней решила меня свести подруга.

— Алекс, давай сюда, я познакомлю тебя с Николь, — Лика махала мне руками и делала нелепые знаки.

Хотелось сбежать и не терять время на уважительные беседы. Решил промаяковать большим пальцем вниз — «Дела не будет». Кто знал, что именно в этот момент девушка-подросток повернется и посмотрит на меня. Получилось не очень удобно. Лика на пару минут округлила глаза, а потом один из ухажеров потянул ее танцевать.

Николь явно было неприятно, но она сдержанно окинула меня взглядом от стоп до макушки, немного задержалась на глазах… укольнула своими угольками. Первый раз видел настолько темные глаза — практически черные. И очень выразительные.

Николь не стала ко мне подходить после того, как увидела мою оценку… Развернулась в другую сторону и попала в объятия одного из общих с Ликой знакомых: видимо, тоже однокурсник.

— Ты помнишь, как заломила руку тому амбалу? Он пытался затянуть Лику в спальню. Я обомлел: как эта девчонка ростом в полтора метра может быть настоящим бульдозером. Ты выглядела бесстрашной и грозной, как бык на корриде.

— Просто он не ожидал подобного от такой, как я — это стало моим преимуществом. Да и за шкирку уже не я его выбрасывала из дома, а ты. — Николь звонко хохотала. Всегда довольно сдержанная она обладала очень открытым смехом и улыбкой «на все 32».

Я и Николь сидели в моей небольшой квартирке спустя 2 года после первой встречи и вспоминали ту самую вечеринку.

Парой мы так и не стали, но кто мог предвидеть, что найдем столько общего и будем не разлей вода.

Сложно представить, что в огромном мире можно встретить человека, который ловит окончания твоих мыслей, разделяет любимое занятие и любит именно рок-н-ролл. Стены наших квартир одинаково завешены графическими рисунками, на которых оживают различные образы: фэнтезийные и более реальные.

Тогда, на вечеринке, бесстрашие, напор, принципиальность и какая-то глупая преданность дружбе могли серьезно навредить этой странной девчонке. Но она не отступила ни на шаг. На следующий день я уже просил у довольной и ухмыляющейся Лики адрес и телефон Николь. Мне было ужасно интересно разгадать этот таинственный экземпляр.

— Алекс, как ты согласился на уговоры Лики устроить вечеринку на твой День рождения? — точно, — Николь напомнила мне о предстоящем празднике.

— Сам не знаю, но было проще согласиться. Она обещала, что будут только те, кого я захочу видеть.

— И Дэн?

— Я знаю, что он тебе не нравится, но Дэн — друг моего детства, одно время я практически жил у него, пока родители разводились.

— Да, знаю… — Николь задумчиво смотрела на один из рисунков на стене, который вызывал у нее непонятные для меня эмоции. Оскалившаяся голова волка напротив лица прекрасной девушки. Волк тянулся к ней, а из пасти стекала слюна.

Николь немного поморщилась, будто отгоняла неприятные воспоминания. Я помню ее первую реакцию: скривилась и сказала: «Фу, какой слюнявый». Мало кто акцентировал бы внимание именно на этом, но Николь умела видеть детали и выделять их: мелочи становились главными.

Угораздило же родиться 31 декабря. Все готовятся встречать Новый год, вечное безумие.

От вечеринки, которую устроила Лика, я не ожидал ничего хорошего. Вечер, конечно же, плавно перейдет в Новогоднюю ночь с толпой народа и всеми вытекающими. Мы договорились с Николь, что поедем вместе на такси, ведь все отмечание опять устраивали в том же загородном домике — на даче Ликиных родителей. Это уже была своеобразная точка сбора для всех ее тусовок. Родители не возражали, они многое позволяли дочери, мало уделяли Лике времени и часто были в разъездах, но всегда привозили тележку заморских подарков.

День прошел быстро: множество звонков и «спасибо за поздравления», родители решили зайти ко мне вместе, что раньше никогда не происходило. Да и вели себя подозрительно: мило общались и даже не поссорились. Сделали общий подарок, но, как всегда, странным образом. Подарили какую-то открытку и сообщили, что подарок меня ждет по определенному адресу завтра в 17.00. Зачем столько таинственности, я так и не понял. Но не стоило разбирать на молекулы поведение родителей: бесполезная трата времени.

Дэн позвонил одним из первых, поздравил по-пацански: в его простодушной манере с приколами. Мы так давно знали друг друга, что привыкли ко всем странностям и шероховатостям, все казалось абсолютно нормальным. Он пообещал какой-то сюрприз на вечеринке, многозначительно и громко хохотал и сказал, что мне точно понравится, как настоящему мужику. Ну я уже приблизительно понимал, что это будет на грани с пошлостью. А вот насколько — предугадать было невозможно.

Я стоял перед зеркалом, смотрел на себя уже 25-ти летнего и думал: что же изменилось за год. Кардинальные изменения начали происходить пару лет назад. Я стал по-другому относиться к людям, добрее что ли стал? А этот год…

Мои размышления прервал звонок домофона.

Еще раз ухмыльнулся своему отражению и застегнул рубашку: Лика скажет, что я в трауре, но черный — любимый мой цвет. И тут в квартиру ворвался вихрь.

Да, Николь похожа на вихрь. На первый взгляд она всегда спокойна, сдержана, но столько энергии в каждом движении. Странно, что я только сейчас это заметил.

При первой нашей встрече она так же ворвалась: не только в дачный домик общей подруги, но и в мою жизнь.

— Вихрь, — я так и сказал ей, когда увидел в проеме двери, не сдержался.

Надо было сказать намного больше.

— Ты готов к вечеринке в честь себя? — игриво Николь подмигнула мне, и я понял, что всегда считал ее красивой.

Именно поэтому я сразу не обратил внимания на ее новый облик: короткая стрижка уложена ассиметрично на одну сторону, с другой красовалась серебряная заколка в виде змея или дракона — так и не разглядел. Брючный костюм цвета индиго. Николь сняла пепельное пальто, и я смог разглядеть наряд полностью: широкие брюки и облегающая блуза с длинным рукавом и глубоким вырезом на спине… Туфли на шпильках — это было самым шокирующим. Первый раз ее вижу в туфлях на высоком каблуке. В этом облике подчеркивалась спортивная фигура, при этом она стала более женственной. Да, Николь была красива: без яркого макияжа или груди 4-го размера, без кричащей сексуальности и длинных кос до бедра. Я видел утонченную красоту с поволокой таинственности, которую придавал умный взгляд и сдержанная рассудительность.

Она странно улыбается…

— Со мной что-то не так?

— Алекс, ты странно себя ведешь: только что рассматривал меня оценивающим взглядом, как мужчина. Я нравлюсь тебе?

Вот оно: ее черта выводить из равновесия за мгновение.

— Что это? — я решил перевести тему для разговора и, наконец-то, заметил, что она пыталась спрятать за спиной гитару.

— Твой подарок, я заметила, как ты смотрел на нее в магазине. Надеюсь, угадала?

В этот момент я, скорее всего, был похож на кота, которого почесали за ухом, оставалось только довольно замурлыкать.

— Еще бы…

— Ну я рада. С Днем рождения! У меня еще будет сюрприз, но уже на вечеринке. Пора идти, такси ждет.

— Сегодня все с сюрпризами и тайнами.

Все уже кипело в дачном доме, когда мы подъехали. Лика вылетела навстречу с поздравлениями, но не забыла вставить недовольство нашим опозданием. Шампанское лилось рекой, дом полон народу — знакомого и не очень.

Дэн уже бежал ко мне, а Николь не стала дожидаться и улизнула беседовать с какой-то знакомой. Я понял, что пересекаться с Дэном ей не хотелось. А тот лишь проводил ее взглядом, в котором я заметилчто-от волка на своем рисунке.

— Братан, привет. С Днюхой тебя. Вот это движуха, девиц красивых полно (это он уже почти прошептал, заговорчески). Мой подарок на десертик, когда часы пробьют уже 12, — и громко засмеялся.

Вечеринка вышла веселой и на удивление ненапряжной. Лика действительно постаралась и День рождения не потерялся среди ожидания Нового года.

После конкурса танцев, Николь потянула меня в библиотеку. Сюда редко кто-то заходил, и я понял, что будет тот самый сюрприз.

Она усадила меня в кожаное кресло, а сама убежала в прихожую на пару минут и вернулась с рисунком.

— Вот, возьми, я отдаю его тебе.

Я увидел, что это мой рисунок, который я когда-то подарил: глаза на черном фоне.

— Тогда ты сказал, что мой взгляд какой-то особенный и я странно на тебя смотрела. Помнишь?

— Да, конечно. У тебя выразительные глаза и изменения сразу видны во взгляде.

— Я отдаю рисунок, потому что взгляд предназначался тебе и я знаю, что он означал. Я не умею ходить вокруг да около. Тогда я поняла, что люблю тебя.

В этот момент я перестал дышать, если такое возможно. В висках будто били молотком, а язык прилип к небу. Я должен был сейчас что-то ответить, но не мог. Рыбье ощущение: будто откроешь рот, но звука не будет.

И тут нагло ворвался в комнату Дэн, он никогда не чувствовал границ.

— Что это вы спрятались. Скоро фейерверк и мой сюрприз, а вы что, шуры муры крутите? — при этих словах Николь передернуло.

— Точно, идем. Николь? — я повернулся к ней и предложил пойти с нами.

— Идите, я через пару минут подойду, — никогда не видел ее такой растерянной. Внутри все сжалось, Дэн тащил меня из библиотеки чуть ли не силком. А я, как полный идиот, не стал сопротивляться.

Фейерверк только начинался, все вышли на террасу, и я увидел, как вывезли огромную коробку в виде торта. Да, Дэн не особо изобретателен, я сразу понял, что это его сюрприз, и даже сообразил, что внутри, вернее — кто.

Заиграла музыка из «9 ½ недель», и из коробки выскочила девушка в одном купальнике (видно закаленную подобрали), начала исполнять свой танец. Парни засвистели, Дэн громче всех. Девушка подошла ко мне и потянула в дом (не очень приятно раздеваться на холоде в -10C).

Она извивалась, крутилась рядом. Не могу сказать, что было отвратительно, я же человек. Но внутри все противилось происходящему. Я оглянулся на Дэна, а тот странно и внимательно смотрел в сторону. Проследил за этим пугающим взглядом и увидел Николь, которая стояла с потерянным видом.

В тот момент я знал, что делать, но не сделал. А когда девушка-стриптизерша отплясала свой танец, порадовав мужскую половину, я запихнул ей в стринги купюры и пошел искать Николь, которая давно уже пропала из виду.

Ее нигде не было, я вышел на трассу: неужели она пошла по темноте одна? Такси в Новогоднюю ночь не приедет так быстро, тем более за город. Ни одного фонаря, только отголоски фейерверков с дач освещали местность. Петарды и прочая пиротехника оглушали, а в какой-то момент меня резко ослепил яркий свет фар машины, которая непонятно откуда выскочила…

Странное ощущение, когда попадаешь под колеса автомобиля: такой сильный удар способен убить на месте, но боли после него не чувствуешь, только все внутренности будто поднимаются к гортани. Вот он — полет, потом сильный удар о землю. Все так быстро и непонятно. Но сейчас, лежа где-то на обочине, тяжело дыша и с трудом сквозь зрачки, залитые кровью, разбирая очертания чьих-то ног около своей головы, я очень хотел увидеть только одного человека… А потом все потухло.

Что за бред? Не признавалась я ему, еще чего! И он жив да здоров, еще и в меру упитан. Приснится же! Стоп, а почему в моем сне я была Алексом? Ох, все, схожу с ума… Может, и правда признаться ему?

Мы все время немного флиртуем, шутим и подкалываем друг друга. Наши отношения — это что-то посередине между дружбой и чем-то непонятным. Оба не называем это нечто, ведь тогда оно станет реальным, существующим. И бороться с ним, просто избегать уже не получится.

Надо умыться и принять холодный душ, через час Алекс заедет за мной. В зеркале на меня смотрела перепуганная Николь, странная Николь, растерянная Николь.

Холодные струйки понемногу приводили в чувства. Сон уже не стоял перед глазами, а ощущение полета и глухого, сильного удара растворялось: эта способность мозга быстро забывать детали снов сейчас казалась уместной.

За окном все было чудесно: весна уже основательно пришла и радовала сочной зеленью и сиренью.

Вспомнился тот День рождения на даче у Лики, дама из торта, грубый взгляд Дэна и нелепое выражение Алекса, когда стриптизерша вилась вокруг него. Было неприятно тогда, очень. Но я не показала недовольство и потом еще пила с Алексом вино, мы хохотали над сюрпризом Дэна.

А тот рисунок он мне не подарил, хотя я видела, как Алекс рисовал глаза…

Великий Элвис разбудил окончательно:

— Николь, спускайся, я жду тебя внизу, — Алекс бодро кричал в трубку будто связь была неважной, хотя все я отлично слышала.

— Ок, 10 минут — и я готова.

Отличная традиция каждую весну и осень выезжать на несколько дней на наше озеро. Конечно, озеро нам не принадлежало, но местечко в 100 км от шумного города, где живописно разместился водоем в виде практически правильного круга, сосновый бор и небольшой лесничий домик, — стало нашим любимым. Лесник был знакомым Алекса: пожилой, но бодрый добряк отдавал нам свой домик в полное распоряжение на время нашего прибывания. Отличный способ проветрить голову, порисовать, просто отдохнуть. И нам нравилось делать это вместе.

Я быстро натянула любимые джинсы с футболкой и спортивную толстовку, захватила рюкзак и полетела вниз в беговых кроссовках. Алекс уже ждал, протирая зеркала своей прелести с 6-ю цилиндрами — байка, который не зря носил имя Gold Wing. Да, это и был сюрприз от родителей на День рождения, тогда они сообщили Алексу, что снова сходятся.

— Ну что, погнали? — Алекс сегодня был в приподнятом настроении, наверное, предвкушал отдых.

Я удобно устроилась и мы погнали наперегонки с ветром.

А когда подъехали, почувствовала дикое волнение. На поляне возле домика все было необычно: раскладной столик с креслами, букет ландышей, вино, поднос прикрыт колпаком (видимо, завтрак), гитара, которую я подарила Алексу…

Догадалась, что Денис Викторович помог все устроить и быстренько удалился. Но волновало меня то, что должно произойти дальше. Алекс явно заметил мое удивление:

— Я попросил Викторовича подготовить все, хотел сам, но нужен был сюрприз…

— Давай раскладываться и мыть руки, чтобы его старания не пропали зря, и завтрак не остыл? — наверное, я по-идиотски улыбнулась в этот момент. А такой реакцией загнала Алекса в тупик.

Мы сели за стол, запахи доносились такие, что мой желудок ворковал от предвкушения. Алекс выжидал, знал, что голодная я — не лучший собеседник. А когда перешли к вину, он резко встал, зашел в домик и очень быстро вернулся с рисунком — тем самым.

— Хотел подарить его давно, но не знал как это сделать правильно. Думаю, сейчас — правильно. Это рисунок с изображением твоего взгляда… Может, нам пора перейти черту? Я не хочу больше играть и ждать момента, потому что боюсь не сказать главного.

Да, это был звон в ушах, болезненный и неожиданный. Наверное вся кровь в этот момент подступила к голове.

Что происходило дальше — было немного в тумане, но три дня в нашем живописном месте стали началом других отношений между Алексом и Николь. Теперь мы стали парой, теми половиками, о которых твердят романтики.

Раньше я боялась крепко обнимать его за спину, когда мы ехали на мотоцикле: все из-за непонятной двусмысленности. Теперь имела полное право выражать свои чувства и крепко обнимать его, положив голову на спину. Мы мчали в город, где уже в обычном ритме будем развивать то, что нашли в этом маленьком лесничем домике.

Так должно было произойти. Но столкновение лоб в лоб все решило за нас, мы получили только три дня — тоже немало. От мотоцикла Алекса ничего не осталось, как и от наших жизней. Я будто наблюдала сверху, как возятся медики и полиция на трассе, как уносят два тела в мешках.

И это конец?

Я проснулся весь в холодном поту. Такой сон уже был не первым, и в каждом — эта девушка с медными волосами и странными глазами. Надо выйти на воздух. Балкон в моей квартире не застеклен, и прохладный утренний воздух освежил.

Не сразу услышал известную песню короля рок-н-ролла и с трудом нашел телефон:

— Да, — никак не мог отойти ото сна.

— Алекс, ты помнишь, что сегодня вечером я тебя жду на даче? — Лика оглушила своим голосом.

— Да, я буду, обещал ведь…

— Я познакомлю тебя со своей подругой…

— Хватит заниматься сводничеством, — я ее перебил, чтобы не выслушивать долгую речь о преимуществах подруги.

— Ох, Алекс… Не опаздывай, пока.

Когда я заходил в дачный дом, сон меня уже полностью отпустил. Я снова стал забывать ту девушку Николь. Специально опоздал на часик, все равно ничего не пропущу.

Лика хохотала в центре круга из ее воздыхателей как всегда веселая, но уже пьяная. Дама в красном исполняла соблазнительный танец на просторной террасе…

Это все напоминало один из снов.

И тут Лика громко сказала:

— Внимание, а вот и моя лучшая подруга!

Короткая стрижка из медных волос и яркие веснушки рассыпаны по всему лицу. Облегающие джинсы и бесформенная футболка…

Лика взяла подругу за руку и решительно направилась ко мне.

— Алекс, это Николь. Я хотела Вас познакомить.

И я увидел эти глаза, такие темные и выразительные. Они смотрели на меня с удивлением и даже восторгом. Так, будто мы давно знаем друг друга, но расставались на какое-то время.

Владимир Нечунаев

Рыбина

Женька и Вовка живут в одном доме, только квартиры разные. Дом на две семьи и у каждой есть земельный участок, которые разделяет деревянный забор. При строительстве дома, когда ставили забор, не хватило штакетника. Взрослые докупать материал не стали, так образовался узенький проход между забором и домом. Теперь, этим проходом пользуются и родители, и дети, когда ходят друг к другу в гости.

Вовка прошмыгнул в узенький проход у дома и сразу оказался у окна Женькиной комнаты. Легонько, чуть слышно, он постучал в окно. Через несколько секунд шторы отодвинулись и в окно выглянуло сонное лицо друга. «Выходи» — рукой подал сигнал Вовка. Женька одобрительно кивнул.

Этой ночью была Вовкина очередь дежурить и организовать выход на рыбалку в обусловленное время. К такому дежурству ребята относились серьёзно. Никак нельзя было проспать и подвести друзей. Иногда дежурным приходилось и вовсе не спать. Вот и стоит теперь Вовка на улице, ждёт, когда выйдет Женька…

Ребята любят эти волшебные мгновения тёплого, и в то же время свежего, летнего утра, когда только-только зарождается заря. Когда вокруг тишина и лишь вдали слышен слабый грохот последнего вагона, перевалившего через железнодорожный мост, товарного поезда…

…Друзья идут по ещё тёмной улице, вдыхают сладкий как сахар, свежий утренний воздух. Они и не помнят, когда появилась у них привычка в такие минуты разговаривать редким шёпотом:

— Ты червей взял? — спросил Женька.

— Взял! — ответил Вовка.

В руках у каждого простая деревянная удочка. Немало времени тратили ребята, лазая по кустам карьера в поисках подходящей молодой и стройной ивы, чтобы вырубить заготовку. Потом ошкурить, высушить её и только после этого примотать леску, насадить поплавок, грузило и крючок. Каждый мальчишка на их улице проходил все эти этапы по изготовлению собственной удочки.

— А спички и нож взял?

— Да!

Друзья подошли к карьеру и осмотрели низину. Высокие берега отделяют пейзаж водной чаши от всего остального мира. Одновременно берега удерживают в этой чаше свет лучей восходящего солнца. Сквозь алый рассвет видно, как большие и малые островки зелени разделяются тёмными водами карьера, по которым слабой дымкой ползает туман. Ребята спустились и пошли по тропинке к месту рыбалки. В низине прохладнее, чем наверху. На траве и на кустах крупная роса. Если телу удается увернуться от длинной ветки и сохранить сухими кофты, то штаны ниже колен намокли сразу.

Мальчишки вышли к воде, в то место, где всегда ловили окуньков. С азартным волнением они размотали удочки, наживили червей и забросили снасти в неподвижную водную гладь.

— Жека, смотри, у меня клюёт — с удивлением прошептал Вовка.

— Ого, только забросил и сразу клюёт — удивился и Женька.

— Это не окунь, смотри какая плавная поклёвка!

Поплавок из гусиного пера, плавно качаясь, на половину своей высоты уходил под воду и также плавно возвращался, и снова уходил на половину под воду, потом возвращался. Так повторилось три раза, а на четвёртый раз поплавок, всё так же плавно, ушел под воду целиком. Вовка потянул снасть. Из воды появилась большая рыбина. Она трепыхалась, мелкие брызги слетали с её тела и, словно золотая пыль, блестели в лучах восходящего солнца. Вслед за леской рыбина прилетела на берег.

Это была гладкая, до темна жёлтая, рыбина с мелкой чешуёй.

— Огоооо! — дрожа от радости, полушепотом протянул Вовка.

— Ну-ка, покажи! — подскочил Женька.

— Что это за рыбина? Смотри, какая она толстая, наверное, с полкило весом! Ты видел, как она клевала и потащила поплавок?

— Да, хорошая поклёвка!

Ещё с минуту ребята покрутили в руках рыбину, пытаясь предположить её название. Подходящих вариантов на ум не пришло, и они продолжили рыбалку.

Вовка наживил свежего червя и закинул удочку в то же место:

— Смотри, опять клюёт! — обрадовался Вовка

— Блин, да как так? Второй раз подряд, только закинул и клюёт — позавидовал Женька

— Ладно, не дрейфь! И у тебя клюнет — заверил рыбак рыбака.

Характер поклевки был один в один с прошлой и когда поплавок ушёл под воду, Вовка потянул снасть. Он снова почувствовал тяжесть, но на этот раз рыба чуть показалась из воды и сорвалась.

— Ёлки-палки, — раздосадовался парнишка-рыбак — крючок отвязался. У тебя есть запасной?

— Нет.

— Жалко. Ладно, закидывай удочку на мое место, а я побегу домой за крючками. Заодно у родителей спрошу что это за рыбина такая.

Он сгреб толстую, тёмно-жёлтую рыбу и побежал домой.

Вовкина мама уже проснулась и хозяйничала на кухне.

— Мам, смотри, кого я поймал!

— Ого, какой большой линь! Да как ты его вытащил?

— Значит это линь! А мы с Женькой головы ломали, что за рыба…

— Да, это линь. Только я таких крупных не видела. Очень вкусная рыба! У нас на карьере поймал?

— Да, на карьере! Видела бы ты, как красиво он клевал!!! У меня ещё один такой же сорвался… вместе с крючком. Вот я и прибежал за запасными.

Вовка положил линя в чашку, налил в неё воды, взял крючки и был таков…

Женька сидел на берегу и не сводил глаз с поплавка.

— Ну что? Поймал кого?

— Нет.

— Клевало хоть?

— Вообще ни разу.

— Странно! Окунь всегда здесь клевал.

— Наверное, эти твои… как их там? … распугали всю остальную рыбу, — предположил Женька. — Узнал что за рыба?

— Ага! Это линь! — Вовка привязал крючок и продолжил рыбалку…

Рыбачили они еще часа два. Вовка то и дело вспоминал то поклевку линя, то как его тащил, то как следующий линь крючок оторвал. Все уши Женьки прожужжал!

Ни в это утро, ни на следующее утро мальчишки больше ничего не поймали. Но с тех пор на рыбалку всегда берут запасные снасти, что бы ни терять время, когда рыба клюет.

Евгения Александровна Ни

Оленька

Запах сирени щекотал ноздри. Ольга лицом зарылась в букет и прижала его к груди. Запах молодости, больших надежд и ожиданий.

— Осторожнее, цветы помнешь. Потом не продать, — недовольно ворчала бабка.

Оля аккуратно поставила ветки в трехлитровую банку с водой.

— Может, купишь букетик? Глянь, какой, — хитро прищурилась продавец, поправляя лепестки.

— Извините, не могу, — виновато улыбнулась Ольга, кинула прощальный взгляд на сиреневые цветки и, опустив голову, тяжело зашагала домой.

Ключ в двери с треском повернулся. Ольга положила сумки на пол, села на стул и начала снимать потрепанные временем сапоги.

— Оль, ты? — раздался голос из комнаты.

— Кто же еще, я, конечно, — устало ответила Оля.

— Олюнь, я есть хочу. И канал телевизора можешь переключить? Надоело спорт смотреть.

— Сейчас, — вздохнула Ольга, подняла голову, закрыла глаза и сделала протяжный выдох. Через мгновение резко мотнула головой и бодро встала.

В комнате было темно. Ольга открыла тяжелые занавески. Солнечные зайчики поскакали по серой простыне, пылинки повисли в воздухе. На кровати лежал человек среднего возраста. Волосы его были аккуратно уложены, лицо чисто выбрито. Но землистый цвет лица и синева под глазами и безвольно лежащие ноги выдавали в нем инвалида. Он поморщился от резкого солнечного цвета.

— Закрой. Глазам больно.

— Костя, пора вставать. Ты занимался сегодня? Дима приходил? — спрашивала Ольга, попутно собирая разбросанные вещи и тарелку с остатками еды.

— Я сказал Диме чтоб он больше не приходил. Все равно его занятия ни к чему не приводят.

— Почему? Как ты мог принять такое решение сам? — ахнула Ольга.

— Да ну его. Давай деньги на ортопеда лучше потратим на еду. Мне надоело жить на гречке с яблоками.

— Тебе надо соблюдать диету. Ты же все понимаешь, не маленький.

— Да зачем мне диета? Жить мне осталось мало. Чувствую я, Оль, что конец близок.

Такие предчувствия посещали Костю раз в месяц на протяжении уже почти десяти лет. Столько прошло с той самой аварии, после которой у Кости отказали ноги. Были задеты нервные окончания. Хотя доктор подозревал психологическую травму.

Оля сжала кулаки и вылетела из комнаты. Хотелось зареветь от всей души, с криком, с чувством. Но и на это нужны были силы. Оля медленно опустилась на пол, обхватила колени руками и начала покачиваться из стороны в сторону с тихим всхлипом.

Неожиданный звонок заставил ее вздрогнуть.

Собрав волю в кулак, Оля встала и нарочито бодрым голосом сказала:

— Алло!

— Оля? Это Миша! Соколов, помнишь еще такого? Лучший друг Кости.

Оля вспомнила. Мишутка. Коренастый невысокий парень с озорными глазами и чудными вихрами. Непонятно что связывало его и статного, с породистым лицом Костю. Костя читал романтические стихотворения, Мишка сыпал анекдотами. Костя томно вздыхал и слыл гурманом. Любимым же лакомством Миши был шашлык с пивом. Оля невольно улыбнулась. «Как молоды мы были», — подумала она.

— Оля, ты там? Оль? — вывел из воспоминаний голос Миши.

— Здесь я, здесь. Как дела у тебя, Миш?

— Да вот, вернулся из Америки и хочу встретиться с вами! Как вы поженились, Костя совсем ушел с моего радара. Еле нашел его телефон. Можно напроситься к вам в гости?

Оля минуту помолчала, а потом решительно сказала:

— Можно, Миш. Приезжай завтра вечером. Записывай адрес…

Миша пришел с цветами и шампанским. Своим громким басом он оживил всю квартиру.

— Оля, ну ты все такая же красавица! Время не властно над твоей красотой, — сказал он, передавая пакет. -Ну, где мой друг сердешный?

Оля не верила своим глазам. Мишка вытянулся, полнота превратилась в мышцы. Волосы послушно лежат в модной прическе.

— Ты проходи. Только это.. Костя не может тебя встретить. Сам зайди к нему. Он в той комнате.

Недоуменно пожав плечами, Миша вошел в указанную дверь.

Пока Миша и Костя разговаривали, Оля не находила себе места. Почему-то сердце в груди стучало и немного тряслись руки.

Интересно, он знает, что когда -то нравился ей?

У него есть жена?

Дети?

Мысли вихрем кружились в голове. Как давно это было… Сначала-то она с Мишей познакомилась. Все шло к отношениям, но тут появился Костя. Как павлин, он затмил Михаила, а Миша был слишком мягким и неуверенным. Костя красиво ухаживал, осыпал подарками и уже через три месяца сделал ей предложение. Усыпал ее путь ветками сирени, зажег десятки свечей, заказал оркестр и салют. Разве можно было ответить «Нет» на такое предложение?

Не успела Оля оглядеться, как сыграли свадьбу, где веселый Миша выступал и дружкой, и тамадой. И лишь изредка глядя на Олю в его глазах читалась тоска, а уголки губ грустно улыбались. Почти сразу после свадьбы он улетел в Америку, и больше его Оля не видела. А еще через год случилась авария, которая отобрала у Кости умение ходить, а у Оли светлое будущее.

Миша тихо зашел в комнату и сел за стол.

— Водки налей, — попросил он, не глядя на Олю. Залпом выпил и налил вторую.

— А я-то думал куда вы пропали. У друзей спрашивал, все как воды в рот набрали. Думал обиделись может, или ревнует Костян. А оно вон как.

Миша выпил вторую рюмку, поморщился и налил новую порцию.

— После той аварии Костя ни с кем не общается. Всех друзей растеряли. Работа-дом, какие уж тут друзья.

Оля села рядом. Ненадолго воцарилось молчание.

— Я вам помогу, — твердо сказал Миша, выпил третью стопку, резко встал и ушел.

На следующий день Оля привычно встала в шесть. Надо приготовить завтрак и обед и идти на первую работу няней. Прибежать домой и покормить Костю. Уговорить его сделать хотя бы быструю зарядку. На второй работе Оле присматривала за пожилой старушкой в инвалидном кресле. Потом ужин, снова реабилитационные занятия и спать. Изредка ей звонила соседка заменить ее, и Оля подрабатывала консьержем в ночную смену.

Каша еще весело булькала на плите, когда в дверь требовательно постучали. Удивленная Оля открыла дверь, и в квартиру вошел улыбающийся Миша с высоким сильным молодым парнем.

— Вот, Оленька, встречай — Стасик. Стасик ас, он любого на ноги поднимет. Он будет сидеть с Костяном, одевать, мыть, тренировать. С тебя только кормить Стасика и дать ему вторые ключи. У него будет свой график. Ничего не сворует, я за него отвечаю.

— Да у нас и воровать нечего, — только и смогла произнести изумленная Оля. — Мишутка, только у нас платить парню нечем. Я только через неделю зарплату получаю.

Миша остановился и пристально посмотрел на женщину.

— Мишутка… Десять лет меня никто так не называл.

Сбросив наваждение, он улыбнулся и мягко ответил:

— Олюня, о деньгах не волнуйся. Более того, давай заканчивай со своими работами, пойдешь ко мне секретаршей либо менеджером. Зарплатой не обижу. Дам больше, чем ты на всех трех работах получаешь.

— Ну, ты прям волшебник… Нет, не могу от тебя таких подарков принять.

— Какие подарки? Ты ж работать будешь, душа моя! А я знаешь какой строгий босс? — хохотнул Миша.

Как-то быстро все в доме Ольги организовалось. Стас сразу приступил к своим обязанностям. Недовольный Костя охал и жаловался на его слишком твердые руки и жесткий спортивный массаж.

На работу Оля ходила как на праздник. Ей нравился дружный коллектив, удобное рабочее место и ощущение нужности. Она обновила гардероб, начала снова пользоваться косметикой, смахнула пыль с любимых духов Miss Dior и вновь почувствовала себя женщиной.

— А шеф-то это… Клинья к тебе подбивает. То кофе принесет, то шоколадку, — подмигнула Оле хохотушка Юля. Первая сплетница в офисе, ее отличал добрый нрав и нескончаемый позитив.

— Скажешь тоже. Не мешай мне работать, пожалуйста, — Оля скрыла улыбку и открыла ноутбук.

— Да ладно, все уже ушли. Одни мы с тобой допоздна батрачим, горемычные.

— Перестань, Юля. Не знаешь ты, что такое батрачить. Я еще посижу, приготовлю рассылку для клиента.

— Составлю компанию. У меня презентация горит, — вздохнула Юля.

Неожиданно в офис вошел Миша, громко шурша пакетами.

— Еще сидите, пчелки-труженицы? А я вот кофейку принес еще с бельгийским шоколадом. Специально из командировки привез.

— Ой, а я как раз уходить собиралась, — быстро выключила компьютер Юля, подмигнула Оле и выпорхнула за дверь.

Миша снял пальто, сварил кофе и сел рядом с Олей. Терпкий аромат наполнил комнату, воздух стал тяжелым и насыщенным. Оля физически ощущала присутствие Миши и занервничала.

— Ольга Николаевна. Оля. Оленька, — он накрыл ее руку своей. Оля перестала печатать и посмотрела на Мишу. — Давай выпьем кофе и сходим в кино, а? Как в старые добрые времена?

— В какие это времена? — не поняла Оля.

— Помнишь тот вечер? Больше десяти лет назад? Осенний ветер играл с твоими волосами. Я дал тебе свой пиджак. Мы смотрели «Дневник Бриджит Джонс» и смеялись, — неожиданно тихо произнес Миша.

И она вспомнила. Красивую беззаботную себя, улыбающегося Мишу и чувство упоения.

— Оль, давай начнем с начала?

— Не говори ерунды. Как я его брошу? Он же инвалид.

— Стас говорит, он скоро пойдет. Психологически уже готов к этому. Просто этот дармоед привык сидеть на твоей шее, смотреть телик и жить на всем готовом. Пойдет как миленький. С Костяном тоже все тип топ, он подпишет договор о разводе. Он его договор сразу согласился подписать, как только я пообещал ему место в фирме, бабло и переезд в Америку. «Хочется роскошно пожить перед смертью» говорит. Тьфу, — брезгливо сплюнул Миша в сторону и сжал кулак.

Олю будто водой окатили. Стало холодно. Потом бросило в жар. Она слышала, что говорит Миша, но не понимала слов. В висках сдавило. И так же резко все прошло. Как будто ее отпустили сдавливающие в течение многих лет кольца, и стало легче дышать. Она расхохоталась. Громко, искренне, от души. Слезы бежали из ее глаз, оставляя следы туши на щеках, но Оля не обращала на них внимания. Миша в шоке смотрел на ее истеричный смех.

— Ой, юмористы. Ой, насмешили! Хаха! — наконец смогла произнести она. — Ну, мальчики. Ну вы даете.

Внезапно она перестала смеяться. Такая резкая перемена испугала Мишу еще больше.

— Сами все решили. Сами подготовили бумаги. Моя подпись в документе о разводе вообще нужна или тоже сами?

Миша молча заерзал на стуле.

— Оль, я хотел как лучше. Я о тебе все время думал. И жалел, что так и не смог предложить тебе встречаться. В тот вечер, осенью. Но я больше не хочу жалеть. Я хочу быть с тобой.

— А придется жалеть, Мишутка, — весело ответила Оля. — Спасибо тебе за развод. Только теперь я хочу пожить для себя.

Оля встала со стула, взяла сумочку и направилась к выходу.

— Ах да. Михаил Леонович. Я увольняюсь. По собственному. Заявление завтра занесу.

Оставив Мишу переваривать информацию возле открытого ноутбука, Оля легко сбежала по ступенькам, вышла на улицу и вдохнула полной грудью.

«Я свободен словно птица в небесах» — звучало в голове, а вокруг пахло сиренью.

Сергей Никитин

Черныводские тайны

Жили мы с мамой в городе, в долине. С папашей моим близки мы не были. Ездил он за границу, работал. Только изредка приезжал, совал сладость, игрушку и снова исчезал. Меня это устраивало, особо я не горевал.

Каждое лето мы с мамой отправлялись в горы к бабушке. Там, в одном из ущелий, у подножия голой скалы, будто разбросанные неосторожной рукой, ютились домики, хижины и хлевы деревни Черныводы.

С тех времен я помню немного. Мал я был. Но что помню отчётливо и ясно, так это рассказы моей бабушки. Особенно те ее последние, осевшие глубоко, навсегда в моей памяти.

