Из страниц чужой реальности [Юлия Вдовина] (fb2) читать онлайн

- Из страниц чужой реальности 1.82 Мб, 101с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Юлия Вдовина

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Юлия Вдовина Из страниц чужой реальности

1 часть.

I

На календаре, висевшем в весьма необычном кабинете – полупустом и с кислотно-жёлтыми стенами, на которых красовались адски-огненные пустые рамки для фотографий – была ярко выделена цифра пятнадцать восьмого месяца. У каждого жителя Индии (даже необразованного) это число ассоциировалось с долгожданной победой и вновь обретённой свободой. Директор довольно прибыльного цирка, Амрит, планировал отпраздновать День Независимости как положено: вначале на главной площади города среди ликующих соотечественников, а затем – с национальными блюдами за семейным ужином. Однако даже такой светлый день омрачился воспоминанием об увольнении пользующейся большим успехом у публики русской артистки Инны. Подходила к концу её двухнедельная отработка, что в будущем, как считал Амрит, непременно приведёт сначала к спаду продаж недешёвых билетов, а позже – к полному краху. Вероятно, не всякий в Индии был бы так подавлен уходом дрессировщицы слонов, как директор Бангалорского цирка, славящийся своим делом. Инна оставалась одним из последних работников разоряющегося купола (остальных циркачей перекупил певец Джимми, завидовавший во всём Амриту ещё со школьной скамьи).

Но мы оставим несчастного предпринимателя разбираться с финансовыми и, как вытекающее, семейными проблемами и перенесёмся в аэропорт Бангалора, где уже безработная Инна ожидала свой рейс до Москвы, откуда полетит в родной город F к брату.

Что побудило двадцатичетырёхлетнюю (и весьма амбициозную) девушку вернуться из многомиллионного города Индии в провинциальный городок на северо-западе России? Поводом послужило недавнее известие с малой родины о свадьбе мужчины, некогда клявшимся Инне дождаться её из двухнедельного отпуска в Китае. По правде говоря, отчасти в этом есть вина и самой циркачки: короткая поездка в Поднебесную плавно превратилась в полугодовое проживание в стране, давным-давно описанной Афанасием Никитиным.

История крайне занимательная: на десятый день путешествия по Китаю Инне выпала возможность присоединиться к группе туристов из Великобритании. С языком проблем не возникло – вечерние посиделки за книгами брата-учителя уже не раз спасали девушку за границей. Заведя знакомство с многочисленными Джонами, Инна решила отыскать в толпе хотя бы одну женщину. Судьба свела её с Эммой из Глазго, которая вечером того же дня в баре представила новую подружку своему возлюбленному. По стечению обстоятельств, молодой человек Эммы пригласил Инну на свою Родину – в Индию. Туристке из небогатой семьи перспектива съездить в другую страну за чужой счёт показалась заманчивой. Через два дня на рейс Шанхай-Бангалор был приобретён ещё один билет.

Не будем вдаваться в подробности регулярных измен легкомысленного мужчины, а сразу минуем один месяц. Денежные запасы Инны иссякали, и каждая местная жительница, приглашавшая иностранку на танцы, слышала лишь одну фразу: «I’m broke»*.

       Инна, будучи девушкой, как она сама заявляла на каждом собеседовании, «resourceful»**, на одной из таких встреч до того расхвалила себя в качестве первоклассной дрессировщицы, что один из мелких владельцев цирка, Амрит, не смог устоять перед феноменальным талантом. Однако Инну не предупредили, что дрессировать придётся не божьих коровок, что она часто с переменным успехом делала в пять лет на даче, а настоящих слонов перед относительно широкой публикой.

Около трёх месяцев Инна заканчивала рабочий день с отметинами от плети, поставленными самостоятельно. Случайно, конечно. Разумеется, непрофессионализм не оставался незамеченным начальником, и над девушкой, ежедневно облагаемой штрафами, нависла угроза увольнения. К счастью, на четвёртый месяц проживания всё стало налаживаться: даже удалось купить новый телефон (старый она выкинула ещё на сотом пропущенном от назойливого поклонника Андрея).

Получив в один день сообщение от старшего брата о свадьбе Андрея с однокурсницей, Инна, несмотря на воцарившую стабильность в жизни, побежала писать заявление. Её женское самолюбие было задето.

А теперь обратимся ко времени настоящему. Полёт до F прошёл без каких-либо казусов, не считая типичных происшествий. Как обычно, кому-то понадобилось пронести на борт несколько литров алкоголя внутри себя.

 Что касается самой девушки, она сразу приметила своего соседа у окна, что-то безустанно записывающего. Ей удалось разобрать лишь пару слов: эксперимент и машина. «Какой-то учёный, что ли?», – думала Инна, слегка наклонив голову в попытках разглядеть другие фразы в неряшливом почерке. «Хотя… слишком уж молод для учёного», – но темноволосый мужчина заметил изучающий взгляд соседки и, слегка улыбнувшись ей полными губами, закрыл тетрадь.

Выбравшись из самолёта, Инна вскоре нашла такси. «Даже не приходится торговаться…» – воспоминания о шумных базарах в Индии погружали бывшую циркачку, придерживающую ручку двери, в приятную ностальгию.

С обратной стороны к машине спешно подошёл невысокий человек и сел в неё. Инна, распрощавшись с воспоминаниями, ошарашенно следила за опустившим ручник водителем.

– Эй, – стекло старенькой «Жигули» едва не треснуло от напора прибывшей туристки, – Вы же меня везёте!

– Дэвушка, – таксист, во избежание покупки нового окна, приспустил его, – не колоти! – усатый мужчина пятидесяти лет возмущённо размахивал руками. – Я Вас звал-звал, звал-звал, а Вы хи-хи да ха-ха. Добрый человек предложил цену в два, – на этом слове он сделал особый акцент, приподняв указательный палец кверху, и кивнул на заднее сиденье, – раза больше.

– Вы можете поехать со мной, – в окне показалось знакомое круглое лицо, как предположила ранее Инна, учёного. Он улыбался во все тридцать два.

Девушка попятила хмурый взор в другую сторону, чтобы убедиться в отсутствии свободных машин. Инна села в «Жигули», предварительно смерив взглядом вышедшего из такси водителя. Мужчина, что-то озлобленно прошептав на незнакомом языке, положил огромные чемоданы в багажник.

II

«С двумя мужиками в раннее безлюдное утро… чем я думала?» – после этой мысли загоревшая кожа приобрела на удивление бледный оттенок. Девушка, предвидя любой исход, решила не устраивать сюрприз и предупредить брата о своём возвращении: «*Я уже на шоссе. Через десять минут буду у дома. Наверное*. Отправить. Теперь он знает мою геолокацию… Можно немного расслабиться», – она мельком глянула в окно и прикрыла глаза.

Долго размышляя о том, куда этот безустанно болтающий о своей Родине таксист её привезёт, Инна не заметила, как автомобиль остановился. К её счастью, серебристая шестёрка встала у нужного подъезда.

– Платите Вы, – Инна недовольно, даже с аффектацией некоторого раздражения, обратилась к незваному попутчику, произнёсшему в начале дороги всего два слова: «Я Александр». Бывшая циркачка боялась только двух вещей: оказаться в одной машине с незнакомыми людьми и быть укушенной домашней змеёй Амрита. Александр радушно посмотрел на спутницу голубыми глазами и убрал в пальто небольшой блокнот, в который всё время что-то записывал.

– Конечно, – усмехнувшись, он достал из широкого кармана брюк сторублёвую купюру. – Всего доброго!

Разумно предположить, что прощание было адресовано устало зевающей Инне, мечтающей о тёплом душе и горячем кофе, однако неверно. Предполагаемый учёный достал из исцарапанного багажника три чемодана: все принадлежали дрессировщице. Она, поражённая и восхищённая таким поступком, радостно схватила свои вещи, не рассчитывая, что таксист уедет, не забрав Александра.

– И что это значит? – эмоции на лице Инны сменялись слишком быстро: тонкие губы то кривились в натянутой улыбке, то напряжённо сжимались.

– Мне негде жить, – с полным спокойствием заявил Александр, приглаживая тёмно-каштановые пушистые волосы.

В железных дверях подъезда показался человек, который, будь он в Японии, не уместился бы ни в одной средней кровати.

– Инночка! – наконец, загорелся фонарь, который опять забыл включить дворник Яша, сохранивший свою должность лишь потому, что был тестем начальника ЖЭКа. Высокий худой мужчина вышел из тени, лучезарно улыбнулся и крепко обнял девушку, казавшуюся на его фоне лилипутом. – Я так скучал!

– Лёва! Отпусти! – Инна недовольно похлопала брата по широкой спине. Лев отступил от сестры и робко, почти по-детски смущённо отвернув голову, усмехнулся.

– Вас проводить? – мужчина, обративший внимание на преспокойно поправлявшего очки с фиолетовой оправой кудрявого попутчика сестры, заговорил с ним вежливо, но отнюдь неприветливо.

Лев не жаловал ухажёров сестры, ежедневно проводящих часы под окнами её (по совместительству и его) квартиры (и не понимал, действительно ли обожатели Инны ожидали покорить её своим кошачьим визгом, который они называли пением). Он часто пытался заводить с Инной беседы на эту тему, впрочем, каждый раз прерывал себя на полуслове, завидев хмурый и недовольный взгляд девушки. Лев никогда не шёл никому наперекор, что очень мешало ему в работе. Будучи преподавателем, мужчина понимал, что сдержанность и податливость негативно сказываются на его авторитете среди учеников (особенно наглых одиннадцатиклассников, не упускающих возможность подтрунить над молодым учителем, покорно выслушивающим все шутки, часто переходящие в откровенное унижение), однако не мог с собой ничего поделать. Иногда Лев жалел, что преподаёт французский и немецкий, а не физкультуру или труд, вызывающих бесконечный интерес у школьников, беспрекословно подчиняющихся распоряжениям наставников. Вместо того чтобы воспользоваться советами коллег, пользующихся большим уважением, он целыми днями проверял тетради с корявыми сочинениями вроде «Was ich während meiner Sommerferien getan habe»* и «Qui vou drais-je être?»** – учения его покойных родителей о послушании и покорности слишком крепко засели в голове. Но, несмотря на все недостатки, он любил свою работу.

– У меня нет дома, – Александр беззаботно пожал угловатыми плечами, вызвав тем самым бурю эмоций на лице и Инны, и её брата.

Лев, поджав губы, внимательно оглядел незнакомца со всей присущей учителю пристальностью, будто ища шпаргалки там, где их быть не должно и не может.

– Постелю на балконе, – даже зная нелюбовь сестры к незваным гостям, он не смог отказать. Подхватив чемоданы, Лев быстро зашагал, указывая дорогу прибывшим жильцам.

III

Инна и Лев сидели на небольшой задымлённой кухне за квадратным столом, плотно прижатым к голой серой стене, дожидаясь гостя. Маленькая комната была безвкусно заставлена различной мебелью и вещами: миниатюрные деревянные табуретки соседствовали с массивными железными тумбами, а завешанный магнитами холодильник заслоняла груда сваленных книг с иностранными названиями, оставляя неширокий проход.

– Почему ты не меняешь числа на календаре? Сегодня шестнадцатое августа, – Инна перекинула оголённую ногу на другую и, сделав ещё одну затяжку, стряхнула пепел от тонкой сигареты в прозрачное блюдце.

– Давно ты куришь? – Лев неприязненно поморщился, вдохнув дым с привкусом мяты.

– Класса с десятого. Хорошо скрывала, раз ты узнал только сейчас, – она, отложив сигарету, короткими пухлыми пальцами передвинула «окошко» с пятого декабря на нужную дату. – Что ты натворил с квартирой? – девушка с ужасом осматривала захламлённую кухню узкими карими глазами, округляющимися от удивления до размера пятирублёвой монеты. – Где обои?

– Я решил устроить небольшой ремонт, пока тебя не было, – не переставая помешивать ложкой в голубой со свинками чашке-супнице сахар, ответил подходящий к застеленному бежево-жёлтой скатертью в клетку столу мужчина. – Увы, je n'arrive pas à finir ce travail*.

– Сколько можно просить не отвечать по-французски. Я ни слова не понимаю, – на строгое замечание сестры мужчина покорно кивнул, оправдав себя профессиональной деформацией, – мог бы давно закончить. Меня не было полгода.

– Хотя уезжала ты на две недели, – Лев присел. – Я же не возмущаюсь, – и с ухмылкой опёрся щекой на правый кулак. – Андрюшка очень расстроился. Он попросил отдать твой альбом с детскими фотогра…

– И ты отдал? – Инна, перебив брата, сердито посмотрела на него, нервно подёргивая тонким носом с горбинкой.

– Я отказывал, но он так слёзно упрашивал, что мне стало его жаль, – избавившись от ухмылки, Лев понуро уставился в супницу, из которой достал чайную ложку и отряхнул её от каплей чая.

– Ты просто безвольный дурак! Сколько я тебя просила не пускать этого Андрея на порог дома? – Лев терпеливо выслушивал разгорячившуюся сестру, размахивающую руками.

– Инночка… – мужчина ловко перехватил ладонь в воздухе, аккуратно положив её на чистую скатерть, – Прости, – от мягкого, почти гипнотизирующего голоса Инна успокоилась, глубоко вдохнула и скрестила пальцы с пальцами Льва. – Он три дня назад женился, ты больше никогда его не увидишь. Я так счастлив, что ты здесь, и…

– Кстати, поэтому я и приехала. Кто его жена? – не дослушав мужчину, девушка уверенно и твёрдо задала поставивший Льва в ступор вопрос.

– Зачем?.. – он негодующе изогнул тёмную широкую бровь.

Инна хотела ответить про задетую гордость и желание образумить «эту несчастную», но в дверь кухни постучали.

– Кажется, твой друг, – Лев медленно убрал руку и выпрямил спину, чтобы казаться чуть уверенней. – Войдите!

– Он не мой друг, – впалые щёки артистично надулись. – Если бы у меня была машина времени, я бы непременно вернулась на два часа назад и осталась бы в аэропорту до полудня, чтобы не ехать с этим… Александром.

– Интересно… – пробурчал себе под короткий нос картошкой вошедший Александр. – А если бы Вы могли вернуться на более ранний промежуток? Скажем, лет на двести назад, – его маленький лоб покрылся капельками пота.

– Такое не по мне, – девушка, недовольно фыркнув, встала из-за стола. – Я пойду спать, – её совершенно не привлекала перспектива ведения дискуссии о чём-либо с человеком, нарушившим её покой своим присутствием. Она вообще не жаловала незнакомцев в своём доме.

– Лев, а что думаете по этому поводу Вы? – взволновавшийся гость немедленно занял место Инны. Он дрожащими руками достал тряпочку и протёр запотевшие очки.

– Я бы не согласился. Зачем оно мне? Здесь дорогая Инночка, любимая, пусть иногда и изнуряющая, работа, а там что? Незнакомые люди, непонятные нравы и порядки… сплошной стресс, – Лев застучал пальцами по столу, представив себе другую жизнь, не ту, к которой привык.

– Как замечательно, что Вы завели этот разговор! – зрачки Александра расширились настолько, что из-за них едва можно было разглядеть голубую радужку.

– Но ведь это Вы на… – оказавшись перебитым теперь уже Александром, Лев едва заметно вздохнул и сильнее застучал по скатерти.

– Я вывел гипотезу: попадая в прошлое, человек полностью теряет свой привычный облик. Он «облачается» в тело предка, представляете?! – Александр возбуждённо привстал, наваливаясь корпусом на стол. Лев отодвинул едва не опрокинувшуюся кружку сестры с жёлтыми утками.

– Какого конкретно? – хозяину квартиры хотелось показаться заинтересованным и дружелюбным – всё, как учили родители.

– Любого! Абсолютно любого! Я допускаю, что, попав в прошлое, Вам даже не придётся привыкать к новому имени. Всё зависит от периода и родословной, – Александр становился всё оживлённей и оживлённей.

– Ничего удивительного: всех старших сыновей в моей семье по линии отца называли Львами. Такая уж традиция.

– Традиция? Давно она у вас? – Александр, в отличие от Льва, слушал с искренней заинтересованностью и желал разузнать как можно больше.

– С конца восемнадцатого века, – Лев пригубил чай. – Папа рассказывал, что в годах девяностых с моим прадедом, Кульневым Львом Петровичем, что-то произошло и он умер, а через полгода у него родился сын. Дань памяти, наверное.

– У Ваших предков никогда не было семей без сыновей? – Александр пригладил взъерошенные волосы.

– Рожали до тех пор, пока не родится мальчик, чтобы назвать его Львом, – Лев звонко засмеялся, но, услышав стук кулаком за стенкой, издаваемый сестрой при недовольствах, замолчал.

– Странный у Вас юмор. И что же, Вы знаете биографии всех ваших прадедов?

– Нет, только ближайших. Я отечественную-то историю знаю на базовом уровне – конечно, гордиться здесь нечем – что уж говорить о семейной. Хотя у нас и хранится много дневников жены Льва Петровича (Уля, Оля?). Я ни один не читал.

Александр что-то пробормотал, но Льву не удалось разобрать ни слова. Гость уставился в стену, а хозяин маленькой двухкомнатной квартирки положил в широкую чашку-супницу ещё один кубик сахара. В воздухе повисло угнетающее молчание.

