Судьба [Ибрагим Рахим] (fb2) читать постранично, страница - 2

бокам, забрасывать воду на спину. И ужасно громко фыркал при этом.

Ягана начала застилать постель и вдруг присела на краешек и задумалась. По странному стечению обстоятельств она думала о Бардаше, как Бардаш несколько минут назад думал о ней. Ей никогда не было скучно думать о нем, и она радовалась этому. Когда брови его сходились над переносицей, она ждала неожиданностей. Вдруг он что-то придумывал веселое или серьезное, и никогда она не знала наперед, что это будет. И это было интересно.

В сущности, если подумать, она все время шла за ним, как овечка за вожаком, и не жаловалась. Что ж, раскрепощенная женщина тоже нуждается в заботе… Уж никак не меньше, чем раскрепощенный мужчина.

Как она скучала без него в пустыне!

Они оба были газовиками, точнее, бурили землю. Выберись за Бухару — и начинаются пески. Скоро все исчезает с глаз: городские дома, дувалы глинобитных окраин, шапки деревьев над ними, телеграфные столбы, кустики придорожных колючек и сама дорога… Остаются пески, пески… От горизонта до горизонта… Пески, да ветер, да солнце.

Пустота…

Но она обманчива — эта пустота.

Земля прикрыла песками свои клады — нефть и газ.

Неохотно отдает их природа. Вы не знаете, она бывает скрягой, точно бережет добро для самых мужественных и смелых, которые не ждут подарка, а сами ищут и берут.

Поди поищи. Ветер вздымает песок смерчами, смерчи затевают хоровод, как адские братья, и вот уже плотная стена песка занавешивает небо, и солнце становится черным пятном без лучей, зловеще висящим в беснующемся воздушном океане, и тень ложится вокруг, тоже от горизонта до горизонта.

Подолгу разделяют Ягану и Бардаша пески, ветры, ночи, душные, как дни, потому что пустыня не успевает остывать до утра, словно тандыр, в котором пекут лепешки, и дни, черные, как ночи, от черного солнца… Соскучишься!

Ягана щелкнула ручкой приемника — Закиров пел длинную и красивую арабскую песню. Когда-то они бегали в ташкентский городской сад слушать Закирова-старшего… И промокли под дождем. Как он лил, как хлестал, этот ташкентский дождь, а они хохотали, накрывшись одной газетой, и дождь играл на ней, как на барабане. В тот раз Бардаш и сказал:

— Знаете что? Меня направляют в Бухару.

Она прижалась к нему плечом, словно укрываясь от струй, летящих с газеты. На языке юной Яганы это означало то, о чем храбрая женщина сказала бы словами:

— А я? Я с тобой.

Сначала они искали и нашли нефть, а теперь — газ…

А нашли ли они свое счастье? Вот она сидит, и сердце ее окатывает волна тепла оттого, что она слышит голос мужа и целый день они будут вместе…

Вчера он заехал за ней на пыльном «газике» и сказал:

— Домой!

Ягане хочется задержаться дома подольше. «Это оттого, что сердце у меня маленькое, как воробышек», — так думает Ягана. Она еще не знает, какая это хитрая штука — человеческое сердце. Маленькое, как воробышек, вдруг вместит в себе целый мир. А большое, как вымя, оказывается выдоенным, пустым.

Ягана думает о том, что она счастлива. Это знают все друзья и соседи. Одного не хватает в доме — детского голоса, топота детских ног… Ох, как не хватает!

В первые годы семейной жизни им хотелось «погулять»… Но и погулять-то не пришлось! Сразу началась разведывательная работа, жизнь в пустыне… Ягана сказала себе, что стала инженером не для того, чтобы рожать детей, и от самого первого, о котором часто вспоминала теперь, отказалась… Вспоминала она о нем ночами… Вспоминала, когда выходила вот в такой свободный день во двор и причесывала девочек на скамеечке, заплетала мелкие косички… На вопросы подруг отвечала: «Дети будут, когда придет время!» Что делать! Погрустит-погрустит и опять за работу.

Ягана встает и поворачивает ручку приемника, чтобы песня и музыка зазвучали громче. Ей не хочется жаловаться на жизнь. Мудрые люди, которые больше нашего сносили рубашек и обуви, не зря сказали: «Что сладко? Жизнь сладка! Что горько? Жизнь горька!»

Бардаш вошел в комнату в белой рубахе, которую она успела нагладить ему.

— Значит, так! — скомандовал он, причесывая мокрые волосы. — Мы идем в кино — раз! Мы идем в театр — два! Мы…

Она прикрыла ему рот ладонью:

— В гости, — договорила она, зная, как он любит встречаться с друзьями, а их у него в Бухаре — чуть не вся Бухара.

— Вам не хочется? — спросил он.

— В вашем плане не очень много фантазии, милый Бардаш.

Он улыбнулся ей.

— Конечно, — сказал он, почесывая висок. — Кино, театр, гости…

— Мужчина любит праздновать среди людей.

— Мужчина любит показывать людям свою жену. Ведь они все страшные хвастуны — мужчины.

— Неужели?

— Разве вы этого не знали?

— Первый раз слышу.

— Есть идея! — сказал Бардаш, стукнув кулаком по ладони. — Для оригинальности проводим весь день дома. Не идем никуда.

Зазвонил телефон.

— Даже позавтракать не дадут! — рассердилась в шутку Ягана.

— Трубку не берем, — сказал Бардаш. — Нас нет.

Телефон