В очередной прохладный вечер я сидел укутанный в одеяло на своей кроватке. На коленях у меня дремлющая Пуся, она мурлычет. Бабушка берет вязание. «Двигайся» — велит она мне и садится рядом. Весь день моя бабуля причитала из-за какой-то болезни, которая, по ее словам, «бродит по миру и косит людей». Тогда я представлял это буквально. Мама и бабушка говорили о папе, который вернуться не может из-за этой «косящей» болезни. «Границы позакрывали» — говорили они. Бабушка и сейчас поворчала, а затем начала успокаивать себя, мол, в деревне безопасно.

— Бабуль, ну скажи уже историю! — я не могу терпеть.

— Давай я расскажу тебе про нашу деревню. — она вздыхает и успокаивается.

За деревянным стенами плачет ветер, стуча ставнями. Изредка доносится лай собак. Я как завороженный гляжу на мелькающие спицы в ее руках и слушаю.

— Почему поселочек наш называется Черныводы? А история есть у нас, скорее легенда. Когда-то пришел в эти края колдун. Одет он был во все черное, и капюшон на нем был. Решил он себе здесь жену найти и увести девушку с собой. Но кто пойдет замуж за эдакого? Разозлился он. Поднялся в верхи, где наша речушка истоки берет, и навел на родники порчу. Вода вся стала черная, горькая, непригодная для питья. А кто попьет, слегал с какой-то хворью неизвестной. Собрались жители, стали решать. Изгнать его не могли — боялись. Решили отдать ему Маруську, кривую, горбатую девку. Плакала она горько, но деревня против нее ополчилась. — бабушка смахнула слезинку.

— Бабуль, ты чего? — испугался я. — Правдивая история это чтоль?

— Нет-нет! Просто вымысел. Почему деревушка Черныводы называется, не знаю. Только эту сказку знаю. Мне мать ее еще рассказывала.

— А про этот домик расскажи.

— О, однажды тут такое было! — продолжила она, помолчав. — Провели нам электричество. Ох и переполох был! Не любили люди эти лампы. Но, наконец, смирились. Опутали нам все проводами. И все бы хорошо, да вот сестра моя намудрила что-то. Искра: прыг! И на занавеску. Поползло пламя, и вот уже весь дом полыхает. Люди повыскакивали: «Воды! Воды!». Коров стали выгонять из стойла. Оно у нас тогда рядом с домиком располагалось. Только немного вещей успели спасти. Ой, вспоминать страшно и трудно. Потом построили вот этот, новый. — бабушка оглядывает стены и потолок.

— Давно это было?

— Я ещё девчушкой была. Ох, пожар — это страшно! А ещё одна история случилась этой весной, совсем недавно. Был у нас в деревне Володька. Алкоголик — жуть! Бывало, что жена его, Ксюшка, с детишками ко мне бегут ночевать, значит снова буянит.

— Бабуль, так попрятали бы от него всякое противное.

— Прятали, прятали. А он раз и керосин выпил. Ксюша рассказывала, что духи приятные он ей с города по трезвости привез. Так он и их выпил. Ой, пропащий человек! Так вот, живёт она у меня уже неделю с ребятней. Идти к дому боится. Прибегает кто-то и говорит, что вонь из их сарая идёт, видать скотина какая нежива. А Ксюша мужа боится. Так ещё три дня прошло. Потом попросили мужиков посмотреть. А там! Володька на сене!

— Умер?!

— Умер… — бабушка вздыхает. — Ксюшка орала на всю деревню. Любила она его. Несмотря ни на что, любила…

В комнате воцарилась тишина, только слышен стук спиц. Я глажу кошку, уставившись в стенку.

— Хочешь, тайну скажу? — бабуля подмигивает.

— Хочу! — я встрепенулся. — Конечно!

Она придвигается и шепчет мне на ухо, как будто кто-то может подслушать:

— У нас есть египетские корни!

— Это как?!

— Это значит, что в тебе и мне есть немного Египта. Мой дедушка был родом оттудова. Не знаю, какими судьбами его занесло так далеко.

— Египет, это там, где пирамиды?

— Там, где пирамиды. Только это будет нашей тайной.

— Почему?! Я не могу никому сказать?

— Это будет некрасиво!

Я обиженно отворачиваюсь.

— А ещё однажды к нам пришли одни люди, странные очень, все разукрашенные. И что-то нам рассказывали про свою веру. Какой-то у них культ был. Так наша ребятня их палками погнала! — бабушка захохотала.

Я тоже слабо улыбнулся.

— А хочешь страшную историю? Страшную, но правдивую. Это случилось со мной, когда я была уже замужем за твоим дедушкой. Царствие ему небесное. — она перекрестилась и взглянула на икону. — Я шла с соседнего села, через лес. Было уже темно. Тут вижу, меж сосен движется что-то темное, огромное, и два огонька горят. И это движется на меня. Побежала я, скачу, спотыкаясь и захлебываясь. Крапива за ноги кусает. А слышу, что это самое, темное, за мной несется. Упала я. Опавшая хвоя мне все до крови исцарапала. В руках у меня была корзинка с чем-то, с яйцами, кажется, не помню. Выронила ее, а сама поскакала дальше. Господи! — бабушка вздыхает, и снова крестится. — Натерпелась же я тогда. Оно, видать на корзину отвлеклось. Прибежала я благополучно в деревню. Наши мужички пошли с фонарями в лес, искать. Но ни его, ни корзинки не нашли. «Волк» — сказали они. Даа, частенько они к нам забредают. Но это был не волк. Уж больно оно большое было. — бабушка отложила вязание и загадочно прищурилась. — Быть может волколак? Все! Пора. Уже поздно. — она неожиданно вскочила, чмокнула меня, выключила свет и ушла.

Я остался лежать в темноте. Только тусклый лунный свет, проникающий сквозь мутные стекла, освещает мою маленькую комнату. Мимо окна проплывает тень, слышится шорох и скрип. Я прячусь под одеяло. Засыпаю.

Снится мне: будто я на пирамиде, наблюдаю, как дерутся колдун в черном капюшоне и огромный волк. Рядом лежит дядь Володя с бутылкой, он судья. Мимо проходит караван разукрашенных верблюдов, на которых едут не менее разукрашенные люди. Я сажусь вместе с ними и направляюсь на восток, навстречу запыленному солнечному диску…

Татьяна Носачева

***

— Я же говорила, что надо было поворачивать направо. Где мы вообще?

— Спокойно. Доверься мне, — сказал он и, взяв меня за руку, повел вперед.

Стояла глубокая ночь. Единственным источником света были фары машины, на которой мы приехали в это глухое место. Ни фонарей, ни домов — вокруг лишь лес, укрытый снежным покрывалом. Звуки наших шагов по хрустящему снегу раздавались эхом под ногами.

Морозный январский ветер заставил меня посильнее закутаться в шерстяной шарф и крепче прижаться к руке моего спутника. Я взглянула на него, но в темноте заметила лишь, как несколько прядей волос легко спадают на лицо из-под шапки. Его хитрая улыбка дала мне понять, что он явно что-то задумал. Мы оказались здесь не случайно.

— Мне тут не нравится, — услышала я свой тихий голос. — Давай вернемся в город и заедем выпить горячий кофе. Иначе я скоро в льдинку превращусь.

— Сейчас поедем, — ответил он, обнимая меня обеими руками. — Позволь кое-что тебе показать.

Мы зашагали дальше по тропинке и вышли из леса. Я застыла в полном изумлении. Перед нами открылся вид на белоснежное поле. Казалось, что ему нет края. На небе застыла яркая полная луна и сопровождавшая ее россыпь мелких звезд. Где-то вдалеке гудел ветер. Свежий холодный воздух ударил в лицо, отчего щеки и нос стало покалывать.

— Это потрясающе! Как будто кто-то рассыпал миллионы блесток на землю.

— Это еще не все. Пошли дальше.

— В смысле не все? — удивилась я. — Мы что, пойдем прямо по полю? Там снега по пояс, ты с ума сошел?

— Я же сказал, доверься мне, — улыбнулся он и протянул руку.

Мы прошли чуть дальше, и я заметила свежие следы, уводящие вдаль от тропы. Я еще раз попыталась отговорить его, но он был непоколебим. Взявшись за руки, мы двинулись по направлению следов.

Перед собой я видела только его спину. Иногда подпрыгивала, пытаясь разглядеть, куда ведут странные следы.

— Ну что там? Куда мы?

— Потерпи, сейчас все увидишь, — в голосе слышалась усмешка.

Путь все не заканчивался. Я почувствовала, как разогрелись мышцы в ногах, а дыхание стало сбиваться. Наконец он резко остановился, отчего я почти врезалась в него.

— Смотри, — сказал он.

Я вышла вперед и увидела маленькое темное пятно на белой простыне снега. Он чуть подтолкнул меня, и я увереннее направилась к неопознанному объекту. Приблизившись, я снова не поверила своим глазам. Прямо посередине поля среди множества мелких бриллиантов из снега стояла великолепная темно-красная роза. Луна подсвечивала нежные лепестки, отчего казалось, что цветок сияет.

— Видишь, для тебя даже зимой розы цветут на полях, — послышался голос сзади.

Аккуратно подхватив цветок, я обернулась к улыбающемуся парню. Уголки моих губ непроизвольно поползли вверх. Я сорвалась с места и кинулась в его объятия. Он явно не ожидал такого внезапного порыва чувств. Его ноги шагнули в сугроб, мы пошатнулись и свалились, заливаясь смехом. Шапка с его головы отлетела в сторону, и веселые кудри рассыпались в беспорядке.

— Мне никто никогда не делал таких сюрпризов. Я совсем не ожидала, — все еще смеясь, сказала я.

Замолчав, я посмотрела в его глаза, которые от света луны казались изумрудными. Момент длился всего несколько секунд, но я готова была продлить его до бесконечности. На улице минус десять градусов, полночь, два безумца лежат в снегу на пустынном поле. Такое даже в книжках не напишут.

Быть может, весь мир остановился в это мгновение.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я люблю тебя, — повторила я.

Татьяна Осипова

2\3 смысла

На 30 день карантина женщина средних лет поняла о себе много нового. Находясь постоянно с мужем в одной квартире, с краткими вылазками в магазин, она осознала беспокойство. Невозможность общения с другими людьми, кроме кассира на кассе, подтолкнула ее к мысли о напрасности прожитой жизни с одним человеком под общей крышей. Те существенные плюшки, которые до изоляции грели ей душу, оказались придуманными, чтобы заглушить пустоту и натянутость их отношений. Вынужденный отказ от встреч с людьми еще больше разжигал ее фантазии о человеке, с кем ей будет интересно, и она сможет жить в любви. Прекрасный дом, выстроенный в первые годы их брака, оставался тем пространством, где ее не принимали, как женщину достойную восхищения и гордости. Как должное воспринимался поддерживаемый уют и порядок, но в душе его хозяйки поселилось желание изменений. Каким образом может случиться встреча с другим человеком, когда людям запрещено приближаться на расстояние уже в 1,5 метра друг другу. Мир абсурда перевернул понимание несуразности ее возможностей и желаний. Постоянное недовольство мужа возможностью быть идеальной разжигали собственный костер претензий к устоявшейся жизни.

Когда человек доходит до точки кипения и не приходят изменения, он сгорает от невыплеснутого гнева или уходит вразнос.

Размышления о неизведанных чувствах, зефирных настроениях уводили в мечтах далеко за порог. Пытаясь найти отмашку, она искала кино, где можно забыться, но получалось ненадолго. Сравнивая себя с героинями, женщина считала себя обделенной настоящими чувствами.

Не придумав ничего лучше, она нашла в социальной сети сообщения от неизвестных людей, давно предлагавших ей дружбу. А почему бы нет, чем хуже увлечения мужа танчиками. Сказано — сделано. Отпустив условности повседневной жизни, она решилась узнать мнение о себе от незнакомцев. Подтвердив согласие на дружбу, она разрешила быть себе свободной от собственных представлений о прошлой жизни.

Ей быстро пришел ответ от военного в чине чуть ли не генерала из заокеанской страны. Описание его истории было экранизировано миллион раз, а главной героиней предназначалось быть ей. Никогда раньше ей не приходилось читать трепетные письма о чужой семье, где ее визави предлагал начать новую страницу судьбы. Возвышенные фразы и отшлифованные обороты льстили ее самолюбию, и она не отказывалась читать о жизни героя с нелегкой судьбой. Его жена уже ушла на небеса и только дети были до сих пор его ниточкой к семейному благополучию.

Столь медоносно строился стиль его сообщений, что боевая служба никак не вязалась с трепетными описаниями ожидаемых чувств.

По окончанию службы в горячей точке он видел только ее рядом с собой. Поскольку она сама захотела перемен, то ничего не подозревающий муж был рад хорошему настроению жены, которого давно не замечал в последнее время. Он был занят обсуждением политики и играми онлайн до ночи.

Жена продолжала читать сообщения, немного рассказывая о себе.

Однажды ночью ее разбудил звонок со знакомого номера. Она с телефоном побежала в ванную и взяла трубку.

Звонил ее друг по переписке и бодро пытался услышать больше о своей новой знакомой, которой писал о своих чувствах. Вести разговор на английском в таком темпе ей не удалось, и она вспомнила лишь две дежурные фразы из школьного курса. Раскрасневшись, она вернулась в спальню, где ее ждал муж с вопросом, кто звонил.

Она оправдалась, что кто-то ошибся номером. А у самой мысли путались, и она злилась, что побежала, как девчонка на звонок. Что она ждала понять и услышать, если никогда раньше ей не приходилось общаться на американском сленге.

С утра она решительным образом попросила своего знакомого не делать больше звонков домой, чтобы не беспокоить домашних.

Как ей было трудно представить, что простой звонок так напугает ее новым, непривычным состоянием полувлюбленности и расслабленности, в котором она пребывала, читая письма вояки.

Его рассказы о доме под пальмами, взрослых детях от первого или какого брака, о которых он охотно рассказывал, были для нее сказкой, где ей предлагали стать хозяйкой.

Решительность в достижении их знакомства побудила нового друга просить о видеозвонке, чтобы спокойно обсудить их отношения. Женщина колебалась и искала причину отказаться, чтобы не принимать сразу решение о продолжении их отношений.

Ей нравилось читать послания нового знакомого, она сравнивала его со своими знакомыми в обычной жизни и никого не могла представить на его месте.

А с другой стороны муж, который был привычный и понятный. Он стал почти что родственником, давно не пылающим романтическими чувствами, о которых она когда-то мечтала в молодости. Что с ней будет, если она осмелится встретиться, когда это будет возможно, как она покажется в жизни новому человеку. У нее совсем беда, что язык с университета она почти забыла и обходилась всю жизнь без него замечательно, и нельзя же в миг заговорить на другом языке.

К такому грузу вопросов она была не готова, и в то же время она сама сделала шаг навстречуновому человеку, поняв, что ей скучно в привычной среде.

В таких раздумьях она готовила и пыталась разобраться в себе, что ей больше хочется и не заметила, как начал плавиться чайник с полностью выкипевшей водой.

Муж, унюхав запах плавленого пластика, появился на пороге кухни и поинтересовался, что с ней происходит, он не понимал, как образцовая хозяйка допустила такой промах, когда купить новый чайник стало проблемой.

Женщине ничего не оставалось, как признаться, что замечталась, она же такая еще девочка. Но на душе у нее скребли кошки. Человек просил дать ответ, согласна ли она на продолжение их отношений и прислать ее почтовый адрес, раз жизнь такая переменчивая.

Прочитав это послание, ей вдруг стало страшно, а как можно так просто взять и поменять свою жизнь, привычного мужа, уютную квартиру, где каждая вещь выбиралась вместе и только вынужденное заточение обострило ее чувства к желанию нового, что мелькало где-то рядом за окном, а ее не касалось никак.

Жизнь проходила, а она не была уверена, что именно принятый порядок являлся ее главной мечтой, где все разложено по полочкам и нет места безумствам. Нет, она еще не ощущала себя заброшенной бабкой, которая подвела черту под своим выбором и доживает век с тем, кто есть рядом. До этого еще далеко и ей захотелось журавля в небе, с синицей в руке было настолько все понятно на годы вперед, что сводило скулы.

Вежливые сообщения продолжали поступать, где знакомый пытался узнать о планах прекрасной незнакомки, укравшей его сердце, как пишут в женских романах. Неужели, думала женщина, в их стране любовные романы читают мужчины и, может быть, они их и пишут. Что за бред: ведь ее новый друг служит в войсках, и розовые сопли должны быть ему неприятны.

Выбирая между настоящим и будущим, женщина никак не могла остановиться. Она ни у кого не могла спросить совета. Все ее подруги знали ее мужа и могли раскрыть ее секрет, и тогда ей пришлось бы делать выбор в пользу отказа от привычной среды. И куда ей деваться в карантин, при закрытых рейсах за границу. Да и новый знакомый тоже не ждал ее прямо сейчас, а был готов к продолжению отношений после окончания срока его службы.

Запутавшись окончательно из-за страха расставания с любым из партнеров, она решила оставить все как есть. Это же здорово, сразу двое, и жизнь взаперти стала не такой унылой у нее. С такой радостной мыслью она ушла спать. Во сне ее мучили кошмары перелета через Атлантику, воздушные ямы и грозы не давали предаваться радостным картинам новой жизни.

Утром она привычно искала сообщения от друга, но его профиль был пуст, и все старые письма пропали. Она пыталась вновь и вновь восстановить потерянный контакт, гуглила его имя, страну, но ничего похожего не было.

Женщина была обескуражена. Значит ей придется смириться с заточением в своей квартире и снова пытаться стать удобной женой для когда-то любимого человека. Лучик надежды, мелькнувший в ее жизни, погас, не дав ей даже попробовать поверить в почти сказку. Все закончилось, и только ворчащий муж возвращал ее в настоящий день. Дорога в будущее растаяла, даже не дождавшись окончания карантина и ее ответа собеседнику.

Она пошла готовить обед, вспоминая письма знакомого и жалея, что не сохранила их для себя.

Вечером она села проверить рабочую почту, где не была несколько дней. Там лежало письмо от пропавшего друга, успевшего выпросить у нее имейл.

Елена Порфирьева

Зов пропасти

Грейс Льюис стояла на скале над пропастью. Далеко внизу сияло море, отражая блики солнца и голубизну чистого неба. Море шумно билось о скалы. Звука разбивающихся волн из-за сильного ветра на вершине слышно не было, но Грейс знала, что море рокочет. Море взрывается сотней брызг, налетая на скалу. Море ее ждет.

Она не спешила. Подойдя к самому краю обрыва, девушка долго смотрела вниз. Ей хотелось зажмуриться, отступить, но сила, которая была выше ее желаний, не давала этого сделать. Невидящим взглядом Грейс скользнула по неровно изрезанному скалистому берегу, по кромке воды, уходящей за горизонт.

Она знала, что привело ее сюда.

Грейс было лет пять, когда она встретилась с ней впервые. В тот день вся семья отправилась на пикник на утес Утиный клюв, который нависал над золотистыми пляжами деревушки близ Оушен Сити в штате Делавэр. Там ее родные проводили летние месяцы. Утес и правда напоминал клюв огромной утки, и вся ребятня во время подъема громко крякала и носилась с визгами вокруг взрослых. Грейс первая взобралась наверх, оставив позади родителей и кузенов. Она смело подошла к краю утиного клюва, заглянула вниз, а потом раскинула руки и закружилась, не в силах сдержать смех. Теплый соленый ветер, и солнце, и сверкающее вдалеке море, и песок на пляже, и зеленая трава под ногами — все наполнило Грейс легкостью и радостью. Она и сама не знала, отчего смеется. Грейс не заметила, как резко стихли голоса взрослых, как охнула и осела от ужаса мама, как папа подлетел к обрыву, чтобы поймать девочку на руки и крепко стиснуть ее в своих объятиях.

С тех пор Грейс полюбила высоту. Она вспомнила, как в том же году, уже после возвращения ее семьи в Нью-Йорк, мама гладила белье и, как всегда, во время глажки включила телевизор послушать утренние новости. Грейс возилась с игрушками позади нее. Ее никогда не интересовали взрослые новости. Но в этот раз девочка уставилась на экран во все глаза. В окнах небоскреба на Манхэттене были видны сотни людей. Они размахивали руками и одеждой, повсюду был дым и огонь. Диктор что-то быстро и громко рассказывал. Грейс, не отрываясь, смотрела, как один мужчина встал на подоконник и медленно вывалился в открытое окно. Вокруг диктора завопили люди, кажется, закричала и ее мама, но Грейс как завороженная следила за полетом этого человека, пока камера следовала за ним.

От ее мамы это не укрылось. Она оттащила ее от экрана и больше не позволяла Грейс смотреть новости. Кажется, мама считала ее интерес чем-то ненормальным, потому что под запретом оказались и все высокие места в их пригороде. У кузенов Грейс был домик на дереве, а у Грейс нет. Ее лучшая подруга Мэри Стюарт с братом прыгали зимой с крыши гаража в огромные сугробы, которые сгребал их отец. Но Грейс это было строго запрещено.

— Может хоть с зонтиком попробуешь? — уговаривала ее раскрасневшаяся и счастливая Мэри, счищая снег с рукавичек. — Это безопасно! Зонтик работает, как парашют. Мне папа рассказывал.

Но Грейс только мрачно мотала головой. Если бы ее мама узнала, она бы никогда ей этого не простила.

Мама часто вспоминала Грейс тот случай с утесом.

— Грейси, детка, ты нас так тогда напугала. Помнишь, как папа схватил тебя? А я двинуться с места от страха не могла. Ты же не хочешь, чтобы у мамочки было плохо с сердцем? Прошу тебя, не играй на высоте. Ты же не будешь, Грейси?

Грейс не хотела, чтобы маме было плохо и потому не ходила к Мэри прыгать с зонтиком с гаража в сугроб. И к кузенам в их домик на дереве тоже не залезала.

Со временем мамины причитания хоть и превратились в подобие шутки, всплывающей в кругу семьи на День благодарения, но никуда не делись. «А помнишь, как Грейс в детстве? Вот учудила-то!» Все смеялись. Но мама не забывала напоминать при каждом удобном случае, что хорошие девочки ведут себя послушно и не пугают своих мам.

Только однажды Грейс нарушила этот запрет. В средней школе появился мальчик, который ей очень нравился — Боб Браун. И когда тот предложил ей сходить с ребятами вечером к высокому пирсу, Грейс не могла ему отказать. Ей прогулка представлялась романтичной: солнце тонет в волнах реки, разливая яркие краски заката, Бобби сначала обнимает ее, потом целует, а может даже приглашает пойти с ним на вечеринку в субботу.

Но все оказалось намного прозаичнее. На пирсе собралась толпа подростков из их школы. Кто-то постарше принес пиво, все разобрали по бутылке. Грейс отошла к краю пирса и одна следила за последними лучами утопающего в реке солнца. Ее завораживала ночная темнота, обволакивающая реку. Бездна неба и воды становились с каждой минутой темнее, сливались в единую черную пропасть. Казалось, что она приближается и нависает над всем миром с одной целью — поглотить все живое.

Грейс поежилась. Становилось прохладно. Ребята что-то не поделили и теперь громко ругались. В ход пошли кулаки, Грейс попыталась обойти потасовку и незаметно ускользнуть домой, когда кто-то случайно толкнул ее, и девочка полетела с пирса в воду. Когда она вынырнула и, захлебываясь, поплыла в ледяной воде к берегу, никто даже не обратил на это внимания. С пирса все еще доносились возгласы и ругань. Бобби так и не вспомнил, что с ним в этот вечер была Грейс. Маме она тоже ничего не рассказала и рада была, что удалось проскользнуть в свою комнату незамеченной, чтобы та не увидела мокрого платья и дрожащую от холода и потрясения дочь.

Грейс знала, что у ее страсти есть название. Вычитала в школьной библиотеке. Зов пропасти, так это называли. Когда на высоте у человека появляется желание спрыгнуть вниз. Когда в голове говорит голос пропасти и манит к себе. Грейс нравилось, что название было не как у болезни, а значит, все с ней было в порядке. Что бы там мама про нее ни думала.

Несколько лет спустя Грейс встретила парня с похожим Зовом пропасти. Грейс работала юристом в одной из высоток Нью-Йорка. В перерыв она выходила курить на крышу. Обычно здесь никого не было и можно было спокойно стоять у высокого парапета крыши, смотря сверху вниз на маленькие передвигающиеся точки людей и машин, на крыши соседних зданий с бассейнами и декоративными деревьями, с вертолетными площадками.

Он появился неожиданно. Вынырнул из-за угла прямо перед ней, прогуливаясь по узкому бортику за парапетом на высоте сотни этажей. Его звали Эдриан Миллер. Грейс часто вспоминает, как она завопила на него, чтобы он перелезал обратно, а он улыбнулся, перескочил через парапет к ней и добавил только, широко улыбаясь:

— Для вас что угодно, мэм!

В руках он небрежно держал дорогущий пиджак, перекинув его через плечо. Рукава рубашки были завернуты, открывая татуировки. Он работал в этом же здании на пару этажей выше Грейс в инвестиционном фонде для денежных мешков, как он сам их называл.

Эдриан Миллер был ее бездной. Она тонула в его синих глазах, которые в темноте становились иссиня-зелеными. Тонула в его объятиях ночью. Он заполнял ее пустоту своей неуемной энергией с такой страстью, что впервые в жизни Грейс казалось, что с ним она начала жить. С ним она наконец позволила себе забыть о запретах и ограничениях своей матери. Об ее упреках и причитаниях. Об ее страхах. С ним она казалась себе легкой, воздушной и свободной. Да, с Эдрианом она была свободна.

Он водил ее на дорогие тусовки, где встречался с клиентами. Приглашал ее на яхты к своим друзьям. Возил на автомобилях, которые она видела только в кино. Они проводили свидания в ресторанах, в которых Грейс путалась в вилках и ножах, и Эдриан, смеясь, признавался, что вообще не знает, зачем их так много. Потом они сбегали из чопорных заведений и Эдриан вез ее в клуб, где громила у входа всегда пропускал их вне очереди, оставляя остальную толпу негодовать на тротуаре.

Эдриан Миллер был ее пропастью. Он затягивал ее в свои сети неспешно, но неумолимо. Вечеринки с алкоголем становились длиннее. На столике в гостиной все чаще оставались следы белых дорожек. А провалы со сделками Эдриан все чаще отмечал сломанной мебелью и разбитыми бутылками. Грейс не могла понять, в какой момент свобода обернулась очередной зависимостью. Когда Грейс пыталась остановить или хоть как-то вразумить его, Эдриан визжал, чтобы она убиралась вон, через мгновение умолял, чтобы не уходила, а потом угрожал, что найдет ее, если она от него сбежит. Грейс мучилась и убеждала себя, что плохой период пройдет, виноваты неудачи на работе, что Эдриан, ее Эдриан станет прежним.

Но прежним Эдриан не стал. Во время очередной ссоры он запустил в нее тяжеленной бутылкой виски. Та попала девушке в висок и со звоном разбилась о стену. Грейс осела на пол, но Эдриан не обратил на это никакого внимания. Он что-то кричал о ее неблагодарности, о том, что вытащил ее из помойки. А потом ушел, хлопнув дверью спальни, и повалился на кровать. Когда темнота перед глазами прошла, Грейс взяла сумочку и тихо вышла из квартиры. Она не забрала ни вещей, ни одежды, хотя знала, что никогда туда не вернется. Грейс слишком поздно поняла, что пропасть Эдриана была непохожей на ее.

И вот теперь она стояла на краю обрыва, а под ее ногами ревело море. Грейс подумала о всех тех событиях и людях, что привели ее сюда. А еще о том, что ее зов пропасти всю ее жизнь был зовом свободы. И что именно свободы искала она в черной бездне ночи на реке, и что ей радовалась на утесе Утиный клюв, ее видела в глазах Эдриана и в ее объятиях растворялась по ночам. Грейс Льюис улыбнулась. Теперь она вернет эту свободу себе. Отныне она узнает, что такое — быть по-настоящему свободной.

Она выдохнула, оттолкнулась от края обрыва, шагнула вниз, не закрывая глаз. Ветер свистел в ушах так яростно, что она не слышала собственный крик. Спустя мгновение, долгое, как вся жизнь, парашют раскрылся, дернул ее вверх и ее крик превратился в разносящийся над морем счастливый смех.

Татьяна Попова

***

Я наблюдал за ней весь полет. Два часа женщина не выпускала планшет из рук. Но удивило другое. Она сидела рядом, поэтому было видно, что на экране фото закатов. Необычные, потрясающие, яркие — я подсматривал с интересом. Но если сначала женщина улыбалась, то к концу пути милое лицо было в слезах…

Через два дня вечером на море я вновь увидел незнакомку. Она сидела на песке и смотрела на закат. Гладкие черные волосы были собраны в высокий хвост, длинный сарафан внизу намок, а тело слегка поцеловал загар. Потом она взяла блокнот и начала что-то писать.

Когда солнце с головой ушло под воду, я снова посмотрел в ту сторону, но женщины уже не было.

В следующие дни я приходил к морю и убеждался, что незнакомка там же. Менялись наряды, пару раз она была в шляпе, а однажды удивила охапкой кудрей. Но всегда сидела в компании блокнота.

Мне стало любопытно. Ей была безразлична толпа, она не брела вдоль кромки и ни с кем не знакомилась. Просто сидела и писала, поднимая то и дело глаза на прощающийся с миром красный диск. Иногда только оборачивалась, но казалось, что никого не замечает.

Прошла неделя. Вечером в воскресенье я стоял, наблюдая за закатом и красавицей. И вдруг решился. Подошел и присел рядом.

— Простите, не помешаю?

Она, не поворачиваясь, тихо сказала с улыбкой в голосе:

— Нет, на сегодня я закончила. И вообще мне было интересно, когда вы подойдете. Семь вечеров — по-настоящему много в масштабах отпуска.

⠀Захлопнув блокнот, женщина повернулась и протянула руку:

— Лиля.

— Кирилл.

Я немного растерялся. Не ожидал, что она заметит мое внимание. А через какое-то время понял, что бессовестно рассматриваю лицо теперь уже знакомой попутчицы.

Пухлые губы, вздернутый нос и милые морщинки возле продолговатых глаз оттенка кофе. Казалось, ей не больше сорока, хотя в этом никогда нельзя быть уверенным…

— И надолго Кирилл в Анапу? — отвлекла от размышлений Лиля.

— Послезавтра вылетаю утренним рейсом. А Вы?

— Завтра вечером.

— Жаль…

— Приехали по работе? Вы каждый день приходили в костюме.

— Именно так. У меня здесь переговоры. Давайте пройдемся?

— Хорошо.

Позже мы сидели в ресторане с видом на море и потягивали белое вино. Город разнеженно выдыхал. Волны лениво щекотали песок.

Разговор не умолкал. Казалось, мы обсудили все на свете. Но меня не покидало ощущение загадки. Что-то было в Лилином лице такое, от чего сердце разбегалось и тут же останавливало свой бег.

Я не задавал личных вопросов. Но она все читала по выражению моего лица.

В какой-то момент Лиля взглянула на море, будто собралась с духом и сказала:

— Восемь лет назад я познакомилась в этом городе с будущим мужем… Там, где вы меня видели…

Я задумался. Она не выглядела замужней женщиной. Разве что слишком несчастной. Желание обнять за хрупкие плечи, зарыться в макушку волос и не отпускать никуда завладело мною в тот миг.

Лиля помедлила и продолжила, глядя прямо мне в глаза:

— Довольно скоро мы поженились. Все было по-настоящему. Со временем он стал известным фотографом, а я работала в издательстве и писала детские рассказы. Мы мечтали о большой семье и строили дом за городом. Мешало одно «но»: у нас не было детей. Не буду утомлять подробностями, но я действительно попробовала все.

Она перевела дух, сделала глоток и посмотрела вдаль, продолжив рассказ:

— Через пять лет во мне что-то сломалось. Знаю, звучит, как фраза из романа, но я ощущала это именно так. Глеб тогда занялся новым проектом, снимал закаты. Все вечера проводил на съемках. Первое время звал меня с собой, но я тогда была невыносима, устраивала скандалы. Считала, что фотографии ему дороже жены, и чувствовала себя одиноко. Однажды не выдержала и наговорила гадостей. Я просто физически испытывала ненависть к закатам, правда. Хотела сделать мужу больно.

Это было первое июня, День защиты детей. Детей, которых не было. Он бросил в ответ фразу о том, что я схожу с ума, и вполне можно жить вдвоем. Тогда я взяла объектив и разбила о стену.

Глеб заорал, схватил рюкзак с техникой и выбежал из квартиры. Через два часа мне позвонили и сказали, что он погиб в автокатастрофе. В него врезался пьяный гонщик. А спустя два дня я узнала, что жду ребенка. Только это помогло мне не сойти с ума…

Лиля улыбнулась, вытерла слезы и сказала:

— Вареньке два с половиной. Она осталась с моей мамой. А я приехала писать книгу. И непременно в присутствии закатов. Это мое вдохновение, память и боль одновременно. Кажется, получается неплохо… И первый раз за все это время мне понравился мужчина.

⠀Я накрыл ее ладонь своей рукой. Она не возражала.

На следующее утро мы поменяли билеты и остались на три дня в городе, чтобы записать новую историю об июньских закатах.

Лариса Пржевальская

Любовь нечаянно нагрянет

«Любовь нечаянно нагрянет,

Когда ее совсем не ждешь.»

Леонид Утесов

Милочка росла домашним ребенком под крылышком у мамы с бабушкой. У мамы не сложились отношения с отцом Милочки, впрочем, как и у бабушки с мужем. Так и росла девочка в женском тепличном царстве, где к ней относились как к нежному цветочку и остерегали от дружбы с мальчиками. Когда Милочка стала девушкой, «забота» усилилась. Старшие женщины семьи не уставали напоминать, как важно сберечь себя для того единственного, который всегда будет рядом и в горе, и в радости. И Милочка внимала наставлениям мамы и бабушки. Но, странное дело, как только возраст девушки стал приближаться к 30, поведение ее родственниц изменилось. Все чаще они стали поговаривать, что часики-то тикают, и как они мечтают понянчить Милочкиных деток, особенно бабушка.

Мама решительно взяла инициативу в свои руки. Организовывала знакомства с засидевшимися в холостяках сыновьями своих приятельниц. Покупала Милочке путевки к морю и, скрепя сердце, отсылала свою девочку на отдых одну. Но все было напрасно. Холостяки видели в Милочке вторую мамочку, которая подхватит эстафету заботы о великовозрастном сыночке. А мужчин, которые активно искали знакомства на отдыхе, девушка близко к себе не подпускала. Мамины истории про несерьезные намерения курортных ловеласов прочно засели у нее в голове.

Однажды в супермаркете к Милочке подошел с каким-то вопросом высокий молодой мужчина в очках. Девушка была приятно удивлена, что мужчина не пытался таким образом познакомиться и взять номер ее телефона. Потом Милочка и молодой человек еще несколько раз сталкивались в магазине, уже здороваясь при встрече. Каждый раз девушка испытывала непривычное радостное волнение. И она начала искать повод лишний раз сходить в супермаркет и особенно тщательно прихорашивалась перед выходом из дома.

В тот день, увидев знакомую мужскую фигуру в винном отделе, Милочка почувствовала, как ее сердце забилось сильнее, а щекам стало жарко. Постояв минуту-другую и сжав дрожащие от волнения пальцы в кулачки, Милочка подошла и попросила помочь выбрать вино в подарок подруге.

⠀

***

Герман уже почти отчаялся найти ту, единственную, с которой он будет рад пройти по жизни рука об руку и умереть в один день. Девушки, с которыми его знакомили друзья, по прошествии времени казались ему все на одно лицо: сделанные губы, нарисованные брови, приклеенные огромные ресницы, наращенные ногти и волосы. Ему же хотелось не красоты по шаблону, а какой-то изюминки, которая выделит девушку из толпы бесконечно размноженного образа.

В тот день он увидел в супермаркете Ее, непохожую на других своей изящно подчеркнутой естественной красотой. Хрупкая фигурка, большие серые глаза, густые волосы цвета шампанского. Да, его профессия сомелье несомненно накладывала свой отпечаток на то, какими он видел цвета и вкусы, не имеющие прямого отношения к виноделию.