– Я хочу попросить Вас посмотреть время на моих часах, – гость невероятно быстро вышел из состояния задумчивости. Он пристально смотрел на вновь подавившегося Льва. – Вам нужно быть осторожней.

– Вы не можете это сделать самостоятельно? – Лев подозрительно взглянул на просящего, будто тот был «сделавшим задание в другой тетради».

– Я Вас умоляю, Лев Львович, – было ясно, что «молящий» готов встать на колени, что вовсе не устраивало сердобольного и податливого Льва.

Александр на удивление скоро менялся в настроении: за пару секунд из горячо заинтересованного он становился задумчивым, из задумчивого – волнующимся.

– Ну, давайте, – хозяин с опасением протянул длинную руку. Александр запутался в собственном кармане мешковатых штанов, из которого посыпалась вся мелочь. Ладонь слегка подрагивала, передавая странное устройство с циферблатом и двумя кнопками.

– На левую, пожалуйста.

      Лев ещё раз покосился на Александра.

2 часть.

I

В глаза ударил неестественно яркий свет, а в ушах жутко шумело.

– Лев Петрович! – тело качалось под чьим-то напором; незнакомый женский голос звучал всё громче. – Réveillez-vous! Seigneur, faites qu'il s'en sorte!*

Голова страшно гудела и раскалывалась так, что кроме этой боли понять ничего было нельзя.

      Льву совершенно не хотелось открывать глаза, но кто-то сильно ударил его по щеке, отчего он живо подпрыгнул.

– Himmelherrgott!** – Лев отряхнул тёмно-синие кюлоты.

Он почти никогда не ругался на русском языке, чтобы не возникало вопросов ни у учителей, ни у учеников, однако находились и те, кто его понимал.

– Ваше счастье, что папенька не знает по-немецки, – прошептал тот же приятный голос.

Оглянувшись, Лев увидел вокруг толпу людей. Большая часть выглядела неопрятно: одежда их была во множестве заплаток, а волосы – грязные и неухоженные – местами поредели до плеши. Рядом замерла невысокая девушка в лёгком розовом платье с полупрозрачными рукавами, подпоясанном прямо под небольшой грудью.

«Это она со мной говорила?» – Лев пристально всматривался в большие яркие глаза, переводя взгляд то на разлохматившиеся каштановые локоны, то на пухловатые щёки, запылавшие розоватым румянцем.

– Лев Петрович! Миленькой, как я счастлив, что Вы не расшиблись! – толстый мужчина в бледно-зелёном камзоле презрительно глянул на кого-то в толпе зевак и пискляво заверещал: – Выпороть!

Двое крепких бородатых мужчин в подвязанных серых рубахах под руки вывели мальчика-подростка в такой же бедной одежде, воющего от боли и не прекращающего выкрикивать «помилуй, барин, помилуй!». Из толпы выбежала худощавая заплаканная женщина в платке в крупный цветок и бросилась в ноги толстяку. Своими бледными и тонкими губами она целовала чёрные ботинки, а поросячьи глазки их обладателя сверкали от подобного жеста.

Лев обескураженно наблюдал за происходящим. Девушка в розовом платье подбежала к здоровяку и затрясла его руку.

– Дяденька! Умоляю, отпустите Егорку! Он ведь не специально сбил Льва Петровича! Дяденька! – уговоры оказались бессмысленны – названный дяденькой гадко рассмеялся.

– Юленька, этому хаму лишь на пользу пойдёт наказание! – он ещё сильнее залился гнусным хохотом.

– Да неужели Вас приводят в восторг унижения?! – девушка беспокойно взяла за локоть рыдающую на траве женщину и сказала ей бежать за сыном.

Дядя, придерживаясь за свой толстый живот, едва скрывающийся под одеждой, старался не свалиться с коротеньких ног от смеха.

«Ну и мерзавец! – Лев с изумлённым видом оторопело сделал шаг назад. – Что за странный сон?»

– Довольно, Юлия. Знай меру в общении со старшими, – раскатистый бас вмиг привёл девушку в чувство. Она вытерла слёзы с почти фарфоровой щеки тонкими пальцами с выпирающими костяшками.

– Простите, папенька, – Юлия виновато сделала изящный книксен стоящему напротив мужчине. Они были невероятно похожи. У отца девушки были короткие тёмно-каштановые волосы, светло-голубые глаза и округлый подбородок. Заметно отличался он от дочери только более смуглой кожей и высоким (по сравнению с ней) ростом.

«Что это за первобытное общество?» – Лев испуганно втянул голову в плечи.

– А вы что смотрите, шантрапа? Живо по полям! – дыхание говорившего замедлилось, зрачки расширились, а между бровями возникли глубокие морщины. Он грозно ударил чёрной тростью об землю, крепко схватившись за инкрустированную драгоценными камнями ручку.

– Благо, что Николай не наблюдает сего, – пробурчал третий мужчина в компании, стоящий ко Льву ближе всех – с козлиной бородой и острыми чертами лица.

Толпа неряшливых людей немедленно разбежалась, и всё внимание оставшихся вновь оказалось приковано к пострадавшему.

– Лев Петрович, Вы в норме? – вопрос был равнодушно задан отцом Юлии. Он пригладил свои чёрно-седые волосы и поднял голову к небу.

– Я… – Лев растеряно хлопал ресницами. – «Я должен ответить. Соберись! Это же взрослый человек – я не имею права молчать. Боже, я, двадцативосьмилетний мужчина, не могу ничего сказать!».

Не дождавшись ответа пошатывающегося Льва, отец Юлии продолжил говорить:

– Скоро начнётся дождь, – мужчина пристально глянул на толстяка. – Не стоит ли нам вернуться?

«Куда вернуться? Откуда? – Лев отрешённо смотрел по сторонам, задерживая нервный взгляд то на разваливающихся избушках, покрытых соломой, и на пастбищах с коровами, то на компании из трёх мужчин, разодетых в костюмы с высокими воротами, какие раньше Лев видел только в Историческом Музее, и единственной девушке среди них – молоденькой и симпатичной, мечтательно вздыхающей Юлии, – Я сплю. Когда я успел уснуть? Только что сидел за столом, пил чай, говорил с Александром… Он дал мне какие-то часы… Может, это был электрошокер? – Лев опустил нерадостный взгляд на землю. – Боже, только бы Инна была в порядке! Впустил на свою голову, – мужчина нервно стучал пальцами по ноге. – Если бы это были галлюцинации, я бы, наверное, был в своей одежде? Почему я одет как они? Я ничего не понимаю!» – он потерянно сжал кулаки.

– Ты, Володя, как всегда прав, – с завидной весёлостью согласился пузатый. – Я ужасно голоден, – он похлопал по своему расплывшемуся животу.

Вся компания двинулась прочь, оставляя вдалеке деревянные дома с соломенными крышами. Всю дорогу отец Юлии молчал, оценивающе поглядывая на Льва, опираясь на чёрную лакированную трость рукой в белой перчатке.

«Он смотрит на меня, как Инна на потенциального жениха, – Лев, вжав голову в шею, смущённо кивнул. Владимир продолжал смотреть. – Да что такое? Я же не тюлень в зоопарке!».

– Ай! – Юлия, слегка подвернув ногу на скользком камне, вот-вот упала бы в грязь, но на вскрик девушки вовремя отреагировал Лев – он придержал её и, подав руку, помог уверенно встать.

«Действительно настоящая» – мужчина моментально отошёл. Владимир отвернулся и кивнул самому себе.

Обрюзгший дядя Юлии живо беседовал с ворчащим немолодым человеком с резкими чертами лица и козлиной бородкой, небрежно отмахивающегося в попытках остановить потоки самовлюблённых речей толстяка.

– Видели бы Вы, Павел Матвеевич, как меня обожают деревенские девки! Ноги целуют! – на этих словах мужчина весело топнул, а Павел Матвеевич закатил глаза и едва слышно буркнул о неприличии обсуждения подобных тем при дамах.

«Я даже видел, при каких обстоятельствах… варвар» – Лев с отвращением вспомнил недавнюю картину.

– Сила и власть даны, чтобы защищать слабых и беспомощных. Вы, Михаил Владимирович, безбожник и грешник, – нахмурив брови с торчащими во все стороны волосками, шепчущий мужчина смерил суровым взглядом собеседника.

– Со мной ли Вам, Павел Матвеевич, толковать о Боге и грехе? Кандидатура Николая видится мне более подходящей для оной беседы, – Михаил, обратив внимание на изменения в морщинистом лице Павла, не без лукавого удовольствия засмеялся. Толстые губы расплылись в ещё более широкой гримасе, как только глаз Павла Матвеевича конвульсивно задёргался.

«Что же это за место?» – Лев попятил озадаченный взор в песок под ногами.

II

Поля с взошедшей рожью сменил пейзаж с аккуратно постриженной зелёной травой и великолепными красными цветами. Лев обратил внимание на то, как старательно отец Юлии пытался скрыть свою очарованность увиденным, но получалось плохо: глаза слишком ярко блестели, а черты лица сделались мягче.

– Миша, какой замечательный у тебя садовник, – Владимир внимательно разглядывал растения, крепко сжав трость.

– Англичанин, – гордо заметил толстяк, наслаждаясь комплиментами. В голове Льва не укладывалось, кем должен работать человек, чтобы иметь сад с садовником-англичанином. – А что Вы думаете, Павел Матвеевич? Не хотите ли сорвать несколько маргариток для сына? Любая неглупая дама оценит, – Михаил насмешливо посмотрел на засмущавшуюся Юлию, но тут же откашлялся и сделался серьёзней, почувствовав тяжёлый взгляд Владимира, однако лукавость в его выражении лица не исчезла.

Лев, осматривая новое место, тяжело вздохнул. Несмотря на то, что великолепный сад с аккуратными кустами и белокаменными статуями обнажённых дев завораживал своей красотой и помпезностью, мужчина не оставлял попыток понять хоть что-то.

«Пока я вижу только варваров, застрявших в ролевой игре».

– Николай сам попросит, если по какой-нибудь сверхъестественной причине все наши, – Павел Матвеевич особо выделил это слово, – завянут.

– Господа, – Владимир легко, но недовольно кивнул назад, в сторону большого сине-серого двухэтажного сооружения с необычной лепниной на стенах. Льву здание напомнило те усадьбы, которые он встречал на экскурсиях со своим классом.

Лев обратил взгляд туда же, куда и остальные. У белой арки он увидел остановившуюся великолепную белую лошадь с переливающейся иссиня-чёрной гривой.

«Здорово, ещё кто-то придёт. А ведь я пока запомнил только Юлию и мерзкого, постоянно смеющегося без причины Михаила».

– Николай! Наконец-то! Сегодняшняя встреча Вашего сына, Павел Матвеевич, с Львом Петровичем для меня долгожданное событие, – все присутствующие, кроме Льва, заинтересовавшегося этим выводом, пропустили мимо ушей слова ухмыльнувшегося толстяка.

Юноша спрыгнул с коня и поправил, как показалось Льву издалека, ярко-синий фрак. Молодой человек шёл быстро, почти бежал к собравшимся у красного куста. Лев рассмотрел цветущее лицо без единого волоска под греческим носом и чётко очерченными губами, когда Николай подошёл ближе. Его чуть выше плеч волосы развивались на лёгком ветерке, а тёмно-карие глаза игриво сверкали.

Лев наблюдал за реакцией присутствующих: Юлия заворожено следила за каждым движением приближающегося, в то время как её отец небезразлично, даже с неким раздражением встречал Николая. Михаил же от предвкушения встречи безустанно хлопал по плечу Павла, который, в свою очередь, подёргивая верхней тонкой губой, правой рукой отряхивал длинный кафтан, а левой лихорадочно теребил бородку, осматривая фрак сына.

– Добрый день, Владимир Владимирович, Михаил Владимирович, – Николай поклонился сначала хорошо сложенному темноволосому мужчине, а затем толстяку – абсолютному антиподу первого.

«Они братья? – Лев смерил их недоумённым взглядом. – Какую шутку с ними сыграла генетика»

– Здравствуйте, отец, – он также поклонился Павлу Матвеевичу, ворчливо бормотавшему об этикете одежды. Юноша повернулся в другую сторону. Он любовался Юлией, которая с нескрываемым обожанием примечала всякий его жест. – Bonjour, mon ange*, – Николай подошёл ближе к глубоко дышащей девушке, перебирающей пальцы, не обращая внимания на её отца. Лев заметил, что зрачки Владимира сузились, а ноздри раздулись, как у быка перед красной тряпкой.

«Как же я его понимаю! Как я с Инной… хотя Юлию тоже можно понять – этот Николай… достоин её внимания, – Лев наблюдал за парочкой, к которой подошёл Владимир. – Чёрт, я не пойми где, вокруг незнакомые люди, а я оцениваю какого-то Николая» – Лев застучал пальцами по ноге.

От нападок со стороны отца Юлии юношу спас мерзковатый смешок:

– Коленька, посмотри, кого я пригласил на именины, – писклявым голоском сказал Михаил. – Лев Петрович собственной персоной!

Николай выпрямил спину и слегка наклонил голову вбок. Он лениво протянул руку представленному и холодно спросил:

– Как прошёл Ваш визит в Петербург?

«Мне ещё и разговаривать нужно? Да кто они такие?! Где Инна и её бездомный попутчик? Где моя кухня? – мужчина растерянно осматривал окружающих. – Да и какой я Петрович!».

Ноги Льва подкосились. Заикаясь, он едва смог выдавить из себя:

– Мой визит…я… – по телу пробежала дрожь, – я не понимаю… я ничего не понимаю… – он то махал головой, то ошеломлённо глядел на Николая, чьи полузакрытые глаза распахнулись от подобного ответа: «Почему у меня не получается ничего сказать?!», – внутри бушевал ураган эмоций, но, по необъяснимой причине, внешне Лев выглядел почти спокойным – просто немного напуганным.

– Vous allez bien**, Лев Петрович? – Лев боязливо дёрнулся, почувствовав тонкие пальцы на своём плече.

Юлия с опаской положила руку полностью.

Мужчину напрягло всеобщее «оцепенение»: у Михаила Владимировича не пропала нахальная улыбка, но он молчал, не отпуская никаких колкостей, а его брат даже не заставлял дочь убрать ладонь. Павел Матвеевич, что-то невнятно прошептав, три раза перекрестился.

Льву стало невероятно душно, появилась ужасная сухость во рту. Мужчина, хрипя, почти шёпотом робко спросил:

– Кто вы такие? Почему вы все зовёте меня Петровичем? – Льва буквально затрясло, в глазах помутнело и он покачнулся, хотя удержал равновесие; мужчина почувствовал себя зверем, загнанным в клетку. Абсолютно беспомощным и жалким.

– По покойному Петру Кирилловичу, – голос Владимира Владимировича звучал успокаивающе. Отец Юлии поднял тяжёлый взгляд к небу. – Вы сегодня сильно ушиблись. Вас нужно показать местному знахарю. Он даст Вам нужные травы. Николай, не затруднит ли тебя съездить до Максима Максимовича?

– Да, конечно, – Николай ещё раз ласково посмотрел на смущённую Юлию, бросил недовольный взор на Льва и послушно побрёл к лошади.

– Дочка, прогуляйся по саду с Львом. Мы с Михаилом и Павлом Матвеевичем будем сидеть на той, – Владимир указал на скамейку возле одной из статуй, – лавочке, – в голос отца вернулась прежняя сталь.

III

Расположившись на искусно вырезанной скамье, Владимир Владимирович наблюдал за дочерью, шагающей возле ушибленного кавалера.

– Вы так просто отпустили Юлию со Львом? Он, право, не в себе! – Павел Матвеевич ворчливо обратился к товарищу. – Не предполагал, что Вы, будучи человеком военным, прошедшим обе турецкие войны, сможете так легкомысленно…

– Именно будучи таким человеком, я никогда не позволил бы себе отпустить Юлию без гарантий её безопасности, – Владимир со строгим спокойствием перевёл взгляд на стоящего близ амбала, похожего на тех, что недавно тащили пороть мальчика из толпы. – Ефим, будь начеку.

– Как ты не уверен в будущем зяте, – Михаил Владимирович едко захохотал. Его поросячьи глазки стали не видны из-за толстых округлых щёк, занимавших пол лица. Владимир Владимирович поправил воротник и угрюмо уставился на зелёную траву. – Сорву-ка несколько веточек бузины для Николашки, – Михаил с трудом, ойкая, встал с поразительно крепкой скамьи, выдержавшей даже его, и направился к большому дереву с зелёно-жёлтыми цветами.

– Для Вас я бы сорвал оранжевую лилию, – Павел Матвеевич окинул смеющегося вдалеке Михаила недоброжелательным взглядом.

***

«Как я согласился на эту прогулку? Зачем? Ведь не собирался же. – Лев еле заметно пожал плечами, – После объяснения этого Владимира всё ещё непонятней… Боже, дальше ясней не станет!» – из рассуждений о допустимом будущем мужчину вывел тонкий приятный голос.

– Простите мою дерзость, Лев Петрович, но я имею некоторые сомнения в том, что Ваше состояние связано с несчастным Егоркой, – Юлия слегка замялась, побоявшись показаться наглой и грубой. – Qu’est-ce qui vous préoccupe?* – девушка осторожно посмотрела на собеседника, боясь сделать хотя бы одно лишнее движение.

