История одного рубина [Светлана Хурсан] (fb2) читать постранично, страница - 2

что-то найти. Увидеть напоследок.

– Володя? Володенька, это ты? Ну наконец-то. Замёрз, поди?

Полыхнуло в груди. Прокатилось. Упало. Со свистом втянул морозный воздух. Взвизгули тормоза, возвращая в реальность. Странные штуки тут происходят порой. Не то ветер в бетонных сваях путается. Не то колокольный звон от храма долетает. Пустое все. Бессмысленное. Бесконечное. Коляска поскрипела к обочине.

"Есть у меня в груди зелёный друг

Прошу, не путайте с зелёным змеем

Принципиальное отличье между ними

Я вижу вдосталь и не вдруг"

Инвалид-колясочник, бомж Владимир, больше известный по прозвищу Десантура поймал себя на том, что пишет на мятом тетрадном листке. Пальцы замерзли, слушались плохо. Взгляд рассеялся. По спине разливалось тепло. Он не удивился, попривык уже.

" Один глаза спешит залить и память

Зелёный сам, но серо все вокруг от липких его слов

Второй, тот жадно дышит, он спешит украсить зеленью все то, что достаёт."

Впервые это случилось с ним прошлой зимой, в конце января. Он уже нахлебался свободы от общества. Сполна насладился прелестями бомжацкой жизни. И самое паскудное, она, Галка, нашла его. Привезла ему кольцо с рубином. Его кольцо. А он взял. Не смог отрубить, хотя и разумел – так всем лучше. Ну к чему такой красивой, успешной, доброй и живой его Галиночке, такая развалюха? Вот то-то же.

" И самой нежной зеленью весны

Способен друг мой выкрасить бетон

И оживает все, что видит он

Цветет, смеётся, любит безоглядно".

Захлестнуло стыдом. Вина сковала и без того слабое тело. А камень жег огнём. Насквозь, до самого нутра. Володя думал все уже отгорело, остыло, развеялось в бесконечности одинаковых будней. Думал, нету больше того Володи, что стремился, спешил, страдал, есть другой – ему бы выжить, его радости маленькие – простая еда, да тёплый ночлег. Галины дрожащие пальцы и высокий срывающийся голос разнесли в хлам его спокойствие.

– Прощай, – обронил он глухо.

Со всей мочи дёрнул колеса. Развернулся. Лязгнуло железо. А он держался, не дышал, яростно толкая коляску. Вперёд, вперёд. Боялся – догонит, дотронется, уговаривать станет. Боялся. Хотел. Больше всего хотел уткнуться в её живот, вдохнуть сладкое тепло тела, задохнуться от близости. Да только ни к чему все это. Всё решено давно. Так всем лучше. И она не побежала вслед, не остановила. Села в машину. Взвизгнули покрышки, взметнулись пыль. "Уляжется. Утрясется. Успокоится" – твердил Володя, не чувствуя застывающих на щеках слез. Он подумывал о том, чтобы закатиться под колеса этих спешащих неизвестно куда идиотов.

– Эй, братан! – резкий голос выдернул в реальность. – На вот, возьми.

Володя остановился. Уставился на водителя синей "девятки". Тот протягивал деньги, щурился, разглядывая его. Уголки губ незнакомца подрагивали едва заметно, будто он не решил улыбнуться или скорчить презрительную гримасу.

– Щедро отсыпаешь, барин, – выдавил Володя.

– А не жалко хорошему человеку, – улыбка все-таки проявилась, широкая, беспечная. – Ты ж хороший человек? Кличут как?

– Десантура, кличут. Только обхорошести моей не мне судить.

– И то верно. Я и сам вижу. Вижу, хреново тебе братан, душу скребет.

Парень замолчал, задумался на мгновение, кивнул своим мыслям:

– А ты пиши, Володя. Не держи в себе, выпусти. Пиши. Хотя бы и до хрипоты пиши.

Что-то было в этом парне, не жалость, не брезгливый ужас, но сопереживание и радость. Не яркая, бьющая по глазам, тихая. Светлая, как мамина улыбка. И Володя хранил с тех пор за пазухой замусоленную тетрадку и ручку, подаренные парнем. Он не удивлялся, когда вдруг начинал писать. Просто знал, что-то должно случится. Что-то важное.

"Вдыхай зелёным, наполняйся счастьем

Дари любовь – зеленым выдыхай

Пусть холодно сейчас

Знай, это только опыт

Ты можешь все, пока внутри горит зелёный свет".

Володя убрал тетрадь. Фыркали машины, пойманные светофором. Скользила между ними коляска. Бомж стучал в окна, протягивал ладонь, принимал монетки. В голове тишина, так всегда после стихов этих. Мысли текли облаками. Образы приходили, проявлялись и таяли. Руки привычно управляли коляской, шевелились губы, отдавая дань благодарности.

– А есть за что благодарить? – хриплый голос вернул Десантуру на землю.

Он поднял глаза. Опять этот, в синей "девятке" и с бездной внутри. Чужой, непонятный, а вроде как знакомец. Не пустой его вопрос. Володя пожевал губами, медленно кивнул:

– А то! Машина котейку сбила, месяца три как. Серебристая такая кошка, что твоя норка. Породистая видать, как и занесло сюда. Может выбросил кто, а может любопытничала и потерялась. Визжала, что девка, плакала. Подобрал я, думал похороню. А она смотрит. Глаза синие, прямо в нутро глядит. Не сдюжил я, забрал с собой. Кусалась. Шипела. Лапы передние у ней отказали было. И я все думал, вот еще калека, а цепляется за жизнь. И к чему она ей? А добить не смог – поверила она мне. И не спрашивай откуда, просто знаю это и все дела.

– И что твоя кошка?

– Дожидается дома, – бомж