Повинуясь внутреннему голосу, Герман обратился к заинтересовавшей его девушке с вопросом, который первым пришел в голову. Пока она говорила, молодой человек отметил приятный голос и легкую тень смущения, набежавшую на миловидное лицо девушки. В голове у Германа сразу возник образ трепетной лани, готовой мгновенно сорваться с места от резкого движения. Такую девушку нельзя брать напором и маскулинностью.

Молодой человек стал чаще заходить в супермаркет и каждый раз надеялся увидеть знакомую фигурку. И каждый раз, когда девушка улыбалась в ответ на его приветствие, внутри у Германа словно начинало играть пузырьками молодое вино.

Как же Герман был рад, когда она сама подошла к нему с просьбой помочь и не отказалась от приглашения на кофе. И еще он думал о том, как его новой знакомой подходит ее имя — Милочка.

⠀

***

Как оказалось, новый знакомый Милочки — Герман — прекрасно разбирался в вине. Милочка слушала с неподдельным интересом и не отказалась продолжить беседу за чашкой кофе неподалеку. Ей была приятна компания этого молодого мужчины с хрипловатым баритоном и длинными пальцами пианиста. А Герману нравилось, как внимательно его слушает эта миниатюрная блондинка с большими серыми глазами.

Милочка с трепетом думала о том, захочет ли Герман продолжить знакомство. Сердце девушки болезненно сжималось от одной только мысли, что этого может не произойти. Вдруг она ему неинтересна или Герман не свободен? Нет-нет, об этом лучше не думать! И Милочка продолжала погружаться в омут сладостных и в то же время мучительных ощущений.

Герман испытывал похожие чувства и с волнением думал о том, что эта удивительная девушка может вдруг исчезнуть из его жизни. И больше не будет ощущения неслучайности их встречи. Останется только горькое сожаление, что счастье было так близко, но синей птицей упорхнуло прочь.

Когда только оставшаяся на дне чашки гуща напоминала об уже давно выпитом кофе, Герман решился задать мучивший его вопрос:

— Может, как-нибудь встретимся еще, если вы не против? Или я утомил вас своей лекцией?

С трудом сдерживая внутреннее ликование, Милочка ответила с застенчивой улыбкой:

⠀

— Ну что вы! Вы так интересно рассказываете! Я совсем не против!

Легенда о Тоноаке и Изэль

— 1 —

Изэль засыпала в слезах. Близился День жертвоприношения в честь Бога-творца Тескатлипоки. Десять красивых девушек и десять сильных юношей уже давно отобраны среди захваченных пленников и томятся под замком в ожидании грядущей церемонии.

Уже не раз Изэль задавалась вопросом, зачем она родилась женщиной в этом патриархальном мире, где вся власть принадлежит только мужчинам. К тому же она не была дочерью старшей жены отца. Ее мама, которая была младшей женой, умерла много лет назад, когда Изэль была еще малышкой. Старшая жена отца всегда относилась к девочке очень строго и без особой любви, смотря на проделки своих родных детей сквозь пальцы. И поэтому девочка всегда тянулась к отцу. Он относился к Изэль намного лучше, ведь девушка так была похожа на мать, которую правитель любил гораздо больше своей старшей жены. Вот мачеха и мстила дочери соперницы холодностью и предвзятостью.

А сейчас, лежа в постели, Изэль вспоминала, как несколько дней назад стояла за спиной отца — правителя их города-государства Теночтитлан. Именно тогда она и увидела среди пленников юношу по имени Тоноак, сына Коатля — вождя из враждебного им племени. Стройное тело, сильные ноги, нос с благородной горбинкой и выразительные черные глаза. О, как эти глаза метали молнии! И даже связанные за спиной мускулистые руки не были помехой для его гордой осанки. В момент случайной встречи глазами с Тоноаком Изэль почувствовала внутреннюю силу духа, исходившую от юноши. Сердце девушки болезненно сжалось, когда Верховный жрец сказал, потирая руки:

— Да благословен будет предстоящий год! Бог-творец Тескатлипока будет очень доволен, когда получит в жертву сына вождя Коатля! Немало наших воинов успел поразить этот юноша, когда его брали в плен. Тем выше будет ценность этой жертвы!

За свою не такую уж долгую жизнь Изэль так и не смогла привыкнуть к кровавому ритуалу. И каждый раз закрывала глаза, когда Верховный жрец вырезал у очередной жертвы пульсирующее сердце и бросал его в чашу алтаря, наполняя ее до краев. А тело сталкивал ногой в пропасть, где уже собирались стервятники в предвкушении пира.

Неужели теперь Изэль придется пережить смерть этого мужественного юноши, при мысли о котором у нее так сильно бьется сердце, а щеки пылают румянцем? Девушка всхлипнула в последний раз и забылась тяжелым сном.

***

Тоноак был отважным юношей и не страшился смерти на алтаре. Его не столь печалила мысль о том, что воинский отряд из Теночтитлана коварно напал на его город, перебил часовых и захватил пленных, ослабив ряды отважных воинов его племени. Больше всего Тоноака удручало то, что их привычный мир оказался под угрозой.

Из далеких земель прибыли в Ацтекскую империю белокожие чужеземцы на 11 огромных пирогах. Они не были похожи ни на одно из известных им племен, говорили на непонятном языке и были заметно поражены богатством ацтекских городов, их красотой и великолепием. Поначалу ацтеки верили в то, что это их Боги вернулись к ним с востока. Но затем чужеземцы решили захватить Великую империю силой, вывозя богатства из ацтекских городов для пополнения сокровищницы своего далекого Вождя, попутно обогащаясь сами. И поняли тогда ацтеки, как жестоко они ошиблись. И восстали против пришлых завоевателей.

Гонцы из дальних поселений приносили тревожные вести, что все больше и больше городов захвачены и разорены. Все ближе и ближе алчные пришельцы приближались к Тескоко — городу, откуда был родом Тоноак. А если захватят и Тескоко, то дальше захватчики пойдут штурмом на Теночтитлан. И тогда Ацтекской империи может прийти конец. Нет, этого нельзя допустить!

Но почему Монтесума — правитель Теночтитлана — закрывает глаза на сгущающиеся над Великой империей тучи? Почему не готовится к обороне, а продолжает спокойно управлять своим городом, как будто никакой внешней угрозы нет? Он рассчитывает, что беда обойдет Теночтитлан — столицу Ацтекской империи — стороной? Неужели он думает, что богатыми дарами сможет откупиться от чужеземцев и не допустит разграбления города? Как же донести до Монтесумы понимание, что над всей Империей ацтеков нависла нешуточная угроза? Вряд ли правитель захочет выслушать его, Тоноака. Эти мысли не давали покоя юноше, лишив его сна.

Вдруг возле входа в помещение, где держали пленников, раздался шорох. Тоноак насторожился. Но тут из темноты его негромко окликнул нежный девичий голос. И в полосе лунного света, попадавшего внутрь через узкое отверстие вверху каменной стены, показалась изящная фигурка. Девушка еще раз негромко произнесла имя Тоноака и уже собиралась уйти, когда юноша откликнулся.

— Кто ты? И откуда ты знаешь наше наречие?

— Я Изэль. Моя мать была родом из твоего племени. Она выделялась своей красотой среди захваченных пленниц, и поэтому отец сделал ее младшей и любимой женой. Хотя мама давно умерла (и мне кажется, что не без «помощи» старшей жены отца), но я до сих пор помню язык, на котором она говорила со мной.

— Зачем ты пришла сюда?

— Я чувствую, что на нас надвигается что-то ужасное. Несколько раз из соседних городов присылали гонцов с какими-то вестями. Но посланников каждый раз перехватывал Верховный жрец. А затем гонцов, одурманенных зельем, приносили в ритуальную жертву. Верховный жрец явно что-то скрывает. А отцу говорит, что нет повода для беспокойства, и незачем сеять панику среди населения. Я пыталась поговорить с отцом, но он и слушать меня не стал. Списал все на мои девичьи фантазии. Скажи мне, Тоноак, что происходит за пределами нашей столицы? Какая беда грозит Теночтитлану?

Выслушав рассказ Тоноака о том, что происходит за пределами столицы, Изэль сжала кулаки в бессильной ярости.

— О, отец! Как можно так слепо доверять тому, кто совсем этого не заслуживает!

Затем Изэль сняла с пояса остро отточенный нож-текпатль, быстро перерезала веревки, которыми был связан Тоноак, и отдала его юноше.

— Скорее освободи остальных пленников! Я дала охранникам воду с сонным зельем. Пока они спят, я выведу вас за пределы Теночтитлана по тайному ходу, который известен только приближенным к правителю лицам. Если ваш город на какое-то время задержит натиск белокожих захватчиков, у Теночтитлана появится хоть небольшой шанс подготовиться к обороне. Мои предчувствия говорят, что Бог-создатель и так получит свои жертвы, ведь павших в битве будет много.

***

Прихватив со стены факел, Тоноак шел следом за Изэль и освещал путь для идущих за ними беглецов. Вдруг у подножия одной из стен узкого прохода, проделанного в толще гигантской пирамиды, что-то блеснуло в свете факела. Изэль подняла предмет и узнала в нем ритуальный кинжал Верховного жреца, сделанный из обсидиана — черного вулканического стекла. Его деревянная рукоять была выточена в виде фигурки Бога-творца Тескатлипоки.

— Вот доказательство того, что Верховный жрец время от времени тайком покидает наш город! — воскликнула Изэль. — Я нисколько не удивлюсь, если он шпионит в пользу пришлых захватчиков. Верховный жрец был бы очень рад занять место моего отца на троне правителя Теночтитлана!

Как можно тише девушка первой выбралась наружу из тайного прохода, сделав знак остальным подождать. Осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, подала беглецам знак присоединиться к ней.

Тоноак проследил, чтобы его соплеменники благополучно скрылись в тени растущих неподалеку деревьев. Затем приблизился к Изэль и молча прикоснулся рукой к щеке девушки.

Сердце Изэль болезненно сжалось от предчувствия близкой разлуки с Тоноаком. Скорее всего, они больше никогда не увидятся. Но зато она навсегда запомнит этого юношу свободным, отважным воином, которому предстоит нелегкая битва за их пошатнувшийся мир. А вот ей еще предстоит нелегкий разговор с отцом.

***

Но этому разговору не было суждено состояться. Рано утром дозорные заметили вдали отряды пришлых чужаков. Сопровождали их примкнувшие к захватчикам индейцы. А возглавлял индейские отряды сам Верховный вождь Теночтитлана.

Жители города спешно начали готовиться к обороне. Монтесума призвал к себе Изэль и сказал, положив руку на плечо любимой дочери:

— Поздно сожалеть о том, что было сделано или не сделано. Прямо сейчас ты должна уйти из города по известному тебе ходу и взять с собой младших брата и сестру. Старшие остаются со мной оборонять наш альтепетль (город-государство). Не возражай и не спорь. Я хочу, чтобы хоть кто-то из моих детей остался жив и продолжил наш род. А теперь ступай!

Бросив прощальный взгляд на величественный альтепетль, Изэль с братом и сестрой быстро уходили все дальше и дальше от привычной жизни, которой пришел конец.

— 2 —

Со дня падения Теночтитлана и Ацтекской империи прошло больше 500 лет. Изэль — студентка исторического факультета — стояла у подножия величественной пирамиды. Здесь, в городе-государстве Теночтитлан, когда-то кипела жизнь. Разглядывая то, что осталось от некогда могущественного альтепетля, девушка вспоминала все ацтекские легенды, которые она слышала в детстве от бабушки.

Особенно она любила легенду про Тоноака и Изэль и готова была слушать ее снова и снова. Девушка знала, что ей не случайно дали такое имя. Традиция называть свою старшую дочку Изэль соблюдалась женщинами их рода неукоснительно. Именно бабушка научила внучку гордиться тем, что в ее жилах течет кровь потомков Монтесумы. И поэтому перед девушкой даже не стоял вопрос, куда она пойдет учиться после школы — только на исторический факультет.

Поскольку Изэль хотела узнать как можно больше о жизни своих ацтекских предков, на летних каникулах она приехала в столицу — город Мехико. Ходила по музеям, не торопясь разглядывая предметы быта тех времен. Засиживалась допоздна в читальном зале научной библиотеки за изучением монографий, посвященных цивилизации ацтеков. Скрупулезно собирала материал для дипломной работы.

А сегодня она приехала на экскурсию в Теночтитлан. Изэль уже почти спустилась по длиннющей лестнице с вершины каменной пирамиды, как вдруг ее нога попала в выбоину и подвернулась. Девушка непременно покатилась бы кубарем на землю, если бы какой-то незнакомый парень не подхватил ее под руку.

Охая от боли и еле сдерживая слезы, Изэль осматривала ногу и прикидывала, как ей теперь добраться до хостела. Оценив ситуацию, парень решительно произнес:

— Говори адрес, куда тебя отвезти. Сейчас вызовем такси, и я помогу тебе добраться домой.

Изэль попробовала было отказаться, но парень сказал:

— Я не так воспитан, чтобы бросать тех, кто нуждается в помощи. Не волнуйся, доставлю тебя до дверей и уйду, если тебе больше ничего не будет нужно.

Девушка улыбнулась сквозь слезы:

— Как зовут-то тебя, спаситель? Я Изэль.

— Тоноак. Приятно познакомиться!

Сердце Изэль пропустило удар. Что?! Как это возможно?! Девушка повнимательнее пригляделась к парню. Темные волосы, смуглая кожа, миндалевидные черные глаза, нос с горбинкой, чувственные губы — все говорило о том, что в его жилах течет кровь ацтеков.

***

С того самого дня их отношения развивались стремительно. Тоноак разделял увлечения Изэль, ведь он тоже изучал древнюю ацтекскую культуру. А еще участвовал в исторических реконструкциях боев между ацтеками и испанцами, проходивших среди естественных декораций Теночтитлана. И когда Изэль впервые увидела Тоноака в образе ацтекского воина, то сказала, прижавшись к его груди:

— Знаешь, у меня такое чувство, что я потеряла тебя когда-то очень давно, а теперь наконец нашла. Ты думаешь, это странно?

— Можешь мне не верить, но я чувствую то же самое, любимая! — сказал Тоноак и нежно поцеловал Изэль, взяв в свои ладони лицо девушки.

***

Ежегодный день исторической реконструкции падения Теночтитлана был в самом разгаре. Многочисленные зрители с увлечением наблюдали за костюмированной драмой, проходящей под открытым небом, среди естественных декораций.

По сценарию представления Изэль в национальном ацтекском костюме должна была пройти по потайному ходу, выйти из прекрасно сохранившейся каменной пирамиды и присоединиться к Тоноаку и остальным участникам костюмированного представления.

Дождавшись условного сигнала, Изэль побежала по длинному проходу, который сегодня казался бесконечным. Наконец в конце каменного тоннеля показался свет, и девушка выбежала наружу.

Но что это?! Изэль не увидела ни одного знакомого лица. И вокруг все было другим, непривычным. Мужчины и женщины с сосредоточенными лицами смотрели на вершину пирамиды. Изэль тоже подняла голову, чтобы увидеть то, от чего ее ноги стали ватными, а сердце испуганно заколотилось.

На самой вершине несколько индейцев в национальных ацтекских костюмах держали за руки и за ноги белокожего и светловолосого пленника в одной лишь набедренной повязке. Беспомощный пленник лежал на широкой плите алтаря. А Верховный жрец уже заносил свой остро отточенный нож из обсидиана над грудью молодого мужчины, чтобы принести кровавую жертву ацтекским богам.

Жрец вонзил нож в грудь несчастного, и Изэль непроизвольно вскрикнула от ужаса. Но ее крик утонул в хоре голосов, громко прославляющих Бога-творца Тескатлипоку.

Не помня себя от страха, Изэль бросилась бежать в сторону того самого прохода, из которого она вышла совсем недавно. Спотыкаясь, девушка убегала по сумрачному тоннелю все дальше и дальше от… чего? Портала в параллельный мир? Разлома во времени?

Наконец впереди снова забрезжил свет. Изэль колебалась и никак не могла заставить себя приблизиться к выходу. Она до дрожи боялась того, что может ожидать ее по ту сторону прохода. Что если она уже никогда не сможет вернуться в свой привычный мир, где все понятно и знакомо, и где остался ее возлюбленный? Что она будет делать тогда?

Вдруг она услышала, как Тоноак зовет ее по имени. Изэль пошла на звук такого родного голоса.

Снаружи уже наступили сумерки. Все давно разошлись. Изэль ничего не понимала, ведь по ее ощущениям прошло не больше часа.

— Где ты была? — встревоженно спросил Тоноак. — Ты не присоединилась к нам во время представления. Я спрашивал про тебя у остальных участников, но все говорили, что видели, как ты заходила в проход внутри пирамиды. А потом ты просто исчезла.

Все еще дрожа от пережитого, девушка рассказала о том, что с ней приключилось. Тоноак задумчиво сказал:

— Наверное, все это произошло потому, что сегодня Парад планет. В этот день взаимодействие между параллельными вселенными меняется и возможен переход из одного мира в другой. Это просто счастье, что ты не задержалась там надолго. Иначе проход мог бы закрыться, и я потерял бы тебя навсегда!

И Тоноак крепко прижал к себе Изэль, осыпая ее лицо нежными поцелуями.

Воспоминание о главном.

Галина Пурас

***

Мне снится сон… Весна… Запах пионов…

Не просыпаться, еще раз нырнуть в розовый сон…

Голос папы:

— А что это у тебя цветы валяются?

Голос мамы:

— Опоздаешь в школу! А почему цветы на окне? Ты что, на ночь форточку забыла закрыть?

Ну да, забыла, я ее специально не закрыла, ждала этот сон с пионами.

Глаза с трудом открываются:

— Родители! Идите уже на работу!

Сон оказался явью. Пионы розовые, пахучие, влажные от дождя собираю в охапку, обнимаю их.

ОН. ОН может для меня сорвать все пионы — поступок!

Но сегодня ОН должен совершить еще один.

А эти пионы выращивала его бабушка, но видно она смирилась, что не успевает налюбоваться ими. Нормальная бабуля.

Однажды случился цветочный казус. Подружке Верочке Иван подарил три розы, ну, она счастливая, в вазочку их, любуется, стихи читает, которые он приложил к букету.

По секрету — кому только он эти стихи не писал, но про это в другой раз.

И тут нагрянула к ним тетушка, увидела розы и как застрадала, что точно такие у нее ночью срезали. Розы от причитаний тети так сильно раскрылись, что стали неузнаваемы. Гостья после чашечки чая успокоилась и сказала, что у нее лучше сорт, чем эти и удалилась. Потом мы, конечно, выяснили, что цветочки эти были из тетиного сада.

Откуда утром этот ворох мыслей в голове? Быстрей в школу, надо думать о главном. Любит или не любит? Вот и посмотрим.

В книгах как: он поскакал, он добыл, он принес из тридесятого царства, а сейчас 20 век и что можно придумать на проверку великих чувств?

Голову сломаешь!

Бегу в школу. Школу я люблю. У нас столько событий, да и учиться мне не сложно и много всего разного происходит.

Особенно, когда он пришел к нам в седьмой класс.

Как сейчас помню: идет физика, заходит завуч и с ним, мне показалось, старшеклассник. Вот, получите новенького: глаза карие, брюнет и — о ужас! — в пальто в клеточку! Но смотрелось симпатично.

Все смотрели с интересом.

Я, конечно, ждала принца, но этот мне не подходил. Мой должен быть блондин с голубыми глазами. Герой романа или фильма всегда такой, как, например, Олег Видов, хотя, он тоже не совсем мне нравится.

На тот школьный исторический момент я перечитала не только детскую библиотеку, но добралась и до взрослой. Спасибо папиной знакомой библиотекарше.

А читать я люблю. Книга для меня — свобода. Хочешь на север, хочешь на юг. Сидишь читаешь, как будто делаешь уроки, никто тебя не трогает, а ты уже бродишь по Парижу. Мне интересно читать все. Библиотекарша была продвинутой, но только иногда спрашивала:

— Тебе понятно, что пишут? — Это был вопрос про Мопассана.

Да, чего ж там непонятного!

Любовь — она и во Франции любовь!

Вот так я себе и начитала принца.

Ну, а раз ты принц, совершай поступки.

Новенький зацепил всех, он оказался еще и отличником. Все у него получалось. Отвечает — голос ломается, и девчонки вздыхают…

Я держалась дольше всех. Держала фасон — ну и выражение, но сюда подходит.

Мальчишки нашего класса занялись спортом и все разом пошли на бокс. Уверена, что это он им объяснил, как это полезно для здоровья, когда тебя бацают в нос. О! Великое дело — сила убеждения. Я ж тоже его убедила на поступок. Может поступок и дурацкий, но не отступать!

Жизнь в классе поменялась и с появлением нашей физички Галины Петровны. Она распределилась к нам после института. Такая молодая, красивая и умная — придраться было не к чему.

Физику знали все! Было сплошное соревнование у кого лучше и больше оценок. Невиданное дело, но в олимпиадах по физике участвовали все старшеклассники. Из городской администрации зачастили проверки, но мыне боялись и надо было бы этим проверяющим продавать билеты, как в театр.

Нам повезло больше всех — она была нашей классной.

Галинка, так мы ее называем, растормошила всех. То мы в поход, то чаепитие со стихами, то на вечер с гитарами. Мальчишки сами сделали себе электрогитары. Фантастика, но на уроках труда наши музыканты пилили из фанеры, красили, цепляли струны, что-то с чем-то подключали и под эту фанеру перепели все песни «Веселых ребят».

— Как прекрасен этот мир!

Скорей бы вечер. Нет, не вечер, который в сутках, а школьный.

На вечерах мы звезды! Тут еще подоспела мода на мини-юбки. Мы ее ждали! Конечно, школьную форму мы подшивали, чтоб не привлекать внимание, а вот на вечерах — юбка на 10—20 см выше колен. А кто выше?

В местной газете прочитала, что французы придумали мини, да куда там! Местные модницы первыми устали ходить в длинном в нашей жаре, да и отчекрыжили подолы платьев раньше этих французов. А мы шили сами. Мне опять повезло — мой папа портной, знаменитость нашего провинциального города. Конечно, брюки и мини-юбки — это его шедевры, но в восьмом классе на вечер я сама себе сообразила платье — папины уроки не проходили даром.

Первую мини-юбку папа шил для меня под мамины охи:

— Вася, нас вызовут к директору!

Говорят, что в первой школе завуч по своей инициативе проверяла длину юбки линейкой. У нас такой проверки не было, но Люську регулярно отправляли переодеваться и грозили выгнать из комсомола. Я показала подругам, как закручивать поясок юбки на талии, чтобы юбка была короче — не все же родители такие передовые, как мой папа.

Шпилек у нас еще не было. Никак не завезут в наш универмаг, но обтягивающие водолазки (почему только белые? Краски нет на фабрике?) мы уже носим. Правда, с минус первым еще нечего обтягивать… Тут соседка Танька это заметила и посоветовала есть капусту. Сколько ж ее надо съесть? Живот раздувает, а вот выше как-то не очень…

Есть проблемы в нашем возрасте. Вечно эти советы из журнала «Работница». Ты комсомолка? Значит попой не вилять, быть естественной, ресницы не красить. А если они белые? Волосы, как пшеница, а ресницы и брови не удались.

Накрасились в прошлый раз у меня, но мои подружки-брюнетки и не видно, а меня мама заставила умыться. Ну, вот если дочь стала принцессой с накрашенными ресницами — кому от этого плохо? Пришлось брать тушь с собой и в школе перед вечером красить ресницы.

А тушь «Ленинградская» 60 копеек, купили с девчонками на всех и прячу я ее у себя, у подружек такие мамы, что ничего не спрячешь от них — выбросят.

Фуух, добежала. Вот и школа.

Мы уже третий год в новой школе, отмывали ее после строителей всем классом, каждый закоулок помню. Сад у нас красивый, все сами сажали. Столько деревьев… Вот и здесь пионы… Весна…

Звонок.

Может отменить этот поступок? Конец года, оценки, он отличник.

Бегу на третий этаж, обгоняю Валентину Максимовну. Создала же такую красоту природа! Учительница литературы, а как актриса Катрин Денев, но брюнетка. А голос! По праздникам она нас балует и поет нам романс.

Влетаю в класс, за мной учительница. Как она успела?

Поступок совершать? Отменить?

Где ОН?

Журнал открыт — но может его не спросит?

Максимовна называет его фамилию.

ОН поднимается:

— Я сегодня не готов.

Вижу только удивленное лицо учительницы — так не сыграет и Катрин Денев — ее любимый ученик за четыре года не готов отвечать. Трагедия года.

Она успевает еще раз спросить:

— Шутишь?

— Не готов.

— Ну, тогда КОЛ.

— Можно я выйду?

Весь класс смотрит ему вслед.

У меня в голове били колотушки, зачем я это придумала? Дура.

Я выскочила из класса, собираясь бежать за ним хоть на край света.

Он стоял и смотрел в окно.

Все. Конец. Он будет искать себе другую принцессу и в другом королевстве.

Он повернулся с улыбкой:

— Это самый дурацкий поступок, который я совершил благодаря тебе. Интересный опыт. Но повторять не буду.

Вот в этом весь ОН.

На перемене все бурлили: поставит Максимовна кол или нет, зачем он это сделал и главный вопрос — «кто виноват?».

А нас уже это не касалось, мы повзрослели.

Алина Провоторова

***

Что такое магия?

Это тот вопрос, на который есть десятки, а то и сотни тысяч вариантов ответа.

Если верить книгам жанра фэнтези, то магия проявляется в заклинаниях, ритуалах и создании зелий. Магия — это что-то сверхъестественное, подвластное лишь самым сильным и терпеливым. Все прочие ее не достойны.

Кто-то верит в домовых и оставляет им угощения в надежде на помощь в хозяйстве. Кто-то ходит к гадалкам, чтобы приворожить, навести или снять порчу. Это тоже своего рода магия.

Подруга моя верит в вещие сны и каждое утро читает гороскопы. А тетя вообще гадает на картах Таро.

Как-то раз я пришла к ней в гости и попросила погадать. Тетя долго тасовала в руках колоду, изучая меня пристальным взглядом. Я аж голову в плечи втянула. Все ждала, когда же на ее лбу откроется тот самый третий глаз.

В комнате было тихо. Только шелест карт и мое громко бьющееся сердце нарушали эту тишину. А еще я не чувствовала никаких запахов, хотя рядом стояла ароматизированная огромная свеча.

В какой-то момент зрачки тети расширились, заполонив своей чернотой зеленую радужку. На стол легли три карты рубашкой вверх. Тетя осторожно перевернула первую. Я увидела всадника верхом на лошади. В руках он держал пятиконечную звезду в круге.

— Рыцарь пентаклей, — пояснила тетя. — Этот юноша отличается невероятным упорством и верой в лучшее. Он очень находчив и спокоен. Редко общается с людьми, но, если уж кто-то сможет заслужить его доверие…

Дальше тетя перевернула вторую карту.

— Башня, — голос ее стал еще тише. — В его жизни случилось что-то ужасное. Что-то непоправимое. И последняя карта. Влюбленные. Думаю, он потерял кого-то, кто ему дорог.

Спустя три месяца я окончила школу, поступила в университет и переехала к своему старшему брату в другой город. О том гадании уже успела забыть.

В начале сентября я попала в настоящий водоворот из учебы, новых мест и новых знакомств. В один день мне позвонил брат и попросил забрать его с работы. У Вани были проблемы со спиной. Старая травма, полученная в аварии несколько лет назад, изредка давала о себе знать. Приходилось ездить к массажисту, чтобы облегчить боль.

Я стояла около машины брата, кутаясь в теплый шарф. Ветер был сногсшибательный, а шапку я с собой не взяла. Как бы не заболеть.

Ваня вышел из здания в сопровождении своего коллеги Виталия.

— Привет, Аська. Забирай пациента. Наш старичок решил сам сменить воду в кулере, но забыл о своем возрасте и больной спине.

— Ну погоди, Виталик, — брат скривился от боли. — Петя меня подлатает, я вернусь и устрою тебе веселую жизнь.

— Обязательно устроишь, но потом. — Виталик помог Ване сесть на заднее сиденье и кинул мне ключи. — Удачи, Аська. Береги своего старика.

Конечно, он шутил. Моему брату было всего двадцать пять.

Ваня назвал мне адрес, который я вбила в навигаторе. Повернула ключ в зажигании и тронулась с места.

Около здания, куда нас привел мой телефон, стоял парень в темных очках.

— Петя встречает, — пояснил брат. — У него руки волшебные. После его массажа я просто летаю.

Я припарковала машину и вышла. Петр открыл заднюю дверь и помог Ване встать. На фоне моего высокого и могучего брата он казался маленьким и хиленьким. Но, перекинув Ванину руку через свои плечи, уверенно повел его ко входу.

— Можете подождать в приемной, — сказал мне Петр, не поворачивая головы. — Там есть кофейный автомат и Гром.

— Гром? — Я закрыла машину и пошла следом за парнями.

— Да. Это мой пес-поводырь. Вы не бойтесь, он очень дружелюбный. И неравнодушен к девушкам.

Вот тут я очень удивилась. Петр носил темные очки не потому, что ему мешало солнце. Как раз наоборот, он не мог его видеть.

В приемной нас встретил тот самый Гром. Это был красивый белый лабрадор. Первым делом он подбежал к хозяину, потом боднул головой брата и замер, глядя на меня любопытными глазами.

— Гром, это Ася, моя сестра, — Ваня потрепал собаку по голове, и они с Петром ушли в кабинет.

Я села на маленький серый диванчик в углу приемной. Пес тут же подбежал ко мне, виляя хвостом.

— Давай знакомиться, — я протянула к нему руку.

Время ожидания пролетело незаметно. Мы игрались с Громом, он то и дело норовил лизнуть меня в нос, а я с удовольствием его тискала.

Ваня вышел из кабинета через полтора часа. Сам.

— Ты уже ходишь? — я подняла на него глаза, продолжая чесать Грому живот. Пес от счастья бил хвостом по полу и высовывал язык.

— Я же говорю, Петя волшебник, — брат взял с вешалки куртку.

— Я просто делаю свою работу, — Петр тоже показался из кабинета, и я наконец смогла его разглядеть. Невысокий, худощавый, я бы даже сказала, хрупкий, с растрепанными волосами цвета карамели. Короткий нос пуговкой, острые скулы и тонкие губы. Глаза скрывали круглые затемненные очки.

Попрощавшись с ним и Громом, мы поехали домой.

Следующая встреча с Петром случилась при не очень хороших обстоятельствах. Я гуляла по парку с новой подругой Лизой, когда увидела до ужаса знакомого белого лабрадора.

— Гром? — я остановилась на месте, перебив подругу, рассказывающую мне историю про свою школьную любовь.

Услышав свое имя, пес понесся ко мне, громко лая.

— Гром, где Петр? — я опустилась на корточки и заглянула в карие собачьи глаза.

— Это собака поводырь? — Лиза смотрела на Грома, сдвинув брови. — На нем упряжка или как там эта штука называется.

— С ним что-то случилось? Веди!

Гром сорвался с места и побежал вперед. Мы с Лизой за ним на всех парусах.

Петр лежал на земле в позе буквы «зю» и не шевелился.

— Петя! — я с размаху упала на колени и схватила парня за плечи. Он не отреагировал. Наклонилась ниже, прислонилась ухом к его груди. Сердце билось, но как-то неровно. — Лиз, звони в скорую. Гром, прошу тебя, не скули. Он жив.

Скорая помощь, к счастью, приехала быстро. Петра погрузили в машину, которая тут же уехала. Один из врачей сказал мне номер больницы и на этом все.

Гром места себе не находил. Он сорвался было в погоню за машиной, но мы с Лизой смогли его удержать. Я позвонила Ване. Брат сказал идти с Громом домой, а сам поехал в больницу.

У Петра оказалось сотрясение. На него напали какие-то хулиганы, побили и утащили сумку. Забегая вперед, скажу, что полиция их так и не нашла.

Мы с братом несколько раз приходили навестить Петра, пару раз я ездила одна. Потом дома рассказывала Грому о том, что хозяин поправляется и скоро уже приедет домой. Когда парня выписали, я ходила уже к нему домой. Выгуливала Грома, помогала по хозяйству и просто разговаривала с Петром.

За короткое время мы успели узнать друг друга довольно хорошо. Единственное, о чем я не решалась спрашивать, так это о том, почему Петя слепой.

— Слушай, Ась, — обратился он ко мне в один из дней. — Я могу попросить тебя об одолжении?

— Конечно, можешь, — я гладила Грома, положившего голову мне на колени.

— Мне нужно сходить на могилу к моей собаке Элли. Врачи запретили гулять одному. Тут не очень далеко.

— Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Да. Думаю, что лучшего провожатого быть не может.

— А Элли…

— Поводырь. Она была со мной до Грома. Умерла год назад. Я похоронил ее в заброшенной части нашего парка и раз в месяц хожу навещать. Подожди минутку, я переоденусь и возьму кое-что.

Конец сентября радовал теплом. Если пару недель назад приходилось укутываться, как шамаханская царица, чтобы не задубеть, то сейчас можно было ходить в одном свитере или ветровке.

Мы шли не торопясь, наслаждались хрустом упавших листьев под ногами. Гром носился туда-сюда, гоняя белок и тягая за собой огромную палку.

— Солнце сегодня такое ласковое. — Петр поднял голову, подставив лицо теплым лучам.

— Это точно. Осень в городе очень красивая. Я чувствую себя героиней романтического фильма. Прям магия какая-то.

В голове всплыло воспоминание о трех картах, лежащих на темном столе в квартире тети. По коже пробежало стадо мурашек.

— Замерзла? — Петр притормозил. И как только он это понял?

— Нет, все хорошо. Тетю свою вспомнила. Она гадает на картах. Как-то раз гадала и мне.

— И чего же она тебе нагадала?

Я медлила с ответом. Никогда не верила в такое, но вдруг карты говорили именно про Петра?

— Если не хочешь говорить, то ладно, — парень поднял руки ладонями вверх, будто сдавался.

— Там говорилось про юношу, который потерял дорогого человека. В его жизни произошло очень много плохого. Я всего не помню, если честно.

— Думаешь, что это про меня?

— Не знаю.

— Мы почти пришли. Сейчас свернем на тропинку и будем на месте.

Петр провел меня через весь парк в ту его часть, где я никогда не была. Да и другие люди не торопились сюда заходить. Здесь не было фонарей, скамеек и дорожек.

Мы подошли к огромному старому дубу, раскинувшему свои ветки высоко над землей.

— Тут я похоронил Элли. — Петя опустился на колени перед небольшим холмиком, поросшим цветами и травой. — Эти цветы удивительные. Они вырастают ранней весной, живут все лето и умирают поздней осенью. Возможно, это лишь плод моего воображения, но я считаю, что душа Элли перенеслась в них и продолжает жить. Иногда я даже слышу ее лай. Это волшебство. Многие не верят в такие вещи. Не верят, потому что не видят. Не чувствуют. Они привыкли воспринимать лишь картинки.

Какое-то время мы молчали. Я смотрела на дуб и думала о своем.

Петр встал с колен, взял рюкзак и вытащил из него старый клетчатый плед.

— Присядем?

— Давай. — Я помогла расстелить плед, и мы сели рядом плечом к плечу. — Можно вопрос?

— Можно. — Парень достал из рюкзака термос и разлил чай в две кружки, одну из которых протянул мне.

— Давно ты не видишь?

— С рождения. Но я не считаю себя инвалидом. Мне пришлось стать сильным, потому что жизнь постоянно подсовывает мне испытания. Десять лет назад я лишился родителей. Четыре года назад умерла бабушка. Год назад Элли. Сейчас кроме Грома у меня никого нет.

— А друзья? Может, девушка?

— Ась, ты серьезно? Кому нужен слепой? — Петр усмехнулся и сделал глоток. — И не смотри на меня так.

— Откуда ты знаешь, что я смотрю?

— Почувствовал. От тебя исходит страх и непонимание. Но боишься ты не меня. Я слышу твое тихое дыхание и громко бьющееся сердце. Слышу, как ты закусываешь нижнюю губу каждый раз перед тем, как что-то спросить. Ощущаю твое напряжение.

— Ты и мою внешность описать можешь?

— Возможно, — Петр улыбнулся. — Думаю, что ты высокая, среднего телосложения. Волосы длинные, чуть волнистые. Глаза… Вот тут не знаю.