«И что мне ей отвечать? Что я спокойно пил чай, закрыл глаза и очнулся в незнакомом месте? Что мне страшно?», – во избежание других вопросов, он молчал.

Лев чувствовал себя растерянно. Он боялся и нервничал; злился на самого себя от непонимания происходящего.

Мужчина за этот час прошёл, как он сам решил, и отрицание, и гнев. Время принятия ещё не настало, однако Лев понимал: если он начнёт выставлять испуг напоказ, его точно определят в психбольницу.

«Что же произошло? Что же происходит? Это явно не сон. Всё по-настоящему», – Лев не издавал ни звука. Он лишь шёл и смотрел вниз, пиная мелкие камни.

– Лев Петрович, не игнорируйте меня, – тёмные завитые локоны, струясь, опустились на округлые плечи, хорошо заметные под тонкой розовой тканью.

«Как забавно она картавит. Я не сразу заметил» Простите… я не знаю, что Вам ответить, – хамелеон из Льва, откровенно говоря, был никакой – он совершенно не умел подстраиваться под ситуацию, поэтому прежде, чем вступать с кем-либо в контакт, мужчина решил дождаться хоть какого-нибудь изложения происходящего.

– Я опасаюсь за Ваше здоровье, – Юлия приподнялась на носочки, чтобы дотянуться до самой низкой ветки груши. – Вы мне не чужой человек, – девушка сосредоточенно рассматривала сорванный белый цветок. – Вы можете мне доверять – мы сызмальства дружим, Лев Петрович.

«Да что такое?! Почему я становлюсь нем как рыба, когда хочу поправить отчество? Лев Петрович! Почему именно Петрович? – мужчину словно ударило током. – Как же я раньше не догадался! Все эти разговоры про время… Чёрт! Этого не может быть. Перемещения? Что за чушь! Ведь это невозможно, антинаучно!», – он запустил руки в жёсткие волосы и крепко их стянул. В груди сильно щемило, а сердце бешено колотилось, норовясь вот-вот выпрыгнуть, – Юля, у Вас есть зеркало? – Лев открыл плотно зажмуренные глаза.

Юлия беспокойно смотрела то по сторонам, обращая внимание на помрачневшего отца, рассматривающего камни под ногами, то на собеседника.

– Возьмите моё, – из-за спины послышался знакомый холодный голос. – Нам с Вами прекрасно известно, с каким опасением Юлия относится к этой вещице. Вы уже позабыли, Лев Петрович, как разбили её первое карманное зеркальце, а позже поранили себе ногу?

Лев не слушал безразличного к нему Николая. Он с невероятной скоростью выхватил аксессуар и, стараясь не выронить из трясущихся и вспотевших ладоней, раскрыл его.

«Это я? – в зеркале на Льва серо-зелёными очами смотрел некто незнакомый. У этого человека был небольшой аккуратный нос, короткие светлые волосы и такая же светлая щетина под губой. Такой вид был полностью противоположен привычному: Лев никогда не оставлял волос на лице, а уже с пятого класса начал носить причёску по кончики ушей. По природе мужчина был шатеном (правда, после аварии с участием его родителей он подкрашивался в более тёмный оттенок, дабы скрыть частую седину) и имел карие глаза, – Что ж, даже неплохо. Мне нравится… не о том думаешь, Лёва», – крупной ладонью он нерешительно дотронулся до лица, не имевшего ни одной морщины. – Сколько же мне лет? – мужчина почти прокричал вопрос, который хотел произнести шёпотом, чтобы никто не услышал.

– Сильно же Вы ушиблись, – Николай скрестил на груди руки и равнодушно произнёс. – На два года старше меня, – Лев закрыл зеркало и издал истеричный смешок, скорчив несчастно-жалобную улыбку, а Николай раздражённо вздохнул и, полуотвернувшись, закатил глаза. – Мне двадцать один.

«Допустим…» А какой сейчас год? – слова вырвались непроизвольно; Лев замер, надеясь, что за ним не вызовут лекарей. Он выжидающе смотрел на Николая, опёршегося широкими плечами на бугристый ствол дерева.

– И что думает Владимир Владимирович? – Николай приподнял одну бровь и искоса оглядел Льва сверху вниз.

«Да он же меня терпеть не может! И за что? – Лев сверлил глазами зевающего Николая, – Меня ненавидит какой-то Николай, а я не знаю причину! Да и откуда мне знать? Я даже толком не понимаю, где нахожусь», – пульс участился, а зубы застучали друг о друга так, словно температура стояла по меньшей мере ниже минус одного градуса.

– Comment ça?** – озадаченная Юлия вопрошающе обратилась к Николаю.

– Mon ange…*** – Николай резко приподнял корпус с дерева и взял холодные ладони девушки в свои. – Votre pére ne vous a riendit?****

«Значит, он ненавидит меня из-за того, что знает её отец, но не знаю я? Хотя… кто я? Лев Петрович. Или знает? Знал» – Лев решил не вмешиваться в данный разговор – это могло помочь прояснить ситуацию. Он напряжённо вслушивался в каждое слово.

Девушка, не отрывая ярко-голубых глаз от взволнованного Николая, убрала свои руки, слегка приподняв подбородок.

– Папенька смотрит, – Лев краем глаза посмотрел в сторону синего сооружения, где увидел Владимира Владимировича, удерживающего одним поднятым вверх пальцем оскалившегося мужика-амбала.

«Похоже, я их совсем не смущаю, – Лев ревностно нахмурился. – А должен? – в голове творился полный беспорядок: приходили то мысли о безысходности и безвыходности из ситуации, то о поведении окружающих людей, – Им настолько плевать на Льва Петровича? – он беспокойно поправил светлые жёсткие волосы, – Меня это должно волновать?»

– Юленька… – Николай сглотнул, – Неужели Вы не знаете, что отец решил выдать Вас за него? – мужчина качнул головой в сторону Льва.

«Что?! – Лев почувствовал, что ещё мгновенье, и его глаза точно выпадут из орбит, – Этого ещё не хватало! – холодный пот покрыл всё тело. Земля будто уходила из-под ног. – Нет. Её же звали… Поля? Аля?».

– Нет-нет, ce n'est paspossible…***** – по бледным щекам потекли ручьи слёз, – Это просто невозможно! – Юлия закрыла руками уши и закачала головой, – Невозможно!

«Бедная, – Льву стало донельзя жаль эту несчастную девушку: он не мог спокойно наблюдать за тем, как ей плохо. Юлия себя абсолютно не сдерживала. Да и если бы захотела, то опухшие глаза и покрасневшее лицо говорили сами за себя, – Но ведь и я не знал!» Юлия… – Лев виновато опустил глаза, – Простите меня… «И почему я извиняюсь? Разве я виноват? Я тоже в сложном положении, – девушка окинула его ненавистным взглядом. – Наверное, виноват… как и всегда».

– Ich hasse Sie******, – Юлия говорила сквозь зубы. Она дышала глубоко, сдерживая очередной поток нахлынувших слёз, – von ganzem Herzen*******, – на лице читалось абсолютное презрение: оно не могло сравниться даже с неприязнью Николая. Уткнувшись руками в лицо, девушка убежала в сторону усадьбы – к отцу.

– Заберите свои травы и немедленно уезжайте, – Николай бросил под ноги потрясённому Льву бледно-коричневый мешочек.

Мужчина побежал вслед за своей возлюбленной, уже рыдающей близ Владимира Владимировича.

– Я Вас прошу, папенька! Я Вас умоляю! – Лев отчётливо слышал каждое слово, выкрикнутое Юлией. Владимир грозно глядел на дочь, и, прошипев, как показалось Льву, «довольно», схватил её за запястье и потащил к дверям большого особняка, не обращая внимания на проходящих мимо зевак с подносами.

«Прошло так мало времени, а я уже, пусть и невольно, причинил кому-то боль, – Лев опёрся на ствол дерева и медленно сполз на камень, полностью покрытый лишайником. – Может, меня оправданно не любили в школе? Может, я на самом деле плохой человек?».

Недалеко от Владимира стоял Николай, готовый устремиться вслед за Юлей и еле сдерживаемый уговорами отца.

В нескольких метрах от усадьбы заливался отвратительным хохотом наблюдающий за всеми Михаил.

«Полнейшая чушь. Машина времени, дворяне, крестьяне. Я не готов, я не хочу, – Лев закрыл ладонями глаза и помотал головой. – Закончится ли это?»

IV

– Только бы не сойти с ума, только бы не сойти с ума, – Лев навязчиво повторял одну и ту же фразу, идя к синему поместью и дрожащими руками еле удерживая лёгкий мешочек. – Только бы не сойти с ума, – лицо словно окаменело, глаза смотрели в одну точку, а ноги сами плелись вперёд. – Возьми себя в руки! – прошипел он сквозь зубы, крепко сжав кулаки.

Мужчина остановился у большой белой двери, которую открыл человек в тёмной одежде. Прежде чем зайти, Лев оглянулся по сторонам.

«Николай и его отец идут к… каретам? Ах, ну да, чему я удивляюсь, – из уст вырвался непроизвольный смешок. – Держи себя в руках! Хотя бы здесь, хотя бы сейчас» – он протёр покрасневшие от яркого света глаза и робким шагом вошёл в светлый коридор.

Женщина в платке проводила его до богато украшенного зала, где сидели, каждый в отдельном кресле, Владимир Владимирович с дочерью и её дядей. Отец с дочерью расположились на более симпатичных сиденьях – бежево-золотых, а хозяин дома, Михаил, довольствовался бледно-оранжевым, но таким же крупным, как и все остальные.

– А вот и виновник всего! – весело провизжал Михаил Владимирович.

«Опять этот противный смех! Какие необыкновенно гадкие люди могут существовать» – Льву ужасно хотелось закрыть уши, но он был уверен в неуместности этого жеста в приличном обществе. Мужчина обернулся к отцу Юлии.

– Владимир Владимирович… – найти нужных слов не удавалось, но, собрав в кучу все свои знания отечественной литературы, мужчина пробормотал. – Изволите ли Вы мне… Могу ли я… ехать обратно? «Куда обратно? Что я несу?», – Юлия совершенно не обращала внимания на Льва, отвернувшись к картине с изображением людей в национальных костюмах: к женщине с покрытой головой и в расписном сарафане с другой стороны стола обращался черноволосый мужчина в красной рубахе.

«Поразительно, что в доме этого Михаила не исключительно статуи под античность» – Лев брюзгливо поморщился.

– Извольте спрашивать у хозяина, – Владимир с присущей строгостью и холодностью приподнял трость в сторону брата.

Лев повернулся и усталым взглядом посмотрел на ехидно глядящего толстяка Михаила.

– Благодарю, что приехал, Лёва! Без тебяя бы так не повеселился! – придерживаясь за живот, Михаил встал с кресла, подошёл ко Льву и начал трясти его ладонь своими толстыми и неуклюжими руками, не прекращая заливаться раздражающим смехом. – Таня, скажи там, что я приказал приготовить карету Льва Петровича! – женщина, проводившая ранее Льва до комнаты, кротко поклонилась и удалилась за поворотом.

Лев смотрел на Юлию, плотно поджимающую светло-малиновые губы. Девушка почти не моргала. Она сидела неподвижно, лишь заламывая пальцы, издающие звонкий хруст.

«И всё-таки она красивая, – Лев не переставал дрожать, но к страху прибавилось какое-то новое чувство. – Кого-то мне напоминает», – он всматривался в каждую мелочь на её лице: от длинных ресниц до мелких веснушек на носу с едва заметной горбинкой.

– Юлия, я много раз просил тебя перестать так делать, – Владимир серьёзно посмотрел на дочь, медленно опустившую тонкие пальцы на колени. – Надобно проводить гостя, – он встал, глядя исключительно на Льва. От этого взгляда стало ещё более неуютно.

Девушка молча поднялась, смиренно следуя за отцом. Она пару раз шатнулась по пути до кареты, который прошёл в абсолютной тишине, даже без колких замечаний Михаила, но всё-таки удержалась на ногах.

– Лев, завтра мы с женой и дочерью заедем к Вам. В такой обстановке мы не смогли обсудить важные вопросы, – трость чуть вошла в землю под напором владельца. Юлия вновь заплакала, закрывая опухшие глаза, казавшиеся в таком свете ещё более голубыми, руками. – Прекрати! – неожиданный вскрик Владимира, стальной и холодный, напугал сидящих на дереве ворон, разлетевшихся с недовольным карканьем.

«Он про свадьбу?.. – Лев слегка улыбнулся, чтобы не показаться невежливым, но улыбка его выглядела фальшивой и даже отталкивающей из-за своей неискренности. Взгляд упал на заламывающую длинные пальцы девушку. Тонкое розовое платье слегка колыхал ветер, обтягивая стройную ногу и тонкую талию. Лев густо покраснел. – Хорошенькая… Господи, почему я вообще об этом думаю».

– До завтра, Лев Петрович, – заметив пристальное рассматривание дочери, Владимир немедленно обратился к Юлии: – Иди в дом. Тебя уже заждалась Марина Александровна.

«Надеюсь проснуться дома и больше никогда сюда не возвращаться».

– Вы всегда желанный гость в моём имении, – Михаил лукаво улыбнулся. – Но лучше приезжайте вместе с Николаем. Как я люблю наблюдать за вашей негласной борьбой! – толстяка до такой степени раззадорила собственная издёвка, что он издал нечеловеческий звук: что-то между хрюканьем свиньи и заячьим «кличем».

– До свидания, – Лев несмело поклонился присутствующим и сел в открытую карету.

***

– Скок-скок, скок-скок, – из широкого окна проглядывался живописный пейзаж: нетронутые человеком поля и леса, кристально чистые озёра и ручьи, но Лев этого не замечал. – Скок… – подделывая топот копыт, он смотрел, не моргая, на пустое сиденье, навязчиво постукивая пальцами по обшивке внутренней стороны двери. – Скок… стоп! – мужчина сильно схватился за волосы, крепко зажмурив глаза и прикусив до боли щёки. – Я же не лошадь! – он убрал руки с головы и положил их на колени, запрокинув голову назад, на мягкое оперение. – С какой скоростью меняется моё состояние: недавно я почти спокойно рассматривал Юлию (какой стыд), а сейчас… На кого же она похожа? – он был один и мог позволить себе говорить вслух всё, что думал. – Какие посторонние мысли! Всё, что я о себе знаю – имя и возраст. Это точно дело рук Александра, – Лев застучал по колену. – Как я мог пустить в дом незнакомого человека! Пожалел… а он меня пожалел? И где я сейчас благодаря ему?! – глаза Льва загорелись от злости. – Боже! Инна сейчас одна с ним дома! – стук о колено усилился, – Мягкотелый идиот! Никудышный из меня брат, – помутневший взгляд застыл на чёрном бархатном «потолке» кареты.

Снаружи раздалось громкое рдение лошадей, вмиг затормозивших благодаря ловким действиям кучера. Лакей открыл дверь.

– Барин приехал! Барин приехал! – у кареты стоял ещё один, как показалось Льву, слуга (несмотря на то, что это слово ему совершенно не нравилось, при данных обстоятельствах оно показалось наиболее уместным), преданно смотревший в глаза мужчине. – Барин приехал! – так называемый слуга подкинул нелепую коричневую шапку. – Как я рад Вас видеть! – худощавый, но не костлявый человек в серой одежде искренне улыбался хозяину. Сзади него скопилась толпа упитанных мужиков и здоровых на вид женщин (не осунувшихся, подобно крестьянкам в поместье Михаила) с такими же откормленными детьми. Собравшиеся ликующе кричали и размахивали пухлыми руками.

– Я… – Лев растерялся от такого приёма. – Да… я тоже рад видеть… Вас? – Будучи воспитанным строгими, почти помешанными на правилах этики родителями, Лев считал неприличным обращение на «ты» к незнакомцу (хоть на пять, хоть на десять лет старше) – тем более со стариком за шестой десяток.

Приветствующий человек с недоумением посмотрел на Льва, улыбка из искренней превратилась в неловкую, а брови обескуражено спрятались за прилипшие ко лбу волосы.

«Я его напугал?» – молодой «барин» смущённо отвернулся. – Скажите, пожалуйста, кто-нибудь из присутствующих… мог бы проводить меня до моей… «До моей, конечно» комнаты? – секунду назад ликующий народ обеспокоенно-вопрошающе глядел на Льва, а кто-то среди детей даже перешёптывался, за что один из мальчиков получил по затылку от стоящего рядом мужика.

– Фрося! – встречающий худой дед громко крикнул в толпу, – Фрося, чёрт бы тебя побрал!

– Да тута я! – откуда-то из конца «публики» важно вышла, покачивая бёдрами, внушительных размеров женщина в расписном платке, – Помилуйте, Лев Петрович! Фёкла опять сожгла ужин! – Ефросиния слегка наклонилась вперёд и заговорщически зашептала. – Надобно бы выпороть её хорошенько, совсем разленилась! – и снова выпрямила массивную спину, как ни в чём не бывало.

Лев сделал шаг назад, к карете, выставив перед собой ладони, как бы отказываясь от предложения.

