Горький шоколад [Татьяна Воробьёва] (fb2) читать постранично, страница - 48

открыть мне дорогу в Версаль. И у меня был козырь — ларец.

— Шантаж, — усмехнулся краешком рта де Пейрак. — Никогда бы не подумал, что вы способны на это.

— Я способна на многое ради наших сыновей, — твердо ответила она. — Но на этот раз моё безрассудство чуть не привело к их гибели.

Анжелика побледнела. Она почувствовала, как ее снова охватывает нервная дрожь от мыслей о том, что могло случиться, не подоспей Дегре и Жоффрей вовремя. Она и дети были бы уже мертвы.

Де Пейрак больше не мог смотреть, как она, погружаясь в эту бездну воспоминаний, мучает себя, и шагнул к ней. Кольцо надёжных мужских рук и тепло его тела окутали ее, словно плащом. Анжелика уткнулась мужу в грудь. Незнакомый аромат духов смешивался с запахом табака, успокаивал, становясь снова родным. Он крепче прижал ее к себе.

Анжелика подняла голову и увидела, как изменилось его лицо, как эти резкие черты и чувственные, нередко так сурово сжатые губы дрогнули в улыбке, полной бесконечной грусти.

— Я очень плохо оберегал вас, бедное мое сокровище… драгоценное мое сокровище…

— Жоффрей… — прошептала она, — я никогда не забывала вас. Я просто не могла жить без вас. Я пыталась забыть, пыталась не вспоминать. Я должна была начать новую жизнь…

Граф пристально посмотрел в ее колдовские зеленые глаза. У него остался один-единственный, но самый важный вопрос:

— Анжелика, вы до сих пор стремитесь в Версаль? Ко двору его величества Людовика?

Женщина напряглась всем телом. Неужели же он так и не понял, что он для нее дороже, чем весь этот мир со всеми его богатствами, что без него она не жила, а лишь выживала, невыносимо тоскуя о прошлом?

Она высвободилась из его объятий, и в ее глазах промелькнула тень обиды.

— Конечно же нет! Неужели вы все еще сомневаетесь во мне и моей любви к вам? Я всегда была откровенна с вами, как ни с кем, и все, что я рассказала вам сейчас, — правда, от первого до последнего слова. Я вижу, вы думаете, что я притворяюсь, разыгрываю спектакль, чтобы разжалобить вас, но на самом деле это вы ведете себя не лучшим образом, устраивая мне унизительные проверки и допросы, шпионя за мной и собирая информацию, как… как полицейский! — Анжелика раскраснелась и повысила голос. — Это вы привыкли играть, устраивать всевозможные розыгрыши сомнительного толка, вы настолько избалованы женщинами, что вообразили себе, будто вам разрешено безнаказанно играть их сердцами, не опасаясь никаких неприятностей!

— И все же вы, сударыня, отвесили мне пощечину, — сказал Жоффрей де Пейрак, приложив палец к щеке.

Анжелика не без досады вспомнила о своем необузданном поступке, но решила не выказывать ни малейшего сожаления.

— Я ни в чем не раскаиваюсь… Будьте хоть раз наказаны за все ваши возмутительные мистификации. За то, что сомневались во мне, за то, что так долго не приходили…

Последние слова она произнесла с дрожью в голосе и посмотрела в лицо мужу. В ее глазах стояли слезы. Жоффрей притянул ее к себе, и их губы соединились в поцелуе. Анжелика почувствовала, как она полностью растворяется в этом ощущении невероятной нежности и головокружительной страсти.

Поцелуи Жоффрея! Как могла она их забыть? Она вспомнила, как была ошеломлена, когда он поцеловал ее впервые, и как погрузилась в незнакомое ей прежде блаженное беспамятство. Еще долго она, совсем юная в ту пору женщина, предпочитала это сладкое головокружение неге обладания. Лежа в его объятиях, сливаясь с ним в поцелуе, она испытывала блаженство полного растворения в любимом, это неизъяснимое блаженство, которое мужчина дарит любящей его женщине.

Позже ни одни мужские губы не могли доставить ей подобного наслаждения. Поцелуй был для нее чем-то столь интимным, что ей казалось — она не вправе разделить его ни с кем, кроме Жоффрея. В крайнем случае она соглашалась принять его лишь как необходимое вступление к дальнейшему.

Всю жизнь, сама того почти не сознавая, она хранила память о тех ни с чем не сравнимых поцелуях, жадных, упоительных, которыми они, смеясь и никогда не пресыщаясь, обменивались в те далекие времена в Тулузе.

Топот ног и звук открывающейся двери заставил Анжелику отпрянуть от мужа и обернуться. В комнату вбежали Флоримон и Кантор, за ними следовала Барба.

— Прошу прощения, — извиняясь, произнесла она. — Я не смогла их удержать.

— Ничего, — улыбнулась Анжелика.

— Матушка, с вами все в порядке? — спросил Кантор взволнованно, останавливаясь в нескольких шагах от нее. — Мы так испугались…

Анжелика склонилась к сыну:

— Я в порядке, дорогой мой, — обняла она его. — Прости меня.

Мальчик не совсем понимал, почему мама просит прощения, но охотно обнял ее в ответ. Флоримон же устремил взгляд на Жоффрея.

— Теперь мы уплывем далеко-далеко? — спросил он серьезным тоном, посмотрев снизу вверх на волшебника, которого теперь с полным правом мог назвать отцом. — В те страны, про которые вы рассказывали?

Анжелика и Кантор