— Глаза у меня зеленые. А у тебя какие? Я ни разу не видела.

Петр повертел в руках кружку с остывшим чаем. Подумав, поставил ее на землю рядом и снял очки.

Голубые. Нет, скорее, это цвет незабудок.

— Ты у нас красавчик, оказывается, — выдала я через несколько секунд.

— Спасибо, — парень смутился, его щеки порозовели. — Еще чаю хочешь?

Я сидела, привалившись спиной к стволу дуба, вдыхала ароматы леса и слушала шорох листьев. Тело наполнялось чистой энергией. Мне казалось, что я вот-вот взлечу.

— Ты улыбаешься, — тихий голос Пети вернул меня в реальность. Он не спрашивал, а утверждал.

— Да. Тут очень хорошо. А где Гром?

— Думаю, дремлет по другую сторону дерева. Он никогда мне не мешает здесь. Чувствует, что в эти минуты я хочу остаться один. Первый раз решил взять кого-то с собой.

Петр придвинулся ближе, обнял меня за талию и положил голову на плечо. В тот момент это казалось совершенно нормальным. Да и вообще, многие вещи воспринимались иначе. И я совсем не удивилась, когда парень переместился и лег ко мне на колени. Перебирала пальцами мягкие волосы и наслаждалась волшебной атмосферой этого места.

Не знаю, сколько времени прошло, когда я поймала на себе взгляд, полный счастья и умиротворения. На секунду мне показалось, что глаза цвета незабудок меня видят.

— Ты волшебница, Аська. — Петр протянул руку и коснулся моей щеки.

Мы уже собирались уходить. Сложили плед и позвали Грома. Я неожиданно для самой себя подошла к Петру и обняла его. Парень застыл на мгновение и обнял меня в ответ.

— Спасибо, что привел меня сюда.

Возможно, в нашем мире магия не такая, как пишут в книгах. Но она есть. Ее нельзя увидеть или потрогать. Но можно прислушаться к себе, почувствовать, пропустить через тело и душу. Именно здесь, в заброшенной части парка, у старого мудрого дуба, рядом с юношей, о которых говорили тетины карты, я это поняла.

Марина Роженцова

Воспоминание о главном

Солнце палило нещадно. «Вот так всегда, — подумала она. — Так хочется всегда того, чего рядом нет: теплого моря и южного солнца! Но как только я попадаю в этот рай, я тут же начинаю страдать и мучиться от жары. И где, интересно, можно достичь этой пресловутой точки баланса, когда все просто хорошо, без всяких „но“?»

Усмехнувшись своему риторическому вопросу, она поискала глазами спасение. Книжный магазин на углу. Это то, что надо! Ускорила шаг в предвкушении… Двери распахнулись, и долгожданная прохлада окутала все тело с головы до ног. Зажмурившись на миг от удовольствия, она огляделась по сторонам. Почти никого. Книги. В основном на английском. Провела рукой по ярким глянцевым переплетам и, заметив на стене карту города, подошла к ней. Просто стояла, почти ни о чем не думая, разглядывала город, ставший уже таким знакомым за прошедшие пять дней.

Да, небольшой отпуск подходил к концу. Что и говорить, вылазка удалась. Хотя это больше было похоже на побег. Накопившиеся усталость и раздражение не давали быть собой, постоянные срывы на коллег и домашних… Теперь, вроде, все улеглось. Море смыло, солнце осветило, приятные, беззаботные на отдыхе люди заговорили, яркие желанные картинки раскрасили внутренний мир… «Все хорошо. Все у меня хорошо. Я готова возвращаться домой».

— Да, уже пора. Вы правы. Я тоже еду. — Она вздрогнула от неожиданности и резко повернулась.

Незнакомый мужчина стоял сзади и широко улыбался. В руках шляпа и несколько книг. Среднего роста, широкоплечий, русые волосы откинуты назад, легкий загар, вроде какой-то шрам около уха. Или ожог. Он излучал уверенность и спокойствие очень теплых, добрых тонов. И глаза. Серого цвета, они искрились, лучились и тоже безудержно смеялись.

Простите, если я вас напугал. Я не мог удержаться. Вы несколько раз повторили, что собираетесь домой.

Правда? Ой, а я не заметила, что думаю вслух… И вроде бы никого не было вокруг… И вообще, я не знала, что вы меня понимаете… — она начала что-то лепетать, но не удержалась и тоже рассмеялась.

Я полагаю, вы сюда забрели в поисках кондиционера? Я тоже сюда часто захожу и почти всегда покупаю книги. Не могу удержаться. Вот, возьму в подарок. Они хорошего качества. Могу рекомендовать.

Она скользнула взглядом по книгам в его руках. Руки были крупные и сильные, загорелые, ухоженные. Кивнула, как будто соглашаясь. Он продолжал что-то говорить, она отвечала автоматически. А потом неожиданно быстро вовлеклась в его поток. Было необыкновенно легко, как если бы они были знакомы с детства. Иногда даже в памяти начинал оживать какой-то знакомый образ, но, так и не оформившись, исчезал вновь в глубокой темноте. Ничего не надо было придумывать, подбирать слова, фразы или выражение лица. Все происходило как будто само по себе. Она только успела поймать себя на быстро пронесшейся мысли: «Какой приятный человек, бывает же такое, до чего легко…».

Они вместе вышли на улицу. Жара кинулась к ним, заприметив новых жертв, и погнала вперед. Уходя от нее, пытаясь остаться незамеченными, они перепрыгивали от тени к тени, прижимаясь вплотную к стенам домов, замирая на несколько мгновений под зонтиками кафе, готовясь просить защиты у раскидистых платанов. Было весело и воздушно. А внутри ее существа появилась какая-то звенящая пустота, от нее периодически замирало сердце. Так уже бывало когда-то, но когда? Казалось, реальность загадочно изогнулась, и время несло их вниз и вверх, как по виражам американских горок. Случайно обернувшись назад, она заметила беловато-искрящееся облако, слишком плотное и низкое для обычного. «Что за мираж?» — насторожился ум. «Не приставай, все хорошо!» — пропело сердце.

Между тем разговор не прекращался. Хотелось слушать и одновременно рассказывать о себе, будто делиться с самым близким другом, которого не видела много-много лет, и надо успеть рассказать все, что успело произойти за это время. Каждое слово порождало какие-то странные воспоминания, уводило в глубину узнавания, будило саму ее суть… Думать об этом, впрочем, было некогда. Время неслось слишком быстро.

Жара неожиданно отступила, быстро закатившись за горизонт вместе с солнцем. Вечер опустился на город и застал их в уличном кафе. Гомон туристов, разнообразные запахи специй, звон посуды. На столе два бокала и остатки ужина. Стало спокойнее, только глаза его стали еще глубже, и в них как будто появилась легкая горечь.

Все произошло слишком неожиданно. Показалось, что что-то попало в глаз, и, смахнув несколько раз ресницами, она увидела надвигающееся прямо на них то самое белое плотное облако. Внутри него вращалась, искрилась какая-то энергия, затягивая внутрь все вокруг. «Что это? Смерч?!» — взвизгнул ум. «Наконец-то! Нам надо туда!» — воскликнуло сердце. Страшно не было. Только какой-то бешеный восторг. Предчувствие прозрения. И его глаза теперь уже так близко. Машинально ища опоры, ее рука спряталась в его горячей ладони, и все закрутилось, понеслось, поднимая их вверх и к центру, где была тишина, свет и абсолютная ясность.

Пустота. Звенящая. Невесомость. Яркий, белый, искрящийся свет вокруг.

Рядом Он. Родной. Искомый. Корень уравнения.

Глаза в глаза. Сердце в сердце. Одно целое…

Господи, это ты! Ну конечно же, это ты!! Но как? Где же ты был? Почему так долго? Радость, боль, обида, понимание — все чувства одновременно разрывали ее душу, со слезами счастья выливалась многолетняя тоска.

Я здесь, — обнимал он ее душу.

Но ведь все должно было быть не так! Был другой план… — она сама знала, что другого плана не было. Все было задумано именно так. Как она могла это забыть?

Забыть все — это тоже часть плана, ты же знаешь. Сейчас знаешь…

Я опять все забуду? Но я так не хочу! Опять жить, как прежде!..

Перестань, — он обнял ее еще крепче, и ее сопротивление растворилось окончательно. — Я очень старался, чтобы мы все-таки встретились. Я чувствовал, что ты потерялась, что ты страдаешь. Теперь все будет хорошо. Ты знаешь, что я всегда здесь, с тобой. Я есть в твоем сердце. Я люблю тебя. И я всегда рядом, даже если ты меня не видишь. Запомни это тепло и радость. Это и есть я.

Да, я уже все поняла, я все вспомнила. Как я благодарна тебе, что ты вернул меня к моему пути. Только бы опять не сбиться. Каждый день с любовью и благодарностью. Ко всему. Это же просто, когда ты точно знаешь, что тебя любят! Что мне сделать, чтобы не сбиться снова?

Просто повторяй себе: «Я помню». Я помню…»

Я помню. Я помню.

Головокружение почти прекратилось.

Она стояла в своем гостиничном номере перед раскрытым чемоданом. Оставалось в запасе всего полчаса. Срочно надо было собрать вещи, а дальше — такси, самолет, дом, обычная жизнь.

В голове еще вертелись обрывки фраз, дежурные слова, сказанные недавно друг другу при прощании. Было четкое понимание — они с вчерашним знакомым расстались навсегда. Ну какое продолжение может иметь скоротечный курортный роман, когда люди живут на разных концах света, и жизнь их устойчива, организована и привычна? Хотя легкое сожаление имело место, слишком уж запал в душу ей этот человек. Может, зря они даже не обменялись телефонами?..

Нет, все сделано правильно. Она встряхнула головой, отгоняя рой зажужжавших было мыслей, присела на край кровати и задумалась, прислушалась к себе. Странное ощущение не покидало ее. Что-то изменилось, но что? Было какое-то неведомое ранее спокойствие, она не испытывала ни сожаления о том, что приключение было слишком коротким и не будет иметь продолжения, ни беспокойства о будущем, ни раскаяния или чувства вины, ни чувства одиночества, так часто посещавшее ее последнее время.

Внутри как будто светился некий источник, он давал тепло и абсолютную уверенность… Уверенность в чем? Она не могла сформулировать. Наверное, в том, что все в жизни идет как надо. И дальше тоже будет все идеально, а как — знать даже и не хотелось, будто некто уже позаботился об этом. Приятное ощущение защищенности. Она улыбнулась себе, потянулась, зажмурившись. Настроение было прекрасное, пора в путь. Легко вскочила с кровати, подхватила вещи и направилась к выходу.

Такси уже стояло у дверей, и больше ничто не задерживало ее в этом городе.

***

Прошло около месяца.

На город медленно спускалась осень. Было совсем тепло, но воздух постепенно истончался, становясь с каждым днем все прозрачнее. Еще и не осень, а так, только намек на нее. Жизнь закрутилась своей обычной кутерьмой, не оставляя возможности для раздумья о том, что произошло недавно там, в этой далекой точке земного шара.

Ощущение внутреннего спокойствия и тепла так и не покидали ее. Все замечали эти перемены, говорили, что поездка ей пошла на пользу. Она тихо улыбалась, храня свой секрет. И только во сне иногда она вновь попадала в тот волшебный смерч. И вновь испытывала все чувства сразу — восторг, прозрение, узнавание, объединение. А потом — любовь, такую огромную и всепоглощающую, что душа не выдерживала этой мощности и выскакивала в реальность, заставляя тело пробудиться и открыть глаза. И тогда, глядя в темноту, она сразу вспоминала Его. И непременно слова: «Я помню!» Что это значило, было неясно, но очевидно было, что это как-то связано одно с другим. Иногда казалось, что разгадка так близка, и это воспоминание сейчас всплывет, вот-вот только руку протяни… Но, как это часто бывает со снами, вильнув хвостом, разгадка ящерицей скрывалась в глубинах сознания. Оставалась только фраза «я помню». От нее опять становилось спокойно и тепло. Как будто кто-то обнимал сзади, укутывая плечи в мягкий плед. И она опять засыпала.

Так было и сегодня. Проснувшись окончательно рано утром, она еще несколько минут понежилась, медленно отпуская ощущение тепла на плечах, улыбнулась своему «помню» и выскользнула легко из-под одеяла. Впереди была деловая встреча, день обещал быть насыщенным.

На улице было солнечно, но прохладно. Свежий ветер слегка обжигал лицо. Приятно было впустить его в легкие, смешаться с ним, становясь еще воздушнее и невесомее. «Ну до чего же хорошо!» — отозвалась в груди любовью мысль. Бодро шагая по улице, она подумала: «А ведь мое прекрасное состояние все равно связано с ним. Где-то там живет этот прекрасный человек, ставший причиной моей метаморфозы!.. Как я ему благодарна! Интересно, вспоминает ли он меня?»

«Я помню. Я помню!» — звенело ответом в голове и от этого ритма хотелось перепрыгивать с ноги на ногу.

Дойдя до угла дома, она задержалась на несколько секунд у книжного киоска, потянувшись ближе, ощутила приятный запах свежей прессы, яркие пятна разноцветных журналов и туристических карт привлекли ее внимание. Остановилась. Время как-то вдруг замедлилось.

Где-то недалеко хлопнула автомобильная дверь. Шаги. Кто-то подошел сзади.

Сердце екнуло и остановилось. Земля унеслась из-под ног.

Я помню!..

Очень медленно, чтобы преодолеть головокружение, повернулась.

Серые лучистые глаза. Легкий загар. Шрам около уха.

Смеется: «Я помню, что обещал тебе отдать эту книгу, а ты так и ушла без нее».

Озарение. И звенящая белая тишина. Навсегда.

Помню.

Антонина Салтыкова

Яма Ижевск 2019

Глубокая яма с подтаявшей глиной по краям тянулась по двору и поворачивала между торцом жилого дома номер восемнадцать и гимназией.

Коммунальщики, проклинаемые жителями района за отключенную горячую воду, искали бреши в трубах на дне ямы.

Это был уже второй прорыв за зиму. Следующий будет последним, полетят у кого премии, у кого головы. Этого никак нельзя допускать. Так объяснил старшему лейтенанту Емелину бригадир коммунальщиков. У бригадира тряслись руки, когда он показывал Емелину карту местных «раскопок» и графики выполнения работ. Он скороговоркой повторял: «Посмотри, начальник, мы ни при чем».

— Разберемся, — коротко бросил Емелин и осмотрелся.

За сигнальной лентой, обносящей яму, толпилось не меньше сотни человек.

— Откуда столько зевак среди дня? — спросил Емелин участкового.

— Это родители первоклассников, — ответил тот.

Емелин не понял, но уточняющие вопросы задать не успел, подошел его начальник.

— Что имеем, Емеля? — негромко спросил Тумаков.

— Сам глянь, товарищ майор, — вздохнул Емелин.

Они подошли к краю ямы и Тумаков посмотрел вниз.

— Да уж, — майор недовольно покачал головой. — Ну, держись, сейчас начнется.

Емелин еще раз посмотрел на тело, лежащее на дне ямы. Да, теперь начнется. И сна не будет, пока не закончится.

*****

Последний месяц жизнь бабе Вере не нравилась. Шутка ли — на старости лет в ее тесной двушке поселился внук Дима с семьей.

Теперь ни утреннего ритуала с протиранием листьев «денежного дерева», которое баба Вера считала своим сыночком, ни полуденного сна, ни пенной ванны три раза в неделю.

Ладно — баба Вера была справедливой — ванна с пеной отменяется не из-за внезапного приезда нежеланных родственников, а из-за коммунальщиков, которые опять перекопали двор.

Струйка прохладной воды из крана лишь к вечеру превращалась в тонкий ручей теплой, огненно-ржавой воды. Обещали устранить прорыв трубы за три дня. Прошла уже неделя. Из ямы валили клубы пара, мерзлая глиняная земля по краям раскопок стала вязкой, хотя на улице были стабильные минус пятнадцать. И ванны с ароматной пеной бабе Вере не видать еще не пойми сколько.

А все из-за коммунальщиков. Еще из-за чиновников, обещающих рай с рекламных листовок в почтовом ящике, да смотрящих с уличных плакатов глазами-щелками, едва проступающими на лице между толстыми щеками и нависшими веками.

Баба Вера исподлобья поглядывала на плакаты, а иногда краем уха прислушивалась к потоку болтовни в новостях.

Вот в последние дни, например, директриса гимназии, куда Дима хотел пристроить сына по месту прописки в квартире бабы Веры, вещала из телевизора уже третий раз.

Директриса рассказывала, что ее гимназия — это гарант высокого уровня образования. И подготовка к олимпиадам, и преподаватели из университета для спецклассов. Мест для первоклашек только семьдесят, а заявлений уже подано пятьсот шестьдесят восемь.

Приказчикова Елизавета Петровна, так звали директрису, женщину немолодого возраста, призывала родителей, чьи дети по прописке не относятся к ее гимназии, не терять время, а подавать заявление в другие школы — по месту фактического жительства.

— Ее гимназия! Ты слышишь, ее! — орала в трубку мобильного телефона тощая Ленка, жена Димы. — Будто школы у нас теперь не государственные, а личные, карманные, у таких вот…

Дальше Ленка выражалась скверными словами в адрес Приказчиковой, потом отключала телефон, заряжала его и снова звонила очередной подружке, да заводила тот же разговор.

И знает Ленка, сколько она берет, эта Приказчикова, и надо ее на родительский суд, пусть за каждого принятого первоклассника отчитается. А то, говорят, уже и по прописке почти десять человек на место. А если не отчитается директриса перед Ленкой, так наказать всеобщим осуждением, или-или.

Ленка захлебывалась в истеричном гневе, а баба Вера все ждала, до чего же Ленка договорится, не до расстрела же.

Ленка все время не говорила, а орала. Если не по телефону, то на детей — тринадцатилетнюю Соню, которая ходила по дому в огромных наушниках, что-то бормотала себе под нос и посматривала на бабу Веру с брезгливостью, и на виновника этого хаоса — шустрого Артема, который разбрасывал по бабы Вериной квартире крошки от печенья.

А еще Ленка громко причитала о том, до чего ее довели трудности — ютись вот в бабкиной малогабаритке всей семьей, жди проверок.

Ведь Приказчикова снарядила отряд проверяющих лиц. В их задачу входил обход квартир. Надо же убедиться, что первоклассник проживает по адресу прописки.

Ушлые жители домов начали прописывать к себе чужих первоклашек за деньги. Очень быстро детей, по месту жительства относящихся к школе, стало в разы больше, чем на самом деле. Вот Приказчикова и создала отряд добровольцев для проверок. Ребенок должен не просто быть прописанным в квартире, а жить в ней — есть, спать, в игрушки играть. И не только сам семилетка, но и родители.

О законности таких проверок никто не заикался, не станешь же спорить накануне зачисления. Проще пожить месяц-другой по прописке.

Вот и живут теперь у бабы Веры в квартирке еще четыре человека, покой ее нарушают.

— Мы ненадолго, ба, — внук отвел глаза, когда без предупреждения завез свое семейство.

Еще бы, глаза отводит, стыдно, небось. Как спросить у бабки, не надо ли чего, так нет Димы по полгода. А как сына в школу пристроить, так вон чего.

— Чего это мы «ненадолго»? — повела плечиком Ленка. — Ты прописан здесь, дети тоже.

Она зыркнула на бабу Веру хитро, испытующе, мол, бабка, поняла?! Будешь недовольна, навсегда останемся.

Баба Вера не стала отвечать хамоватой молодухе, очень надо. Она горделиво вытянула шею и сжала губы.

«Молчать, — решила баба Вера. — Чем больше буду я молчать, тем быстрее все закончится без ссор и скандалов. Придет проверка, убедится, что будущий первоклашка Артем Зотов имеет право на зачисление в гимназию по прописке, и семья внука уедет обратно в свой спальный район».

Молчать и гулять — стало бабы Вериным спасением. Она оборачивала вокруг тела теплую шаль, надевала поверх нее толстое зимнее пальто, обувала старые боты на толстой тракторной подошве.

Внук неодобрительно качал головой:

— Куда пошла на ночь глядя?

— Что люди скажут? — шипела Ленка. — Что мы выгнали бабку из дому? Постыдились бы.

— Выгнали бабку, выгнали! — подпрыгивал Артемка и крошил печенье на любимый бабы Верин ковер.

Соня зыркала недобро и демонстрировала бабе Вере свое презрение, как к затхлой вещи, что давно пора выбросить.

«За что их любить, за что?» — гневалась наедине с собой баба Вера, наматывая круги по двору и старательно обходя в темноте вырытую коммунальщиками яму. Не соскользнуть бы, там вон видно, что арматура торчит и строительная металлическая сетка.

Упадешь в такую яму в темноте, никто и не заметит, не докричишься о помощи. Баба Вера передергивала всем телом, словно сбрасывая с себя мысли о падении в темную яму, не обнесенную сигнальной лентой.

И снова возвращалась к своим рассуждениям: «Вот соседку с четвертого Ниночку есть за что любить. Славная, улыбчивая. Хоть все время на бегу, а всегда спросит, как здоровье, не надо ли хлеба или в аптеку».

— Зайди ко мне на чай, — звала соседку баба Вера.

— Ой, спасибо! — улыбалась та в ответ. — Как-нибудь забегу.

Да не забегала, некогда ей: то младшенькую внучку на кружок проводить, то у сына в квартире газовщиков встретить. Только и мелькала ее красная курточка во дворе.

— Конечно, ты молодая еще, ничего у тебя не болит, чего бы тебе не бегать, — свысока своего возраста посматривала на Ниночку баба Вера.

— Да какая же я молодая, шестьдесят пять нынче, — отмахивалась соседка. — Суставы болят, давление прыгает, но как же дети-внуки без меня справятся, они работают, а я свободна. Помогать надо, двигаться.

«Шестьдесят пять — это не мои семьдесят четыре, — думала баба Вера. — Да и зачем помогать им? Это они мне помогать должны. И любить их не за что! Бросил сначала муж, потом сын в другой город уехал, никто не беспокоится о моей старости. Прописала по дурости внука с детьми к себе, когда Артемка родился. Думала, Дима благодарен всю жизнь будет. А ему как не было до бабки дела, так и нет. Только теперь вспомнил, что квартира у нее в центре города. Не за что их любить. И коммунальщиков не за что. И директрису этой гимназии не за что. Устроила черт знает что с поступлением в первый класс. Говорят, в институт проще попасть, чем в ее гимназию».

Баба Вера считала шаги: семьсот шагов, восемьсот, тысяча. Здоровью польза! Прогулка вместо теплой ванны. Пока воды горячей нет.

***

Елизавета Петровна Приказчикова, миловидная дама за пятьдесят с модным маникюром, молодежной стрижкой и в стильном брючном костюме, на первый взгляд казалась приятной женщиной, готовой выслушать и поддержать.

Именно это впечатление обмануло Серегу, когда он устраивался на работу ее личным водителем. Да, он слышал, что Приказчикова железная леди, с акульей хваткой, что не указ ей даже губернатор, не то, что областной министр образования. Но как-то не верил, что такие бабы бывают. Думал, преувеличивают. Но вот теперь убедился сам.

С отличным послужным списком сорокапятилетний Серега, семь лет назад впервые женился на Светланке. Жена и заслала его на работу к Приказчиковой.

Светланка была на 15 лет младше Сереги, но жизнь знала лучше него — где, что, кому, когда надо дать, сказать, занести, чтобы хорошо устроиться, чтобы все было в лучшем виде и главное — чтобы другие завидовали.

Вот сейчас Светланка приложила все усилия, чтобы Серегу взяли на работу к Приказчиковой. Ведь это единственный способ устроить в отличную школу их дочку Лизочку.

Светланка считала, что самое сложное — договориться о собеседовании и научить Серегу правильно себя подать. Она это сделала. Серегу на работу взяли.

Теперь его дело было за малым — попросить Приказчикову принять Лизочку в первый класс. По блату, так сказать. Серега, обожавший жену и дочку, на все был готов, лишь бы Светланка его похвалила.

И теперь, когда срок составления списков первышей уже подошел, всегда спокойная и приветливая Елизавета Петровна, впервые за полгода показала Сереге свое железное нутро.

— Нет, Сергей, я не возьму вашу дочь в свою школу, — отрезала она, пока Серега вез начальницу утром в РОНО.

Он был уверен, что с директрисой уже сложились добрые отношения, ведь так старался угодить каждый день. Да и Светланка сказала, что он заслужил, чтобы попросить.

— Не откажет, не боись, — подбодрила его Светланка еще месяц назад.

Он и не побоялся, попросил. Первый раз Приказчикова не ответила, второй раз отвлеклась на телефонный звонок, в третий с удивлением глянула на Серегу и коротко бросила «нет».

Серега рассказал дома Светланке все, как было. Глаза любимой потемнели от гнева.

— Проси, добивайся, мужик ты или нет, — оглушающее прошипела жена.

Серега попросил еще раз. Приказчикова сказала, чтобы он не задавал больше этот вопрос, своих решений она не меняет.

На это дома разразился скандал. Светланка требовала, чтобы Серега устроил Лизочку в гимназию. Жене этот вопрос казался уже решенным, она лишь ждала момент, чтобы похвастаться подружкам. А тут Серега говорит, что ничего не выйдет. Как это без вариантов? Ты можешь для единственной дочери постараться?

Скандал Светланка завершила ультиматумом, сказанным тихим голосом, который напугал Серегу больше всего:

— Или гимназия, или развод.

Это страшное слово «развод» весь день крутилось в голове Сереги, делая его мрачнее и решительнее. «Спрошу еще раз Приказчикову, не убьет же она меня, — решил он. — Или пусть хотя бы объяснит, почему не берет Лизочку».

Но директриса осталась при своем твердом «нет».

— Но понимаете, моя жена… Она хочет… Почему «нет», скажите хотя бы? — пытался то ли объясниться сам, то ли получить объяснения от Елизаветы Петровны Серега, когда вез директрису из РОНО на работу.

— Сергей, — голос Приказчиковой звучал холодно, — вы водитель, вот и водите. Если вы рассчитывали приблизиться ко мне, чтобы устроить дочь в школу, то это было провальное решение. Так и передайте своей жене. Вашу дочь я в школу не возьму. Но вас так и быть за наглость не уволю, вы хороший водитель. Если молчите.

— Она же сказала, чтобы я тогда домой не возвращался, — промямлил Серега и посмотрел на Елизавету Петровну растерянно.

Приказчикова равнодушно пожала плечами:

— Меня не волнуют ваши семейные дела. Здесь вы на работе. Если что-то не устраивает, я найду на ваше место десяток желающих.

И тут Серегу понесло. Он стукнул руками по рулю и высказал все, что думал о директрисе:

— Вы… Да вы! Вы же жизнь чужую рушите! Семью рушите! Да я сам тогда уволюсь!

— На здоровье! Отвезите меня в школу и можете быть свободны.

За всю дорогу Приказчикова не проронила больше ни слова, хоть Серега вел машину дергано — то газовал, то резко тормозил, то руль выкручивал. Он вымещал на машине тихую истерику.

Что теперь он скажет дома? Мало того, что Лизу в школу не устроил, еще и с работы уволили. Что же делать? Прощения просить у Приказчиковой? И как это поможет? Лизу в школу она не возьмет, на работе тоже не факт, что оставит. Или попробовать? Или может другую хорошую школу для Лизы найти? Что же он раньше не подумал?

Хотя… В другой школе тоже конкурс и свой директор-самодур. Или Приказчикова одна такая? Наверное, одна. Считает себя правительницей гимназии. А что если? Если в гимназии будет другой директор! Тогда Лизу возьмут в гимназию на следующий год?

Может быть, это успокоит Светланку?

«О чем я думаю? — остановил свои мысли Серега. — Какая разница, кто директор? Я запутался совсем. Одно ясно — Приказчикова рушит мою семью! Посмотрите на нее! Решает она судьбы! Тоже мне царица!»

Серега ненавидел Приказчикову так, что ему не хватало воздуха. С этими кипящим адом в голове он подъехал к заднему двору школы. Обычно водитель ждал, пока Елизавета Петровна выйдет из машины. Сейчас же Серегавышел первым.

— Сссссука, — процедил он и со всей силы толкнул дверцу автомобиля так, что, казалось, она влетит в салон всем корпусом.

«Уходить, так как мужик, — решил он. — А не как щенок!»

И Светланке он теперь скажет, что сам ушел.

***

В кабинете Елизаветы Петровны висел плакат Императрицы Елизаветы I, властной и могущественной правительницы Российской империи. Она осталась в памяти потомков, как уверенная и разумная глава государства, которая долгие годы сдерживала войны, умела налаживать отношения, как с противниками, так и с союзниками, и первая создала государственный банк.

Приказчикова тоже создала вокруг себя империю. Из обычной районной школы за годы главенствования Елизаветы Петровны школа стала лучшей в области и получила статус гимназии.

Директор так построила отношения с министерствами и с самим губернатором, что с ней никто никогда не спорил. Ученики гимназии показывали высокие результаты на олимпиадах, выигрывали творческие конкурсы и эстафеты, а выпускники поступали в лучшие ВУЗы страны. Этим гордился не только город, но и каждый глава области, каких на веку Приказчиковой сменилось много. Отчитываясь наверху за социальную сферу, любой губернатор знал, что успехи гимназистов Приказчиковой — это дополнительный плюс к федеральным дотациям на будущий год.

Попасть в гимназию Приказчиковой было делом почти невозможным. Для отвода глаз директриса все-таки брала несколько первоклассников по месту жительства. Но основная масса — это дети родителей, которые могут быть полезны школе. В первую очередь финансово.

Подношения, исчисляемые суммами с несколькими нулями, перечислялись благотворительными взносами в фонд гимназии. Деньги использовали на внедрение новых технологий образования, выплаты премий лучшим учителям, оснащение классов современным оборудованием и техникой. И себя Елизавета Петровна не обижала, премии выписывала через завуча Ирину Михайловну, с которой работала много лет.

Благотворительный фонд Приказчикова про себя именовала «имперским банком» и считала, что в этом тоже похожа на далекую соотечественницу, дочь Великого Петра.

Чтобы создать видимость демократии Елизавета Петровна сегодня после поездки в РОНО приняла группу активных родителей во главе с нервозным папашей.

Директриса терпеливо выслушала гневные высказывания родителей, улыбнулась, развела руками. Она заверила, что делает все возможное, чтобы школа приняла всех желающих, но сами понимаете, мест всего семьдесят, заявлений уже пятьсот шестьдесят восемь. С этим Приказчикова ничего не может поделать.

Группа активистов осталась недовольна, звучали неприятные слова и угрозы. Приказчикова пропускала это мимо ушей. Она привыкла к заискивающим мамочкам, к давящим на жалость бабулям, к истеричным папам, которые трясли перед ее лицом дорогими телефонами и клялись позвонить «туда», чтобы дал указание «сам».

Елизавета Петровна за годы властвования научилась не реагировать на давление и угрозы. Сегодня она не позволила разгуляться скандалу и после нескольких просьб к родителям покинуть стены школы, позвонила на пост охраны.

— Завтра здесь будет не пятьсот человек, — покачала головой завуч Ирина Михайловна. — Завтра придет вся тысяча. Придут еще те, кто проспал подачу заявления онлайн, и надеется решить вопрос через живую очередь.

— Уже почти сегодня, Ирина, — Елизавета Петровна глянула на часы. — Через четыре часа стукнет полночь, и они встанут к стенам гимназии, чтобы отмечаться по номерам на руке. А сейчас давай-ка по домам. Завтра нам снова в бой.

Ирина Михайловна горько усмехнулась и поспешила покинуть стены учебного заведения.

***

Этим вечером баба Вера вернулась с прогулки раньше обычного. На улице потеплело и стало влажно. Теплая шаль под толстым пальто казалась лишней и будто потяжелевшей, к тому же как-то слишком сильно сдавливала грудь.

Дома было непривычно тихо.

Баба Вера заглянула сначала в комнату Димы и его семьи. Артем смотрел мультфильм на планшете, Соня сидела перед компьютером в больших наушниках. Баба Вера прошла к кухне, очень хотелось пить.

Кухонная дверь хоть и была закрыта плотнее обычного, но голоса из-за нее разобрать было можно.

— И Соню тогда сможем перевести, — Ленка вопреки себе не орала, а спокойно говорила.

Баба Вера прислушалась.

— Какая разница бабке, где жить, — продолжала Ленка, — наш район тоже хороший. И зачем ей две комнаты, сам посуди.

У бабы Веры похолодели кончики пальцев на руках, а ноги будто отнялись. Вот оно! Вот то, чего она боялась! Они захотят выселить ее на околицу, а сами займут эту квартиру.

Словно услышав бабы Верины мысли, Ленка продолжала:

— В центре живет, как барыня! А мы что? А дети?

— А что мы? — раздался голос Димы.

— А мы на окраине. А тут удобнее, детям в хорошую школу пешком можно ходить, — Ленка говорила даже ласково, не то, чтобы спокойно.

— Чего ты от меня хочешь?

— Поговори с ней, Димасик, — промурлыкала хитрюга.

— Что я ей скажу?

— Ну, Димочка, ну, хорошенький, ты же такой умный, и это твоя бабушка, найди слова, — продолжала ластиться Ленка.

За дверью кухни послышалась возня, шорохи, тихое Ленкино хихиканье и громкий вздох Димы.

— Ладно, ладно, — послышался его мягкий голос. — Что-нибудь придумаю.

Баба Вера услышала, как сердце начало отсчитывать пульс в висках. Она прислонилась на мгновение к стене, но тотчас подхватилась и ринулась в коридор. Там быстро накинула пальто, сунула ноги в боты и выскочила в подъезд.

«Господи! За что это мне! Выживут из квартиры! — мысли в ее голове тикали в такт бьющемуся сердцу. — Да что же за напасть такая! Школа эта, будь она проклята! Директриса эта, будь она неладна! Ленка — дрянь, своего добьется!»

Баба Вера медленно спускалась по лестнице, когда навстречу ей попалась соседка Ниночка.

— Вера Сергеевна, а чего пешком?

— Тренируюсь, — сдавленно ответила баба Вера и прислонилась спиной к стене.

— Может проводить вас, вы что-то бледненькая, — озаботилась соседка.

— Нет, нет, ты иди, все хорошо, давление последние дни шалит, надо прогуляться, — ответила баба Вера притворно бодро.

— Да, погоду вон как крутит, то мороз, то оттепель. Вы аккуратнее тренируйтесь с давлением-то, — улыбнулась Нина.

Баба Вера кивнула и пошагала вниз. Надо остыть. Хоть и поздно уже для прогулок, но после подслушанного разговора дома оставаться нельзя. Надо подумать, что отвечать Диме и самое главное, как выселить родственников из квартиры.

***

Приказчикова через полчаса после Ирины Михайловны тоже вышла из гимназии с запасного выхода на задний двор. Там она обычно садилась в служебную машину, и Сергей отвозил ее домой. Они проезжали дворами, чтобы не встречаться с толпой родителей, осаждавших входные ворота школы.

Сегодня ни Сергея, ни машины Елизавета Петровна не обнаружила. Она осмотрелась по сторонам, увидела служебную машину за трансформаторной будкой, подошла к ней, заглянула внутрь.

Сергея в машине не было. Елизавета Петровна дернула ручку автомобиля, дверца не поддалась.

Тогда Приказчикова набрала номер мобильного водителя, телефон ответил длинными гудками.

Елизавета Петровна недоуменно оглянулась вокруг. Темный задний школьный двор, на улице поодаль светят тусклые фонари, вечер промозглый и неуютный.

Директриса передернула плечами и вернулась в школу.

— Где водитель? — спросила она у дежурного охранника.

— Серега? — охранник растерянно глянул на нее.

— Ну а кто? — раздраженно бросила Елизавета Петровна.

— Сказал, что уволился, машину отогнал, ключи оставил и ушел.

— Как уволился? Когда? — поразилась Приказчикова, припоминая события прошедшего дня.

— После обеда.

Елизавета Петровна вспомнила конфликт с водителем по дороге из РОНО. Точно, она же сама его уволила. А он еще хлопнул дверью и сказал что-то мерзкое. Придется ехать домой на такси.

Елизавета Петровна через запасной выход снова вышла на задний двор школы и вызвала такси.