«Нет, нет, нет. Пороть? Я это пережил и никому не желаю» – Лев вздрогнул, вспомнив о родителях, считавших широкий кожаный ремень единственным средством его воспитания. Каждый раз его мучили вопросы: настолько ли он непослушный, чтобы быть избитым? И разве одни испорченные брюки стоили испорченных воспоминаний о детстве? Да и было ли у него настоящее детство? Ведь, как он вспоминал, ему не только не разрешали гулять, дабы не испортить успеваемость, но и за зачёркивания неверной «а» для замены на «о» в домашнем сочинении отец рвал тетради, пока Лев не писал всё идеально. А мама? Настроение её менялось чаще Инниного. Она могла неделями игнорировать семилетнего сына из-за сказанного «дед» вместо «дедушка», – Так Вы покажете мне мою комнату? – мужчина оробело уставился на румяное лицо Ефросиньи.

– Помилуйте, Лев Петрович! Акая я болтунья! – женщина тяжело охнула и пару раз помотала головой, – Помилуйте, совсем забылась! Конечно, конечно! А ну, разойдись! – Фрося стянула с плеча платок и замахала им между людьми в толпе, чтобы те дали дорогу. Лев застенчиво шагал, иногда спотыкаясь, за ней.

***

Посреди комнаты в тёмно-красных тонах стоял обескураженный Лев.

– Хорошо, Ефросиния назвала это моим кабинетом, поэтому отсутствие кровати можно объяснить… придётся спать на диване. Чем чаще я прошу меня провожать, тем больше вопросов вызываю.... – мужчина с интересом оглядывал стены кабинета. – Мои знания в истории России хоть и поверхностны, но не настолько, как у Вани из десятого «Б» (назвать Ленина царём, порабощающим народ… Такое выдумать постараться нужно), – он изучающе всматривался в портрет пожилой полной женщины с диадемой в густых русых волосах, убранных в высокую причёску, и одетую в великолепное зелёно-голубое платье, висящий над письменным столом, заваленным бумагами, – Это, кажется, Екатерина Вторая?

Лев неспешно подошёл к рабочему месту и взял один из документов:

– «Кульневъ Левъ Петровичъ», двадцать первое апреля, тысяча семьсот девяносто третий год… Уже цветёт груша. Значит, бумаге не меньше месяца, – мужчина закрыл папку и аккуратно положил её на место. Он обратил внимание на то, что на столе, вперемешку с бумагами, лежал пистолет, абсолютно непохожий на те, что Лев привык видеть по телевизору и на уроках Алины Робертовны – его коллеги, учительницы по ОБЖ.

Лев медленно и нерешительно притронулся к удивительному для него предмету, но тут же убрал пальцы, побоявшись что-то испортить.

– А, впрочем, чего я боюсь? Как он снимается с предохранителя?

Некоторое время Лев разбирался с оружием. Затем, окончив это занятное дело, положил пистолет на тумбу и отошёл от стола к противоположной стене. Мужчина присел на коричнево-красный диван.

– Если бумага этого года, то где-то во Франции вовсю бушует революция, – Лев усмехнулся и, закинув ногу на ногу, прилёг на подушку. – Кого же мне так напоминает Юлия?

Недолго покопавшись в собственных чертогах разума, размышляя о прошлом, будущем и настоящем, он прикрыл серо-зелёные глаза и погрузился в глубокий крепкий сон.

3 часть.

I

Лев услышал, как в дверь настойчиво стучали. Его единственным желанием было избавление от раздражающего звука.

– Входите, – он сел на промятый диван, небрежно застеленный тонкой тряпкой, и протёр сонные глаза. Ему ужасно хотелось обратно принять горизонтальное положение и заснуть.

– Лев Петрович, уже восемь утра! – Ефросинья кричала с надрывом. – С Вами всё нормально? Вы отродясь столько не спали, – она поправила сползающую с плеча тряпку.

«Ну да, рабочий день же начинается в полдевятого» – подумал Лев, усмехнувшись.

– Ваш завтрак уже на столе, – Ефросинья услужливо поклонилась и вышла.

Мужчина, с трудом найдя зеркало, кое-как пригладил прямые лохматые волосы, не торчащие во все стороны только по той причине, что были недостаточно для этого длинными.

– Выгляжу, как клоун, – он бросил мутный взгляд на мятый жилет и такие же брюки, на гольфы, натянутые до коленей, а затем на тумбу возле зеркала. На ней стоял маленький ящичек.

– Наверное, я могу взглянуть? – на всякий случай, Лев осмотрелся по сторонам. Приоткрыв коробку, мужчина увидел золотое кольцо с крупным бриллиантом. – Я, конечно, не ювелир, но оно похоже на помолвочное, – мужчина вытащил кольцо и внимательно осмотрел. Внутри была гравировка «К.Ю.В», – То есть, Лев Петрович знал о свадьбе? – Лев удивлённо приподнял бровь. – Похоже, рассказать ей об этом не посчитали нужным. Решать за другого, идти против воли… Издержки эпохи. Пожили бы они в моём времени, не захотели бы сюда вернуться, – он покрутил украшение, затем положил его в коробку, на всякий случай прихватив её с собой, и закрыл дубовую дверь.

***

По длинной лестнице Лев быстро спустился вниз. Расположение кухни он выяснил ещё вчера, когда Ефросиния провожала его до кабинета. Это было единственным местом в усадьбе, которое сейчас он нашёл бы без сопровождения.

Лев испытывал жуткий голод, из-за которого голова кружилась, а в глазах темнело.

«У меня в жизни не было такого завтрака» – ошеломлённый увиденным мужчина встал перед богато накрытым столом с несколькими блюдами.

Предположу, что читателю будет неинтересно это перечисление, поэтому вернёмся к делу:

Позавтракав, Лев встал из-за стола и подошёл к Ефросинье, шепчущейся с ещё одной тучной женщиной.

– Фрося… – ему было неловко называть «Фросей» женщину на вид сорока с лишним (ближе к пятидесяти) лет, но положение обязывало, – Сегодня приедут гости… – он не мог подобрать слов – просто не знал, как должен и что должен говорить. – Сделайте что нужно, пожалуйста, – Лев почесал затылок. – Вы сделаете?

В глазах Ефросиньи пробежало что-то между недоверием и непониманием.

– Конечно, Лев Петрович, – она странно покосилась на Льва, вероятно, удивившись, что её просят сделать то, что делать она обязана. – Марфа, где эта бездельница Фёкла?! – громкий и энергичный голос удивил окончательно запутавшегося Льва:

«Не думал, что крестьяне могут быть такими… бодрыми? Наверное, Лев Петрович был хорошим хозяином. Если так, то неудивительно, что его встречают едва не парадом».

Ефросинья убежала во двор, прихватив с собой Марфу и оставив у Льва массу вопросов.


***

Лев стоял в чистой выглаженной одежде, подготовленной Марфой, оказавшейся прачкой, у большой двери коричнево-бежевой кареты, к которой уже спешил лакей.

Первым вышел Владимир Владимирович, за ним – рыжая женщина (жена Владимира, как предположил Лев), не поворачивающаяся в сторону Льва, помогая Юлии слезть с высоких бортов.

– Владимир Владимирович, как я счастлив! Как я рад Вас видеть! – к карете подбежал запыхавшийся худой человек, встречающий Льва день назад.

«Опять этот старик. Что он всё бегает туда-сюда?»

– Тебя бы выпороть, Лукьян, – Владимир окинул мужчину равнодушным взглядом. – Не пристало крестьянину говорить раньше хозяина, – дворянин выпрямил спину, опёршись на свою трость. Лукьян отвернулся и, отойдя метров на десять, плюнул через левое плечо, рассерженно топнув ногой в лапте. Владимир выжидающе посмотрел на Льва.

– Здравствуйте, Владимир Владимирович, – Лев по привычке протянул руку для пожатия, но тут же убрал, будучи окинутым осуждающе-вопросительным взглядом отца будущей невесты, приподнявшего кверху тёмную бровь.

– Мы очень рады Вас приветствовать, – оказав помощь дочери, лицом к хозяину усадьбы повернулась широко (но абсолютно неискренно) улыбающаяся тонкими розовыми губами женщина.

«Боже, – Лев сделал маленький шаг назад, чуть не споткнувшись, – Она же вылитая Инна! Только старше лет на десять, – ему хотелось ударить себя по лбу. – Хотя, – Лев взглянул внимательней, – Они похожи, но не так, как показалось сначала. Но ведь общее есть. Даже чересчур общее. Возможно ли, что они… наши предки? Вполне, если я ничего не нарушил, и при Льве Петровиче всё было так. Значит, Юлия…. О Господи, этого ещё не хватало. Не её ли дневники лежат у меня в комнате? Галя, Геля… Юля! Какой я дурак! Знал ли я, что чтение записок сможет мне пригодиться?» – сердце застучало с бешеным ритмом, вспотели ладони. У Льва снова закружилась голова, но он постарался не показывать этого гостям.

– Вы побледнели, Лев Петрович. Вам нездоровится? – взгляд Владимира остался столь же холодным и нерадушным.

– Он неимоверно счастлив встрече с нашей Жули, – мама Юлии засмеялась легко и беззаботно, почти по-детски, но в её глазах чётко читались фальшь и наигранность.

«Встреча с новыми родственниками всегда радость» – мужчина не мог произнести ни слова.

– Марина, довольно называть мою дочь на манер этих возмутителей и изменников короля, – грубо приказал отец почти невесты, крепко обхватив основание трости. – Этих… – он поджал губы, – безбожников и бунтовщиков.

«А он крепок в своей идеологии. Истинный монархист. Лет через пятнадцать-двадцать ещё больше возненавидит французов» – раздался надрывный смешок. – Простите…. – Лев виновато опустил зелёные глаза на ещё более зелёную траву.

Владимир Владимирович и Марина Александровна не прокомментировали извинение. Юлия сохраняла гордое молчание, приподняв подбородок, не глядя в сторону Льва.

«Мне, наверное, нужно отдать ей… украшение? – Лев посмотрел на Юлию. – У неё нос Инны, – его неожиданно осенило: он понял, кого ему напоминала девушка. – Господи, слишком много совпадений. Если я не сошёл с ума… как я подарю обручальное украшение своей, вероятно, бабушке? – на ватных ногах мужчина двинулся к Юлии и дрожащими руками открыл чёрную коробку. – Это Вам, – Владимир одобрительно кивнул, а Юлия, по-прежнему смотрящая вдаль, лениво подала правую руку. – Мой первый брак будет с собственной прабабкой. Бред», – кольцо выскользнуло из рук Льва и упало перед ногами Юлии.

– Какой Вы неловкий, Лев Петрович, – с поджатой улыбкой произнесла Марина Александровна, а её муж глубоко и раздражённо вздохнул.

– Это очень плохая примета… как с зеркалом, – Юлия с отвращением посмотрела на кольцо и начала заламывать пальцы. – От вас одни неприятности, – прошептала девушка и бросила грозный взгляд на жениха.

«Сколько мне ещё терпеть унижения от всех подряд? Я безвольный, бесхарактерный и слабый учитель. Нужно было устраиваться переводчиком: личные качества не портили бы так жизнь. Нет. Я всё сделал правильно: если бы все становились переводчиками, то некому было бы учить детей. Опять отвлекаюсь. Мне нужно надеть кольцо… О, если бы она знала, как я сам не хочу эту свадьбу. И зачем я иду? Ведь можно убежать! Даже собственные ноги не слушаются», – протерев украшение о рукав, Лев, дрожа, надел кольцо на длинный безымянный палец Юлии.

К стоящим подъехала ещё одна карета, из которой выкатился Михаил Владимирович с незнакомым старым мужчиной.

– А вот и мы с Францем Олеговичем! – Михаил весело представил седовласого толстого гостя.

«А это ещё кто? Тоже родственник?» – Лев слегка вжал подбородок в шею.

В то время Михаил уже поцеловал руку Марине и поклонился Юлии, подмигнул брату и, хохоча, похлопал по плечу удивлённого Льва.

– Михаил Владимирович! Как же я счастлив Вас видеть! – к ногам толстяка бросился вновь подбежавший Лукьян.

– Какой же ты мерзавец, Лукьян!

«Кто бы говорил» – Лев вскинул бровь.

Михаил Владимирович, гнусно смеясь, бросил синюю бумажку с двуглавым орлом в смуглое лицо Лукьяна:

– Давай, чеши отсюда, безродный! – крестьянин немедленно исполнил просьбу.

– Я привёз рядную запись со всеми пунктами, которые Вы просили вставить, – Франц Олегович, не обращая внимания на выходки Михаила, обратился к супругам – родителям Юлии.

«Что такое рядная запись? Если это документ, то я понятия не имею, как буду его подписывать. Лучше подписать, мало ли…» – Лев задумчиво посмотрел в пол: «Можно попробовать повторить подпись, которую я вчера видел в папке».

– Обсудим это в другом месте, – Владимир Владимирович обратился к хозяину поместья: – Вы согласны, Лев Петрович?

– Да, конечно… пойдёмте, – выйдя из состояния, похожего на транс, мужчина повёл гостей в дом, – «Как уверенно говорю. Что на меня нашло?».

***

– Итак, Лев Петрович, не будем вдаваться в детали. Основные условия записи: не причинять физического вреда Юлии Владимировне и не иметь связей на стороне. В противном случае Вы будете обязаны выплатить семье Кашкаровых штраф в размере Вашего поместья и прилегающей деревни со всеми крестьянами, – поправив очки, Франц Олегович поднял маленькую круглую голову и сосредоточенно посмотрел на Льва. – Также, в случае Вашей смерти, всё Ваше имущество переходит в личное владение Кашкаровой Юлии Владимировны и, если оные появятся, ваших общих детей.

«Ясно, это брачный контракт. А этот Франц, похоже, нотариус. В случае смерти, общие дети с Юлией… Какой-то кошмар», – Лев внимательно слушал, но периодически постукивал то по колену, то по обивке тёмно-синего кресла.

– Подпишите вот здесь, пожалуйста, – Франц Олегович подал Льву перо и чернила.

«И как я буду этим писать?» – мужчина неуверенно обмакнул кончик пера в небольшую баночку с чернилами. Он неуверенно, на память, повторил подпись из документа Льва Петровича.

– Лев Петрович, – запыхавшаяся Ефросинья остановилась на пороге гостиной. – Там… во дворе…

– Что случилось, Фрося? – Лев, вернув перо нотариусу, посмотрел на ухватившуюся за сердце служанку. Он чувствовал себя неловко и неуютно в образе хозяина душ, но старался не выдавать своё волнение – это смутило бы присутствующих.

– Целая орда! Они все топают сюда! – к тучной крестьянке бодрой походкой приблизился довольно улыбающийся Михаил. Он начал что-то жарко шептать сверляще глядящей на него Ефросинье.

В это же мгновение в зал ворвались нарядные люди. Женщины и совсем молоденькие девушки подбежали к Марине Александровне и к Юлии, по-московски их целуя. Мужчины же радостно хлопали по плечу недоумевавшего и взволнованного Льва с забегавшими по сторонам глазами.

– Поздравляем, Лёва! – невысокий и далеко не молодой человек улыбался настолько широко, насколько ему позволял маленький рот, – Софья уже давно мечтала расчесать волосы своей племяшке.

– Да, наконец-то!.. – из-за натянутой улыбки Льва показались ровные белые зубы, – «Какой-то свадебный обряд… только бы не сойти с ума от всего, Господи!».

– Однако странно, что все мы собрались не в доме невесты, как полагается… – муж Юлиной тётки задумчиво почесал облысевший затылок.

– Вы правы, Алексей Матвеевич, – неспешно ко Льву подошёл будущий тесть. – Но к нам сейчас нельзя. Туда непременно бы прибыл Николай, – на этих словах Лев заметил, как Владимир крепко сжал свою трость. – Юле сейчас ни к чему с ним видеться.

– И правильно! Негоже дочери кавалера ордена Святого Георгия водиться с этой проклятой революционной молодёжью, – губы Алексея Матвеевича скривились, нос задёргался, а старческие морщины сделались ещё глубже. – Вы только вообразите: мало того, что он против сего Богом данного государства (о республике вздумал мечтать!), так ещё ратует за отмену крепостного права! Под подушкой хранит собственное сочинение о переустройстве страны. Один уже написал повесть о вреде власти помещика над крестьянином. Правильно матушка Екатерина распорядилась это бесчинство сжечь. Зачем мужику свобода? Он аккурат так же пьёт и при власти благородных. Ну, можем выпороть, на цепь посадить, но ведь всё на их благо! – Владимир Владимирович согласно качнул головой. – Иначе не заставить сеять зерно. Жалуются, что им есть нечего. Так работать нужно, ра-бо-та-ть! И что с того, что я, их барин, забираю часть хлеба себе? Ведь и мне должно питаться! А мне нужнее: три сына и четыре дочери сами себя не прокормят. Неужто я (со своей-то родословной!) должен землю пахать? При таком изумительном строе каждый на своём месте: знатные заботятся о государстве, а чернь – о знатных. А всякая демократия для людей вредна и даже губительна. Где это видано, чтобы бедные политикой наравне с богатыми занимались? Как государь, власть которому вверил сам Господь, может советоваться с толпой подданных? Смутьяны вроде Николая (послал Бог племянника!) никак не хотят уяснить, что единоличная власть самая правильная, единственно возможная для любой страны. Хоть один антиправительственный бунт имел колоссальный успех? Вы же, господа, помните Пугачёва? И что от него осталось? Не найдутся новые смельчаки. Вот увидите, во Франции и этот затянувшийся мятеж (абсолютное недоразумение!) подавят. Никогда боле мужик не пожелает встать наравне с господином, а уж тем более против него. Это, право, безумие. Павел слишком снисходителен к увлечениям сына. Георгий, Константин, Платон, вы согласны? – трое юношей, беседующих отдельно от собравшейся мужской компании, синхронно кивнули. Их лица выражали некоторую усмешку, но они тщательно старались скрыть её за наигранной серьёзностью. Алексей Матвеевич удовлетворённо отвернулся от молодых людей. – Сколько я общался с ним на эту тему? Ни в какую! А ведь я старший брат!

