Тимкины крылья [Константин Иванович Курбатов] (fb2) читать постранично, страница - 3

патроны же я их, действительно, таскаю. Я ни разу еще и не выстрелил из Руслановой мелкокалиберки. Хотя он сам наобещал мне за каждое письмо, доставленное от него к Фене, один выстрел из винтовки. А за каждое письмо от Фени к нему — два выстрела. За ним уже сорок семь выстрелов накопилось. Но я же ничего. Я могу таскать их записки и без всякого. Просто потому, что Руслан настоящий парень. Такого Феня никогда больше не встретит. Таскаю, таскаю, смотришь — и родственником с ним стану. Я же не отец, я — за. И мелкокалиберка у Руслана своя собственная. Когда-нибудь да постреляем.

В погребе было прохладно. Даже очень. Свет электрического фонарика скользнул по замшелым бревнам, по кирпичному фундаменту, по куче хлама в углу. Из кучи торчал венский стул с одной ножкой и матово отблескивал старый алюминиевый рукомойник. В скелете от абажура лежал прогорелый на пятке валенок и меховой шлемофон без одного уха.

И вдруг я обмер. Из картонной коробки от пылесоса, высоко подняв голову, на меня смотрела… змея.

Мне сразу сделалось жарко. Настоящую живую змею я увидел впервые. Я раньше думал, что на севере они вообще не водятся. На спине у меня задергался мускул и по телу побежали мурашки. Я застыл и уставился в змеиную морду.

Мускул на спине дергался так, что у меня плясал в руке фонарик. Змеиная тень на стене и потолке угрожающе покачивалась. Змея готовилась к прыжку.

Она готовилась так долго, что у меня занемела шея. И пересохло во рту. Наверно, змея дожидалась, когда сядет в фонаре батарейка. Чтобы расправиться со мной в темноте.

— У, гадина ползучая! — прошелестел я сухими губами. — Глиста кособокая!

А может, я и не сказал ничего этого. Только подумал. Я чувствовал, что вот-вот зареву. Я больше не мог. А лампочка в фонаре потихоньку тускнела. Со всех сторон на меня наползала густая тьма. И в ней тоже шевелились змеи.

Фонарик у меня прямо краковяк отплясывал. Я держал его в левой руке. Правой я пошарил по земле. Под руку попался кусок кирпича.

Я почти не прицеливался. Но кирпич угодил точно в коробку от пылесоса. Змея крутнулась в воздухе. Я съежился и зажмурил глаза.

Что-то твердо звякнуло о рукомойник. Я не сразу сообразил, что. Это была змея.

Ползучая гадина оказалась обыкновенным высохшим корнем. Из этих корней наш сосед, старший лейтенант Жора Переверзев, мастерит забавных зверюшек и человечков.

Как же я забыл про эти корни? Их тут в подвале целые залежи. Сколько я сам их дяде Жоре насобирал! И сам же забыл. От страха.

Я еле отдышался. Кажется, я и не дышал все это время. А ладонь, которая сжимала фонарик, стала совсем мокрой.

— Ладно, погоди, Фенечка, — облегченно прошептал я, погрозив кулаком черным неоструганным доскам над головой, — я тебе тоже что-нибудь устрою! За мной должок не заржавеет. Ты меня знаешь.

Глава вторая. Как не заржавел должок

В подпол дядя Жора спускался редко. Хотя у него и свой люк из комнаты. Что холостяку делать в погребе? Не капусту же с картошкой держать. Его отлично и в офицерской столовой кормят. Даже шоколад дают.

А я тоже никогда не лазал к нему через погреб. Я к нему и так в любое время захожу. Через дверь. Он ее никогда не запирает. Поэтому я и не сразу вспомнил про второй люк.

По вечерам дядя Жора все время что-нибудь выпиливает, строгает, клеит. В его комнате живут смешные зверюшки и человечки, сделанные из засохших корней. А макеты кораблей дядя Жора мастерит не хуже, чем в музее. В фойе Дома офицеров стоит под стеклянным чехлом остроносый эсминец с малюсенькими леерными стойками и кнехтами. Прямо удивительно, как своими огромными ручищами дядя Жора умудряется делать такие штучки.

Дядя Жора всегда рад, когда я к нему захожу. И даже если его дома нет, я тоже захожу.

Я залез на ящик и нажал на задубевшую крышку люка в комнату к нашему соседу. Крышка подалась с трудом. В щель брызнул свет, и перед самым моим носом оказался заляпанный грязью большущий сапог. Под койкой виднелись меховые унты, несколько пар запыленных ботинок и потертый фибровый чемодан.

Забравшись в комнату, я осторожно закрыл люк. В голове у меня зрел план мести своей родной сестричке. На минуту я задержался у письменного стола, превращенного в верстак. Провел пальцем по миниатюрному токарному станочку, проверил острие стамески.

Со стены, из деревянной рамки с треснутым в уголке стеклом, строго смотрел на меня похожий на дядю Жору человек с чапаевскими усами. В петлицах у человека было по три кубика. Красивые темно-русые волосы волной падали ему на лоб. Так и казалось, что сейчас он взмахнет головой, чтобы откинуть волосы назад, как это делает дядя Жора. Только глаза у человека были не такие, как у дяди Жоры. Глаза у человека на фотографии были усталые и строгие. А так дядя Жора очень походил на своего отца. Только что не носил усов.

Я положил стамеску и махнул через окно на улицу.

Над островом совсем не