— Пусть подъедет к восемнадцатому дому, он стоит торцом к школе, — сказала она диспетчеру и пошла в сторону соседнего двора. К дому, где проживала баба Вера с новоявленной семьей.

Когда Елизавета Петровна уже прошла половину пути, она сначала увидела, а потом и вспомнила, что проход к дому теперь перегорожен огромной ямой, вырытой коммунальщиками. И чтобы подойти к торцу дома, яму придется обойти.

«Лишь бы таксист дождался, пока я тут гонками по пересеченной местности занимаюсь, — подумала Елизавета Петровна и на всякий случай достала телефон из сумочки. — Если позвонит, скажу, чтобы ждал».

Елизавета Петровна смотрела одним глазом на поворот, откуда должно приехать такси, другим глазом — под ноги, стараясь не испачкаться. Ее одежда и обувь были годны лишь для перемещения на машине, поэтому идти приходилось медленно, выбирая менее скользкие участки почвы под ногами.

— Да что за ужас тут устроили? — выдохнула она возмущенно. — Везде бардак! Нигде порядка нет!

Огонек такси мигнул на повороте при въезде во двор. Елизавета Петровна увидела его и ускорила шаг, как только могла.

Все внимание она сосредоточила на телефоне, который сжимала в руке. Вот сейчас придет смс, что машина ждет, в ней будет телефон для связи с водителем.

Приказчикова позвонит ему и попросит подъехать поближе или хотя бы подождать не положенные десять минут, а пока она проберется по этой глине к машине.

Ноги разъезжались на скользкой глине, смс все не приходило, а огонек такси желанным маячком манил к себе, но казался таким недостижимым.

На секунду Елизавета Петровна глянула вниз. Бездонная яма зияла устрашающей темнотой, от которой хотелось инстинктивно отпрянуть.

— Лучше держаться подальше от края, — подбодрила себя директриса и передернула плечами, то ли от холода, то ли от предчувствия.

Больше Елизавету Петровну никто не видел.

***

Когда Тумаков сказал, что сейчас начнется, он не преувеличивал.

Труп Приказчиковой, обнаруженный на дне ямы, означал лишь одно — дело получит резонанс на уровне области. Фигура директрисы в городе известна, репутация у Елизаветы Петровны неоднозначная, ее боготворили и ненавидели.

Дело оставили Тумакову, он слыл профессионалом, честным и дотошным. В паре с Емелиным, отличавшимся цепким взглядом, аналитическим умом и способностью разговорить любого свидетеля, Тумаков работал уже не первый год, и раскрываемость была почти стопроцентная.

Ясно, что к расследованию подключатся сверху. Придется действовать так, чтобы указания не нарушать и погон не лишиться, но ради демонстрации и не посадить за решетку невиновного.

— Может, несчастный случай, — выразил надежду Емелин.

— Даже не надейся, — усмехнулся Тумаков. — Хотя если так, то это тем более надо доказать. Иначе нам вменят в вину то, что мы спустили дело на тормозах, прикрыв несчастным случаем.

— Ты хотя бы представляешь, сколько подозреваемых? — спросил Емелин и кивнул на стопку протоколов опроса, которые уже провел сам и другие опера. — И это мы еще не вскрыли ее электронные переписки.

— Я бы так вопрос не ставил, Емеля, — танцуй от реалий, а не от виртуалий. Что мы имеем?

А имели они Серегу — Сергея Мальцева, водителя Приказчиковой. Именно его сегодня предъявили прессе, как главного подозреваемого.

Пресса требовала от следователей ответа, ведь город уже полнился невероятными историями о смерти директрисы. Среди версий, гуляющих в народе, было мнение о романе между Серегой и Приказчиковой, их конфликте на почве личных отношений. О нем стало известно от охранника школы.

Распечатка звонков мобильного Елизаветы Петровны показала, что предпоследний звонок она сделала Сереге, а последним был вызов такси.

Таксист подтвердил, что подъехал к торцу дома номер восемнадцать, ждал пассажира положенные десять минут, потом позвонил диспетчеру, чтобы уточнить адрес и номер телефона пассажира. Позвонил пассажиру на мобильный, тот не ответил. Водитель подождал еще немного и уехал.

Мобильный телефон Приказчиковой обнаружили разряженным и втоптанным в глину около ямы.

Вероятнее всего, он выпал из рук директрисы, когда ту столкнули вниз. Было темно, и преступник не заметил, как наступил на телефон и раздавил пластиковый чехол.

Андрюха — эксперт-криминалист — собрал обломки и отметил, что небольшого куска от чехла цвета «под золото» не хватает.

***

Серега, сонный, помятый и босой сидел в КПЗ. Ботинки изъяли для экспертизы.

Он не помнил вчерашний вечер.

Вернее, помнил до момента, как после своего демонстративного увольнения шел по городу. Ему было горько и обидно, а потом он встретил однокашника Лешего. Дальше воспоминания словно стерлись. Вроде пошли куда-то, вроде пили.

Пока Серега шел по городу, он думал, что будет говорить Светланке. Мало того, что Лизу в школу не устроил, теперь еще и безработный.

Ноги сами вынесли Серегу к общежитию автомобильного техникума, в котором он учился, да так и не закончил.

Серега сел на лавочку во дворе и стал наблюдать за молодыми студентами. Веселые, разбитные, уверенные в себе, они курили и сплевывали через зубы, хвастались чем- то друг перед другом, флиртовали с девчонками.

Столько жизни, столько энергии, кипучей и дерзкой, было в этих парнях, что Сереге стало себя невыносимо жалко. Где его юность, где его сила?! До чего он докатился, слабак и подкаблучник! Серега смахнул слезу.

И тут его окликнули. То был однокурсник Сереги — Леший.

Только сейчас это был постаревший, обрюзгший однокашник без ноги. Леший сел рядом на скамейку, и Серега не заметил, как рассказал ему все — и про Светланку, и про директрису, и про свою жизнь потерянную.

— Надо залить, — авторитетно заявил Леший и кивнул на общагу. Здесь он работал завхозом.

— Не, я за рулем же, — привычно откликнулся Серега. Но вспомнил вдруг, что он больше не за рулем. Жалость снова накатила удушающей волной.

Больше Серега про вчерашний вечер ничего не помнил. И ответить на вопросы Емелина не мог.

Ответил Леший, тоже вызванный на допрос.

— Пошли ко мне в каморку и бухали, — сказал он. — Потом спать легли.

— Гражданин Лешаков, вы можете подтвердить, что гражданин Мальцев Сергей Леонидович всю ночь спал в вашей каморке и никуда не выходил? — спросил Емелин, стараясь не вдыхать воздух как можно дольше. Казалось, что перегар Лешего заполнил собой всю контору, а не только кабинет оперативника.

— Вроде да, — пожал плечами Леший.

— Идите. — Емелин хотел, как можно скорее отделаться от Лешего.

Все равно по камерам, установленным по периметру и на входе в общагу, уже определили, Мальцев и Лешаков действительно, как зашли вечером внутрь, так и не выходили.

Уже были опрошены и комендантша, и дворник, все подтвердили одно — виноваты алкаши проклятые, пили всю ночь, кричали, пели, по коридору пьяные шарахались. В этом виноваты. Но из общаги не выходили.

И все равно выпускать сейчас Мальцева нельзя, несмотря на алиби. Он прикрытие для общественности и прессы.

И есть всего три дня, чтобы найти настоящего преступника. Иначе придется предъявлять незаконное обвинение Мальцеву, чтобы сделать вид, что розыск не спустили на тормозах.

А Емелин против незаконных методов. Тут они с Тумаковым всегда принципиальны.

Опросить всех подозреваемых, казалось, просто невозможно. Уж очень многие испытывали неприязнь к Елизавете Петровне.

Тут и родители будущих первоклассников, особенно рьяно выступающие против методов Приказчиковой, и коллеги из школ-конкурентов, которые кто явно, а кто скрытно вступали в конфликты с удачливой и обласканной властью директрисой. Да и сама власть в лице разных официальных лиц тоже была под подозрением.

В помощь для проведения опросов были выделены лучшие силы отделения. К концу первого дня вывод появился лишь один — подозревать можно всех.

— Я бы так вопрос не ставил, — задумчиво сказал свою коронную фразу Тумаков вечером, когда криминалист Андрюха пришел с докладом об экспертизе почвы, снятой с ботинок Сереги.

Экспертиза подтвердила, что следы глинистой почвы, рассыпанной по краям ямы, на ботинках Сергея Мальцева есть, но поверх них еще есть следы грязи такой же, как и на ботинке одноногого Лешакова. То есть Мальцев около ямы ходил, но потом глина основательно скрылась под другой грязью. А раз Сергей работал в школе рядом с ямой, то следы глины вполне объяснимы.

— Он мог потом долго топтаться у общежития специально, — продолжил Тумаков.

— Проверили по камерам общежития, не топтался, — ответил на это Емелин. — Сидел на лавке, потом вошел в здание, все. Оттуда мы его вывозили на машине уже без ботинок.

— Эта глина на подошве вообще не показатель причастности, — сказал Андрюха.

— Да, понятно, понятно, — кивнул Тумаков. — Полрайона около этой ямы ходит. Кстати, почему яма на время ремонта не была обнесена сигнальной лентой?

Емелин пожал плечами и хмыкнул.

— А почему она вообще была? В феврале.

— Прав, прав, — кивнул Тумков. — Вопросы к коммунальщикам, согласен. Ну, им тоже сейчас несладко за эту горячую воду, которую опять отключили, и за ремонт несладко.

— Надо искать кусок осколка от чехла телефона, — высказал свою версию криминалист. — Человек, который наступил на телефон, мог что-то видеть. На время ремонта по просьбе коммунальщиков камеры во дворе отключили, чтобы утечки информации о текущем состоянии дел не было, значит, надо искать по старинке.

— Чутьем и нюхом, — развел руками Емелин.

— А почему ты думаешь, что этот человек не сам столкнул Приказчикову? — обратился Тумаков к Андрюхе.

— Я уже говорил, что придерживаюсь версии несчастного случая. Следы скатывания тела в яму говорят о том, что Приказчикова сама упала. Следов насилия на теле не обнаружено. Хотя толчок и не оставит следов на теле человека в зимней одежде. Умерла она не сразу, была какое-то время жива, пыталась встать сама. Это ее и сгубило. При травме позвоночника шевелиться нельзя. Смерть наступила от этой травмы и переохлаждения вследствие несчастного случая. Вот мой вердикт.

— Несчастный случай мы могли бы признать в любой другой раз, но не в этот, — сказал Тумаков. — Пресса нас раскатает, жители города в порошок сотрут, а начальство потребует конкретного виновного. Иначе все решат, что мы — лентяи и дармоеды, сидим на шее налогоплательщиков.

— Поэтому и надо найти человека, который наступил на телефон, он может быть свидетелем несчастного случая, — сделал вывод Андрюха.

— Это может быть кто угодно, здесь полгорода потопталось за последний день, — вставил Емелин.

— Я бы так вопрос не ставил, — Тумаков почесал нос кончиком карандаша. — Чужие не пойдут по грязи вдоль опасной ямы. Скорее всего, это жители ближайших домов.

— А точнее одного дома, — подхватил его мысль Емелин. — Восемнадцатого.

— С него и начни, — ткнул карандашом в Емелина Тумаков.

— Так опрашивали уже, — без энтузиазма ответил Емелин.

— Емеля! Кто опрашивал? Ты?

Емелин отрицательно покачал головой.

— Вот! — назидательно кивнул Тумаков. — Опрашивали опера-помощники. Подними все протоколы и самых подозрительных людей опроси еще раз. А я пока буду начальство и власть сдерживать. Давай, не подведи. Сутки максимум тебе. Потом докладываться надо, выпускаем Мальцева или предъявляем обвинение.

Емелин кивнул и вышел из кабинета начальства. Надо выпить кофе, все равно спать сегодня не придется.

***

В тот вечер баба Вера вернулась домой с шумящей головой, в висках стучало, глаза чесались, словно в них насыпали песок.

Черт дернул ее бежать из дома после подслушанного разговора между Димой и Ленкой. Правильно соседка Ниночка сказала, нечего тренироваться, когда давление шалит. Да еще весь этот ужас от пережитого. Стресс за стрессом, как тут не подпрыгнуть давлению.

«Правильно я поступила, — рассуждала про себя баба Вера. — Не буду больше об этом думать».

Баба Вера долго не могла попасть петелькой от пальто на крючок вешалки, повесила за капюшон, сняла выпачканные глиной ботинки и оставила их у двери.

«Стекут пусть, завтра вымою, все равно воды горячей нет», — подумала мимоходом баба Вера.

Она тихо скользнула в ванную комнату, брызнула ледяной водой на лицо.

«Может, не поздно еще позвонить? — мысли кружили хоровод в голове бабы Веры. — Нет, нет, уже поздно. Я ничего не сделала и не виновата в том, что там яма. И я не хочу, чтобы Дима тут жил со своим выводком. Их не за что любить. И ее не за что. Это она ад в моей жизни устроила. И не только в моей».

Мысли метались, пока баба Вера, сама того не замечая, намыливала руки и терла их, снова намыливала и терла, потом ополаскивала руки и снова намыливала.

«Или позвонить все-таки? В Скорую или в полицию? Нет, нет!»

Баба Вера выключила воду, придирчиво осмотрела тыльную сторону правой руки, перевернула ладонью вверх, рассмотрела каждый ноготь на пальце. Все чисто.

Следующим утром баба Вера поднялась спозаранок. Ей хотелось снова пойти на улицу, посмотреть, что там происходит. Она быстро накинула пальто, сунула ноги в ботинки. Вчерашняя глина на них засохла, да и ладно.

«Сейчас прогуляюсь и потом помою», — подумала баба Вера, когда наклонилась, чтобы застегнуть молнию. Выпрямившись, она снова почувствовала шум в ушах.

«Пройдусь, полегчает», — решила старуха и вышла из квартиры.

***

К утру Емелин выбрал несколько человек, кого хотел опросить еще раз. Среди них была и Нина Семенова, соседка бабы Веры.

Емелин решил не откладывать повторный опрос и пошел к дому номер восемнадцать рано утром. По дороге он решил снова осмотреть местность.

Злополучную яму, теперь огороженную сигнальной лентой, охраняли районные полицейские. Выведенные в ночную смену коммунальщики уже закончили работу и сейчас засыпали яму землей.

Емелин подошел к тому краю, откуда упала или столкнули позавчера вечером директрису. Он показал удостоверение дежурному полицейскому и остановился на месте происшествия.

Сыскарь взглядом обводил округу, чтобы понимать, откуда и что могло быть видно в тот поздний вечер. Ему надо будет уточнить у Нины несколько моментов. Ведь это ее яркую курточку отметили почти все соседи, которые давали показания оперативникам.

Емелин поднял голову, чтобы посмотреть, как расположены камеры наружного наблюдения. От них проку все равно никакого, отключены на время ремонта теплотрассы, это уже проверили. Но все же что-то заставило его снова присмотреться к камерам.

Чутье не подвело. Серые массивные камеры висели на соседних домах и на столбе. Они располагались так, чтобы охватить обзором двор, въезд, дорогу между школой и домом.

И вдруг наметанный взгляд Емелина выхватил маленький выпуклый глаз под белым непромокаемым козырьком. Эта миниатюрная камера была прицеплена под самым фонарем и почти незаметна.

Что это? Несанкционированная камера? Выглядит как самоделка. Кто ее повесил? Надо срочно уточнить. Ведь если она работает и пишет, то запись даст ответ на все вопросы о трагедии.

Емелин позвонил в отдел и дал распоряжение оперу срочно найти владельца камеры и изъять видеозапись.

Нина открыла дверь сразу после звонка. Она стояла у порога одетая в ту самую курточку. Выглядела Нина приветливо и спокойно.

— Да, я в тот вечер несколько раз бегала мимо ямы, там короче к внучке. Не видела ничего подозрительного, — ответила Нина на вопрос Емелина. — Спрашивали ведь уже, я все рассказала.

— Да, спрашивали. Вы извините, что снова беспокоим. Тогда вас другой оперативник опрашивал, я просто уточнить хочу. Многие соседи сказали, что вас часто видят во дворе, на улице, в подъезде.

Нина кивнула.

— У меня трое детей, семь внуков и три правнучки. Я всем помогаю: одного в садик, другого из школы, третьего на кружок. Вся моя жизнь по расписанию. Извините, мне и сейчас некогда, надо в аптеку, правнучка заболела, невестка лекарства просила купить. Вы спросите конкретно, что вам надо. И я побегу.

— Хорошо, — согласился Емелин. — Пожалуйста, припомните, может быть, было в тот вечер что-то необычное, кого-то встретили, с кем-то поговорили, что-то увидели.

Нина пожала плечами.

— Вроде нет. Хотя, — она призадумалась. — Знаете, в тот вечер мне соседка Вера Сергеевна попалась на лестнице. Она обычно на лифте ездит, а тут пешком.

— Вы разговаривали с ней?

— Ну да, — Нина замолкла, припоминая ту встречу. — Знаете, что мне показалось странным? Она обычно засветло гуляет и на лифте ездит. А тут по лестнице спускается. Темно уже на улице, а она прогуляться пошла.

— То есть вы уверены, что ваша соседка в тот вечер вышла на прогулку поздно вечером второй раз?

— Не то, чтобы я уверена. Мне кажется, я ее видела чуть раньше, она ходила вокруг дома. Баба Вера обычно ходит и шаги считает. Хотя, — Нина махнула рукой, — может, я с другим днем путаю.

— Но почему-то это пришло вам в голову сейчас, когда я попросил припомнить необычное, — подталкивал ее к воспоминаниям Емелин.

— Знаете, да, — вдруг уверенно сказала Нина. — Она выглядела уставшей, растерянной и бледной. А когда я ее спросила, почему не на лифте, а пешком, Вера Сергеевна ответила, что тренируется. И при этом пожаловалась на высокое давление. Я еще пожелала ей аккуратнее тренироваться с давлением.

— В какой квартире живет Вера Сергеевна?

— Надо мной, в сорок пятой. Если это все, то побегу, невестка ждет.

— Конечно, конечно. — Емелин вышел в подъезд вместе с моложавой Ниной и подивился, как легко и стремительно та побежала вниз по лестнице.

«В протоколе написано 65 лет, — удивился он, — Мне б дожить! Не то, чтобы так бегать».

Емелин пошел на следующий этаж по ступенькам, теперь надо поговорить с Верой Сергеевной. Вдруг что-то видела или знает, раз выходила тогда на прогулку.

На его звонок в дверь никто не ответил. Придется вернуться вечером.

Емелин, подражая легкой походке Нины, вприпрыжку начал спускаться по лестнице вниз, но у него сразу заныла спина и заломило колено.

Он горько усмехнулся и согнулся, чтобы облегчить боль, когда его внимание на одной из ступеней привлек кусок запекшейся глины, неестественно поблескивающий золотом. Емелин поднял со ступеньки кусок сухой грязи, которая, по всей вероятности, отпала от чьей-то подошвы. В кусок запечатался и засох пластиковый обломок золоченого цвета. Такого же, как сломанный чехол телефона Приказчиковой.

В это время по другую сторону двери, в которую только что пытался попасть Емелин, стояла, прислонившись к стене, баба Вера с побелевшими губами. Она возвращалась из магазина, когда Емелин звонил в Нинину дверь, и слышала, как он представился.

«Я ничего не сделала», — билась в голове бабы Веры единственная мысль.

И тут она словно услышала голос бывшего мужа, который когда-то работал следователем: «Оставление человека в опасности, грозящей жизни и здоровью — это уголовный срок. Ты могла помочь этой бабе, когда увидела ее в яме и услышала мольбу о помощи».

«Теперь меня точно посадят, — подумала баба Вера. — Теперь точно».

***

Емелин отдал кусок грязи с пластиковым обломком Андрюхе и попросил быстро дать ответ о причастности к чехлу телефона Приказчиковой. Сам же побежал к оперу, которого просил найти хозяина маленькой камеры-глазка.

Опер не подвел. Он уже узнал, что камера установлена ТСЖ для контроля за вывозом мусора и шлагбаумом.

Андрюха обещал ответить по обломку через пару часов, поэтому Емелин решил, что не пойдет сейчас с докладом к Тумакову, а сначала сбегает в ТСЖ, попробует поднять видеозапись. И уж потом все разом расскажет Тумакову.

К обеду у Емелина была запись с камеры видеонаблюдения, которую он забрал у начальника ТСЖ. Тот сначала отпирался, отказывался от камеры, но, когда узнал, что ему за это ничего не будет, и Емелин поспособствует в выдаче разрешения на видеосъемку с этой камеры, отдал запись.

Андрюха дал положительный ответ по обломку — да, это и есть утерянная часть от чехла. Беглый осмотр записи видеонаблюдения ответил на главные вопросы.

Чрезвычайно довольный собой Емелин пошел с докладом к Тумакову.

— Я знаю, кто виноват в гибели Приказчиковой, — весело сказал он.

Но Тумаков не разделял его энтузиазма. Он выглядел мрачнее черной тучи.

— Виноватых быть не должно, — выдал ответ Тумаков.

— Как это? — изумился Емелин.

— То есть они есть, но обтекаемо. А официально — несчастный случай.

— Ты чего это? — удивился Емелин. — И какие это виноватые могут быть обтекаемо?

— Пришел тот час, Емеля, которого я боялся, — непонятно ответил Тумков.

— Давай по порядку, — Емелин отодвинул стул и сел напротив начальника.

Тумаков рассказал, что два ведомства — Министерство образования и коммунальщики сцепились между собой из-за смерти Приказчиковой. Вина коммунальщиков очевидна, и им нельзя спускать с рук трагическое происшествие. Но вина косвенная, как не крути.

— Речь о деньгах, о дотациях из федерального бюджета в область. Если коммунальщиков накажут, то не видать им бабосов. Тогда этот денежный кусок перепадет образованию. Все просто, Емеля, — мрачно сказал Тумаков. — И самое пошлое в этом то, что я не только не смог ничего доказать, но не сумел даже положенного законом времени выпросить. Мне просто отдали приказ. И впервые в жизни мне нечем было крыть, Женек!

От этого «Женек» Емелин поморщился. Но Тумаков не заметил.

— Я всегда знал, что этот час настанет. Будет случай, по которому мне отдадут приказ. И тогда мне останется одно — встать и уйти со службы, чтобы не прогибаться. Иначе выйдет, что я предал себя, предал тебя, предал дело, — заключил Тумаков.

— Я бы так вопрос не ставил, — передразнил Тумакова Емелин.

Тот вскинул на Емелина опустошенный взгляд.

— Дело в том, начальник, что это и был несчастный случай.

Емелин показал запись видеонаблюдения с камеры ТСЖ. На ней было видно, как Приказчикова оступается и соскальзывает в яму. Рядом никого.

— Соскальзывает так, словно ее затягивает, — сказал Тумаков.

— Земля скользкая, не за что зацепиться, вот и затягивает, — пожал плечами Емелин.

— Нет, Женек, ее система затягивает. В свое нутро прожорливое, как в черную дыру, — Тумаков передернул плечами.

— Да ты поэт, начальник, — усмехнулся Емелин. — Дальше смотри.

На записи было видно, что чуть позже к яме подходит баба Вера. Она пару минут стоит над ямой и смотрит вниз. Потом поднимает горсть земли и кидает в яму, потом еще и еще.

— Что она делает? — спросил изумленный Тумаков.

— Кто бы ее знал, может систему хоронит, — подмигнул Емелин.

— Так пойди и спроси, — голос Тумакова звучал привычно уверенно.

— Слушаюсь, мой генерал, — козырнул Емелин. — И знаешь что?

Тумаков поднял на него вопросительный взгляд. Он уже успокоился, лицо его посветлело.

— Не зови меня Женек, ладно? — Емелин скривился. — Не по-нашему это как-то!

— Иди уже, Емеля! Выпусти Мальцева и поговори с бабкой.

Тумаков махнул рукой, а Емелин бойко развернулся к двери.

***

Серегу у ворот встречала Светланка. Сначала она не узнала мужа — впалые щеки, отстраненный взгляд, не поцеловал при встрече. Ну, сейчас, она ему задаст.

— Вот что, муженек, — Светланка уперла руки в бока, встала перед Серегой и увеличила децибелы. — Ладно, Лизу в школу не пристроил, сам без работы остался, но муж-уголовник, это знаешь ли! Кому такой муж нужен? А?! Ты о Лизке подумал? Отец-уголовник! И что у тебя с директрисой было, а? Весь город об этом жужжит.

Серега глянул на нее так, что у Светланки внутри похолодело, а язык стал тяжелым, словно чугунный утюг.

— Вот что, Светка, — глухо сказал он, и у Светланки подкосились колени. Он никогда не называл ее так грубо.

— Хотела развода, будет развод, — рубанул Серега.

— Как? Какой развод? — Светланка еще не решила для себя, что хуже — муж-уголовник или никакого мужа. Что выгоднее людям сказать? Чтобы тебя жалели, как жену уголовника или как разведенку? Пожалуй, разведенкой быть позорнее.

— Какой развод? — завела было Светланка истерику.

Но Серега отодвинул ее с дороги и пошел прочь.

— Сережа! — срывающимся голосом вслед ему крикнула Светланка.

Но Серега даже не обернулся.

***

Баба Вера убедила себя: никто не докажет, что она оставила Приказчикову умирать в яме, хотя могла вызвать Скорую помощь. И бояться ей нечего, главное держаться уверенно, если спросят. Сама она сознаваться не пойдет.

Баба Вера лежала в теплой ванне, наконец-то дали горячую воду. Даже слишком горячую, какая бывает лишь при испытаниях. Поток из крана с красной головкой шпарил щедрым потоком. Его едва удалось разбавить струйкой холодной воды, которая текла, как обычно.

«Я сама себе созналась, что поступила неправильно, я каюсь, надо было помочь. А раз я раскаялась, значит, я не виновата, главное ведь самому себе признаться, — думала баба Вера. — И эта директриса, в конце концов, сама виновата, зачем полезла через яму».

Бабе Вере, как в тот миг, послышался тихий хрип директрисы: «Помогите! Там телефон! Позвоните в Скорую!»

Тогда баба Вера представила, что если директриса умрет в этой яме, то Дима и его семейка съедут с квартиры, и снова наступит спокойная жизнь.

А если она сейчас поможет Приказчиковой, то весь ужас не остановится, он станет еще страшнее. Дима и Ленка выселят ее в какую-нибудь старую квартиру в дальнем районе. Или того хуже — в деревню. Или просто выгонят на улицу, она читала, что стариков так и лишают жилья «добрые» родственники.

Тогда баба Вера зачем-то подняла горсть земли и кинула в яму, потом еще и еще. Она сама не знала, зачем это делает. Но так было легче, будто бы хоронит свой страх последних дней. Потом повернулась и услышала, как что-то хрустнуло под ботинком, но не стала наклоняться, голова и так шумела. Просто пошла быстрым шагом прочь от ямы.

Баба Вера сейчас, наслаждаясь пенной ванной, убедила себя окончательно, что все сделала правильно. А за неправильное раскаялась. Все, точка. Можно расслабиться.

Вода вот только уж очень горячая. Баба Вера потянулась к крану с холодной водой, когда услышала звонок в дверь.

— Старший лейтенант полиции Емелин, — послышался мужской голос в коридоре. — Могу поговорить с Зотовой Верой Сергеевной?

— Конечно, проходите, она в ванной, сейчас позову, — откликнулась Ленка.

— Не надо, я подожду. Можно пока с вами побеседовать? — спросил Емелин.

— Да, пойдемте на кухню, в комнате дети, — ответила Ленка.

Бабу Веру в горячей ванне пробил озноб, голова закружилась, стало трудно дышать.

Вот оно! Кайся сама с собой, не кайся, а час расплаты настанет!

Озноб сменился жаром, который растекся по всему телу. Баба Вера открыла кран с холодной водой на всю мощь.

Но почему-то из него полилась не холодная вода, а кипяток. То ли баба Вера перепутала краны, то ли что-то не то наделали коммунальщики.

Ванная комната вмиг наполнилась паром. Перед глазами бабы Веры поплыли красные круги, грудь сдавило, руки повисли безжизненными плетьми, в голове оглушительно забился пульс.

«Давление поднялось», — последнее, что подумала баба Вера и что есть мочи захрипела, призывая на помощь, пока не потеряла сознание.

Только через время, когда горячая вода уже проторила путь в коридор, Емелин и Лена поняли, что надо ломать дверь в ванную комнату. Емелин выбил ее одним ударом, но было поздно.

Вскрытие потом установит, что инсульт произошел раньше, чем баба Вера сварилась в кипятке, которым заполнила ванну. То ли по своей ошибке. То ли по нерадивости коммунальщиков.

Динара Сафиюллина В чьих руках будущее?..

Они стояли на пороге старого мира. Смотрели на руины родного города. Люди сами были виноваты в том, что допустили экологическую катастрофу. Их общество было построено на удовлетворении собственного эго и уж точно не основывалось на заботе о будущем поколении. И это «общество потребления» не сохранило планету. Земля задыхалась от производственных мощностей, от кучи мусора, который сжигали люди, и от выхлопных газов, пока окончательно не стала серым безжизненным эллипсом.

Потом люди начали осваивать космос, и вскоре нашлась планета лучше, чем Земля. Теперь объектом всеобщей заинтересованности стала планета Элендорф. Люди постепенно перебрались туда и начали делать из «зеленой» планеты пластиковую. Многие, кто остался на Земле, умерли — такая была экологическая ситуация.

Астронавты Эва и Неро ступили на пыльную поверхность. Их детство прошло на Земле, они хорошо помнили эту, тогда уже умирающую, но все же родную планету. Поэтому, попав на Элендорф, они мечтали стать астронавтами и прибыть на родную планету вновь.

Увидев новый облик Земли, Эва заплакала. Неро прижал ее к себе, и так они простояли еще пять минут.

— Неро, они убьют и Элендорф, — сквозь вздохи и содрогания вымолвила Эва. Неро знал, что она права. Люди не учатся на своих ошибках. Но он попытался утешить ее.

— Эва, послушай меня! — он взял ее за плечи. — Пока есть такие люди, которые, как ты, понимают весь масштаб трагедии, у нас есть шанс. Нам нужно донести эти мысли до остальных. В этом и заключается моя и твоя миссия.

Необходимы были снимки. Эва взяла фотоаппарат и пошла навстречу серому дыму. Неро осматривался по сторонам. Вдруг его внимание привлекло то, что заставило его сердце невольно содрогнуться. Слезы текли по его щекам, пульс бешено бился, но он даже не замечал всего этого. Он упал на колени. Его немигающий взгляд был направлен на маленький зеленый росток.

Эва быстро прибежала на его крик. Неро всегда был спокойным, можно даже сказать рациональным человеком, и его крик она слышала второй раз в своей жизни. Первый был от радости, от того, что они отобраны астронавтами на экспедицию на «мертвую планету».

Когда Эва увидела эту маленькую, но очень важную для всего человечества жизнь, она сильно схватила Неро за запястье. У этой планеты был еще один шанс! У человечества был еще один шанс исправить свои ошибки.

Неро и Эва держались за руки. Перед ними было бесконечное серое облако пыли, серая грязная земля и маленький, но такой важный росток. Они стояли, возможно, уже на пороге нового мира, который можно заново отстроить для потомков, которые будут беречь и ценить то, что имеют. Или нет? В их мыслях настойчиво витал один вопрос: «В чьих руках будущее?..»

Алина Светозарова

Главное то, что внутри

Вообще я человек серьезный. Мать семейства, 40+. Учу детей русскому. Пунктуальна до противного. Если встреча в 8, то приду в 7:30. Обязательна до занудства. Сначала нажарю, намою, наглажу и только потом вышиваю или валяюсь с книгой.

Но в тот день все пошло не так с самого утра.

Решила немного почитать, а детектив, как на зло, не оторваться. Очнулась — уже обед. Заглянула в инстаграм, а там — прямой эфир у любимого блогера. Еще подружка позвонила — у нее развод в разгаре. Часа два мыли кости.

Потом внезапно раз и вечер. Муж уже на пороге, пришел с работы. Голодный. А ужин я не приготовила. И даже хлеба не купила. Стыдно-стыдно.

Я заметалась по кухне. Открываю холодильник — ни масла, ни яиц, ни колбасы. Ни пельменей. Только один огурец и два помидора на полке. Что из этого набора приготовишь?!

Спокойно. Как говорила моя бабушка, выход есть всегда, главное — держать хвост пистолетом. Я сложила из овощей на полочке фигуру в виде мужского причинного места и тихо прикрыла дверцу.

А какой муж не любит заглянуть в холодильник? Вот и мой забежал на кухню, огляделся:

— А что, потрескать нечего? — И, грустный такой, мимо пустой плиты — к холодильнику. Дверцу открывает, а там он — Огурец Помидорыч.

Смотрю — ошалел. И спрашивает:

— Ты это специально?

— Нет, конечно, — отвечаю. И глазами так невинно хлоп-хлоп.

Муж первый зафыркал от смеха.

А потом еще и за продуктами сходил, купил цветы и тортик с надписью «Главное то, что внутри».

Ольга Сирота

Селедка

— Вы, случайно, не знаете, как выбирать селедку?

Мужчина с модной бородой стоял над ларем с рыбой. Он вправду выглядел как растерявшийся человек. Совсем не как тот, кто придумал оригинальный способ знакомиться.

«А жаль», — подумала Лена. Она быстро отследила свой страх — желудок сковало холодком. Руки затряслись, наверное, удар сейчас будет, так кровь прилетела в голову. У него еще и аромат будто чистым мускусом полился. Даже селедка не перебивает, которую он ковыряет большой вилкой. Дышать по квадрату, паника прочь!

— Представляете, знаю, — она выдохнула ужас и начала с бородатым болтать.

Не только симпатичный, еще и веселый. И модный.

По сценарию Ленка должна была внутри уже покраснеть, насупиться и сбежать от такого молодца, но она держалась.

Спросила про селедку под шубой, но нет. У них с друзьями традиция — отмечают мальчишеский день особенный. Картошка, селедка, огурцы. Водка. Его очередь все готовить.

Лену разрывало, но она не спросила, мол, кто раньше это селедку выбирал, если это традиция? Мама? Жена? С бывшей расстался?

Поболтали о погоде, о ценах, как два пенсионера, ну честное слово.

На кассе стало грустно. Он пропустил вперед, ну, конечно! Каша, корм для собаки, раскраска, всякие полезные овощи. По ней же видно — скучная молодая мать. Еще и муж дома голодный с работы, наверное.

«Сейчас закончится, — думала Лена. — Я оплачу, пойду, он меня даже не окликнет и туфельку мою не подберет».

Сама я не решусь даже после тысячи тренингов по самооценке и любви к себе.

Буду страдать и пить здоровый сок.

— Приятно было пообщаться, надеюсь, селедку мы выбрали правильную. — На лице прям свободу и счастье изобразила, что никто не рискнет познакомиться с такой-то самодостаточной…

Если бы она курила, выкурила быуже четыре сигареты. А так она просто рыдала в сквере на лавочке. Носком потертой кроссовки Ленка ковыряла камушек и старательно гнобила себя.

Достало все. Развод, ребенок, двушка с мамой и работа-кошмар. Геймовер. А последний год добил, и она, вообще, как бабуся в свои 32.

Счастье нужно. Сил и смелости нет.

Дома Ленка выкладывала покупки на стол, а трехлетний Дима висел на ноге, как положено. Висел и дергал. Висел и дергал.

Она летала мыслями в магазине у кассы. В образе смелой и активной.

Вот она, худее на 7 кг, легко и непринужденно бросает в пакет авокадо, а ему:

— Найди меня, я в инстаграме @силамысли.

Пошлятина. Хотя нет, пошлятина вот.

Она после юга и моря, вся загорелая с блестящей кожей. Волосы до плеч, она ими встряхивает у кассы. Тут же встряхивается ее декольте до пупа:

— Ну что, дружок, так ты и не решишься спросить телефон?

Фууу…

Лучше естественно. Она с пуклей на голове. Просто джинсы и майка. Вся светящаяся здоровьем, красотой и милотой. Волосы лучше пусть до низу, в косу. Тогда уж протягивает ему каравай. И на киношный манер:

— Знаете, я чувствую себя смущенной, но все равно предложу, давайте телефонами обменяемся.