«Ну почему этот Николай не монархист! Господи, лучше бы Юлия вышла за него. Почему вообще вопрос брака принимается не Юлей и её избранником? – Лев неуверенно выпрямил спину. – Если бы Николай стал её мужем, то, возможно, ни я, ни Инна никогда бы не родились. Что же сейчас с моей Инночкой? Может, я здесь столько натворю, что больше никогда её не увижу, – Лев бледнел и бледнел. – Боже! А если я изменю прошлое настолько, что в моём времени случится какой-нибудь апокалипсис? – он судорожно барабанил пальцами по креслу и мысленно повторял: «Ich verfluche dich, Alexander»*.

К Владимиру, придерживаясь за огромный живот, подошёл брат, отлипший от гордо покидающей комнату Фроси.

– Не волнуйтесь Вы так, Лев Петрович! Я уверен, через пару лет Юленька забудет любовь детства и, возможно, перестанет презирать Вас, – ехидно пропищал Михаил Владимирович. Лев враждебно посмотрел на рыло Михаила, желая со всего размаху его ударить – воспитание, будь оно неладно, не позволяло. Мужчина решил, что будущий тесть, глубоко и медленно дышавший, тоже сейчас об этом подумал.

– Михаил, даже Марина Александровна с Софьюшкой недовольно обсуждали Ваше поведение, – Алексей Матвеевич закатил потухшие от возраста глаза. – Уж женщин терпеливей я не встречал, а женщин я, поверьте, знаю немало, – Алексей торжествующе поднял острый подбородок. – Впрочем, Софье Александровне знать об этом не нужно, – Льва сильно поразило, что даже на лице Владимира Владимировича на словах старичка возникла едва заметная улыбка.

– Ну, ежели меня обсуждают такие барышни, значит, переживать мне не о чем, – с лукавой улыбкой Михаил занял прежнее место.

«Не человек – змея, – Лев закрыл глаза и тяжело выдохнул. – Надеюсь, во мне нет ничего от него».

***

Лев почувствовал чудовищную тяжесть в груди, выедающую насквозь, когда гости разъехались. Они пробыли совсем недолго, но оставили совершенно неприятный отпечаток внутри.

– Я их не впечатлил, – с облегчением произнёс Лев, сидящий на лавочке у дома. – Зачем им зять, который постоянно молчит? Они расторгнут помолвку, и мне больше не придётся мучиться, – он посмотрел в небо. – Если мы не поженимся, то неизвестно, как повернётся жизнь… – он закрылся руками и провёл ладонями по лицу. – Господи, как же тяжело. Хочу в школу на урок французского, а не времяпровождение в напыщенном обществе зазнавшихся дворян и свадьбу с родственницей, – мужчина покачал головой. Он наклонился и взял в руки небольшой камень. – И всё из-за одного псевдоучёного, вздумавшего, что он может распоряжаться судьбами! – и бросил с неимоверной яростью и раздражением.

II

Лев лениво поднялся с пола кабинета; в спальную мужчина так ни разу и не заходил, несмотря на то, что чудесным образом узнал её расположение. Он не ложился несколько дней, надеясь умереть от усталости и не идти на свадьбу, которая должна была состояться всего через несколько часов, и был похож на каторжника в Сибири. Мужчина открыл дверь, в которую кто-то настырно стучал.

– Лев Петрович, пора! – Ефросинья взволнованно протянула руки. – Боже, что с Вами? – Она положила ладони на сердце и слегка вжала в шею оба подбородка, завидев мёртвенную бледность и черноту под глазами хозяина.

– Что пора, Фрося? – мужчина протёр кулаками глаза, чтобы лучше видеть служанку, – «Веду себя как полноправный хозяин…» – он выпрямил спину, пытаясь избавиться от навязчивой мысли. Прямая спина казалась Льву чем-то вроде жеста уважения – именно так он заходил в кабинет директора или раздавал контрольные, желая подать правильный пример ученикам, но всё это было тогда – в прошлой жизни, которую Лев уже и не надеялся вернуть.

Рассуждая несколько дней без сна о собственном положении, «барин» хотел найти хоть какой-нибудь способ вернуться в нормальную, в свою жизнь: «Пусть лучше об меня будут вытирать ноги любимая сестра и назойливые ученики в моём времени, чем напыщенные дворяне в восемнадцатом веке». Однако вспомнив, что он никогда не смотрел научную фантастику, демонстрирующую различные варианты «освобождения» (да и опыта в путешествиях по времени нет), Лев горестно подытожил, что никогда ему больше не увидеть ворчливую Инночку и докучливых школьников. Такой вывод сводил с ума Льва, всем сердцем и душой любившего сестру и работу. Более того, он боялся сделать что-то такое, что изменит мир – вернее, боялся за сестру, рождение которой стояло под угрозой. Эта свадьба казалась мужчине ошибкой (разумеется, лично для него). «Пускай у нас разница целых 250 лет, но для Льва Петровича она была никем, а для меня – родственница (какая-никакая)» – отчаянно думал Лев, не выпускавший эту мысль из головы все дни после «прозрения».

– Пора отвозить шкатулку Юлии Владимировне! – она чуть нагнулась, вновь протягивая руки. Фрося неосознанно в нетерпении выпучила глаза.

– Что за шкатулка? – Лев, резко встав и, как результат, пошатнувшись, сделал шаг назад и потерянно посмотрел на Ефросинью.

– С духами, кольцами, свечами, – Ефросинья, торопя Льва, потрясла вытянутые ладони. – Фату Марфа уже соткала, я доложу её потом, – женщина явно нервничала. Она, подметив растерянность Льва, надрывно произнесла: – Лев Петрович, дайте я Вам помогу!

– Фрося, пожалуйста! Я больше не могу думать об этой свадьбе! – Его голос срывался на крик. – Фросенька, умоляю! – Лев упал в ноги служанки; из его глаз полились слёзы. – Спасите меня от этого, спасите… – он крепко ухватился за длинный подол красной юбки. – Нельзя так с человеком! Разве знал я, что такое может произойти? А она знала?

Ефросинья присела на колени и по-матерински обняла мужчину. Лев свернулся калачиком, уткнувшись лицом в пышную грудь Фроси, и беззвучно заплакал.

– Лёва, – Женщина поглаживала его по жёстким волосам, – не разрывай мне сердце, – она впервые обратилась на «ты». – Ты для меня яко сын, – Ефросинья поцеловала Льва в макушку. – Якоже ты мог не ведать? Ведь ты же по пятам за ней ходил! Помню, как ты приходил ко мне и читал стихи, яже сочинял для Юленьки Владимировны. Пётр Кириллович, Царствие ему Небесное, – она перекрестилась, – мечтал, наверное, об этой свадьбе! – Лев поднял на неё глаза

«Какая необычная речь – окающая» – невзначай промелькнуло в голове у тоскующего Льва. – Если бы она знала, почему я так себя веду!» Ведь она меня совсем не любит. Ведь оба мы будем несчастны. Зачем я это сделал? Для чего потом не отказался? «Да что, чёрт возьми, я несу! Какая любовь! – он, сделав глубокий вдох, выпрямился, – Успокойся! Не показывай больше ничего!» Мне уже лучше, спасибо, – мужчина застучал пальцами по ковру. – Помогите мне собрать шкатулку, пожалуйста, – Ефросиния недоверчиво глянула чёрными глазами на Льва, но послушно выполнила просьбу.

***

– Свет мой, а вот и твоя шкатулка! – Марина Александровна грациозно внесла серебряную коробку в просторную комнату и поднесла её к острому лицу высушенной немолодой женщины. Марина подошла к сидящей на стуле дочери и легонько поцеловала её в кончик носа. Юлия грустно улыбнулась.

– Софьюшка, что скажешь? – тонким голосом задала вопрос Марина.

– Красивая, – женщина не придала должного значения словам сестры. – Ну что ж, дорогуша, пора тебя одевать, – Софья встала с обшитого под золото кресла и подошла к аккуратно заправленной постели, на которой лежало длинное бело-голубое платье с очень завышенной талией и почти прозрачными рукавами-фонариками.

– Уже?.. – Юлия начала заламывать пальцы, – Я не предполагала, что так скоро…

– Нет уж, милая, мы слишком долго оттягивали этот момент, – Софья говорила с племянницей, не отрываясь от разглядывания платья. – Тебе семнадцать! Марина в этом возрасте тебя уже месяца два воспитывала, – Софья кивнула себе головой и перекинула свадебный наряд через подлокотную ямку.

– Мы с твоим папой поженились сразу после его возвращения с первой войны. Это было самое счастливое событие в моей жизни до твоего рождения! Я ждала этого дня с десяти лет… – Марина, оторвавшись от перебирания содержимого шкатулки, облокотилась о светлую стену, контрастирующую с её огненно-рыжими волосами. – А теперь ты сама невеста, – она растроганно взглянула на Юлю.

– Но я не люблю его… – едва слышно прошептала Юлия, послушно вставшая со стула по просьбе тёти, которая подала ей платье.

– Не стоит беспокоиться. Ты всегда сможешь завести любовника. В Петербурге сейчас это модно (только не рассказывайте Алексею Матвеевичу), – женщина, ходя вокруг племянницы, поправляла ей скрутившиеся рукава-фонарики.

– Софья! Что ты говоришь! Для чего переманиваешь мою дочь на сторону черта? Да ведь это же грех! Юленька, не слушай. Семья есть доверие, любовь, взаимоуважение. Но о каком уважении к одному супругу можно вести речь, если второй супруг засматривается на других? Хорошему человеку и настоящему семьянину будет совестно даже помыслить об эдаком!

– Оставь это, Марина. Полагаешь, что они пренебрегают другими дамами? Пожалуй, только Владимир хранит верность (возможно, Лев тоже будет по условиям рядной записи, если не желает жить под деревом). Мне известно о встречах Алексея с княгиней Рагозиной, но что поделать? Человека на шестом десятке не перекроить, да и толку? Он меня любит, пусть и часто строг (бывает, прячет иностранные книги). Не рушить же семейное счастье из-за мелочей? – Марина охнула с нескрываемым удивлением и посмотрела взглядом откровенного несогласия. – Ко всему прочему, у меня хватает своих секретов, – Софья игриво стряхнула нитку с платья покрасневшей Юлии. – Кстати, Юленька, ты уже дочитала тот французский роман? Княгиня Морозова просила одолжить ей.

– Жули, забудь эту беседу! А свадьба… это необходимо, – мама умоляюще посмотрела на дочь. – Мы с Володей не хотим, чтобы ты, подобно мне, не спала ночами от постоянных переживаний. Ты ведь помнишь, как отец уходил на вторую войну? Не сердись на нас, родителей. Не по простой своей прихоти выдаём тебя за Льва Петровича. Размышляя о решении нашем, приняла было его за ошибку, но вспомнились мне вдруг те кошмарные четыре года. Благослови Господь, чтобы никогда боле ужас войны не коснулся ни нас, ни кого-либо другого! Поначалу твой папá и вовсе не писал. Я сходила с ума! Меня не отпускал его образ: будто он бездыханный и весь в крови лежит в яме с письмом в пробитых до костей руках, где спрашивает, как живёт его маленькая Юленька, оправилась ли она после смерти Белки (надо же, гончую заяц задрал!), и как существую я без него унылую холодную осень. Представлялось, что рассказывает он о грудах тел ни в чём неповинных мальчишек, отстаивающих интересы короны, и совсем юных девушек, изуродованных до безобразия в осаждённых крепостях. И над всеми вьются орды коршунов. Дурно мне сделалось! Неделю с постели встать не могла. Ты, Жули, верно, помнишь это. Всю зиму я провела в мучениях после болезни! Только в марте, аккурат на твой одиннадцатый день рождения, передал ямщик первую записку. А Лев… он не военный и притом очень богат. С ним тебе будет безопасней, чем с… – Марина тут же прикрыла рот руками, увидев проступившие на глаза Юли слезинки. – Мы бы не выдали тебя за Льва, если бы не были уверены в твоей беззаботной старости.

– Мариша, ты глянь на эту красавицу! Покрутись, – Софья больше не влезала в «сердечный» диалог. Она отпустила племянницу, чтобы та могла покружиться. – Просто прелесть!

Раздался неуверенный стук.

– Войдите! – звонко крикнула Марина Александровна.

Сердце Юлии пропустило несколько ударов, когда в проходе показался Николай. На длинной тонкой шее девушки проявилась бешено пульсирующая вена.

– Здравствуйте, Марина Александровна. Добрый вечер, Софья Александровна, – Николай сдержанно качнул головой, но всё его тело слегка дрожало.

– Как ты сумел пройти мимо Владимира Владимировича? – Марина удивлённо приподняла брови.

– Мне помог Михаил Владимирович, – молодой человек застенчиво приподнял уголки рта. Юлия не обращала взор ни на озадаченную мать, ни на возмущённую тётю, смотря только на Николая.

– А Алексей Матвеевич? – Софья прищурила глаза. – Где он?

– Михаил Владимирович сказал, что Алексей Матвеевич с Константином, Платоном и Жоржем уехали ко Льву, – Николай поджал губы. – Они вместе поедут в церковь ждать вас.

Марина с сожалением посмотрела на застывшую дочь и, тяжело вздохнув, обратилась к сестре.

– Софьюшка, отойдём ненадолго в гостиную.

– Но… – Софья недоумённо взглянула на Марину, а затем на мрачную Юлию, – Хорошо.

– Будь благоразумна, Жули, – мама ещё раз ласково улыбнулась, и женщины закрыли за собой дверь.

Николай, больше не робея, положил на деревянный стол сначала небольшой букет из пурпурной сирени и белых роз, затем – стопку бумаг и немедленно подбежал к Юлии.

– Mon ange, mon bel ange*, – он крепко обнял девушку за плечи. – Ne pleure pas, mon amour…** – Юлия обхватила лопатки Николая своими маленькими ладонями и уткнулась в его широкую грудь.

– Где же ты так долго был? – она подняла на молодого человека большие голубые глаза, из которых по вспыхнувшим краской щекам текли слёзы. Николай же, напротив, старался оставаться твёрдым в лице. Из щели приоткрытого окна дунул прохладный ветерок, отчего молодые люди вздрогнули.

– Жули… – Николай приблизился к её вспухшим губам, но девушка смущённо отвернулась и отошла на шаг от молодого человека.

– У меня через два часа свадьба, – Юлия вяло опустилась в кресло, где недавно сидела её тётя, и облокотилась лбом о шкаф. – Тu dois partir maintenant***.

Николай присел на пол, застеленный персидским ковром, возле Юлии и аккуратно взял её ладони в свои. Она посмотрела на молодого человека: в её заплаканном взгляде смешались глубочайшая любовь с небывалой тоской.

– Je t'aime de tout mon Coeur****, – он шептал, целуя холодные кисти, которые девушка неохотно, но ради приличия пыталась убрать.

– Зачем ты это делаешь? – Юлия, поджав губы, измученно прикрыла глаза, из которых вновь потекла тонкая струйка слёз.

– Je ne peux pas vivre sanstoi*****, – мужчина, вставая, осторожно потянул руки девушки на себя, вынуждая её вернуться в вертикальное положение. – Давай убежим? Я обещаю, что ты никогда больше сюда не вернёшься, – он прижался лбом ко лбу Юлии и положил свою широкую ладонь на её пухловатую щеку.

– Куда? – она не открывала глаза, внимая каждому слову Николая.

– В Англию, в Пруссию… – голос становился тише. – Потом во Францию, когда там станет безопасней. Ах, Франция! Свободная ныне страна, избавившаяся от гнёта беспощадных феодалов, мыслящих лишь о собственной наживе! Не в том месте, не в том состоянии я родился, Юля! Уедем и никогда не расстанемся. Ты достойна рыцарских подвигов, нескончаемых букетов, чистой любви, а не слабоумного жениха.

Влюблённые стояли вплотную и молчали в пределах полминуты, пока Юлия не решилась заговорить.

– Нет, Коленька, – девушка мягко отстранилась. – Я не пойду против воли родителей, – она шагнула к окну, подальше от мужчины, и понуро посмотрела на него, начав заламывать свои пальцы.

Николай поражённо уставился на Юлию, не ожидая такого ответа. Он подбежал к ней и бросился на колени.