Очередь на кассу в Ленкиной голове, конечно, добра и благосклонна. Тут они целуются, все хлопают. Голливуд, что ты делаешь с нами, ха-ха, перестань.

Димка на ноге начал орать. Лена сделай вдох-выдох три раза по кругу, чтобы не орать тоже или вообще не выброситься в окно.

До вечера она делала все, что должна делать идеальная мать — варила кашу и пюре. Читала книжку. Лепила из пластилина. Рисовала пальчиковыми красками. Пела песни. Остановиться нельзя, чувство вины сразу загрызет. Нужно думать о сыне, а не о мужиках.

Димка уснул. Она в ярком свете ванной разглядывала кожу — вообще не светится ничем. Эти волосы… Швырнув расческу, подышала опять.

— Не хочу я засохнуть старухой! Ты сможешь! Действуй! — Самотренинг вроде заработал.

Итак, матерью она побыла.

Ленка открыла ноутбук — это месть себе. Не рискнула тогда, заставлю себя сейчас.

Она твердо решила, что сама, первая напишет десяти мужчинам на сайте знакомств и стала пересматривать анкеты.

В левом углу сайта горел огонек и цифра четыре. Четыре новых знакомца. Либо фото достоинства, либо давай секс без обязательств. Или классика: я женат, но с женой у нас плохо, ищу родственную душу.

Это, кажется, еще со времен Чехова извест…

— Извините, но вот искал и не ошибся, вы здесь. Кстати, меня Олег зовут.

— Селедка?..

Инга Ситникова

Незавидная невеста

Нания неспешно шла к горному ручью по лесной тропке. Кувшин на плече приятно холодил кожу, солнце ощутимо припекало спину через тонкую ткань платья. Она шла, вслушиваясь в звонкие птичьи трели и шепот леса, вдыхала густой хвойный аромат и тихо пела себе под нос. У ручья привычно набрала воды и уже собиралась идти обратно к дому, как увидела по другую сторону мужчину. От испуга Нания чуть не выронила кувшин, дыхание замерло, тревога сковала тело.

— Не бойся, — сказал незнакомец, проворно закатал штанины, снял обувь и в ту же минуту переправился к ней.

— Кто ты? — спросила оторопевшая девушка.

— Я из соседней деревни, сын ремесленника. Это мой отец делает лучшие дудки в округе.

— А-а-а, — протянула она уже более спокойно, — я слыхала про старого Яго. Значит, ты Джанико, его сын.

— Угу.

— Обычно тут никто не ходит, напугал ты меня.

— Прости, умыться пришел, — улыбнулся Джанико. — Там за холмом наши овцы. Пастух прихворал, вот отец и послал меня. А хочешь покажу красавиц?

— Давай, только недолго, мне уже пора возвращаться.

— Успеется. Я провожу тебя.

Нания отставила кувшин, и они пошли по тропинке выше. Джанико показал ей пять белоснежных овечек. Казалось, на холм опустилось мягкое пушистое облако. Юноша достал дудочку и принялся играть. Простая мелодия так заворожила Нанию, что она забыла про время. Девушка все смотрела на загорелые руки и ловкие пальцы Джанико и думала, как хорошо, что он не знает кто она.

С того дня Нания стала ходить к ручью не только до обеда, но и после полудня. Тайный лесной поклонник с глазами цвета жженого сахара украл ее сердце. Джанико играл на своей любимой дудке, а Нания тихо пела. И пришел день, когда ее губы узнали, как обжигающе прекрасен его поцелуй.

***

— Куда рядишься-то? — как-то спросила ее мать.

— Никуда, за водой иду.

— Ну да. По два раза на дню уж бегаешь, светишься, как начищенное серебро. Смотри, Нания, нельзя тебе влюбляться.

— Знаю, знаю, — печально вздохнула девушка. «Только поздно, мама, уже люблю»‎ — подумала она, но вслух больше ничего не сказала.

Мать ушла чистить кастрюли. Нания посмотрела в зеркало. Темные косы переливались на солнце, легкий румянец играл на щеках, только в глазах блестела горечь. Нания закрыла лицо руками. Придется ему все рассказать.

Джанико, как обычно, ждал любимую у ручья. Сидел на камне и смотрел, как вода бежит сквозь препятствия из камней. Нания пришла сама не своя.

— Что случилось, Нани? Тебя обидел кто-то?

— Знаешь, незавидная я невеста. Прости, что не сказала раньше…

— Что ты такое говоришь? — не понял Джанико.

— Подожди, послушай меня. Я внебрачная дочь одного известного морехода. Мы с матерью живем на отшибе и почти ни с кем не общаемся. Семья от нее сразу отвернулась, выгнала со мной новорожденной на руках. Такой позор! — выпалила Нания на одном дыхании и отвернулась от удивленного Джанико.

— Ты знаешь, что таких, как я, не берут замуж, — добавила она. — В нашей деревне всем известно откуда мы родом и кто мой отец.

Джанико помолчал немного, а потом уверенно произнес:

— Не волнуйся. Я что-нибудь придумаю.

— Не ломай свою жизнь ради меня, Джани. Нечего тут и придумывать, — выдохнула Нания в слезах и побежала в сторону дома.

А Джанико не мог сдвинуться с места. Он еще долго сидел на камне, понурив голову, словно закованный в цепи. Юноша понимал, что отец никогда не даст благословения на этот брак. Да и о каком браке речь. Их не захочет венчать ни один священник во всей округе. Эта любовь обречена. А ведь Джанико был единственным сыном в семье. Так случилось, что мать его умерла при родах, и отец больше не женился. Тоска охватила его при мысли, что старый Яго останется один, если он сбежит с такой вот невестой.

Больше всего он мечтал продолжать его дело, жить в родной деревне. Джанико уже не раз представлял, как просит руки Нании, как отец роняет скупую слезу счастья на их свадьбе. Старый Яго все чаще заговаривал о внуках, собирался передать семейное ремесло и традиции своим потомкам. И вдруг она разбила все мечты. Нания… Прекрасная, как утренний рассвет. Джанико до самых сумерек смотрел на ручей, который преодолевал любые преграды легко и беззаботно, а потом побрел в сторону дома.

***

Нания бежала, не разбирая дороги. Кувшин она оставила дома. Мать видела в окно, как дочь нырнула в старый сарай, закрыв за собою дверь. И сразу все поняла. К ужину девушка вернулась в дом. Она ничего не сказала матери, а та не стала спрашивать. Только материнское сердце сжалось. Она всегда боялась за Нанию, прятала подальше от мужских глаз. Но могла ли она ее уберечь от любви, раз на то была воля небес?

Нания с того дня ходила на ручей рано поутру в черном платке. Она больше не пела любимые песенки и не мечтала о свадебном наряде. Раньше она часто любовалась издали на невест. Втайне надеялась, что какой-нибудь путник однажды возьмет ее замуж. Может, где-то другие обычаи и незаконнорожденные девушки не считаются проклятьем. Может, и их берут в жены. Но теперь Нания ясно осознала, что мечтам ее не суждено сбыться. Не хотела она никакого путника.

Так прошел месяц. Солнце уже не грело, а лишь дразнило из-за туч. Нания давно смирилась, что ей суждено увять в их ветхом доме среди старых кастрюль и штопаных ковров. Она много думала о том, что случилось с матерью. Ей было жаль, что та не узнала настоящей любви, не стала женой, не родила еще детей, потеряла все связи с родными. Потеряла честь. Ее матери пришлось нести клеймо позора на своих плечах и выживать среди людей, которые не хотели смотреть ей в глаза.

Зато она, Нания, хоть немного, но была счастлива. Только казалось, что счастье это ворованное, как яблоки из чужого сада. И все же оно было внутри. Нания твердо решила сохранить эти летние дни в памяти, как драгоценность, к которой будет возвращаться в особенно трудное время. Она спрятала в шкатулку самое ценное, что успел подарить ей Джанико — его дудочку в миниатюре. Несмотря на щемящую тоску, она знала, что он будет счастлив без нее. Ей так хотелось.

Следующим утром Нания не сразу пошла к ручью, мать попросила испечь хлеба. Да и дождь за окном не унимался. Поэтому за водой она отправилась ближе к обеду. Втайне Нания надеялась встретить Джанико, но понимала, что лучше бы этого не произошло. У ручья, конечно, никого не было. Хотя глаза никогда не переставали искать. Нания вернулась домой, поставила кувшин у печи и пошла за яйцами в курятник. И только она вышла с корзиной от кур, как увидела Джанико. Он стоял у покосившейся калитки и улыбался. Нания словно в землю вросла, не могла пошевелиться, щеки ее загорелись. Ей не верилось, что она видит любимого наяву.

— Я пришел за тобой, Нания.

— Н-нет… Зачем? — в груди у нее все сжалось, голос задрожал.

— Я нашел священника.

— А как же твой отец?

— Я сказал ему, что иду в пастухи. И про тебя рассказал тоже. Сначала он рвал и метал, но потом отпустил с миром.

— Неужели благословил?

— Нет. Но это и неважно.

— Как же? А ремесло?

— Думаю, скоро он возьмет подмастерье. Мой троюродный брат давно просится. А знаешь, если б мой прадед не женился против воли отца, не уехал в деревню ремесленников, может, и не было бы нашего семейного дела. Дед всегда говорил, что для настоящей любви нет преград. А тому, кто предаст свое сердце, не будет счастья на земле.

— Смелость у тебя крови… — только и смогла прошептать Нания. — А моя мать?

— Вряд ли она будет против.

С этими словами Джанико приблизился к девушке и крепко обнял. В этот же день они венчались в заброшенной церкви. Сквозь разбитый витраж на их головы падал предзакатный свет и, казалось, что сами ангелы спустились с небес и поют им.

Мария Смирнова

25 килограммов хорошего настроения

Я была на седьмом месяце беременности. Моя подруга спросила, хочу ли я сделать baby shower. Тогда для меня это было в новинку, и хотелось попробовать. Я согласилась. Всю организацию праздника подруга взяла на себя. От меня требовалось только присутствие и хорошее настроение. С присутствием проблем не было, а вот с настроением… не очень.

Дело в том, что за беременность я набрала около 25 кг. Для меня это СУПЕР много! Мне было тяжело, неудобно, некомфортно и самое главное — я себе не нравилась.

Вдобавок ко всему, в противовес мне, все мои гости были в хорошей физической форме и отлично выглядели. Представив себе перспективу быть колобком среди принцесс, я загрустила. Загрустила так, что прям расхотелось праздника.

За пару дней до мероприятия я взяла себя в руки и пошла покупать наряд для беременных. В таких магазинах в примерочных обязательно лежит накладной живот, чтобы можно было понять, на сколько хватит эластичности одежды. Мне уже не очень был нужен такой живот, а вот моим гостям вполне пригодился бы, подумала я.

И в тот самый момент очень ярко себе представила всех своих гостей с накладными животами! Мне стало так весело, что я захохотала голос! Ушла из магазина с покупкой и с хорошим настроением.

Но идея гостей с животами не отпускала меня. Уж очень хотелось воплотить ее в жизнь!

Где покупать накладные животы я не знала, да и времени было не очень много. Решила обойтись обычными декоративными подушками, благо у меня их было достаточно.

Настал момент baby shower. Поскольку мы сильно не придерживались правил, были приглашены и мальчики и девочки. Я сильно волновалась, как гости отнесутся к моему предложению побыть «немножко беременными» в этот день. Мало ли у кого какие предубеждения.

Я собрала волю в кулак. Сделала вдох и выдох и сказала, что, чувствую себя супер неуютно в своем нынешнем положении колобка и хотела бы попросить всех временно побывать в моем положении. Кто хочет, конечно.

К моему удивлению и радости захотели ВСЕ! И девочки и мальчики! ВСЕ, практически одновременно, с шутками и прибаутками запихивали подушки под футболки, юбки и брюки. Это было потрясающе весело! И ВСЕ выглядели потрясающе красиво, даже я. Наконец-то я смогла себя почувствовать в своей тарелке.

На память об этом беспрецедентном событии у меня осталось фото, которое до сих пор греет мою душу и вызывает искреннюю улыбку.

Я поняла, что можно говорить о своих чувствах, и что люди чаще всего откликаются. А юмор и самоирония помогают справиться с практически любой ситуацией. И что беременность для многих непростой период жизни. Теперь я еще с большим уважением отношусь к тем, кто находится в «интересном положении». Пусть оно приносит радость в любых возможных ситуациях, как принесло мне при помощи моих друзей.

Кухня. Полнолуние

Мы сидели за круглым столом и пили чай. Как обычно, ни с чем, «вприглядку», как говорится. Было уже за полночь, но спать еще не хотелось. За окном разливалось море огней, и было так тепло и хорошо, что хотелось петь. Что-то протяжное, напряженное, душевное.

Вспомнились детские посиделки родителей у бабушки за длинным деревянным столом с бархатной красной скатертью и бахромой, из которой было очень удобно плести косички сидя за столом. Было очень весело, так как взрослые были заняты своими разговорами, а мы, дети, сидели под столом и прислушивались к каждому слову. Иногда щекотали кого-то за ногу или стаскивали туфли, тапки и меняли их местами, думая, что никто этого не замечает. Удивительно, но нам казалось, что мы гораздо умнее взрослых и можем их обхитрить. Теперь точно так же думают и наши дети, и это правда. Главное — не спугнуть эту робкую правду наших детей, как не спугнули в свое время наши родители.

Мы сидим с мужем за круглым столом на кухне, пьем чай, вглядываясь в бесконечные огни за окном. На душе так хорошо, что хочется петь что-то протяжное, напряженное, душевное.

— Я тебя люблю, — говорит мне муж, — и ни разу не пожалел, что выбрал тебя.

Вот она, моя песня, протяжная, напряженная, душевная. Эти его слова запали в душу и засели в мозгу — пусть там и остаются.

— И я тебя люблю, — как эхо произношу я, улыбаясь одними глазами.

Эльвира Смолина

Рыбная драма

За годы проживания на острове Кипр на днях я впервые решилась поехать на морскую рыбалку. Муж с сыном давно освоили этот вид промысла на нашей лодке.

Самое зверское в рыбном увлечении — ночное начало, подъем в три часа утра.

Собралась я быстро, ангажируемая матюками супруга. Нарядилась в новый купальник и шляпу. Просекко и фужеры сложила в плетеную корзину. Пока я примеряла образ аристократки, мое акварельное воображение рисовало легкое покачивание на волнах, развеянные ветром волосы, и я с фужером игристого в царстве рассвета и морской глади.

Когда я вышла на крыльцо дома, муж и сын засмеялись. Рыбаки утеплись добротно. На перевоплощение мне выделили минуту. В образе печального бомжа я впервые отправилась на промысел.

Всего 30 км прыжков по волнам с брызгами в лицо и сдувание мимики порывами ветра. Уже на первой миле пути я посчитала, что челюсти мои богаты четырьмя зубными пломбами. Россыпью они подпрыгивали во рту при глиссировании.

Когда мы удалились на необходимое расстояние от берега, сбросили скорость. Началась троллинговая ловля тунца. Вскоре раздался сильный стрекот фрикциона катушки одного из спиннингов. Муж скомандовал садиться за штурвал. Сам подсекал рыбу, подматывал леску к лодке.

Мы увидели большую рыбину у борта. Она то давала подвести себя ближе к лодке, то резко уходила на дно.

Понеслось эмоционально-ругательное извлечение улова из морской пучины. Для восстановления оптимизма жены муж кинул тушку пойманного тунца к моим ногам. Позволил наконец сделать фото и видео.

Поневоле я стала морячкой с тремором в органах движения.

Смирившись с обстоятельствами и колтунами в волосах, я продолжила освоение профессии штурмана. Утреннее солнце припекало, новый купальник рыбозабойное общество не оценило. До желанного берега лодкой управляла я сама. Вернувшись домой, впала в сонное беспамятство.

Очнулась на закате, наконец выпила просекко. Обожженное ультрафиолетом тело покрыла взбитыми сливками из пантенола.

Муж, наблюдая я за мной, сказал:

— Я всегда знал, что ты поплывешь со мной и в шторм и в штиль, будешь обгорать без крема, но никогда не будешь грустить в субтропическом парадизе. Ты со мной на одной волне, рыба моя!

Марина Тиелеман

История любви

Перед ним на пороге стояла она, его русская клиентка, молодая женщина лет 30 в коротких джинсовых шортах, белой шелковой блузке и вельветовой шляпе с широкими полями. Натали совсем с недавних пор стала ходить к нему с разными жалобами тревожного характера. Он протянул ей руку, приглашая войти в дом, она сняла шляпу и, поправляя кудряшки за уши, посмотрела на него глазами готовыми тут же рассказать о своей печали.

— Натали, пройдемте на третий этаж… — сказал он, указав на лестницу, и тут же почувствовал стеснение. Ему стало неловко перед собой и в тоже время странно за свою неловкость. Он считал, что хорошо знал себя — свои эмоции, реакции, почему и откуда они берутся, что ими движет, и как нужно себя контролировать, если в этом есть необходимость. Появившаяся неловкость была ему незнакома, но он подумает о ней позже, сейчас ему нужно сосредоточиться на ней, на ее чувствах, на боли…

Они прошагали до третьего этажа, он спросил ее про погоду и куда она ездила отдыхать с семьей в отпуск. Она отвечала оживленно, ясным здоровым голосом, не похожим на других больных, приходивших к нему по той же причине. Те люди, мужчины и женщины, являлись с другими глазами — бесцветными, потерявшими первоначальный блеск. Ее же глаза были другие — сине-серого цвета, с заметными задоринками жизни. В них только лишь таилась грусть, и ему не терпелось узнать причины ее прихода сегодня.

В просторном кабинете с запахом жаркого солнца в занавесках она села напротив окна в мягкое кресло, достала салфетки из кармана и, позволяя себе расплакаться, рассказала ему о ней, депрессии. Она называла ее тяжелым камнем, дурным сном, затерявшемся в облаках солнцем, темным непроходимом туннелем, ядом, впившемся в ее кожу.

Она не боялась рассказать ему больше, с ним ей было спокойно, она могла ему доверять. Он внимательно слушал ее дрожащий голос, следил за тем, как она накручивала на палец кудряшки, меняла положение ног, разглядывала корешки книг на полках. Когда она умолкала, он мягким спокойным голосом задавал ей вопросы. Ей всегда становилось лучше, когда ее окружали тихие уравновешенные голоса, а его голос она находила особенно редким, способным разгладить самые тревожные мысли.

Через месяц ей нужно было лететь в Америку, одной, без мужа и детей, а она и думать не могла о самолетах. Ее трясло при одной только мысли летать, но не лететь она не могла. Пересечь океан с депрессией в обнимку не представлялось ей возможным. Депрессия сама по себе пронзающая заноза в душе, а тут еще устрашающий гул моторов, скрип корпуса самолета при взлете и посадке, турбулентность. Она искала в его словах помощи…

Питер, так звали ее психолога, рассказал ей все, что знал о самолетах, о том, как надежно слиты их корпуса, подготовлен экипаж, предусмотрены меры безопасности. Слушая его, она представила выбрасываемые кислородные маски, себя, жадно хватающей воздух, полет самолета в бездну океана, замирающих от ужаса пассажиров и его тихий уравновешенный голос на дне океана. Натали полегчало и на мгновенье показалось — она готова взлететь прямо с окна его кабинета.

«Может и правда фобии лечатся…» — подумала она.

Когда она прощалась с ним на пороге, закрывая шляпой солнце, он верил — она спокойно перенесет авиаперелет, и душевное уныние обязательно пройдет через несколько недель.

«Когда она выздоровеет, наверное, будет еще красивее», — случайно подумал Питер.

Она ехала домой по проселочной дороге в предвкушении обнять своих двух малышей и мужа. Проезжая ухоженные французские домики с разукрашенными ставнями, клумбами цветов и террасами под тенью садовых деревьев, ей становилось лучше, и она мечтала о том скором дне, когда вновь почувствует прежний вкус к жизни.

Осенью Натали выздоровела — очнулась от затянувшегося сна, проснулась с былым ощущением пространственной легкости в душе. Давно она не чувствовала себя такой счастливой как сегодня — в преддверии своего дня рождения. Завтра придут гости, будут музыканты. Она нарядит детей в праздничные костюмы, сделает себе прическу и будет наслаждаться собой и приятным ей обществом. А когда закончится праздник, она, усталая, немного пьяная и довольная собой, ляжет в кровать и вспомнит о Питере, его глубоком голосе, скрывающим истинные чувства, благородной улыбке и мудром взгляде в очках тонкой оправы.

Через неделю Натали готовилась к встрече с ним: подбирала слова, интонацию, одежду, в которой она явится на прием. Ей хотелось нежных летних тканей, сохраняющих тайну, но в то же время слегка приоткрывающих ее. Свой выбор она остановила на темно-синем легком платье чуть выше колен. Она завила кудри и еще несколько раз перечитала десяток интернет форумов с признаниями любви женщин к своим психологам. Подобное явление давно было классикой, и она, оказывается, совсем не исключение. Советы известного психолога с форума убедили ее в важности рассказать о чувствах любви своему терапевту.

Пока ехала к Питеру, пытаясь уговорить себя не волноваться, слышала, как птицей в клетке билось и терзалось ее сердце, как замирало оно притаившимся зайцем. Совсем скоро все решится. Он либо отвергнет ее, либо примет…

Через несколько мгновений он стоит перед ней на пороге, улыбается, приветствуя. В его улыбке целый мир и она, станет ли частью этого мира? Будет ли он улыбаться после того, как узнает? Скорее всего он, не теряя лица профессионала, уверенным не меняющимся голосом тактично пожелает поискать ей другого терапевта. А может сам кого посоветует…

Что если для него ее чувства — очередная болезнь пациентки и в его силе помочь справиться или же, наоборот, приручить к себе.

— Я не буду вас за это наказывать, — сказал он. — Это ваши чувства, вы имеете на них полное право…

Она понимающе кивнула, тихо рассмеялась своим настоящим, немного детским смехом. Затем беседа гладко и незаметно перешла на ее сына, заговорили о материнской тревожности, победе над депрессией и новой возможности летать без страха. Они больше не говорили о ее чувствах, он не отправлял ее искать другого психолога. Не принял, но и не отвергнул. Улыбнулся раз случайно или не случайно. Смутился, скользнул взглядом по щиколотке, но тут же спрятал глаза в строчках блокнота. Когда они прощались на лестнице, Натали сказала ему:

— Вы не переживайте, я большая девочка. Справлюсь. Я все понимаю…

А он ответил:

— Я тоже человек…

Домой она не ехала, она летела. Теперь она умела летать не только на самолетах, а сама, в одиночку, ощущая крепкость своих сильных крыльев. Она сказала ему и это главное. Теперь он знает…

Чтобы не случилось, она всегда будет хранить его в сердце, опять и опять возвращаться в памяти к его уверенным словам, глазам, обещающим силу. Вернется ли к нему — она не знала. Если он любит, то как скажет ей об этом? Как снимет маску профессионала?

Возвращаясь домой, она плакала то ли от счастья, то ли от расставания с человеком, кто, сам того не зная, сделал ее невероятно счастливой.

— Я тоже человек, — стучали в ее груди слова Питера. Она подумает о них позже, когда снова захочет взлететь…

Лилия Тигрова

Женька

Эта история произошла со мной, когда я училась в педагогическом университете на низкооплачиваемую и неблагодарную профессию учителя иностранных языков за тысячи километров от родного дома. Так случилось, что на первом же курсе учеба моя отодвинулась на второй план, когда по воле обстоятельств я встретила его. Светлый образ прекрасного принца, который я сама и нарисовала, окружив его фигуру ореолом загадочной привлекательности, глубоко запал в душу, и я плакала в подушку, видя сны с ним в главной роли. Он, как и полагается, не заметил яркого огня в моих глазах, трясущихся коленок и мокрых ладоней. Прошло немало времени, прежде чем я поняла, что у меня просто нет шансов, и я просыпалась с мыслью о том, что нужно забыть его, наконец! Но разве способно девичье сердце забыть столь светлое чувство, пережитое впервые? Нет, конечно, нет. И мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Ждать и верить, что время лучший лекарь.

Волею судьбы училась я в далеком городе, и видеть родных мне приходилось лишь раз в году, когда зеленела трава, и распускались первые цветы. Но в тот памятный год все студенты нашего курса должны были проходить практику, и я впервые за прошедшие два года поехала домой в декабре. А едва закончились новогодние каникулы, и был съеден последний прошлогодний салат, мама отвела меня в колледж, в котором работала сама. Их преподаватель немецкого языка «неожиданно» ушла в декретный отпуск, и заместитель директора по учебной работе хваталась за голову, потому что не могла поставить галочки в графе выданных часов. На мое испуганное лицо никто и не взглянул, когда они составляли новое расписание, где почти в каждой графе теперь значился ин. яз. немецкий и моя фамилия. А это означало, что вместо пассивной практики наблюдателя мне предстояла активная принудительная и, судя по количеству строчек с моей фамилией в день, ничего кроме стрессов и нервных перегрузок мне это не сулило. И я десять раз пожалела, что не стала проходить практику там, куда распределили моих сокурсников.

Началась учебная неделя, и я с дрожью в руках и коленках входила в кабинет.

— Здравствуйте, меня зовут Татьяна Сергеевна. Я временно ваш новый преподаватель немецкого языка. Я нахожусь здесь на практике до февраля. Надеюсь, мы с вами станем друзьями.

С ужасом я понимала, что в группах преобладало мужское население, и на первые пары они появлялись всем составом, чтобы только посмотреть на новую училку, как на чрезвычайно интересный музейный экспонат. Затем их численность заметно сокращалась, и я вздыхала с облегчением, напрочь забыв об истинном предназначении педагога, и не чувствовала угрызений совести. Я старалась подбирать интересные тексты и научить абсолютно неспособных хоть чему-нибудь, но все мои альтруистические порывы разбивались о дисциплину. Первый, второй, третий курсы — совсем еще дети, пришедшие в колледж после девятого класса. Детские уловки, подростковый период и ломка характера — типичное явление запоздалого и неравномерного развития в сельской местности. И как Макаренко умудрился не только выжить среди воспитуемых зэков, но и не убить никого в процессе? А когда мне показалось, что хуже уже быть не может, в моем расписании появилось обновление в виде четвертого курса последней парой.

— Ну да, твои ровесники, — согласилась мама, когда я с огромными глазами пришла к ней. — Ну и что? Я знаю эту группу, очень хорошие мальчишки.

— МАЛЬЧИШКИ?!!! — ахнула я.

— Ну да, это группа механиков.

Стоит ли говорить, что я шла туда, как на каторгу, тщетно пытаясь справиться со своим дьявольским волнением. Самое ужасное, что я прекрасно понимала комичность всей ситуации. Я очень маленького роста, всегда на физкультуре стояла последней в шеренге, на лицо мне тоже никто не мог дать больше пятнадцати. В общем, гном, которого едва видно из-за учительского стола.

Не знаю, заметили ли они, как я побледнела, когда, войдя в кабинет, обнаружила там десять здоровенных лбов. Ноги отказались меня держать, и я быстро опустилась на учительский стул, затараторив приготовленную и хорошо заученную мною речь. Далее шло знакомство. Когда предо мной лежал список их имен, я спросила о последней теме, которую они изучили.

— О, это было так давно и неправда, — ответил сидящий ко мне ближе всех, и, подперев улыбку кулаком, опустил глаза в открытую перед собой тетрадь.

Мне показалось, он покраснел, и я удивилась, как скромность и смелость могли уживаться в одном человеке одновременно. То, что никто не осмеливался ничего сказать или даже открыто смотреть на меня, придало мне немного уверенности, и я принялась за свой урок.

Тот же парень, самый смелый из скромных, сказал, что тему, которую я для них подготовила, они уже прошли. Второй смельчак, самый высокий из всех, заметил, что и текст, который я им раздала, они уже читали.

— Что ж, значит, к следующей паре я подготовлюсь тщательнее, — пообещала я, лихорадочно листая учебник.

— А где Вы учитесь? — вдруг спросил первый.

Я пробежала глазами по списку.

— Евгений?

— Да, — кивнул он и открыто посмотрел на меня, ожидая ответа.

— Давайте все вопросы личного характера после пары, — отрезала я, в свою очередь опустив глаза в свой учебник.

Первый урок в сорок пять минут прошел спокойно и, я, не дожидаясь звонка, отпустила их на пятиминутный перерыв. В кабинете осталось человека три.

— Ну, так где Вы учитесь? — подперев рукой голову, с интересом в глазах спросил Евгений, когда в кабинете кроме него остался только его высокий друг Алексей.

Я не ожидала, что он задаст этот вопрос снова. Как правило, фраза «все вопросы, не относящиеся к немецкому языку, после пары» срабатывала, и, когда звенел звонок, все вылетали в коридор, обо всем забыв.

— В Красноярском педагогическом университете, — ответила я.

— Так далеко? — искренне удивился он, округлив глаза. Но я уже давно привыкла к такой реакции. — Что это вас туда занесло, если не секрет?

— Там у меня родные, там дешевле. Сибирь — моя родина, — спокойно повторяла я уже давно заученные фразы.

— А потом сюда вернетесь?

— Не дай боже, — улыбнулась я.

— Там останетесь?

— Может быть. Как повезет.

Почему-то он сразу обращал на себя внимание. Мягкие интересные черты лица, любопытный взгляд ясных глаз из-под пушистых ресниц приковывал и смущал, проникая глубоко внутрь. Когда он спрашивал у меня что-то, он смотрел прямо в глаза и часто опускал взгляд первым. Подпирал голову рукой и умел краснеть, как школьник до самых ушей. И я не могла отвести взгляд от его лица в такие минуты. Меня умиляла эта его способность краснеть от неловкости. В то же время он был очень любознательным и иногда дотошным: когда не мог понять чего-то, он подходил ко мне с учебником и терпеливо выслушивал мои попытки объяснить ему то, о чем я никогда и не задумывалась даже. И в такие минуты мне казалось, что я совсем не умею объяснять.

Теперь четвертый курс приходил ко мне каждый день четвертой, пятой, а то и шестой парой. Из колледжа я выходила последней. У многих групп сейчас была сессия, и они не задерживались в длинных коридорах дольше двух часов дня. А в пять или даже в шесть часов, когда уже спускались сумерки, я закрывала кабинет и шла на автобусную остановку, предвкушая горячий ужин и заслуженный отдых.

Пережить ежедневные муки первых пар мне помогала мысль, что на последнюю ко мне придут спокойные, как удавы, механики, и я смогу отдохнуть морально от борьбы за место под солнцем среди взбалмошных подростков. Механики же создавали впечатление уставших от суеты жизненной, искушенных во всех областях трудяг. Они сидели за партами, откинувшись на спинки стульев, возложив ногу на ногу, и лениво выполняли полученное задание. Я не возражала, когда они, и вовсе забыв обо мне, вели тихую беседу, заглядывая изредка в тетради Жени и Алексея, чтобы списать оттуда пару строк.

Я прекрасно знала, что немецкий язык им нужен для той же галочки в зачетке, да и вся система образования в России, в ее селах, да что греха таить, и в городах, давно уже существует красивой схемой и таблицами только на бумаге. А в умы нашей молодежи попадает совсем немного знаний поверхностных и только действительно интересных.

Так в беседах мы проводили эти поздние часы, а я ловила себя на том, что вместо учебника я украдкой разглядываю Женькин профиль.

Я приходила домой, когда на улице было уже совсем темно, вызывала в памяти образ того, кто до недавнего времени занимал все мои мысли, пожимала плечами и ложилась спать, не имея ни сил, ни желания разгадывать эти головоломки судьбы.

Третья неделя была неделей морозов. Из-за влажного климата минус двадцать пять ощущались как все минус сорок, и учителя убеждали родителей, что не стоит отпускать детей в школу. Колледжа это естественно не касалось, но численность учащихся в стенах этого старенького здания все же заметно сократилась — благоразумных родителей оказалось большинство. Они не отпускали своих чад из дому, а моя мама ничего уже не могла поделать с тем, что я уже не ученица, а преподаватель, и сколько бы ни было градусов за окном, на работу я ходить обязана.

Закутавшись в дубленку и шарф, я спешила утром на занятия, чтобы провести пары у групп с численностью не более трех-четырех человек.

— Почему вас родители так не любят?! — сокрушалась я. — Сидели бы дома, холод собачий!

А к последней паре с ярко-красным лицом от колючего мороза в кабинет входил Женька с двумя-тремя согруппниками, и мы начинали урок немецкого языка. Иногда Женя, смущаясь и подперев по привычке голову, говорил с улыбкой:

— А может, мы сегодня ничего делать не будем?

Я снова улыбалась в душе, глядя на него. Я словно проваливалась в другую эпоху, когда мужчины умели смущаться от одного лишь взгляда, брошенного на них красоткой, хоть я и не считала себя таковой.

Совсем немного оставалось до февраля, я знала, что скоро уеду отсюда, и это время останется только в моей памяти. Я не ждала от жизни никаких сюрпризов и сетовала на то, что невозможно принести с собой фотоаппарат и незаметно от всех запечатлеть Женькину улыбку, чтобы оставить его лицо не только в слабеющей с годами памяти, но и на глянцевой бумаге.

В тот день Женка появился на пороге моего пустого кабинета один.

— Что, никого больше не будет? — подняла бровь я.

— Не знаю, — пожал он плечами.

Зазвонил его телефон. Он ответил, извинившись. После короткого диалога сообщил мне, что кто-то из его одногруппников просил передать, что не придет.

Я оглядела пустые парты и рассмеялась от души.

— А тебе-то чего дома не сидится? — спросила я.

Но ответить он не успел, в кабинет вошел еще один студент, и, оглядев скучающие стулья, не удержался от смешка.

— Ну, и что мне с вами двоими делать? — покачала головой я, спустя сорок минут. — Идите домой.

До моего автобуса оставалось еще полчаса, и, придвинув к себе стопку тетрадей с сочинениями второкурсников, я взялась за проверку. Когда в дверь постучали, я вздрогнула от неожиданности.

— Да?

— Татьяна Сергеевна, Вы идете? — Женька в пуховике и шапке стоял на пороге и вопросительно смотрел на меня своими ясными глазищами.

— До автобуса еще полчаса.

— А мой уже ушел. За мной должны заехать, — он оперся плечом о дверной проем.

Я взялась складывать свои вещи в сумку, чтобы не стоять вот так с открытым ртом.

— Такой холод на улице, ужас, — тараторила я при этом, чтобы просто что-то говорить.

— Но в Сибири же еще холоднее…

— В Сибири суше климат, поэтому мороз совсем не так ощущается, как здесь.

Класс, лекция по географии сейчас как раз кстати!

— А семестровые Вы будете выводить?

— Жень, ну что ты «выкаешь»? Мне столько же лет, сколько и тебе, и только по стечению обстоятельств я преподаю немецкий язык, чтобы у вас в журнале стояли хоть какие-нибудь оценки. Хм, даже смешно… Ну какой из меня учитель!

— Да, нормальный учитель, — улыбнулся он.

Не помню, о чем мы говорили дальше. Я смотрела на его лицо и поражалась этим живым глазам и такой милой скромности, что очень редко встречается сейчас среди современной мужской половины человечества.

Чем дольше мы говорили, тем реже он отводил взгляд, а я вдруг осознала, что робость все больше сдавливает мою грудь, мешая дышать. Смотрю в его глаза и вижу огонь. Но его робость решает все, и он продолжает стоять на месте. Почти в бессознательном состоянии я беру в руки тесты и разжимаю пальцы. Они разлетаются, устилая между нами пол. Женька опускается на корточки, чтобы помочь мне собрать их. Поднявшись, вкладывает листки мне в руку. Я ловлю его взгляд и роняю все снова. Он смотрит немигающим взглядом, а я перестаю дышать вообще.

Секунда, другая, третья… и я чувствую его осторожный поцелуй на своих губах. Боюсь открыть глаза и позволяю его рукам обнять себя. Как человек пустыни, нашедший свой оазис, целую его горячие и такие желанные губы, которые умеют складываться в чарующую улыбку. Чувствую тепло его кожи. Снимаю с него шапку и запускаю пальцы в мягкие волосы. Ощущаю всю силу желания не отнимать рук, чувствовать его струящиеся волосы между пальцами и целовать его губы, целовать бесконечно, не отрываясь целовать… Но мы отстраняемся друг от друга, и я, усмехнувшись, показываю ему свои трясущиеся руки. Он улыбается и молчит. Тишина оглушает.

— У тебя голубые глаза, — говорит он тихо.

— А у тебя сейчас почти черные, — отвечаю я.

Он проводит пальцем по моей щеке и берет мое лицо в ладони, и я с дрожью уже в коленях, встречаю его поцелуй.

— Держи меня крепче, — шепчу я, прижавшись щекой к его щеке, — у меня ноги трясутся. Если ты меня отпустишь, я упаду.

Благодарно ощущаю, как он крепче прижимает меня к себе. Вдыхаю носом новый, неизвестный мне слабый аромат его туалетной воды, смешавшийся с его собственным. Оба вздрагиваем, когда звонит его телефон.

— За мной приехали, — сообщает он, растягивая губы в разочарованной, извиняющейся улыбке, снова очаровательно краснея.

— Можешь отпустить меня, — разрешаю я с ответной улыбкой.

Женька осторожно разжимает руки, я возвращаю ему шапку. Он несколько секунд глядит в пол, затем снова поднимает на меня глаза, и я понимаю, как не хочу, чтобы он уходил.

Иди, тебя ждут, — шепчу я, не доверяя собственному голосу.

Женька берет мою руку, целует ладонь, улыбается на прощанье.

— Пока?

— Пока.

Не помню, как добралась до дома в тот вечер.

На следующий день на четвертую пару немецкого ко мне пришли пять человек, в их числе Женя и Алексей. Обозначив фронт работы на сегодня, я раздала всем карточки с заданиями, встретившись с ним глазами только раз, на один короткий, никем не замеченный миг.

В тот день Женька оделся последним. Алексей нетерпеливо побрякивал ключами, спеша на их автобус. Женя прошел мимо моего стола, послав мне долгий взгляд горящих глаз.

— До свидания, — коротко попрощался он.

— До свидания, — повторил Алексей.

— До свидания, — кивнула я, перекладывая карточки из одной стопки в другую.

Они вышли оба. И я, тихо выглянув в коридор, проводила взглядом их силуэты, плохо освещенные тусклыми лампочками. Женя был на голову ниже Алексея, я улыбнулась: «Ты гном, и я гном, и оба мы гномы».

Нет, я не жалела, что он не остался в тот вечер. Я была рада, что он никому ничего не сказал, хотя именно это обстоятельство заставило его тогда уйти.

Следующий день представлялся мне заранее скучным и серым, в расписании значились три пары, ин. яз. у четвертого курса отсутствовал. Так и было. Три пары тянулись дольше, чем в первый день. Странное состояние, в котором я пребывала, не позволяло мне вовремя реагировать на заданные вопросы. Я смотрела в окно на скучный пейзаж, который не менялся со дня моего появления здесь, и удивлялась, как красиво переливается в лучах зимнего солнца снег.

Когда прозвенел долгожданный звонок, я отпустила студентов и стала быстро собираться, до автобуса оставалось семь минут. И вдруг почувствовала, как заколотилось сердце в груди. Я обернулась к двери в немом ожидании. Прошла минута, другая, а я все стояла и ждала, застыв в пол оборота и, наконец, услышала шаги. Не было никаких сомнений. Я точно знала, что это он. Развернувшись к двери, я слушала размеренные, приближающиеся шаги. Раз, два, три… ближе, ближе, громче, громче… восемь, девять…

Он появляется в дверном проеме, и я вижу блики тусклого света в его глазах. «Привет» — говорю я ему мысленно, и мне кажется, что слышу его немой ответ. Тает минута, и я с гулким сердцем встречаю его поцелуй. Как в последний раз, уже прощаясь, мы боимся упустить драгоценное время, отведенное нам чьей-то скупой рукой. Я снова стягиваю с него шапку, восхищаясь красотой его волос, расстегиваю молнию его пуховика, прижимаю руки к его груди, чтобы почувствовать его тепло, ощутить его бьющееся сердце. Его щеки и нос, холодные от мороза, скоро становятся горячими и раскрасневшимися уже от тепла. Мои губы сами собой растягиваются в ответ на его улыбку, я прижимаюсь лбом к его подбородку.

— Ты никому не сказал, — шепчу я.

— Нет, — тихо подтверждает он.

— Так будет лучше.

— Да, наверное.

Он прекрасно понимал, что мы в большой деревне, где все все про всех знают, и злые языки домыслят то, чего нет. Я — преподаватель, а он мой ученик. Я в университете, а он в колледже. Я в Красноярске, а он здесь. Мне оставалось учиться еще целых два года, ему — неполных пять месяцев. Мы встретились на перекрестке, он пришел с запада, а я с востока. Ему прямо и мне прямо, и нам не по пути.

— Ты красивая.

— Не правда.

— Не похожая ни на кого. Ты моя звездочка.

— А ты мойгномик с красными щеками.

Мы закрыли кабинет на ключ и на всякий случай, не держась за руки, вышли через дверь во двор. Мы шли по темной улице рядом, кожей ощущая присутствие друг друга, и свернули в аллею парка. Он шел и смотрел, как я кружусь, раскинув руки, глядя в темное небо. Он подходил, надевал мне на голову упавший капюшон и целовал, притянув к себе за меховой воротник. Он провожал меня до остановки, где мы ждали мой автобус. Я просто садилась в него и уезжала, не говоря Женьке ни слова. И он молчал, провожая меня взглядом.

Истекла неделя, закончились пары немецкого у механиков. Они написали итоговый тест и попрощались со мной.

— Я уезжаю в воскресенье, — говорила я Женьке, когда мы шли по улице рядом. — Осталась последняя неделя.

Он тогда ничего не сказал, и мне показалось, что он ничего не услышал, но это было не так. Он это чувствовал, так же, как и я. Еще два раза мы встретились днем, когда я говорила маме, что иду к подруге. Мы просто шли молча рядом, и ничего не хотелось говорить. Все уже было сказано без слов. Все было предельно ясно.

В субботу вечером я ждала его в парке в назначенное время. Я заметила его издалека, и, замерев на месте, осталась наблюдать, как он идет ко мне размеренным шагом, сокращая расстояние между нами. Хотелось, чтобы этот момент не кончался никогда.

Он подошел и поздоровался, как всегда, глазами, и я ответила ему молчаливым приветом. Мы зашли в кинотеатр, купив билеты в последний ряд в почти пустом зале. Не знаю, какой фильм тогда шел; мы сидели позади всех и смотрели друг на друга, держась за руки.

Мы вышли, не дожидаясь окончания сеанса, и снова вернулись в парк. Обойдя его по кругу, вернулись к воротам.

— Мне пора, — сказала я тихо, — скоро минут мой автобус.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — зачем-то сказал он, словно надеялся, что я смогу остаться.

Мы двинулись в сторону автобусной остановки.

— Ты не должен так говорить, Женя. Давай по-английски, не прощаясь?

— Я не умею, — ответил он, не отпуская мою за руку.

Мы остановились на тротуаре. Я обняла его и заглянула в глаза.

— Я всегда буду с тобой, ты это знаешь. Я всегда буду жить в твоем сердце. Время пройдет, а я всегда буду такой как сейчас для тебя. Я буду улыбаться тебе. И ты будешь всегда со мной, я знаю это. Я никогда не смогу тебя забыть. И когда тебе будет очень плохо, ты вспомни меня, вспомни снежный холодный январь, вспомни эту ночь. Ты будешь знать, что где-то на этом свете есть я, которая помнит эту ночь, твою улыбку и твою нежность, которая любит тебя и знает, что где-то есть ты, который тоже помнит и любит меня. Я благодарна тебе за то, что ты помог мне многое понять. Заставил поверить, что жизнь не стоит на месте и не стоит зацикливаться на чем-то, нужно обязательно идти дальше. Я благодарна судьбе за то, что встретила тебя.

Я видела, как останавливается мой автобус, открываются его двери и люди спешат занять места. Я отстранилась от Женьки.

— Так и будет, поверь мне, — улыбнулась я и побежала к автобусу.

Запрыгнула на подножку, и Женька растворился в слезах, застилающих мои глаза. Двери закрылись, и автобус увез меня прочь.

В воскресенье я села в поезд, долго махала рукой родным. И улыбнулась Женьке в моей голове. Может, память прочнее глянцевой бумажки?

Наверняка.

Ольга Трофимова

На сцене сестры Трофимовы: история одного новогоднего номера

Наша совместная творческая деятельность с сестрой началась в тот момент, когда она встала на ноги. Не в переносном смысле, а в буквальном. До этого в концертном деле она была бесполезна: выдавала своим наличием лишь ударную дозу мимишности да обкаканные пеленки. Но как только Викуля научилась стоять вертикально и не шлепаться на попку, во мне проснулась страсть к коллективизации, которая вылилась в создание концертной бригады.

До появления Викухи я, конечно же, радовала родителей стишками да песенками. Сплясать тоже могла. Но все это носило эпизодический характер. И было неинтересно. Для меня. Появление сестры означало, что теперь есть соратник и подчиненный, а это давало безграничный простор для творчества.

Наш первый совместный выход состоялся на Дальнем Востоке и был приурочен к Новому году. Подготовили стишки-песенки. Естественно, солировала я, а сестра выполняла функцию подтанцовки и массовки. Помню, тогда мы даже стенгазету сделали. Ну как стенгазету… Листы из альбома для рисования развесили булавками на ковре.

Она до сих пор хранится в закромах Родины. Родители читали и даже хвалили. Хотя, на самом деле, на творение рук наших без слез не взглянешь: у меня ген, отвечающий за создание прекрасного, атрофирован с рождения, а Викуля в тот период жизни выдавала концептуальные абстракции.

Чем старше мы становились, тем больше у нас появлялось возможностей для расширения репертуара. Уже в Новосибирске, также к Новому году, мы решили подготовить смертельный номер «Укрощение дикого животного». Роль Натальи Дуровой я, на правах режиссера, отдала себе. Вике предстояло стать ассистентом. Роль дикого животного досталась собаке Чике.

Ее имя никак не связано с блатным жаргоном. Там другая история. Вообще-то я ее хотела назвать Кора. Фенимора Купера перечитала. И особенно мне понравился «Последний из могикан». Вот оттуда это. Сестра поддержала идею, и мы поделились соображениями с родителями на семейном совете, который был созван в связи с появлением животного.

Папа вполне резонно заметил, что собака не очень крупная, беспородная и надо бы что-то попроще. Я обиделась. Нам предложили рассмотреть вариант Чика. В честь речки Чик, на которой собачка была спасена. Мы подумали, что это логично, и я перестала обижаться.

Ехал папа по своим геологическим делам вдоль реки Чик. Был март, на реке был ледоход. И вдруг он увидел, что на льдине плывет собачка. И плачет. Папа натянул болотные сапоги и полез в ледяную воду спасать песика.

В машине был беляш. Со спасенной животиной разделили его по-братски: собачка съела мясо, папе досталось тесто. После такого деваться было некуда, и собачка поехала к нам домой. Впереди предстоял последний этап операции — легализация животного на одной с нами жилплощади. Папаня подошел к этому вопросу творчески. Когда я пришла домой из школы, жилплощадь блестела. Он показал мне собачку, и я тут же ее полюбила.

Мы сели в засаду у кухонного окна ждать появления мамы с Викой. Как только они показались на дороге, папа без куртки и шапки выскочил на улицу.

— Ларчик, — кричал папаня, — а я уборку сделал!

Но маму так просто не проведешь.

— Что случилось? — спросила она.

— Ларчик, — не унимался папа, — я вот ужин приготовил!

Мама насторожилась:

— Костя, что случилось?!!!

И тут папаня делает шах и мат. Он хватает Вику в охапку и со словами:

— Викуля, смотри, кто у нас есть, — открывает дверь и демонстрирует меня, сидящую на полу с собачкой в обнимку.

Хитрый папаня не оставил маме ни малейшего шанса сказать нет. До сих пор вспоминаю эту картину. Коридор, посередине собачка, с одной стороны ее обнимаю я, с другой — Викуля, которая даже пальтишко снять не успела. Сбоку и чуть поодаль в полупоклоне стоит батя, благоразумно оставивший нас с сестрой на авансцене. И над этим пейзажем возвышается мама.

Собачку оставили. И вот никто об этом ни разу не пожалел, потому что это была такая собака! Всем собакам собака. Вернее, на самом деле, Чика была человек, просто собака.

И мы, естественно, тут же начали ее дрессировать. По моему гениальному режиссерскому замыслу смертельный номер должен был завершать концертную новогоднюю программу, чтобы оставить неизгладимое впечатление от вечера. Для достижения нужного эффекта дикому животному нужен был костюм.

Аргументировав тем, что «очень надо», мы попросили у мамы кусок черного шифона с россыпями мелких цветочных букетов и моток резинки. Соединив все это, мы смастерили накидку, в которой дикое животное должно было предстать перед восхищенной публикой.

Оттарабанили обязательную программу, пришел черед смертельного номера. Чику, наряженную в накидку, которая все время съезжала набок, мы вывели на середину. И перед восторженной публикой дикое животное по команде «дай лапу» несмело, и сильно смущаясь, вложило свою руку мне в ладошку.

Анна Фельдгун

Кошкин дом

На кухне бормотал слащавый женский голос: «Дандасана, Бхуджангасана, Шванасана! А теперь встанем в позу любви и…».

Вита лениво выпрямилась из «собаки мордой вниз», подошла к подоконнику и со вздохом захлопнула ноутбук.

Подоконник служил для Виты и рабочим столом и местом отдыха. Это был единственный островок в крошечной Московской двушке, доставшейся от родителей, который она считала своим.

Отражение в окне троилось, делая ее огромные, немного выпуклые глаза еще больше.

Вита распустила шикарные, неподходящие худому бледному лицу, темные волосы, провела пальцами по лбу и стала рассматривать улицу.

Через дорогу от дома располагался садик, в который они с мужем собирались отдать сына. Около его ограды двое рабочих небрежно тыкали в землю бархатцы и вьюнки, переходя от одной клумбы к другой.

«Как некрасиво. Несчастные растения». — Вита отвернулась.

В голове укором заворчали знакомые наставления: «Кто ж деньги зарабатывает, букетики составляя? Аферисты одни! Вот медсестра — очень хорошая профессия, а цветочки твои, кому они нужны?»

— Никому. Нет у меня никаких цветочков, мама.

Вита залезла с ногами на подоконник, взяла ноутбук и открыла свое резюме. Очень хорошее резюме. На очень хорошую работу медсестры.

Рядом с резюме выскочила контекстная реклама, призывавшая записаться на курс флористики.

***

Муж Виты сидел в спальне за большим письменным столом и лениво проходил очередную компьютерную игру. Он был слегка полноват и ссутулен. Его взгляд, как всегда, не выражал ничего.

— Женя. В общем… Мне нужны деньги, Жень.

Женя оторвался от игры и посмотрел на жену. Она стояла неподвижно, не отводя взгляда.

— Ты что-то натворила, да? Купила дрянь какую-нибудь?

— Нет. Я просто… Я тебе отдам, когда смогу.

— Вот же вы!.. — Женя снова уставился на монитор. — Моя карта в куртке. Можешь взять.

Вита вернулась к ноутбуку. От разговора остался неприятный осадок. Она открыла рекламу курсов и быстро оплатила их. Чтобы не передумать.

А чуть позже, ближе к вечеру Женя пропал.

2

Утро проносилось со скоростью света. На самом деле в квартире почти ничего не происходило. Но, когда нервничаешь, все вокруг куда-то торопится и ломается: убегает кофе, бьется посуда, вещи раскидываются по квартире.

Вита перебегала из одной комнаты в другую, садилась, рассматривала стены. «Обои, кажется, отошли». Тут же вскакивала, набирала номер общих знакомых:

— Женя не у вас случайно? Нет-нет, все замечательно, просто он не уточнил, куда собирается. Наверное, сел телефон… Спасибо, спасибо!

И снова садилась, растерянно глядя на трещины около люстры и рассохшийся паркет в коридоре.

К полудню Вита обзвонила всех, кого смогла вспомнить. Даже решилась набрать Жениным родителям, хотя отношения с ними были весьма натянутыми.

Никто не знал, где ее муж.

Не мог же Женя так сильно рассердиться из-за денег, чтобы уйти из дома? Он скорее расселся бы прямо на кухне и включил телевизор погромче, демонстративно не оборачиваясь на Виту, или изводил бы дотошными замечаниями весь вечер…

Громко загудел мобильный.

— Вита, здравствуй! Женька рядом там? Мы разговаривали, и связь прервалась, а теперь он недоступен!

— Связь? Рома, ты с Женей сейчас разговаривал?

— Да, а он не дома? Он мне денег должен, понимаешь, а у меня тут дача строится и…

Вита посмотрела в окно. Какая-то старушка выковыривала из клумбы цветы.

— Ром, мы вроде как с Женей поссорились. Ты мне набери, если он объявится, ладно?

Через окно в комнату светило яркое солнце. Пыль в его лучах почти не двигалась. Утро в спешке донеслось до полудня и остановилось. И Вита остановилась, глядя, как сверкают отдельные пылинки.

Женя цел и здоров. Вляпался в какую-то историю. И ничего ей не рассказал. Ей. Самому близкому человеку.

Вчерашний вечер, их разговор, купленные курсы в школе «Флора», все вспоминалось смутно, как обрывки из глубокого сна.

Через силу Вита набрала матери.

— Алло…

— Алло, Вита! Ты Сашку когда заберешь? Оставила и ни слуху, ни духу!

— Мам, привет! Понимаешь, Женя куда-то пропал и…

— И что, кобеля своего по бабам искать побежишь, а ребенка на меня повесишь? У меня зеркало вчера разбилось, а ты знаешь, к чему это? Тоже мне, мамаша, весна заиграла — подкинула котенка своего, а сама за мужиком бегать! Кошка драная!!!

«А вот подоконник такой, как надо. Родной и уютный. Может быть, переклеить обои?»

— Мама. Собери Сашу. Я буду через 20 минут.

3

Улица заполнилась шумными компаниями подростков, слышался запах шашлыков. Заканчивался апрель. Соседи выползали посплетничать после долгой зимы и оживленно обсуждали погоду. Детские площадки стали похожи на муравейники, в которых мамы безуспешно наводили свои порядки. Москва пробуждалась от затяжного сна и звала жить.

Еще несколько раз о Жениных звонках сообщали знакомые. Но история каждый раз повторялась: он просил немного в долг, а потом, слыша отказ, пропадал из сети.

За курсы Вите не смогли вернуть деньги, но предложили приходить на занятия вместе с сыном. Мысли о Жене, «драной кошке» и висящих долгах съедали. Находиться в квартире стало невыносимо. И она согласилась.

Вита стала приходить в школу каждый день. Помогала преподавателю убираться и выполняла разные мелкие поручения в обмен на возможность учиться до вечера, пользуясь материалами и оборудованием школы.

А по ночам переклеивала обои и выкидывала старые вещи. И украдкой, так чтобы никто не видел, иногда улыбалась.

Так прошло две недели. Вите предложили поработать администратором за небольшую плату. Вокруг нее аккуратно, по капельке строился новый мир, удивительно теплый и приветливый.

Вита больше не искала мужа. Заявлять о пропаже смысла не было. Женя общался с друзьями уже после того, как ушел из дома. Возможно, он прятался, чтобы не отдавать долги.

Иногда Вита старалась представить, как он вернется, удивится ее достижениям, как будет радоваться сыну. Но вместо этого отчетливо видела пустые глаза и ссутуленную перед монитором спину.

Мысли об этом отнимали силы, а ее мир, ее новый хрупкий мир требовал постоянной работы. Если она остановится хотя бы на минуту, он просто исчезнет. Рассыплется на маленькие осколки и растеряется среди старой мебели и трещин в паркете.

А на улице становилось все теплее и теплее, и появились первые цветы на вишневых деревьях.

«Только не возвращайся сегодня, Женя. Только не сегодня».

4

Девятого мая Вита проснулась от звонка свекрови. Ольга Витальевна говорила мягко и четко в своей непременной поучительной манере:

— Виточка. Женя сейчас в следственном изоляторе. Его арестовали. Только не переживай. Он влез в какую-то пирамиду и сам же пострадал.

— Женя в тюрьме!? Ведь Рома, он не стал бы…

— Виточка, послушай меня, не перебивая. Пока не в тюрьме. Женя, конечно, лопух, но не преступник. Ему на уши навешали, а он и рад слушать, лишь бы ничего не делать. Сами организаторы аферы сбежали, а его подставили. Вот его и забрали.

— Но он должен был Роме денег, и я подумала…

— Никто тебя не винит. Можешь не оправдываться, дорогая. Женя не хотел тревожить тебя и твоего сына. Но теперь ему нужен адвокат. Мы с Виктором Николаевичем, предлагаем тебе небольшую… материальную помощь в этом вопросе. У нас осталось немного с отпуска…

За окном пробежала потрепанная хромая кошка.

Вита отложила телефон и посмотрела на Сашу. Он сопел, закрыв лицо рукой в своей новой кроватке, посреди просторной комнаты. А вокруг него летали голубые кукурузники и большие воздушные шары, и подмигивали золотистые звездочки с новых обоев.

«Теперь все будет хорошо, мой котенок. У нас все будет хорошо».

5

Женя должен был прийти с минуты на минуту.

Вита сидела за столом на кухне и листала инстаграм. За последние два месяца ее страница стала невероятно популярной. Вита выкладывала свои работы из цветов, писала о флористике и дизайне, и ее искренние посты привлекали все новых и новых читателей. Но сегодня мысли не выстраивались, слова не вставали на места и топорщились, как неподходящие пазлы.

Наконец-то в дверном замке заворочался ключ.

Вита сидела на месте, не шевелясь, не отрывая глаз от телефона.

Женя молча прошел на кухню и сел перед ней.

— Обижаешься, да?

— Нет, не обижаюсь. Скорее благодарна.

— Хм. Отшучиваешься. Значит, всерьез обиделась. Будем исправлять. И, это… Спасибо за адвоката. А откуда денег столько? И ремонт какой начала!

— Я не оплачивала адвоката, Жень. Я отказалась от… предложения твоих родителей.

Несколько минут они оба молчали. Из окна доносились детские крики и пение птиц.

Вита взглянула на свой подоконник. По какой-то причине она уже несколько дней там не сидела.

— Виит, ну… ты извинений, наверное, ждешь. Я подумал, может быть, нам свадьбу отпраздновать по-настоящему? Ну, как ты хотела, с платьем там… Что скажешь?

Вита молча помотала головой.

— Ты серьезно? Вит, ну это случайность была, я же не совсем идиот, чтобы второй раз куда-то влезть… Все нормально будет, я буду стараться!

— Знаешь, я ведь и правда всегда думала, что дело в тебе. Что мне плохо от того, что ты меня не любишь, не интересуешься, не заботишься. А еще думала, что виновата мама, раз она не слушает и не хочет понять. А оказалось, что это все я. Это я себя не любила и не любила никого. Не интересовалась и не заботилась.

— Вит… Ну. Это серьезно. Давай мы сделаем что-нибудь для тебя, а? Давай я помогу?

— А я и делаю для себя, Жень. Я вернула на карту все, что одолжила. Она у зеркала. Помоги мне, пожалуйста. Забери ее и уйди без скандала.

***

Похожие вещи часто притягиваются друг к другу. Удача приходит целым потоком, как и неудача, находятся потерянные вещи по несколько штук к ряду, целыми днями молчит или, наоборот, не переставая, звонит телефон.

Сегодня был день сложных разговоров. С Женей — о том, как ему забирать вещи. С мамой — о том, что у Саши теперь будет няня и о том, что родную бабушку она, конечно же, не заменит. А вечером Вите пришел первый в ее жизни заказ на оформление цветами свадебного банкета.

На подоконнике, блаженно растянувшись, лежала пушистая черно-рыжая кошка с забинтованной лапой. Вита подошла к ней, почесала за скрученным от шрамов ухом и прошептала:

— Мы назовем нашу цветочную лавку «Кошкин дом», хорошо, Мась?

И они вместе устроились на подоконнике.

Ее мир выдержал.

Анна Филиппенкова Ангел-хранитель

Было чуть за полдень, когда она вернулась с дневной дойки. Хорошо, сын привез. Как раз успел с рыбалки вернуться. Рыбак он знатный и сегодня такую щуку приволок! Женщина глянула на таз, где, свесив кокетливо через край свою хищную морду, развалилось «чудо-юдо».

«Килограмм семь, — подумала она. — И что с ней делать? Котлет что ли накрутить?»

Людмила Ивановна работала в сельской школе учительницей математики. Муж и вовсе был директором этой же школы. По деревенским меркам семья их была интеллигентная и уважаемая. На таких принято было равняться. Сами работящие, непьющие, с дружными, образованными детьми. Дочки в городе живут. Одна — бухгалтер, а другая — врач. Сын — отважный моряк-подводник. Вот только с женой у него не заладилось что-то. Прикатил домой, да все больше на рыбалке пропадает.

Но с недавних пор вся деревня гудела: «Старшая-то у Ивановны по осени дочку родила. Сама чуть не подохла, еле в городе спасли! Да, дитятко дурное оказалось. Вот и скинула бабке в деревню, от глаз подальше!»

Эх, что с людей возьмешь? Им бы только языком почесать.

Ловко пристроив марлю на ведро, она стала процеживать молоко в банки. По веранде разнесся сладковатый парной запах. Ах, как внучка его любит! Люди говорят: «Малохольная у тебя девка-то! Не разговаривает, где посадишь, там и сидит».

«Чудные, ей-богу, — подумала она. — Вон, помню сынок, уж такое шило был, глаз да глаз! А с ребенком заниматься надо». Это уж она, как учитель сельской школы, точно знала.

Дочка еще по зиме привезла Милочку к бабушке для «откорма».

«Здесь, в деревне, дитенку все ж посытней будет. Тут и молоко парное от буренки, и яйца свежие от курочек, и печка каждый день топлена, и банька в выходной. А то, что врачи говорят, дурочкой вырастет, так брешут все. Ничего! Подрастет, окрепнет на свежем воздухе, а там видно будет. Это мы еще поглядим, кто дурочка!» — так думала женщина, хлопоча по хозяйству и поглядывая за внучкой.

Девчушка с серьезным видом накладывала в ведерко песок и носила на пригорочек у дороги. Над залитой солнцем лужайкой кружились невесомые бабочки. Одна, беленькая, села на кучку песка. Медленно, будто опасаясь быть замеченной, стала ползать, легонько помахивая крылышками. Но малышка не спешила прогонять гостью. Остановившись, стала пристально разглядывать маленькую бабочку. Видно было, что Мила прямо-таки восхищается способностью летать такого маленького существа, что пытается понять, как такое возможно. Если вообще что-то может понять полуторагодовалый ребенок.

И во всей этой идиллической летней картинке было столько умиротворения и покоя. Женщина так и застыла в сенях, залюбовавшись внучкой. Но тут у Людмилы Ивановны неприятно засосало под ложечкой. Что-то было не так. Как будто женщина что-то забыла сделать, но не могла вспомнить что. Ее ухо уловило далекий неприятный гул. Она с трудом подняла таз со щукой и потащила на крыльцо. Посмотрела с улыбкой, как девочка возится в песке. Гул нарастал.

Знаете, бывает иногда такое чувство. Делаешь обычные свои дела и не замечаешь их, словно робот, на автомате. А потом обнаруживаешь, что упустил что-то очень важное, без чего не сможешь закончить. И вроде продолжаешь работу дальше, но хорошо не получается, и ты пытаешься понять, что не заметил, где ошибся. Иначе так и застрянешь, не дойдя до конца.

Поднявшись на веранду, женщина замешкалась в дверях. Словно кто-то загородил проход и не пускал внутрь. Обернувшись зачем-то, она глянула на пригорок и похолодела. Девочки там не было!

— Мила! — с тревогой позвала она, шаря глазами по двору. Спустилась, заглянула за угол дома. И вдруг поняла, что это за звук. По дороге мчался грузовик. Пустой кузов угрожающе лязгал, подпрыгивая на ухабах. Из-под колес вырывались белые песочные клубы.

Тут из-за пригорка показалась беленькая косынка. Не замечая ничего, девчушка топала к дороге. Там в пыли лежало укатившееся ведерко. Солнце нестерпимо палило, щедро заливая все вокруг своими раскаленными лучами. Белая полоска дороги, беленький платочек, маленькая фигурка — все сливалось в один поток света. И водителю наверняка было не разглядеть надвигающуюся беду.

Сдавленный крик вырвался из груди. Не чувствуя от ужаса ног, женщина подскочила к внучке, ухватилась за шиворот кофтенки и что есть силы рванула на себя! Грузовик пронесся мимо, безжалостно проехав своими черными колесами ведерко и место, где секунду назад стояла малышка. Не удержавшись на ногах от той силы, с которой выдернула маленькое тельце из-под колес, Людмила Ивановна упала навзничь.

Грохнувшись со всего размаха о землю, крепко обняв девочку, она еще долго лежала на куче песка. Оцепенело уставившись в небо, боялась пошевелиться, посмотреть, что же осталось от ребенка. Только когда внучка разразилась рыданиями, женщина очнулась и произнесла: «Живая! Слава Богу!»

Бабушка была для Милы всем. Все трогательные моменты, все нежные объятия и ласковые слова — все это она помнила из своего детства только от бабушки. Это бабушка не махнула рукой, не поверила ни разу ни в один из ярлыков, которые звонко, как оплеухи, раздавали врачи. Именно бабушка растила маленькую Милу. Терпеливо занималась с ней, искренне радуясь даже незначительным успехам и утешая при малейшей неудаче. Да так, что к семи годам никто и подумать не мог, что когда-то доктора в голос твердили о задержке в развитии и пророчили девочке обучение только в специнтернате для умственно отсталых.

Став уже угловатым подростком, со всем своим бунтарством и нигилизмом, Мила горько плакала, когда бабушки не стало! Того случая с чудесным спасением девочка не помнила. Да и бабуля рассказала только после уговоров матери. Наверное, неприятно было вспоминать свой «недогляд», чуть не стоивший жизни самой младшей и самой ее любимой внучке.

Позднее, повзрослев и многое поняв про себя, Мила стала считать бабулю своим ангелом-хранителем: «Ангел мой! Ты бережешь меня! Ты ведешь меня! Горько плачешь обо мне, когда я не слушаю тебя. Сокрушаешься и молишься. Просишь для меня лучшей доли. Впрочем, как и за всех детей и внуков своих. Ты добра ко всем и всему. Потому что только любовь движет тобой. Всегда. Ныне и присно. И во веки веков».

Ирина Чабаненко А по весне она проснулась

Айрин проснулась от яркого света солнца, светящего ей прямо в глаза. Она отвернулась от него, перевернувшись на другой бок, в надежде еще немного поспать. Однако теперь лучи жарили ее спину, и она моментально стала мокрой. Девушка с капризным вздохом откинула легкую простынь. Полежав еще немного в позе звезды, Айрин со страдальческим лицом выковыряла себя из постели и прошлепала босыми ногами на кухню. Там она включила чайник и достала свои любимые пирожные. Подруги всегда язвили по поводу того, что она могла есть сколько и что угодно и не переживать о своей фигуре, а она в свою очередь не скрывала, что ей это доставляло удовольствие.

Сон наконец-то выветрился из нее, и теперь на его место пришло возбуждение, от которого засосало под ложечкой.

Спустя полчаса Айрин стояла в ванной и смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь собраться с мыслями. Она вновь и вновь прокручивала в голове все, что ей сегодня предстояло сделать. Этот день обещал быть непростым и, скорее всего, последним днем в этом городе.

Через час Айрин последний раз взглянула на свое отражение перед выходом и пожелала себе удачи. Взяв маленький чемодан, она вышла из квартиры.

Двумя неделями ранее.

Это был конец весны, и на улице стояла потрясающая погода. Было уже очень тепло, но изнуряющая жара еще не пришла в город. Солнышко ласково всех обнимало, по голубому небу плыли причудливые облака, город утопал в зелени и цветах, а в относительной тишине раннего утра можно было услышать пение птиц. Душа наполнялась счастьем и безмятежностью.

Айрин вела свою машину за город в один из многочисленных спа-отелей, где они с подружками собирались провести следующие сутки. Повод у них был весьма радостный — через две недели их Мисси выходит замуж. Их было четверо — Айрин, Джесс, Мисси и Эйприл. Они были молоды и счастливы. У каждой было все, что нужно для счастья, по крайней мере, по общепринятым меркам.

У Айрин зазвонил рабочий телефон, но та сбросила звонок — эти выходные она в полном распоряжении только для своих подруг. Девушка подумала, что довольно редко осмеливается сбрасывать рабочие звонки, даже если они случаются в выходные. Происходило ли это от большой любви к ней? Айрин задумалась.

После школы она осталась в родном городе и пошла в юридический. Было ли это ее заветной мечтой? Мечтала ли она стать лучшей в этой сфере? Сложно сказать. Ее в общем-то привлекала юриспруденция и она подумала, что в будущем хотела бы стать адвокатом и, возможно, если продвинуться еще чуть дальше в будущее, открыть свою адвокатскую контору. Это было престижно и приносило хороший доход. Такой расклад ее устраивал. Наполнялось ли ее сердце счастьем и вдохновением от такой перспективы? В конце концов, не только работа делает нас счастливыми. Если уровень счастья не дотягивает до абсолютного, можно добить его другими способами.

Амбициозность Айрин заставляла ее учиться хорошо, вникать в свою специальность, и к концу обучения она была одной из лучших на курсе. Впереди ее ждала стажировка в престижной юридической фирме города, и это открывало перед ней большие возможности. Была ли Айрин счастлива от этого? Хм… Ее это очень даже устраивало. После удачной стажировки она осталась работать в фирме и через пару лет была одним из ведущих юристов самой престижной юридической фирмы города. И это ее тоже вполне устраивало.

***

— Дамы, нам пора бы выдвигаться к холлу, Ньют будет здесь с минуты на минуту, — сообщила Мисси подругам, когда они лежали на шезлонгах у бассейна, потягивали шампанское и наслаждались отдыхом.

— Поверить не могу, что ты позвала профессионального фотографа на девичник? — непонимающе скривилась Эйприл.

— Ньют сам предложил это. Он хочет узнать меня и подружек невесты до свадьбы. Ему это важно, как фотографу! Он стремится увидеть саму суть людей, заглянуть поглубже, понять их… На этом строится его профессиональный подход. Нас с Полом он фотографировал на прошлой неделе. Вначале мы позавтракали, затем прогулялись в парке, а потом…

— Просто следи, чтобы он не мешал мне отдыхать, — прервала Эйприл щебетание Мисси. — Я не собираюсь всю поездку плясать перед камерой.

***

Ньют ворвался в холл отеля, как легкий внезапный ветерок, который появляется неизвестно откуда, даря желанную свежесть в летний зной. Все, кто находился в холле, устремили на него свой взгляд. Ньют всегда привлекал к себе внимание с первых секунд появления. Дело было не в поведении или внешности, хотя нужно сказать, что он был очень привлекательным мужчиной. Была в нем какая-то энергия, которая манила к себе, приковывала взгляд. Он всегда был энергичным, свободным и вдохновленным. Казалось, он не проживает эту жизнь, а порхает по ней. Ньюту было чуть больше тридцати, и фотография была делом всей его жизни. Он не просто фотографировал людей, он раскрывал их внутренний мир.

***

После прогулок, фотосессий и ужина Эйприл, Джесс и Мисси плескались в бассейне, а Айрин и Ньют сидели неподалеку за столиком. Девушка перевела взгляд с резвящихся подруг на фотографа, который просматривал снимки на камере, и принялась его разглядывать.

Высокий шатен с сильными руками и широкими плечами, он как будто сошел со страниц женского романа. А глаза… Такие глубокие, такие живые, такие озорные! Айрин так привлекала его живость, легкость, то, как он вел диалог, как фотографировал. Жизнь в нем бурлила, а его энергия проливалась на все вокруг. Казалось, он был вдохновлен каждый миг своей жизни, и ей вдруг так захотелось испытать это ощущение! Внезапно Ньют отложил камеру в сторону и откинулся на спинку стула с довольной улыбкой.