– Я вызову его на дуэль! Я убью его! Неужто своими бездарными стишками добился он расположения твоего отца? – вторил Николай, будто находясь в бреду. – Я застрелю его или умру сам! Юленька, mon ange, mon bel ange! Ведь он виноват, что мы не вместе, только он! Ведь видел он, как сильны наши чувства, но всё равно продолжал писать к Владимиру Владимировичу! Михаил Владимирович проболтался об этом моему отцу. Mon ange, один раз, один единственный раз ослушайся, – молодой человек, прерываясь на слова, целовал маленькие оголённые стопы смущённой и испуганной Юлии. – У тебя нет младшего брата, позволь мне надеть, – взволнованный мужчина трясущимися пальцами взял стоящие у кровати светло-голубые с заострённым концом туфли на маленьком каблучке и судорожно надел их на кукольные ножки.

– Милый мой, поднимись, – Юлия, стыдливо глядящая на возлюбленного, подала тонкие дрожащие руки. – Виноват, конечно, виноват! Когда-то я считала его близким другом. Теперь я его безмерно презираю, – робко произносила девушка, крепко держа запястье Николая, – Однако я никогда не прощу себе, что так обошлась с самыми родными людьми. И пусть я буду бесконечно несчастна, но это ничего в сравнении с их спокойствием. Пусть будет так, – её бездонные голубые глаза блестели от подступающих слёз.

– Ты… ты уверена? Mon ange…

– Молчи, – Юлия перебила мужчину. В её тихом голосе послышалась отеческая сталь. – Не говори ничего, пожалуйста, – но вмиг исчезла. – Иногда нужно поступиться собственным счастьем ради счастья других. Нам больше не стоит с тобой видеться, – она говорила громко и уверенно, но продолжая заламывать руки. – И не ходи ко Льву, если я тебе действительно дорога.

– Я надеюсь, что ты ведаешь, о чём просишь, – во взгляде Николая виднелась необычайная печаль. – Ежели мы боле не свидимся, я хочу кое-что отдать тебе, – он указал на стопку бумаг, ожидающих своего часа на тумбочке. – Это мои записки о политике Империи, о Франции, о тебе. Прими их, и я обещаюсь больше не потревожить ни тебя, ни твоего… мужа, – мужчина ещё раз бросил взгляд на помрачневшую девушку и вышел из комнаты, из которой тут же послышались жалобные всхлипы.

***

– Что же ты здесь забыл, Николай? – отец Юлии почти рычал, глаза его непроизвольно сузились, а сам он крепко сжал трость. – И как ты здесь оказался? – мужчина пристально смотрел на возлюбленного дочери, стоящего как вкопанный.

– Здравствуйте, Владимир Владимирович, – Николай решительно выпрямил спину. Его грудь медленно вздымалась. Он раздражённо заглянул за отца Юлии, за которым в мясистую ладонь посмеивался Михаил. Владимир также оглянулся.

– Можешь не объяснять, – казалось, что ещё движение, и кончик трости просверлит дырку в мраморном полу. – Павел Матвеевич решил отправить тебя за кордон. Ну что же, скатертью дорога, – мужчина кивнул в сторону выхода.

– Всего доброго, Владимир Владимирович, – произнёс оскорблённый юноша, презрительно глядя в глаза Владимира (впрочем, взгляд мужчины был не менее пренебрежительным).

Николай, едва не сжав кулаки, стремительно покинул усадьбу.

– А ты, Иуда, – Владимир угрожающе приближался к замолкнувшему брату, – свою дочь не уберёг, решил испортить жизнь моей? – его уверенный пронзительный бас превратился в почти змеиное шипение.

Михаил насмешливо уставился на Владимира и сделал шаг, но тот выставил трость вперёд, не давая толстяку возможности подойти ближе.

– Портишь ей жизнь только ты, – он пискляво захохотал, убирая от себя палку. – Я же дал Юле возможность сбежать от отца-диктатора.

– Какой благодетельный, – Владимир, прищурившись, вытянул благородное лицо к Михаилу. – Что же ты не помог Аделаиде, десяти лет отроду, когда её увозили в гарем? – он выпрямился, ткнув тростью в пол. – Точно, ты же сам её проиграл в карты.

– Замолкни! – Михаил перестал смеяться. Он уязвлённо бросился вперёд, на брата, тряся вываливающимся животом. Владимир отошёл влево, из-за чего бегущий едва не влетел в стену.

– Володя! Как тебе не совестно! – из гостиной вышла Марина, придерживая длинное платье, – Как ты можешь говорить оное! – женщина встала перед мужем и, надув губы, устремила на него рассерженный взор. – За что ты мучаешь Михаила воспоминаниями о бедной Адель?

– Почему ты не выгнала этого смутьяна? – Владимир сильно схватил за запястье Марину, щёки которой запылали ярче её волос.

– Почему из всех ты выбрал этого умалишённого?! Лев с самого детства как не от мира сего! Я сразу была против! – женщина вырвала руку из ослабшейхватки.

– Потому что я счёл его самым подходящим вариантом, – уверенно произнёс Владимир и ещё больше выпрямил красивую спину.

– Мариночка, Вам неизвестна причина? – Михаил вернулся на прежнее место – рядом с Мариной Александровной, которой ехидно ухмыльнулся.

– Она для тебя, Иуда, не Мариночка, – отец юной невесты, скрипнув зубами, угрожающе осадил брата.

– Ты ведь от горя пообещал Юленьку Льву, – Михаил, довольный собой, скрестил на груди толстые руки.

– Володя?.. – В удивлении Марина выгнула и так дугообразные брови.

– Ну же, поведай горячо любимой жене этот интереснейший анекдот, – толстяк злорадно подстёгивал брата.

– Аспида, – Владимир нервно выдохнул и ещё крепче сжал основание трости.

Здесь отец семейства начал повествовать о покойном Петре Кирилловиче, с которым он водил давнюю дружбу – ещё с семидесятых годов нынешнего (то есть, восемнадцатого) века.

Пётр Кириллович, рано овдовевший (его жена – Ольга Александровна – неудачно упала с лошади), помешался на своём единственном ребёнке. Он, поникший после серьёзной утраты, буквально жил ради Льва, не отличавшегося душевным здоровьем (он кричал во сне, часто падал в обморок и иногда даже бредил). Однако, будучи человеком военным, в тысяча семьсот восемьдесят седьмом был вынужден покинуть сына и отправиться на очередную войну. По счастливой случайности, друг юности – Кашкаров Владимир Владимирович – попал с Петром Кирилловичем в один полк. В конце кампании на Владимира Владимировича набросился с ножом разъярённый турок. Пётр Кириллович принял удар на себя. Умирая на руках у друга, Пётр Кириллович попросил исполнить последнюю волю: выдать красавицу-дочку за влюблённого в неё (а теперь ещё и полностью осиротевшего) Льва, как только та станет постарше. Петру было известно о попытках сына добиться руки Юлии Владимировны весь девяностый год в письмах к её отцу. Он также знал, что Лев всегда получал отказ из-за нередких припадков. Разумеется, в этот раз Владимир Владимирович дал своё согласие.

– Ты никогда не рассказывал о письмах. Почему ты не посоветовался со… – Марина стояла вся красная от злости.

– Потому что я глава семьи и решения принимаю тоже я, – Владимир выпрямился. В его голосе слышались обыкновенные для этого человека уверенность и сталь. – А тебе, Иуда, лучше не ехать в церковь. Марина, идём, – он раздражённо посмотрел на замявшуюся и ещё боле покрасневшую жену. Супруги поднялись по лестнице, оставив разгневанного Михаила наедине с собой.

III

У большой белокаменной церкви с позолоченными куполами выстроилась группа из пяти человек; молодые о чём-то шептались, периодически поглядывая на другого юношу, нервно стучащего пальцами по коленке, которому давал наставления седовласый старичок.

– А затем отвечай: «не обещался, честный отче», запомнил? – Алексей Матвеевич по-отцовски заглянул в опущенное к земле лицо Льва.

– Запомнил, – мужчина нервно выдохнул. – «Кажется, кровные браки запрещены?»

– Отец, почему свадьба так поздно? Почти восемь! Успеем ли на банкет? – Льву уже был знаком этот человек – ровесник Юлии, как ему показалось – он был среди гостей в день, когда обсуждалась помолвка.

– Георгий, тебе лишь бы поесть! Софья Александровна была бы тобой недовольна, – Алексей многозначительно посмотрел на, как понял Лев, сына и почти театрально почесал бороду. – Банкет не состоится, – смущённый Георгий вернулся в свою компанию.

– Слышал от тётушки Катрин, что Владимир Владимирович стесняется своего зятя, потому не позвал дальних родственников, – шептал длинноносый молодой человек лет девятнадцати Георгию. – Ты веришь в это, Жорж?

– Отчего бы нет? Конечно, верю. Лев странный. Крайняя наша встреча значилась в начале месяца. Тогда он находился под великим впечатлением от немецкой книжки, написанной годами двадцатью ранее (увольте от упоминания автора – отец может услышать). Представьте, сравнивая себя с многострадальным Вертером, Лев переложил пистолет на письменный стол, поближе к себе (вероятно, предвидит, что кузина Юлия будет не в силах забыть нашего кузена. Помните, как полтора-два года назад, при пособничестве Михаила Владимировича и втихаря от его вернувшегося с войны брата, Николай и Юлия читали у озера «Новую Элоизу», любимый роман, кстати сказать, тётушки Марины?). А «Страдания» – редкостная литературная дрянь (сам я, признаться, и первой страницы не открывал, но оную оценку дал мой приятель из Петербурга. Какие могут быть сомнения?). Поведение жениха кузины, уже видящего себя её несчастным, пусть и влюблённым, мужем, и впрямь настораживает. Что скажешь, Константин? – Георгий повернулся к третьему в их компании: высокому статному мужчине около двадцати пяти лет.

– Я не согласен с Платоном. Думаю, у Владимира Владимировича был на это иной взгляд: лучше дать достойное приданное, чем достойный званый обед. Касательно тётушки Катрин, то, считаю, её бы (даже если бы и устраивали торжество) всё равно не позвали. Если бы и позвали, то она бы наверняка не пришла. Разве появится оскорблённая мать сурово отвергнутого Николая на свадьбе кузины Юлии?

Платон поддержал рассуждение Константина:

– Слышал, отец поддерживает решение Владимира Владимировича о нашем кузене…

К счастью жениха, непрекращающийся поток сплетен он не слышал, так как был полностью погружён в свои мысли – у него имелось собственное мнение о несостоявшемся банкете:

«Хоть что-то радует. Нет «семейных» посиделок – нет нужды ни с кем общаться, поедем сразу домой… чёрт. Лучше бы общался, – Лев приложил ладонь ко лбу, как бы измеряя температуру. – Может, получится перенести?».

Он до последнего верил в потустороннюю помощь, способную избавить его от свадьбы – первой, но нежеланной настолько, что это не поддавалось никакому сравнению.

Мужчине на секунду почудилось, что время перестало течь, чему он, конечно, был бы очень рад. Счастье длилось недолго, так как вскоре прибыла карета, из которой нехотя вышла Юлия с девушками, держащими подол платья и фату, и мальчиком лет десяти, Лев понял, что теперь точно обречён на духовную погибель – совместная жизнь с родственницей (пусть и очень дальней) казалась аморальной. За девушкой – из другой кареты – вышли её родители и Софья Александровна.

«Где же этот толстый хохмач?» – жених искал глазами дядю будущей жены, но, решив, что, будь он здесь, его было бы видно издалека, перестал.

Михаил Владимирович не приехал.

Алексей Матвеевич и его сыновья радостно поприветствовали прибывших, а Лев едва смог выдавить из себя «добрый вечер», впрочем, как и Юлия – они оба старались не смотреть друг на друга.

– Пора, мой ангел, – произнесла ласковым голосом прослезившаяся Марина. Невеста вздрогнула.

«Из уст Николая ей эти слова нравились куда больше» – Лев чуть поднял голову – он видел в этом способ ослабить беспокойство. Он случайно встретился взглядом с будущим тестем, покачивающим тростью. В глазах этого нахмуренного человека Лев прочитал столько тоски и горечи, что ему стало жаль Владимира – грозного и хладнокровного военного. По подавленным (или полностью безразличным, как в случае с сыновьями Алексея Матвеевича) лицам присутствующих Льву стало очевидно, что действительно желавших свадьбы здесь не было.

– Маменька, папенька, вы не идёте со мной? – Юлия ухватилась обеими руками за недлинные пальцы матери.

– Нет, милая, не положено родителям идти на венчание, – Марина ласково погладила щеку дочери. – Мы, кажется, это обсуждали.

– А Вы, тётушка? – девушка с надеждой оглядывалась по сторонам, ища кого-то.

– Юлия, крёстным родителям тоже нельзя, – Софья усмешливо улыбнулась. – С тобой будет Лидия – твой поручитель, – она помахала немолодой, но красивой полной женщине.

– Прости меня, доченька… – к Юлии осторожно подошёл отец и поцеловал её в макушку. Она ошарашено посмотрела на Владимира, не ожидая от него чего-то подобного. – У меня не было другого выбора, – Юлия непонимающе глядела на родителя.

«Здорово, меня ни во что не ставят» – Лев почувствовал на своём плече тяжёлую руку.

– Мы сильно задерживаем батюшку Иоанна, – Алексей Матвеевич, похлопав Льва по плечу, обратился ко всем.

– Любви вам, дети мои, – Марина и Владимир трижды перекрестили побледневших брачующихся.

***

Священник взял с алтаря кольцо. Надев его на безымянный палец жениха, он трижды повторил крёстное знамение:

– Обручается раб Божий Лев рабе Божией Иулии во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

Батюшка надел второе кольцо на трясущуюся руку невесты.

– Обручается раба Божия Иулия рабу Божиему Льву во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

Юлия и Лев встали друг к другу лицом; девушка смотрела с абсолютной ненавистью на редко дышащего жениха с широко распахнутыми глазами – в них был только животный испуг, ничего больше.

«Нужно обменяться кольцами… три раза… Господи, зачем я это делаю? Я же просто могу убежать! Точно, убежать! Почему я не бегу? Нельзя… от этого пострадаю не только я – Юлия будет опозорена. Боже, помоги!»

Дрожащими пальцами молодожёны обменялись украшениями, чуть не упавшими на мозаичные плиты храма.

– Имаши ли произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию Иулию, юже зде пред тобою видиши?

«Нет, нет, нет! Единственное, что я сейчас желаю – оказаться рядом с Инной в нашей маленькой квартире» – но, понимая, что желание неисполнимо, Лев ответил: – Имам, честный отче.

– Не обещался ли еси иной невесте?

      «Если не считать Ярославу в начальной школе, то, наверное…» – мужчина затаил дыхание. – Не обещался, честный отче.

– Имаши ли произволение благое и непринужденное, и твердую мысль, пояти себе в мужи сего Льва, егоже зде пред тобою видиши?

Юлия молчала; она хотела дотронуться до своих пальцев, но одёрнула себя – церковь не лучшее место для открытого проявления нервов. Батюшка терпеливо ждал ответ.

– Имам, честный отче, – в отблеске свечей Льву показалось, что по щекам невесты текут слёзы. Что, впрочем, так и было.

– Не обещалась ли еси иному мужу?

«Скажи правду, и мы оба освободимся. Ну же!»

– Не обещалась, честный отче, – Юлия опустила голову, чтобы священник не увидел её состояния.

«Что ты делаешь?! Что ты творишь?!» – мужчине не хватало воздуха, он весь вспотел. Сил хватило лишь на поцелуй образа Спасителя.

– Венчается раб Божий Лев рабе Божией Иулии во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

Юлия была на грани того, чтобы свалиться с ног – она едва смогла приложиться к иконе.

– Венчается раба Божия Иулия рабу Божиему Льву во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Господи, Боже наш! Славою и честью венчай их! – батюшка повторил эту фразу три раза, перекрестив венчающихся.

«Всё, я женат. Пути назад нет. Мало того, что я попал в восемнадцатый век к своим пассивно-агрессивным родственникам, так ещё на одном из них женился. Я ничего не попробовал, чтобы исправить своё положение. Абсолютно ничего. Я даже не попытался объясниться. Но что бы это изменило? Меня бы отправили лечиться. А что дальше? Что я уже натворил? Что уже успел изменить? Боже, только бы не сделать ничего, что лишит жизни мою милую Инну! Господи, помоги!»

IV

Они стояли лицом к лицу в тёмной комнате, освещаемой только приглушённым лунным светом из слегка приоткрытого окна. Редкое, но горячее дыхание друг друга обжигало обоих, вызывая мелкую дрожь на руках. Никто не спешил делать шаг вперёд: два человека замерли на одном месте, вжимаясь ногами в холодный пол. Сердце безжалостно стучало и у него, и у неё. Наконец, глубоко вздохнув и вытерев проступившую слезу, она двинулась с места и нерешительно приблизилась к уголку бледных губ, прикрыв веки.

– Не надо, Юля, – он резко отпрянул, но не оторвал испуганный взор от девушки, испепеляюще смотрящей на мужа. – Ты же тоже этого не хочешь.

– Тоже? – непонимание и злость сменили отчаяние и стыд в её больших глазах. – В каком смысле «тоже»? – Лев был готов провалиться на месте от этого полного боли и ненависти взгляда.

– Я же знаю, что ты… Боже, дело даже не в тебе! Нет, наоборот… как раз в тебе, – у него не получалось сформулировать свою мысль, но ему не хотелось показаться ещё более глупым. – Я не могу тебе сказать… – мужчина крепко держался за свои волосы, расхаживая туда-сюда по просторной комнате.

– Ежели ты знаешь, – Юлия выпрямила спину, – зачем ты согласился на брак? – её шёпот буквально сводил с ума, проникая прямиком в приложившуюся к стене голову. – Ежели ты знал, что я люблю Николая, зачем ты не дал мне возможность выйти за него? – она угрожающе приближалась. – Ты был моим самым близким другом, но сейчас… я тебя презираю, я тебя ненавижу! Я бы без раздумий променяла тебя на него! – находясь в нескольких шагах от закрывшегося ладонями Льва, Юлия тяжело выдохнула, вспомнив недавний разговор с Николаем – она прекрасно понимала, что ни за что не пошла бы против родителей, но ведь нелюбимый муж этого не знал?

– Прекрати пытаться сделать мне больно, – Лев опустил руки и склонил голову, опираясь о стену, в сторону жены. – Я достаточно наслушался «за двадцать восемь лет. Почему я не сказал это вслух?». Я уже не уверен, что хочу жить с тобой «что значит «уже не уверен»? Я просто не хочу! Давно ли я перестал контролировать собственный язык?» – он сделал резкий шаг, оказавшись перед носом Юлии. Она оскорблённо-обиженно заглянула в серо-зелёные глаза, но не смогла разглядеть ни тоски, ни страха, ни сожаления только по той причине, что в комнате было темно. – Юля, прости, я не… – Лев не сумел договорить извинение.

– Lasst du mich in Ruhe!* – Юлия сказала это с той же интонацией, что и её отец в абсолютном гневе. Девушка одним рывком выбежала из комнаты, громко захлопнув дверь.

Лев сел на пол.

– Сколько же мне ещё это терпеть? – он тихо произнёс: – Я устал… – и измученно прикрыл глаза.

V

Вокруг большого вытянутого стола суматошно носились люди, пытаясь обслужить всего одного человека – новую хозяйку дома, мирно что-то попивающую из фарфоровой чашки, украшенной рисунками.

– Хотите ли чего-нибудь, Юлия Владимировна? Вы уже целую неделю почти на одном чае, – женщина в платке покачала головой. – Якоже Вы исхудали!

– Нет, Фрося, спасибо, – девушка сделала глоток, – Передай Фёкле, что она может отдохнуть. У её дочери, кажется, сегодня праздник, – Юлия ласково улыбнулась служанке. – Ты тоже пока свободна, – она вновь пригубила чай.

– Ох, Юлия Владимировна, благослови Вас Господь! – Ефросинья перекрестила Юлию правой рукой. – Но, Юлия Владимировна, сердце у меня болит! – она скрестила пухлые мозолистые ладони на груди. – Лёва… Лев Петрович у меня единственная отрада! Двое сыновей на войне полегли, троих холера замучила (Господь, упокой их души). Всех дочек Пётр Кириллович (замечательнейший был барин! Никогда не порол ажно Лукьяна-попрошайку. А стоило бы) замуж повыдавал. А мой-то, мой-то Тимофей, запойник непробудный, до того догулялся, что слёг с болезнью неведанной, да так без носа и закончил. Лев-то Петрович для меня яко сын. Через день после вашей свадьбы пришёл ко мне, да и бает, что как-то сильно Вас, Юлия Владимировна, обидел, еже Вы его молча обходите. Больше ничего не сказал. Я расспрашивала, что его ещё тревожит, а он ни слова. Бает, не пойму я (и правильно. Куда мне, деревенщине, в делах барских разбираться?). Он, Юлия Владимировна, иногда бывает в бреду (от покойницы Ольги Александровны передалось. Не любила она нас, простых людей. Ох, как не любила: смотрела яко на червей. А какими словами бросалась! Ажно поминать неприлично), – Ефросинья, цокая, покачала головой, – Неправильно это. Все мы создания Божьи и должны заботиться о слабых (так покойный барин, Царствие ему Небесное, молвил), – но, поверьте, Лёва добрейшей души человек – никогда никого не обижал, наоборот, защищал деревенских девок от Вашего, помилуйте, дядюшки (тогда ещё Пётр Кириллович, Царствие ему Небесное, был жив). И Вас он, Юлия Владимировна, очень любит! Из-за чего ему ещё страдать? Сердце у меня разрывается, Юлия Владимировна! Простите Вы его! Негоже мужу с женой долго друг на друга обиду держать. Не по-людски это! – Фрося протёрла широкий морщинистый лоб перекинутой через плечо тряпкой.

– Иди, Ефросинья, – девушка безразлично посмотрела на женщину, напомнившую о своём «воспитаннике», с которым Юлия не общалась по меньшей мере семь дней – после той ночи.

– Помилуйте, Юлия Владимировна! Я ведь только добра желаю… – поймав на себе очередной недовольный взгляд, Ефросинья, поклонившись, послушно вышла, а за ней и остальная прислуга, сосредоточенно подслушивающая монолог подруги, покинула комнату.

– Доброе утро, – рядом с пьющей чай Юлией появились жёлтые гиацинты, на которые она кинула вопросительно-недовольный взгляд. – Ты не можешь игнорировать меня всю жизнь, – Лев сел напротив жены. – «Хотя, может, это и не худший вариант? Был бы, если бы я думал только о себе».

Неделя – большой срок. У Льва было достаточно времени переосмыслить свои взгляды на некоторые вопросы: например, аморальность этого брака (хоть самое его существование до сих пор казалось абсурдом). Отойдя от первого потрясения, мужчина задумался, что за двести пятьдесят лет у него было так много родственников, что, пожалуй, с Юлией родство самое отдалённое. Лев решил, что лучше «поддаться течению» – теперь это единственный способ не быть униженным молодой женой.

– Решил ещё сильнее меня оскорбить? – Юлия поставила чашку и претенциозно покрутила в руке цветок.

– Прости?

– Жёлтый гиацинт – недоверие и ревность на языке цветов, – она пристально оглядела Льва. – Тебе ли не знать.

«Ну да, я же помимо французского и немецкого в институте изучал язык цветов, конечно» – мужчина недоумённо вскинул бровь.

– Нас этому учила твоя маменька, Царствие ей Небесное – даже дядя Михаил что-то запомнил и рассказал семье Павла Матвеевича, – Юлия нервически приподняла округлый подбородок, – А ты, похоже, запамятовал, – девушка, чуть опустившись на стол, положила гиацинт перед мужем. – Не только это, но и этикет. Разве позволительно хозяину откровенничать с челядью? Несомненно, к ним нужно относиться с заботой и даже уважением (они, право, не вещи), коли вверил Господь нам опеку над ними, но не переходить границы.

«А Инне они очень нравятся. Видимо, у них и вправду похожи только носы, – Лев постучал пальцами по цветку. – Как люто она меня не терпит. У меня сердце уже разрывается. Столько ненависти к моей персоне я ещё не наблюдал даже от повальных двоечников. Неужели Фрося всё доложила? Какая говорливая. Если ещё раз пойду, то нужно взять с неё обещание молчать».

Юлия отвела взгляд от ушедшего в раздумья мужчины и снова взялась за чашку.

– Я хочу извиниться, – она, выпрямив спину, заинтересованно посмотрела на напряжённого Льва, старающегося не заикаться. – Мы всё равно не полюбим друг друга, но мучить тебя «и себя» ещё больше, чем есть, я не желаю.

– И что ты предлагаешь? – грудь Юлии вздымалась от волнения и неприязни к говорящему. Девушка, поставив чашку на стол, сложила руки в замок, ожидая ответ.

– Я предлагаю… – он задёргал ногой, – просто жить как муж и жена – другого выбора у нас нет, «Боже, вот бы она не согласилась и предложила мне роль друга. Хотя до возможности таких предложений мужчине, с которым ты в браке, должно пройти ещё лет двести».

Повисло молчание. Юлия встала из-за стола.

– Попроси Фросю поставить цветы в воду, – подойдя к выходу, она вполоборота обернулась. – И передай Лукьяну, что скоро прибудут родители – пусть подготовит конюшню.

«Глупее решения я ещё не принимал» – Лев собрал цветы в кучу и принялся грустно разглядывать каждый лепесток.

4 часть.

I

В деревянной беседке сидела маленькая девочка, рассматривающая тонкую книжку. «Ма-ма го-во-рит» читала она по слогам, наивно-детскими глазками оглядываясь на прижатую вплотную к ней девушку, указывающую острым ногтем на следующую строчку.

– Ну-ка, солнце, а что здесь? – Юлия ласково улыбнулась ребёнку, сосредоточенно въедающемуся глазами в книгу.

– Мо-ре, – девочка резко повернула голову. – А что такое «море»?

– Видишь вон то озеро? – Юлия убрала длинную белую косу за маленькую спину и приобняла девочку за плечо, другой рукой указывая на водоём; ребёнок быстро кивнул. – Море – это бесконечно огромное озеро. Правда, я там никогда не была – мне рассказывал папа. Он рядом с морем провёл несколько лет.

– О-о-о, как здорово! Вот бы и мне там побывать! – глаза малыша загорелись, но это быстро прошло – они вновь стали чернее тучи. – Жаль, что это невозможно, – ребёнок опустил голову и быстро-быстро задёргал под столом ногой.

– Всё возможно, маленькая, – Юлия гладила девочку по тонким золотистым волосам, но старалась не смотреть на неё, чтобы не выдать собственного волнения – она понимала, что этот ребёнок прав: ей никогда не побывать за пределами их уезда. – Давай продолжим? Вот здесь…

– Юлия Владимировна, Ваши родители прибыли, – Фрося опёрлась ладонью о спину, выгнув её настолько, что та издала ужасный хруст.

– Беги к маме на кухню, Акулиночка, – девушка закрыла книгу и подала её расстроенной Акулине, желавшей продолжить занятие.

Юлия подошла к Фросе. Вместе они вышли из сада, листья в котором уже собирались опадать: деревья сильно ослабли в по-осеннему холодный август.

– Маменька, папенька, как я рада вас видеть! – она смотрела на родителей с неподдельным обожанием, но не сделала ни шагу в их сторону, лишь сдержанно поклонившись – всё, как учил отец.

– Здравствуй, милая! – Марина Александровна, воспитывающаяся в менее строгих условиях, с вытянутыми руками подошла к дочери и поцеловала ту в макушку. – А где же Лев Петрович? – женщина озадаченно искала взглядом зятя.

– Здравствуйте, Владимир Владимирович, Марина Александровна, – тихо промолвил скромно стоящий рядом с женой Лев. – Я здесь, – он неловко улыбнулся.

– Как же я Вас не заметила? – она театрально изобразила удивление.

«Не заметила, конечно. Третий месяц так делает. Пытается меня унизить, как и Юлия. Ничего, я привык, – Лев слегка опустил голову – он не хотел доставлять удовольствие тёще своим подавленным видом. – Когда же во мне перестанут видеть козла отпущения? Чем я это заслужил?»

Откуда-то из-за статуи выглядывал старик Лукьян, молниеносно убежавший, завидев на себе пристальный недружелюбный взор Владимира.

– А вот и я, господа, – с распахнутыми руками из-за кареты вальяжно выкатился Михаил Владимирович. – О-о-о, привет, Фросенька! Как ты похорошела с нашей последней встречи! – в его глазах пробежало что-то животное. Женщина неприветливо хмыкнула.

«Ещё этот явился. Три месяца не являлся и вдруг решил, – Лев отвернулся, чтобы не выдать свою неприязнь. – Какого чёрта он так на неё смотрит?».

Несмотря на то, что через пару недель Юлия приняла предложение Льва жить как супруги, её не покидала въевшаяся мысль – она не могла стать хорошей женой этому человеку. Сохраняя ему верность физически, она была полностью во власти другого духовно, что её сильно корёжило. Не видя иного варианта разрешения внутреннего конфликта, Юлия высказывала всё мужу, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания и душу, не заботясь о его чувствах. Девушка искренне считала Льва виноватым во всей сложившейся ситуации.

Так как самого мужчину уже не беспокоил факт родства с Юлией, это «недоразумение» отошло на второй план. Главной проблемой являлись постоянные унижения со стороны жены – каждый раз хотелось удавиться, чтобы она больше не мучилась и не мучила его. Поэтому, понимая и терпя юную супругу, у которой ещё не прошёл подростковый максимализм и первая любовь, Лев уходил к Фросе. После задушевного разговора через сутки после свадьбы Лев начал испытывать родственную симпатию к служанке. Не зная материнской любви, он сильно привязался к Ефросинье, поддерживающей его в трудные минуты. Даже после очередной ссоры с Юлией – вернее, после очередного её упрёка о том, что она не вышла за Николая – крестьянка находила нужные слова.

– Фрося, Вы можете идти, – взяв себя в руки, Лев впервые приказал своей крепостной, но исключительно для её блага. Женщина гордо выпрямилась и, машинально покачивая бёдрами, отправилась проверять работу остальных крестьян.

– Дяденька? – округлив от удивления глаза, девушка обратилась к хищно глядящему на Ефросинью толстяку. – Как Вы долго не заезжали! – и Юлия отнюдь не была счастлива его возвращению.

– Да, это правда. Месяца три назад мы с Володей повздорили из-за одной мелочи, – он ехидно улыбнулся во все жёлтые тридцать два нахмурившемуся брату. – Но я незлопамятен.

– Здорово!.. – Юля выдавила из себя нечто похожее на радость. – А где же тётушка Софья с Алексеем Матвеевичем?

– Милая, понимаешь… – Марина слегка замялась, – Они уехали из страны… по важному делу, – женщина аккуратно положила руку на плечо дочери.

– Ха-ха, – язвительный смех Михаила смутил всех присутствующих, даже Владимира.

– Юлия, это взрослые дела, – Владимир уверенно выпрямил спину и приподнял подбородок, но его руки глубоко вдавливали трость в землю. Строгое воспитание не позволяло Юлии влезать в вопросы старших, поэтому она сразу замолчала. Ей не забылся тот день, когда она заступилась за крепостного Егорку – она надолго уяснила главный урок.

– Пойдёмте в сад, – Лев прервал напрягающее молчание – чем дольше оно длилось, тем более неуютно он себя чувствовал.

***

– Да уж, до моего англичанина вашему садовнику далеко, – спрятав руки за спину, Михаил, лукаво хихикая, рассматривал неоформленные кусты. – А, впрочем, это ничего, – сначала он внимательно кого-то выглядывал, а потом, мерзко улыбнувшись, уставился в одну точку. – Я отойду ненадолго. Идите дальше, господа, – мужчина лукаво приподнял бровь и удалился.

– Не нравится мне это, – Владимир бросил взволнованно-холодный взгляд на уходящего брата.

«Мне он сам по себе не нравится. Особенно после того, как пытался заигрывать с Фросей» – Лев неприязненно скривил губы.

– А теперь… – дыхание Юлии участилось, по спине пробежал озноб: «от ветра», как подумал её муж, ещё раз отметив необычайно низкую температуру для шестнадцатого августа. – Я должна кое-что сказать… Я два месяца сомневалась… – она впервые на людях дотронулась до руки Льва, чем вызвала у него искреннее удивление: зрачки расширились до небывалых размеров, едва не скрыв под собой серо-зелёную радужку. Лев и родители Юлии напряглись – Владимир опёрся на трость, а Марина слегка задрожала. – Я… мы… – девушка крепко сжала палец мужа, чтобы не представилось возможности заламывать свои, и зажмурилась. – У нас будет малыш, – Юлия резко выдохнула и открыла глаза. Она неловко отпустила супруга, пытаясь незаметно протереть свою руку, и опасливо посмотрела на замерших в ступоре присутствующих.

– Как?! – Лев испуганно повернул голову к супруге.

– Девочка моя, – черты лица Владимира смягчились, а глаза его приобрели поразительный блеск. Он крепко обнял дочь и исцеловал всё её бледное лицо, затем уступил место заплаканной жене и подошёл к зятю. Лев стыдливо отводил взгляд, но Владимир Владимирович крепко сжал его руку и так затряс, что казалось, будто он пытается её оторвать.

«Боже, всё слишком далеко зашло, – будущий молодой отец беспомощно смотрел то на зябнувшую Юлию, то на вытирающую слёзы Марину, то на неестественно широко улыбающегося Владимира. – Нет-нет, это слишком! Что я натворил! – осознавая всю критичность ситуации, Лев попятился в одну точку. Он и так не надеялся на возвращение домой, к сестре, но сейчас потерял даже самую крошечную надежду. Разумеется, он понимал реальность такого исхода событий, когда предлагал Юлии нормальную семейную жизнь, но, столкнувшись с этим лицом к лицу, почувствовал себя совершенно потерянно. – Конечно, быть беспечным дворянином с кучей детей очень заманчиво, но Юля… Боже, что я наделал! После рождения ребёнка она наверняка ещё больше меня возненавидит. Я и так не могу терпеть её постоянные нападки, а теперь они участятся вдвое! Втрое! Сколько я принёс ей страданий, раз заслужил такое отношение. А коли она забеременела… Господи, может Инна и вовсе не родится и будет существовать только в угасающих воспоминаниях. Какой я идиот! Какой же я идиот!».