— Кажется, ты доволен проделанной работой? — улыбнулась ему Айрин.

— Еще бы! Мне удалось запечатлеть такой радостный день в жизни друзей, их эмоции, чувства. — Глаза Ньюта сияли. — Нет ничего лучше, когда мне удается увидеть и поймать именно то, что у человека внутри, а не то, что он хочет показать на камеру.

— Как ты это отличаешь? — Айрин недоверчиво прищурила глаза.

— Я хороший психолог! — развел руками Ньют. — Да и вообще, мое дело приносит мне счастье. Отсюда и эта постоянная улыбка! — Ньют показал на свой рот, который расплылся в голливудской улыбке.

— Вот скажи, чем именно тебя делает счастливой твоя работа? — Айрин на секунду расширила глаза от удивления, а потом рассмеялась.

— Ну, ведь не только работа должна приносить счастье, — неуверенно ответила Айрин. — В нашей жизни столько различных составляющих…

— И все должно приносить нам счастье! — не унимался Ньют. — Ты столько времени проводишь на работе. Как вообще такое возможно, если она не приносит тебе счастье? Зачем такое возможно? — В этот момент Ньют выглядел немного фанатичным. — Я же вижу, что ты из тех людей, кто хочет и может испытывать радость от жизни. Быть по-настоящему счастливой, каждую минуту. И ты явно можешь делать то, что хочешь.

— Так и есть! — в недоумении воскликнула Айрин.

— Значит, твоя работа все-таки делает тебя счастливой? — настаивал Ньют.

— Ну что ты так зациклился на этом! — Айрин не понимала, почему так эмоционально реагировала на такой простой и довольно безобидный вопрос. Ей казалось, что она сейчас разговаривает с ребенком, который ничего не смыслит в жизни. — Неужели ты такой наивный, Ньют? — Айрин почувствовала легкое раздражение внутри. — Большинство людей не испытывают такой же или хотя бы подобной эйфории от того, чем занимаются. Да, это круто, когда все складывается, как у тебя, но это жизнь. Она бывает разной, бывают разными обстоятельства, причины.

— Что у тебя произошло? — с некоторым смущение спросил Ньют.

— Что? — Айрин в недоумении уставилась на собеседника.

— Обстоятельства? — вдруг мягко спросил Ньют.

Айрин, закатив глаза, отвернулась от Ньюта и огляделась вокруг. На дворе уже были сумерки, и на обеденной террасе зажгли огоньки и свечи. Вокруг все было таким безмятежным и романтичным. Совсем как в душе у Айрин до недавнего времени.

***

— А мне все же кажется, что лучше было бы подарить конверт с деньгами, — услышала Айрин из кухни голос своего парня. Они собирались на предсвадебный ужин к Мисси и Полу, который те решили устроить для самых близких друзей. — К тому же свадьба через два дня, а ты еще даже не выбрала, что хочешь подарить им, — закончил Джон, заходя в гостиную.

Айрин пристально на него смотрела и вдруг поняла, что ей совсем не хочется с ним спорить. У нее возникло какое-то безразличие.

— Хорошо, — коротко бросила она и пожала плечами.

— К тому же это очень практично, — Джон явно был доволен собой.

Практичность и логика были, пожалуй, главными его чертами. Айрин почувствовала, как волна раздражения поднимается в ее душе и поспешила выйти на улицу. Последние несколько дней Айрин часто испытывала перепады настроения. То она раздражалась из-за какой-то ерунды, то испытывала апатию. Подобное настроение было не свойственно ей, и поначалу Айрин списывала все на ПМС, хотя это и не совпадало с ее календарем. Ее внутренний настрой менялся все быстрее, а равновесия внутри становилось все меньше, и Айрин больше не могла это игнорировать.

Она пыталась вспомнить, когда все началось и, казалось, не могла это понять. Но на самом деле ей было страшно признаться себе, что такие настроения с ней случались и раньше, просто она не обращала на это внимания и душила в зародыше любой бунт в своей душе. Поэтому она так рассердилась на Ньюта в первый вечер их знакомства. Он, сам того не зная, поднял новую волну недовольства в ее душе. Ее перестало все устраивать — престижная и скучная работа, то ли гармоничные, то ли пресные отношения, устоявшийся, а точнее однообразный образ жизни. Она вдруг посмотрела другими глазами на все.

***

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Джон, когда они спустя полчаса ехали в такси. Он уже несколько раз задал вопрос, который Айрин, погруженная в свои мысли, пропустила мимо ушей.

Айрин посмотрела на него и уже готова была спросить, хотелось ли бы ему поменять что-то в их отношениях, как Джон обратил внимание на конверт, который она держала в руках. Для свадебных подарков было еще не время.

— Это… — Айрин усмехнулась и немного замялась. — Это сказка для Мисси. Я написала для нее сказку.

— Сама? — Джон был явлено удивлен, он никогда не видел, чтобы его девушка что-то сочиняла.

— Да. Раньше я любила писать, в университете даже подрабатывала в одной газете, — с улыбкой вспомнила Айрин. — Но работа в фирме отнимает столько времени и сил, что на творчество их не остается.

— Ты мне раньше не рассказывала об этом, — сказал Джон, и Айрин заметила тень расстройства в его голосе.

— Да, — тихо ответила она, перевела взгляд на конверт с написанной ею сказкой и вспомнила, как пару дней назад в своей старой квартире нашла коробку со своими рукописями и блокнотами. Когда Айрин копалась в коробке и наугад перечитывала отрывки, ее душа просто пела, а сама она вся светилась. В тот же вечер, просидев до глубокой ночи, она написала для Мисси сказку.

***

— Улыбочку! — щелчок и, появившийся из ниоткуда Ньют, ослепил танцующих Джона с Айрин. — Отлично! — заключил он, взглянув на снимок. — Ты выглядишь еще ослепительней, чем обычно!

— Спасибо! — улыбнулась ему Айрин, и Ньют полетел к следующим гостям, вальсирую со своей камерой между танцующих пар.

— Обычно? — удивился Джон. — Ты же говорила, что фотографа звали до этого только один раз.

Айрин ничего не ответила. После того вечера на девичнике она разобиделась на Ньюта, заключив для себя, что он слишком надменный и невнимательный. Через день они случайно столкнулись с ним у Мисси на работе, когда Айрин заехала за ней перед обедом, а на следующий день они встретились с ним вдвоем за ланчем совсем не случайно. Ньют с воодушевлением рассказывал ей о своей жизни и работе, что приводило Айрин в настоящий восторг. Они встречались еще пару раз за обедом, а один раз он даже взял ее с собой на съемки. Айрин рассказала ему о своем увлечении письмом и тайном желании путешествовать, и они на ходу сочиняли различные истории о своих случайных соседях, а Айрин составляла список из 10 городов и стран, куда бы она отправилась в первую очередь. Их встречи были наполнены легкостью, радостью и вдохновением. Ее коробка с рукописями переехала из ее старой квартиры к ней, и она все чаще стала делать какие-то пометки в блокноте. Взялись откуда-то и силы, и время.

Между Айрин и Ньютом не происходило ничего такого, за что ей должно было быть стыдно, между ними не пробегали никакие разряды электричества, вокруг них не летали никакие искры, а в душе не возникало никакого трепета. Но она почему-то все равно не рассказывала о них Джону. Возможно, Айрин испытывала некоторое чувство вины от того, насколько открытой и вдохновленной она с ним была, насколько эмоциональной, неуравновешенной и легкой. Она была совсем не такой, как последние несколько лет, и ей это нравилось. Джон замечал те изменения, которые с ней происходили, но не задавал вопросов. Зря. Возможно, он узнал бы раньше и был готов к тому, что у Айрин начался новый и важный путь, путь к себе.

***

Когда Айрин и Джон подъехали к дому после ужина у Мисси и Пола, Айрин поняла, что ей совсем не хочется заходить внутрь. Она сказала, что хочет сегодня переночевать на своей старой квартире. Джон ничего не ответил, но Айрин заметила ту боль, с которой он на нее посмотрел. Она собрала самое необходимое, в том числе и коробку со своими рукописями. Когда Айрин выходила, Джон заметил, что для одной ночи она берет с собой слишком много вещей.

— Прости, Джон! Я люблю тебя, но себя я люблю тоже, — ответила она и направилась к такси.

***

Айрин повезло, ее место оказалось прямо у иллюминатора, и она уже предвкушала, как вскоре будет любоваться бескрайними облаками.

На коленях лежал ее любимый большой блокнот и ручка. Именно в нем Айрин начала свою первую книгу еще на последнем курсе университета. Подумать только, ей понадобилось целых семь лет, чтобы ее продолжить, и целых семь лет, чтобы вернуться к себе.

Мария Чесниша

Путь к свободе

Ира шла по пустому из-за карантина парку, не боясь патруля. Девушка отлавливала чувства после разговора с Мишей. После частых ссор было горько и тошно.

Теплый весенний ветер развевал рыжие волосы, которые прилипали к малиновому блеску на губах. Ира села на лавочку, закрыла глаза и запрокинула голову вверх. По лицу невольно покатилась слеза.

— Почему так тяжело… — Она смотрела на небо. — Когда я стану нормальной.

В этот момент послышался глухой звук вибрации. Ира опустила взгляд на пол и заметила незнакомый телефон. Посмотрела на него пару секунд. Телефон продолжал звонить.

— Алло? — ответила девушка.

— Добрый день, — прозвучало на другом конце, — вы нашли телефон? Я его хозяин. Готов заплатить.

— Я и так отдам, — Ира слабо улыбнулась.

— Где я могу вас найти?

— В парке. Лавочка напротив ларька с кофе.

— Буду через 5 минут. Никуда не уходите, — ответил голос и положил трубку.

Следующие несколько минут Ира рассматривала найденный телефон чтобы отвлечься от предстоящего возвращения домой.

— Добрый день, это я звонил.

Перед ней стоял парень в клетчатой рубашке поверх футболки с запутанными светлыми волосами длиннее плеч.

— Вот, — она встала и протянула телефон.

— Спасибо. Сколько вы за него хотите?

— Да ну, хорошие дела ничего не стоят, — Ира съежилась от изучающего ее взгляда.

— За хорошие дела не всегда платят и от этого они стоят еще дороже, — ответил мужчина.

Ира не ответила и уставилась в пол. Она сдерживала себя, чтобы не сболтнуть глупость, хотя внутри что-то предательски сподвигло ее к разговору.

— Давайте так, — продолжал незнакомец, — раз не хотите денег, приходите завтра вот по этому адресу, — он дал ей визитку.

— «Общество живых поэтов»? — прочитала Ира.

— Я там читаю лекции по драматургии. Завтра, например, рассказываю о роли антагонистов в литературе.

— Только я ничего не пишу, — призналась Ира.

— Обещаю не дать скучать, если придете, — он улыбнулся.

— Я подумаю, спасибо — смутилась Ира. — До свидания.

— До встречи. Кстати, я Максим, — новый знакомый протянул руку.

— Ира, — она взаимно протянула руку и ощутила тепло руки Максима.

Максим еще раз улыбнулся на прощание, и Ира ушла быстрым шагом.

Она достала свой телефон из кармана обтягивающих джинсов. Написал Миша. Просил купить кофе. Об утренней ссоре не упоминал.

— Ох ты и гулена, — ухмыльнулся Миша. — Я дома сижу, тебя жду. Кофе даже не пил. Куда ты убежала?

— Гуляла по парку, пыталась остыть.

— Вечно ты злишься без причин, — Миша насыпал кофев турку. — Думаешь, я не обиделся? Или ты думаешь, что можно вот так просто убегать из дому и возвращаться когда вздумается? Вот не пущу однажды, тогда перестанешь так кипятиться.

Ира молча села, ожидая кофе. Миша продолжал говорить о своем. Впервые она равнодушно слушала причитания.

— Миш, — перебила она, — ты просил, чтобы я занялась чем-то полезным? — удивилась Ира собственному бесстрашию.

— А ты надумала? — прищурился Миша.

— Меня на лекцию о драматургии позвали завтра. Думаю пойти.

— Кто позвал? Лена твоя? Чтобы опять вернуться домой под утро? — победоносно ухмыльнулся Миша, хотя чувствовал, что обстановка накаляется.

— Нет, Лена уехала к родителям. В парке сегодня познакомилась с лектором, и он пригласил.

— Ха, понятно теперь почему ты по парку этому гуляешь. С лекторами знакомишься. Дай угадаю, — Миша сел за стол с чашкой кофе, — цеплял тебя?

— А мне ты кофе сделал? — попятилась Ира.

— Сама себе делай. Да и вообще, делай что хочешь. Только потом не плачь.

Ира хотела возразить и оставить последнее слово за собой, но не нашла нужных слов.

Она знала, что пойдет. Знала, что договорится с совестью и с Мишей. Ирой двигало любопытство. Она во чтобы то ни стало увидит Максима. Без цели, просто так. Просто потому, что после короткой первой встречи она почувствовала внутреннюю энергию и силу противостоять невзгодам, которая теплом отзывалась на ладони после рукопожатия.

Всю ночь она плохо спала. Сформировалось стойкое чувство, что она на рубеже. Нащупать и описать который не хватает опыта и слов.

На лекцию она пришла за час. Пошла ждать на ту же лавочку, что и за день до того. На ней встретила Максима. Он сидел и смотрел в телефон, закинув ногу на ногу.

Когда Максим заметил Иру, просиял, улыбнулся и встал:

— Выпьем кофе? — спросил, как будто у них назначена встреча и он давно ждет.

— Можно, — удивленно ответила Ира.

К ларьку шли молча.

— Тоже раньше пришел? — попыталась заговорить Ира.

— Конечно. Надеялся встретить тебя и поболтать. В прошлый раз ты как будто бы торопилась.

— Небольшие проблемы.

— Бывает, — понимающе кивнул Максим. — Решаемые?

— Надеюсь. Если бы проблемы были нерешаемые, я бы сошла с ума, — взбодрилась девушка.

— Не сойдешь, ты стойкая. Хочешь, рассказывай, помогу чем смогу.

Ира и Максим встретились взглядами. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.

— Конечно, расскажу, — расслабилась Ира, — только ты не пугайся, в этой истории я не самая шелковая.

— Значит, после лекции в кафе? — Максим дал Ире кофе.

— Да, — улыбнулась Ира.

Они пошли в лекторий, легко находя темы для разговора. Ира переступила рубеж, не заметив. Она чувствовала себя в безопасности. Впервые в жизни.

Екатерина Шестопалова А если это любовь

В этот день Катя опаздывала всего на несколько минут. Влетев в распахнутые двери магазина, она промчалась к своему шкафу, скинула туфли и надела удобные кожаные тапочки. Схватив на ходу первую попавшуюся синюю жилетку, девушка осторожно, почти на цыпочках, вышла в просторный зал, заполненный книгами.

Здесь уже вовсю бродили студенты. В детском отделе капризничал малыш, а мама пыталась вывести его на улицу. Подходило время обеда.

— Добрый день! Вы что-то ищете? — обратилась Катя к стайке молодых людей, которые столпились в отделе медицинской литературы. Кто-то из этой шумной, смеющейся компании будущих врачей протянул ей мятый листок. Автор и название книги были написаны неразборчиво, но она быстро нашла ее. Отойдя в сторону, девушка окинула взглядом разрушенные полки. В свете, льющемся сквозь оконные витрины, клубилась пыль. Катя всегда с нетерпением ждала, когда зал опустеет и можно будет спокойно все протереть и поправить. Но самое главное — можно будет немного почитать с того самого места, где вчера остановилась в припрятанной ею книге.

В момент таких размышлений Катя поняла, что к ней вежливо обращаются. Это был молодой мужчина, лицо его сразу показалось ей знакомым. Он наверняка бывал здесь раньше и сейчас спрашивал какую-то сложную техническую литературу. Просматривая полки и уточняя детали, она и не заметила, что они прошли уже половину зала, плавно перешли на обсуждение Ремарка и теперь прощались у стеклянной витрины с газетами и журналами.

— Мы могли бы поискать вашу книгу, но это займет не меньше недели.

— Ничего, я подожду. Запишите мой номер телефона.

Когда он вышел и отправился в сторону кофейни на другой стороне улицы, протирать полки Кате совсем не хотелось. В этот момент у нее в руках зазвонил телефон, Катя нажала кнопку. Знакомый мужской голос спросил:

— Могу я услышать Анастасию?

— Ее сегодня нет, она работает завтра, — ответила Катя с волнением.

— Но я только что говорил с ней.

Катя опустила глаза. На форменной жилетке, которую она схватила в спешке, оказалось имя Анастасия.

Его звали Миша. Теперь он часто приходил под конец рабочего дня. Подолгу листал книги и иногда провожал Катю до трамвая. Однажды он зашел и сказал:

— Пойдем, пообедаем где-нибудь?

— Я, наверное, не могу, Миша. Катя крутила колечко на безымянном пальце и ждала его ответа.

— Я предложил пока просто поесть, — сказал Миша с легкой усмешкой.

При каждой такой встрече они обычно много смеялись и обсуждали прочитанные книги. Было еще приглашение в кино, но вскоре неловкие моменты совсем пропали. А потом Миша заявил, что уезжает работать в Самару. Насовсем. Прощаясь с ним на ступеньках магазина, Катя что-то сбивчиво болтала. Перескакивали с одной темы на другую. Потом она подарила ему несколько своих любимых аудиокниг, чтобы он слушал их в дороге. Договорились писать и звонить.

В самые тоскливые времена Катя могла набрать Мишин номер и поговорить несколько минут. Звонила поделиться радостной новостью, впечатлением от фильма или книги. Иногда она просто представляла, как они едут куда-то вместе на машине и болтают обо всем подряд. Так продолжалось довольно долго. Потом Миша, наконец, женился и звонки стали совсем редкими. Но каждый раз после их разговора несколько дней Катя ходила с чувством, будто она хранитель страшной тайны. А после оставалась приятная теплота от того, что есть человек, который о тебе помнит. День рождения стал главным законным поводом для звонка. И в этом году Катя решила непременно сказать Мише, когда он будет ее поздравлять, о том, как часто он спасал ее от тоски и тревоги. Одним своим существованием вот уже почти десять лет поднимал ей настроение.

К вечеру, устав от суеты, Катя снова прокрутила в голове их возможный диалог. Потом несколько раз проверила телефон. Было уже поздно.

Нет, она не пропустила важного поздравления, на этот раз его просто не было…

Виктория Шумерская Если бы…

Если бы, как раньше, ты рисовал слой за слоем, фрагмент за фрагментом, искажая пространство и время, меняя идею на интуитивное, а интуитивное на идею, и бабушка слушала и рассматривала в своем кресле этот процесс и комментировала, как обычно, «стиль есть, цвет познал, но никакого понимания того, что делаешь», ты бы улыбался и приносил ей маргаритки и пирожки, но она ушла в библиотеку и осталась там, потому что цинк и свинец ее отравляли, а запах старых книг придавал сил, и ты скучал и приносил пирожки и маргаритки в огромное помещение со стеллажами и пылью, где книжные черви, вроде бабушки, читали и поглощали твои пирожки, а еще улыбались и спрашивали: «Закончил?»

Ты кивал: «В процессе» — и с минуту ненавидел бабушку за ее недовольство и пренебрежительное отношение к твоей живописи, лишь с минуту, а затем расправлял крылья и выходил на улицу с каменной мостовой и длинной остроконечной изгородью, за которой до сих пор прячется и благоухает цветущая сирень. И, дотянувшись до ветки, самой красивой, ломал ее и шел к Мидж, тайной и мистической девушке, дающей тебе силы и вдохновение, но отбирающей последние гроши, на которые надо купить краски и холст и что-нибудь поесть. Но иногда, когда хотела, девушка умела быть хозяйкой и могла накормить потрясающим ужином, а после снова и снова учила тебя мечтать, за что ты безмерно был благодарен и старался скрыть, что безумно в нее влюблен.

Девушка чувствовала это и обходила эту трепетную тему стороной, и давала еще один горшок с маргаритками. У нее была сотня этих горшков — на подоконниках, балконе и на крыше, куда вела винтовая железная лестница, — на крышу с потрясающим видом. Однажды ты остался на этой крыше, а бабушка, по-прежнему, в библиотеке. Теперь девушка ходит в библиотеку с маргаритками и пирожками, а на обратном пути ломает сирень и несет по винтовой лестнице, а ты вслушиваешься в ее шаги, улыбаешься и рисуешь слой за слоем, фрагмент за фрагментом, искажая пространство и время, меняя идею на интуитивное, а интуитивное на идею, и как раньше уже не будет, потому что бабушка лишь портрет в библиотеке, написанный тобой, портрет великой писательницы, покинувшей тебя и своих читателей три года назад. Жаль, не успела рассмотреть в своем внуке талантливого и востребованного художника…

Елена Щукина Горы, шоры, шуточки

«Ну, сколько мы там будем? Часа два, а потом на море пойдем!» — подумали мы и решили толком не завтракать, вещей с собой не брать и побежали на автобус. Нам сказали, что на горе Аю-Даг есть озеро, даже два. Ни дня без приключений и нового места! Таков был негласный девиз нашей разношерстной компании, которая подобралась для поездки в Крым. Трое парней и я с подружкой Людочкой.

Контингент интересный, с чувством юмора. Смеялись мы тогда много и от души.

Проходя к воротам заповедника, мы громко обсуждали что-то, смеялись. Окинув нас с ног до головы суровым взглядом, два сотрудника, стоящих у входа, посоветовали прийти в другой раз. Дескать сейчас мы не одеты и не обуты как положено. На нас шорты, майки, сланцы, головы пустые, без кепок. Воды нет.

Что ж, нужно переподготовиться. Вот уже через пять минут кто-то из ребят принес каждому по бутылочке воды. Теперь совсем другое дело — пустите нас, люди добрые!

Джентльмены еще раз презрительно на нас посмотрели и повели на инструктаж. Не вникая для чего именно, мы дали свои номера телефонов и ближайших родственников.

Чтобы не казаться совсем отмороженными, мы внимательно смотрели на карту, я снимала происходящее на камеру.

— Все понятно! — закивали мы хором на вопрос, как усвоили лекцию. Напоследок нам еще раз дали совет прекратить смеяться, потому что горы такого поведения не прощают. Мы опять начали кивать, но кто-то что-то тихо ляпнул и снова раздался безудержный смех.

Начали восхождение. Виды-то какие, а! Остановились. Я фотографирую. Мы шутим, смеемся. Напрочь забываем полученные инструкции. Нам всем хорошо и весело. Почти всем. Замечаем, что Глеб сник и сидит в сторонке. На него это вообще не похоже, юморист он тот еще.

— Глеб, давай я тебя щелкну, ты еще не фотографировался! — говорю я ему.

Он отказывается, что тоже очень странно, и просит его сейчас не трогать. После этой просьбы мы все его окружили и стали жужжать у него под ухом, рассказывая какие там виды, а высота какая, ты только посмотри. Он объясняет, что встать не может, про высоту говорить не надо. Не надо про высоту? Конечно! И понеслись рассказы о высоте, обрывах и прочих страстях с хохотом и весельем.

— Да заткнитесь вы! Мне плохо! — устав от нашего галдежа, сказал Глеб и, закрыв глаза, облокотился на спину. Все замолчали.

— Может помочь подняться выше, может там отойдешь? — сообразил кто-то из нас. Глеб ударился головой о камень, на который облокотился — идея явно не понравилась.

— Тогда давай тебя вниз отведем быстренько, — еще раз предложил кто-то.

Долго мы думали, что делать.

Под белые ручки, в шортах Глеб покинул гору в сопровождении спасателей. С акрофобией не шутят! На одну светлую голову стало меньше. Очень жаль.

Идем дальше. Еще несколько раз мы останавливались, делали памятные фото, болтали, смеялись. Сами не заметили, как оказались на вершине. Может это нам вскружило голову, что почти не глядя мы оказались на месте. Но действительно, как-то так получилось, что, почти не обращая особого внимания на метки, мы пришли к цели. На вершине был сосновый лес и еще какие-то кустарники. Ветер раскачивал верхушки деревьев, солнечные лучи ударяли о землю и исчезали так же быстро, как и появлялись. Сосны при этом зловеще поскрипывали. Привлекало внимание большое количество поваленной сосны. Смотрелось это жутковато.

— Смотрите, что тут! — сказал один из ребят, встав на огромный камень. Он, вытянув шею, приподнялся на цыпочки и позвал нас жестом к себе. Там открывался шикарный вид на море. Мы замерли и некоторое время наслаждались. На вершине были долго.

Нужно идти вниз, озеро ждет нас.

Спускаемся. Наконец кто-то из нас говорит, что меток нет, возможно мы сбились с пути. Посовещавшись одну секунду, мы решили идти дальше, не обращая внимание на мелочи.

По дороге вниз быстренько искупаемся и пойдем есть. Все порядком проголодались. Сашка так вообще был уже на исходе. Я не знаю, как так вышло, но с утра он почти ничего (два кабана, пять ягнят, восемь кроликов и десять литров компота) не ел. До сих пор удивляюсь, как нам удалось провести его до горы без маковой росинки во рту. До сих пор загадка, как мы все остались целы, ведь для каннибализма были идеальные условия. Но несмотря ни на что Сашка шутил и был очень даже активен. А вот Людочек мой идет, молчит и странно так улыбается.

— Ты чего молчишь? — спрашиваю я ее.

— Я энергию берегу! — отвечает она.

Тут лучше не спорить.

Люда — человек нежный, привыкший к цивилизованному и размеренному отдыху.

— Я столько книг во время отпуска читаю! — говорила она, сидя в поезде.

Я почему-то не сомневалась, глядя на ее огромные сумки. Любезно согласившись составить мне компанию, она окунулась в чуждую ей обстановку. Отдых дикарями, неизвестная компания, бег с препятствиями по исхоженным маршрутам и нет. Поздние, долгие ужины в ресторанах, танцы босиком (одна только пенная вечеринка чего стоит), ночные купания в море. После ночные посиделки во дворе, обсуждение всякой белиберды или острых социальных вопросов под утро, утром спать — пару часов хватит. На следующий день снова навстречу приключениям. Как-то раз, вечером, доигрываем кон в карты. Все готовы для выхода в свет. Захожу в комнату поторопить Людка, что-то она долго собирается. Вижу — сидит в трениках, книгу читает. Говорю: «Люд, все ждут…»

Она: «Я сегодня настроена побыть дома». — Продолжает читать. Через пару минут ребята вынесли ее из комнаты, и мы снова все вместе отправились навстречу приключениям.

Честно, Людок не проявляла горячего желания пойди на Аю-Даг. Происходящее ее шокировало.

— Людок, спокойно, все под контролем! — говорю я. Тут главное успокоить человека.

Спускаемся, не торопясь. Тропинка хоть какая-то, но есть. Через некоторое время ее уже не видно, идем вниз, выбирая место, куда поставить ногу, и пробираемся через ветки кустарников. Но такие пустяки никого не смущают. Только вот в кроссовках, наверное, действительно удобней… Жарко. Солнце не щадит и жарит нас, но пока мы и этого не замечаем. Только воды бы, наша уже кончилась… Ничего-ничего, скоро спустимся. Ветки становятся все назойливей, незаметно они царапают наши тела, что тоже пока не так ощутимо. Пока. Сейчас они нам очень помогают — за них мы держимся и спускаемся. Сами этого не замечая, мы шли по крутому спуску, вытягивая носок, аккуратно ставя ногу, затем после глубокого анализа, делается ход второй ногой. Но все ерунда, мы продолжаем бурное общение вперемешку с шутками и смехом. Минус один, конечно, — Людок все еще бережет энергию. Первым идет Антон. Я — за ним. Люда и Саша — за нами.

Спуск все круче. Под ногами плавно меняется картинка. Вместо земли появляются камни разного размера. Большие, маленькие и просто огромные. Только сейчас понимаем, что мы уже не стоим, а ползем на пятой точке, чиркая голыми локтями об острые камни. Они же, в свою очередь, предательски плывут под ногами, грозя потянуть с ветерком всю нашу сообразительную компанию вниз, как мы и хотели. Каждый шаг каждого из нас обдумывался, как шахматный ход.

Добравшись до нескольких больших камней, мы облепили их как жуки и устроили привал. Предварительно что? Правильно, проверив на устойчивость!

Разгорелся спор. Я хоть не опытный скалолаз, но меня не покидало чувство, что низа, в нашем понимании, может и не быть. Я не представляла, как именно его не будет, но что тогда? Меня закидали помидорами. Заверив, что низ-то уж точно будет, даже если мы окажемся дальше от нужного нам места. Про озеро уже никто не думал.

Мы стояли на самом солнцепеке, непонятно где. Голодные, без воды, уже порядком уставшие. Все тело чесалось и щипало от пота. Чесалось, потому что было все в царапинах от веток, которые вот теперь мы чувствовали более, чем отчетливо. Мои ноги были в аду. Спортивные балетки, которые сначала мне помогали, пока мы шли в полный рост, разодрали пальцы и пятки в кровь, когда мы спускались практически лежа. У ребят была картина не лучше, они в сланцах. Антон босиком — его обувь давно сдалась. Но зато он один из нас, кто в бейсболке. А вот наш мозг уже запекался в собственном соку. Но хорошо хоть, что такие пустяки не лишили нас юмора.

Саня хоть и голодный, но шутил искрометно. Была реальная угроза умереть со смеху от его голоса и манеры говорить. Однако каннибализм сбрасывать со счетов не нужно. Людок все это время отрешенно улыбалась. Тут лучше не вмешиваться.

Спускаемся на корточках по практически гладкой поверхности, изредка попадаются корни. Мы жадно ловим их ногами. Руки-ноги счесаны, и только пятая точка хоть как-то смягчает ситуацию. Сползаем почти молча — присоединились к Люде.

Антон первый, потом я. Сашка и Люда пока заметно отстают. Неожиданно на нашем пути вырисовывается огромного размера валун, похожий на закат солнца.

— Сейчас посмотрю, что там, — говорит Антон и заглядывает за этот внушительный кусок глыбы. Несколько секунд молчания. Ненормативная лексика. Взгляды полные надежды и волнения, обращенные к первопроходцу. Наконец, развязка — там обрыв!!!

Молчание. Состояние паршивое, что и не передать. Сил нет. Никаких сил нет.

Помолчав и отдохнув немного, мы молча перевернулись на животы и поползли обратно. Поскольку Саша и Люда заметно отставали, теперь они были в лидерах. Мы же кое-как ползи сзади. Все движения давались мне с большим трудом. Я устала, болели ноги, изнуряла жажда. Голова раскалывалась от жары. Медленно, как подбитая гусеница, я карабкалась вверх. Антон помогал мне, вроде даже кепкой поделился. Мы разговаривали и все еще пытались шутить. Посмотрев наверх, я поняла, что мы поползли в бок. Это усиливало шансы, что ползти будем очень, очень долго. Если вообще доползем. Нужно было сообразить и вспомнить дорогу, по которой мы спускались.

Сашка и Люда скрылись из виду. Я негодовала, как можно было нас оставить? А если мы уже скатились вниз? Ну, думаю, доползу, убью обоих!

Я, наверное, так бы и ползла дальше, если бы не магия слов:

— Лен, смотри, солнце садится. Надо успеть добраться хотя бы до вершины. Иначе придется ночевать тут!

На многое способен человек, главное — подобрать мотивацию!

Уже встали с четверенек, плетемся на ногах, вот она — вершина! Поднимаю голову, вижу картину. Сидят двое, словно древние люди, и сливаются с пейзажем для безопасности. На камне нога на ногу, с многозначительным, ушедшим глубоко в себя, взглядом, расположился Александр. Его самообладанию можно аплодировать. Но близко лучше не подходить. Рядом на безопасном расстоянии сидит Людмила. Блаженная улыбка поражала своей умиротворенностью. Она решила, что все кончилось и мы уже в раю. Глядя на эту парочку меня разобрал такой смех, что забыла все, что хотела сделать с ними при встрече.

Смеркалось. Мы буквально вприпрыжку спускались с горы. Еще бы, после того, что было, мы мастера и этот спуск — детский лепет. Пока мы шли нам звонили, спрашивали, не будет ли нам угодно, если за нами вышлют вертолет или хотя бы придут встретить всей группой спасателей, чтобы веселей спускалось. Мы наглеть не стали, что технику гонять, да и людей жалко на ночь глядя баламутить.

Спустились чуть ли не за пять минут. Делов-то!

К выходу, где располагались сотрудники заповедника, первым шел Саша. Шел со всклокоченными волосами, весь исцарапанный, грязный, ноги его почти не сгибались. Это шествие можно было описать как «восставший из ада». Мы отставали.

— Где остальные?! — насторожились сотрудники заповедника, глядя на его одинокий силуэт. Не отвечая, сделав едва заметный жест рукой, он махнул в нашу сторону и пошел дальше.

На остановку мы шли уже впятером. Рассказывая Глебу про наше приключение в подробностях, мы снова были полны сил и веселы, как и в начале пути (ну, почти). Эпическое восхождение сплотило нас еще больше. Проверку в горах прошли все.

Вообще, та поездка была полна ярких приключений и эмоций. Атмосфера в нашей компании была теплая, расставаться нам очень не хотелось. А поход в гору до сих пор вспоминается так живо, словно это было вчера.

Оглавление

От сердца к сердцу

ada__ten

  Алим

Tasha (L) Sun

Айман Адамова

  Когда звезды сошлись

Светлана Алабужина

  Электричка судьбы

Юлия Антропова

  Мне не идет красная помада

Инна Арутюнян Цветок белой сирени

Илия Белкина Первое свидание

  Когда новый год действительно новый

Людмила Бударагина Немая любовь

Юлия Бурнашева Я люблю тебя

Ирина Быстрова

Ирма Ф Бурц Куди приведе нас минуле

Людмила Воробьева Вернуть начало…

Юлия Гасанова Подарок

Палетта Гусареску Брать высоту

Марина Голубец 20 часов полета

Дмитрий Госюков Новая жизнь

  Эпилог

  Ленивый медведь

Кристина Дудырева Сияние

Алина Зелинская

Резида Златоустова Кошка

Жаннат Идрисова Улетело в Ванкувер

Инесса Ильченко Встреча

  Пяточки счастья

  Кандинский #VII

  Голубой мальчик

Нурия Кабулова Ночь в храме

Александр Кузнецов Гонка с судьбой

Светлана Красс Цвет незабудки

Мария Колчина

  Где жених?

Кэтрин Коринн

Екатерина Кочетова Спасение в сети

Теона Курсуа «Рукопись с мандариновым деревом»

Юлия Литышева Мгновение {N°7}

Полина Логинова История Джесси

Наталия Мазур По ложному следу

Валерия Малыхина

  Времена любви

  Шайтан озеро

Ольга Матвиенко

  Несчастливая история со счастливым продолжением

Тамара Михалевич

  ЧертА

Светлана Можейко

  Нет

Ольга Мороз

Наталья Мослова

  Верная примета

  Часть 2. Алексей

Мари Мэй

  Весёлый оркестр

  Ангелы

Анна Науменко

  По другую сторону

Владимир Нечунаев

  Рыбина

Евгения Александровна Ни

  Оленька

Сергей Никитин

  Черныводские тайны

Татьяна Носачева

Татьяна Осипова

  2\3 смысла

Елена Порфирьева

  Зов пропасти

Татьяна Попова

Лариса Пржевальская

  Любовь нечаянно нагрянет

Галина Пурас

Алина Провоторова

Марина Роженцова

  Воспоминание о главном

Антонина Салтыкова

  Яма Ижевск 2019

Динара Сафиюллина В чьих руках будущее?..

Алина Светозарова

  Главное то, что внутри

Ольга Сирота

  Селедка

Инга Ситникова

  Незавидная невеста

Мария Смирнова

  25 килограммов хорошего настроения

  Кухня. Полнолуние

Эльвира Смолина

  Рыбная драма

Марина Тиелеман

  История любви

Лилия Тигрова

  Женька

Ольга Трофимова

  На сцене сестры Трофимовы: история одного новогоднего номера

Анна Фельдгун

  Кошкин дом

Анна Филиппенкова Ангел-хранитель

Ирина Чабаненко А по весне она проснулась

Мария Чесниша

  Путь к свободе

Екатерина Шестопалова А если это любовь

Виктория Шумерская Если бы…

  Елена Щукина Горы, шоры, шуточки