В этот момент каждый думал о своём: Владимир чувствовал небывалый прилив нежности и уже подумывал о том, что внука непременно должны назвать в честь отца – Львом, чтобы семейная традиция Владимира стала семейной традицией его единственного ребёнка; Марина же в голове прикидывала, платья какого цвета и кроя будет дарить внучке, а Юля… она мечтала сейчас видеть рядом с собой любимого человека.

Вероятно, все продолжали бы и дальше воображать в голове различные события, связанные с новым членом семьи, если бы со стороны амбара, находящегося недалеко от сада, не послышался истошный женский крик.

Быстро переглянувшись, находившиеся у ухоженного пруда побежали на источник звука.

– Пусти, свинья, пусти! – Ефросинья изо всех сил била по огромной спине Михаила. Даже несмотря на свои немалые размеры, у неё не получалось скинуть с себя ещё более громадную тушу, безжалостно разрывающую крепко завязанный на шее платок толстенными пальцами.

– Ты что, совсем озверел?! – первым в амбар ворвался Владимир. Он с трудом оттащил потерявшего контроль брата от кричащей о помощи служанки.

Вбежав за тестем, Лев увидел вырывающегося из рук Владимира к груде сена, на которой лежала и рыдала Ефросинья, Михаила.

Высказывающийся на иностранном языке Лев, оставив все правила, бросился душить Михаила – Владимир выпустил того из рук. Мужчина сжимал зубы от злости, а руки на всех подбородках, так как шеи не было видно, не жалея никаких сил, однако их оказалось недостаточно. Михаил вжал молодого человека в стену, обхватив его горло. Лев захрипел. Он выглядел настолько жалко и беззащитно в сию минуту, что, увидев себя со стороны, больше никогда не пожелал бы этого делать.

Как раз в этот момент забежали Марина Александровна и Юлия. Юная хозяйка поместья помогала Ефросинье, прежде здоровое лицо которой теперь было изуродовано синяками и выступившей кровью, подняться и выйти, в то время как Марина вместе с мужем оттаскивали Михаила от зятя за необъятные плечи первого.

– Эта грязная шавка отказала мне! Опять! – мерзко визжал заплывший жиром Михаил, одновременно придерживая за шею Льва, пытающегося расцарапать ему лицо.

– Да отпусти же ты его! – Марина била Михаила крепко сжатым кулаком; Владимиру наконец удалось расцепить руки разъярённого брата на шее Льва Петровича, который сразу же свалился на землю, потирая горло, и закашлялся.

– Ты перепортил половину своего двора, а теперь грабишь мою дочь?! – Владимир свирепо крикнул на Михаила, со всей силы вжав трость в сено. – Я жалел Мишель, Царствие ей Небесное, и Аделаиду до сего часа, теперь же я осознаю, что смерть для первой и отъезд для второй выступили спасением, – Марина, раньше обижавшаяся на мужа за воспоминания о дочери брата и его утопившейся от горя жене, молча слушала. – Ты мог попросить Льва Петровича приказать высечь её, лишить еды, посадить в клетку, но ты не смел делать то, что пытался! В какой раз ты порочишь дворянскую честь?!

– Я столько оскорблений выслушал из-за какой-то крепостной уродины, – Михаил вновь зашипел. Лев попытался встать, чтобы ударить толстяка, но тут же от слабости упал. Юлия сидела рядом с супругом, не желая влезать в «дела взрослых». – Мне ведь тоже, Володенька, есть что поведать. Про нашего дорогого Николая Гальского, к примеру, – Михаил гадко улыбался жалобно смотрящей на него девушке.

«Только не это! Она совсем поникнет, и эта каторга не закончится никогда» – сидящий с посиневшими губами Лев попытался что-то произнести ослабленным голосом.

– Молчи, Иуда, молчи, – Владимир угрожающе надвигался к толстяку.

– Зачем? Разве Юленьке не должно знать, что Алексей Матвеевич с Софьей Александровной уехали за кордон на похороны нелюбимого племянника? Ах, юнцы совершенно не жалеют себя, вызывая на дуэль более опытных, – Михаил издевательски-самодовольно окинул взглядом гневающегося брата и пискляво загоготал, – Ты бы знала, что Николашка собирается отстаивать честь оскорблённой сестры (самой младшенькой, Аннушки), если бы твой папенька не сжёг предсмертное письмо юноши, переданное для тебя через Павла Матвеевича.

«Мерзавец!» – Лев почувствовал окончательный конец спокойствия супруги, презрительно-недоумённо уставившейся на яростного отца.

– Пошёл отсюда! – Владимир вытолкнул Михаила из амбара и погнал его к карете.

– Юленька, – Марина нервно поцеловала в макушку застывшую дочь.

Юлия, не обращая внимания на до сих пор задыхающегося мужа и обеспокоенную мать, бросилась прочь из амбара, спотыкаясь о мелкие камешки.

«Прекрасно» – Лев обессилено закинул голову назад. Он, ушибившись о деревянную стену, непроизвольно скривил лицо и приложил руку к повреждённому затылку. Марина также изнурённо облокотилась о стену.

II

– Юленька! Ангел… – Марина осеклась. – Милая, можно войти? – женщина тревожно стучала в дубовую дверь.

– Марина Александровна, может, я справлюсь? – застенчиво задал вопрос Лев, на шее которого красовались синяки от удушения.

– Если у меня, матери, ничего не выходит, то что сделаешь ты? – она высокомерно оглядела зятя с головы до ног.

«Как же надоело. Я больше не могу терпеть. Ещё один такой взгляд и я не выдержу» Всё будет в порядке, – мужчина добродушно улыбнулся.

– Хорошо, я буду внизу. Не получится – сразу зови меня, – женщина, придерживая светло-зелёное платье, удалилась в столовую.

– Соберись! – Лев стоял перед входом в комнату, крепко сжав кулаки. – Нужно попробовать её успокоить, – он сделал глубокий вдох и робко ткнул дверь.

На опрятно заправленной постели Лев увидел лежащую и прижимающую к груди стопку бумаг, абсолютно обездвиженную супругу, лишь изредка моргающую. Её опухшие и покрасневшие глаза устремили свой взор в потолок. Мужчина присел на край кровати – реакции не последовало. Впервые он видел её такой равнодушной и безразличной в его присутствии – он помнил её реакцию на любое волнующее событие: Юлия сразу зажигалась, как спичка, бросая обидные фразы. В тяжёлые минуты она не выносила находиться на коротком расстоянии от мужа, но сейчас она не сделала ни единого замечания – лишь потупила взор ввысь.

«Какой беззащитной она выглядит – такая маленькая, худенькая… а ещё немного на Инну похожа, – Лев заботливо положил широкую ладонь на растрёпанные чёрные волосы. – Как же мне тяжело, Боже! Как же мне её жаль! Сколько горя я ей доставил. А она мне. И ведь ей нельзя переживать – её ребёнок хоть и маленькая, но гарантия, что моя дорогая Инна будет жить. И на что я надеюсь? Как бы я желал освободиться от этих мучений! Как бы я хотел попасть туда, где мне самое место!».

– Если бы я тогда согласилась бежать с ним, если бы не вышла за тебя, то он был бы жив, – она говорила размеренно, тихо.

«Господи, я больше не могу. Ни одного дня за три месяца в этом доме не было покоя. Она рвёт душу и себе и мне, – с замиранием сердца Лев ждал её следующих слов. Сейчас он был готов на всё, лишь бы не видеть супругу в столь подавленном состоянии. – Она была более агрессивна всё это время. Почему-то крики воспринимались легче, чем тихое страдание».

– Эти месяцы я жила только мыслями о нём и родителях. Я была уверена, что поступила правильно, отказавшись от личного счастья в пользу семьи. Я терпела близость с тобой, а потом сгорала от стыда. Я предала его, себя, наши чувства, – Юлия говорила задыхаясь. Останавливалась, хватая воздух. – Лучше бы умер ты, – она особо выделила последнее слово. Лев растерянно посмотрел на закрывшую голубые глаза супругу.

Головные боли всегда являлись неотъемлемой частью жизни городского учителя. Особенно этот недуг у Льва обострился три месяца назад (то есть, как только он оказался в чужом теле). Сейчас же, в спальне рядом с проклинающей его женой, это проявилось наиболее остро. От резкого удара внутри черепа мужчина вспомнил всё: родительские уроки послушания, сопровождавшиеся бесконечным потоком оскорбительных слов в сторону ребёнка и ударами, и нерадостные беседы с Инной, никогда не оканчивающиеся ничем хорошим из-за приказов сестры «замолчать». Вспомнился Олег Дудкин из одиннадцатого «В», насмехавшийся над неудавшейся причёской учителя при молоденькой учительнице ИЗО, которая только начала присматриваться к новому педагогу. Не забылись колкости Юлии вроде «ты не так умён, как Николай» и «я никогда не перестану ненавидеть тебя». В ушах отразилось эхом незаслуженное «лучше бы умер ты».

– Ты права, – он бросил задумчивый взгляд в окно, не заметив оживления лежащей. Девушка повернула бледное личико на задумавшегося Льва. – Так действительно было бы лучше.

Мужчина резко встал с постели и стремительно выбежал из спальни, со всей силы распахнув дверь. Юлия бросилась за ним с озадаченным криком «куда ты?». Лев немедленно проник в свой кабинет и с уверенностью подошёл к портрету пожилой Императрицы.

«Кажется, я уже умею им пользоваться» – Лев нетерпеливо схватил с лакированного стола молочно-бежевый с серебром пистолет и приставил его к светлому виску.

– Остановись, Лев, – девушка медленно приближалась к обезумевшему супругу.

«До самой смерти родители учили меня не выражать эмоции: не кричать, не плакать, не высказывать несогласия. Двадцать восемь лет я был козлом отпущения для школьников, для сестры, для друзей, даже для незнакомцев. Я терпел. Я сносил все унижения от Юли, на которой каким-то образом согласился жениться. Разве не думал я сбежать? Что меня остановило? Пришла пора высказать всё. Неужели я действительно выстрелю?» – Лев попытался заговорить о будущем, признаться во всём и, может, даже вызвать жалость у Юлии, но из уст вырвалось совершенно не то, что планировалось: – Я больше не могу жить на правах тряпки для ног. Я устал выслушивать несправедливые оскорбления. Я не могу, не могу, я устал! Нельзя относиться к человеку как к дикому зверю! – последним, что мужчина услышал, стало оглушающе громкое «Стой!».

5 часть.

I

И вновь пульсирующая боль в голове, пронзительный шум в ушах и яркий, разъедающий глаза, свет. И снова Льва бьют по щекам и кричат его имя, только вместо приятного женского звучал прокуренный мужской.

– Лев Львович? – мужчина раскрыл тёмно-карие глаза. Другой, нависший над ним человек, поправил спавшие очки, озадаченно глядя на хозяина квартиры.

– Александр? – обескураженный Лев секунд десять поражённо смотрел на гостя, который, в свою очередь, так же недоумевающе оглядел учителя с ног до головы. Выругавшись по-немецки, Лев стремительно принял вертикальное положение и молниеносно прижал к стене растерянного Александра, придавив ему горло – сейчас это было проще, чем в амбаре с Михаилом. – Я три месяца терпел травлю со всех сторон! – он нецензурно высказался. Крепко стиснув зубы, Лев, забыв обо всём на свете (включая и уголовный кодекс), сильнее сжимал короткую шею.

– Что ты творишь?! – в маленькую кухню вбежала полураздетая девушка. – Совсем кукушкой поехал?! – она оттаскивала взбесившегося брата от посиневшего Александра.

– Инна? – Лев неаккуратно отпустил гостя, кинувшись на шею к сестре, – Господи, ma chérie, tu es vivante!* – мужчина изо всех сил сдавил выпучившую глаза Инну.

– Я же просила не говорить по-французски, – от нехватки воздуха она хрипела. Ей еле удалось оттолкнуть вцепившегося в неё брата. – Я даже переодеться не успела! Из-за чего ты на него налетел?! – девушка равнодушно мотнула головой на пытающегося отдышаться гостя.

– Я, если честно, не думал, что Вы вернётесь. По плану, я сейчас должен находиться в Москве, – Александр отхлебнул из первого попавшего под руку стакана.

– Урод! – Лев хотел снова напасть на раздражающего и ненавистного визитёра, но возглас «Стой!» заставил его не просто отступить, но и отвернуть покрасневшее лицо – очевидно, что кричащая сестра возбудила в нём неприятные воспоминания о мольбе отложить пистолет похожей на неё Юлии.

– Вы, Лев Львович, не должны были родиться, изменив прошлое… – гость задумчиво поправил очки, – Вы бы и Ваша сестра не появились, и я бы стоял в очереди в аэропорту, ища того, за кем можно было бы полететь, чтобы поставить эксперимент (разумеется, при условии, что сам бы существовал). А Вы здесь… неужели ничего не изменилось..? Совсем. Если так, то… Мамочки, значит, на людях Вы делали и даже говорили всё то же самое, что и Ваш предок – с точностью до секунды! Вас никогда не посещало чувство, что Вы хотите что-то сказать, но не можете?

Лев молча слушал Александра, раздражённо скривив губы и сильно зажмурив глаза. Инна недоумённо вскинула бровь и переводила взгляд то на брата, то на гостя.

– Да, у Вас могли быть свои мысли в этот момент и своя мотивация поступить так или иначе, но слова, движения – всё, как было. Как должно быть. Если я смогу доказать это, я закрою все кредиты и докажу маме, что папино дело не было сумасшествием!.. – воодушевлённо болтавший Александр в одно мгновение взлетел со стула и выбежал из кухни, снеся всех присутствующих, – Мне срочно нужно в аэропорт! – а затем и из квартиры.

– И что это было? – изумлённо произнесла вжавшая шею хмурая Инна. Лев повернул голову и окинул сестру безумным, изнеможённо-ласковым взглядом.

– Похоже, ты стала тётей, – сев на низкий деревянный стул, мужчина прикрыл затылок руками и громко захохотал. С каждой секундой смех становился сдавленней, пока не перешёл в рыданье.

II

Со спины ко внимательно изучающему пожелтевшие страницы Льву подкралась пьющая в домашней пижаме с зайцами кофе Инна.

– Читаешь про свою воображаемую жену? Ты сегодня снова кричал, – она поставила чашку с утками на тумбочку у двери. – Я не виноват, Юля! Я не виноват! Прости! – девушка звонко захохотала, закончив передразнивать брата.

– Помолчи, – мрачно произнёс недовольный иронией сестры Лев, не поднимая голову от сваленных в кучу раскрытых тетрадей.

– Голос прорезался? Не поздно? – Инна скрестила пухлые руки. – Ты мне всю неделю грубишь. С самого дня приезда.

– Скажи спасибо своему дружку, – нахмурившись, мужчина перелистнул страницу. Обескураженная Инна ухмыльнулась, приподняв уголок маленьких губ.

– Дай-ка почитать, – она протянула руку, чтобы взять со стола один из документов.

– Отстань, – но Лев тут же вырвал его из рук Инны, и всё же она выхватила одну из тетрадей, лежащей рядом с протирающим покрасневшие глаза братом.

– Уж больно интересно. «Двадцать шестое февраля, тысяча восемьсот тринадцатый год. Мнесегодня тридцать шесть. Ах, как бы я желала провести этот день с маменькой! Она не навещала нас с Лёвой с прошлого месяца. Мамá до сих пор не может прийти в себя после гибели папеньки. Роковой август навсегда отпечатался в нашей памяти! Даже дядя, не общавшийся с отцом девятнадцать лет, приехал почтить память. Как он плакал!

Лёвушка наконец представил мне Марию. Кажется, он сделал ей предложение. Для каких целей мне препятствовать? Человек имеет право жить с любимым. Как жаль, что покойный папенька не наделил этим правом меня! Боже, словами я убила собственного мужа! Как мне совестно осознавать это спустя столько лет! Да не будет мне никогда покоя». Это её дневник? – Инна отдала в протянутую ладонь брата тетрадь и взяла другую. – «Пятнадцатое декабря, тысяча восемьсот двадцать пятый год. Господь, нет мне прощения! Именно я навязывала Лёвушке идеалы свободы, революции, постоянной борьбы! Не будет счастья матери, фактически умертвившей сына! Как же буду теперь смотреть в глаза Марии и моим шестерым внучатам! Ах, Николай, я знала, что твой чудесный подарок приведёт мою семью к погибели! По простоте характера читала твои записки Льву, ангел мой!». Забери, – Инна бросила книгу в стопку к другим. – Ой, а вот это я бы почитала, – девушка схватила лежащую под лампой стопку бумаг, содержание которых было в одном из дневников. Для удобства Лев решил переписать их на компьютер и распечатать. – «Девятое февраля, тысяча семьсот девяносто четвёртый год. Три дня назад я родила прекрасного сыночка. Ах, Николай, ангел мой, как мне скорбно, что этот замечательный малыш не твой! Как бы я желала, чтобы ты был жив и рядом со мной. Папенька настоял назвать ребёнка Львом в честь этого ужасного, отвратительного человека, оставившего нас на произвол судьбы! Я положительно не понимаю, как родители сумели простить оное и продолжить следовать традиции».

Инна с насмешкой посмотрела на бьющегося об стол брата.

– И всю неделю ты убиваешься из-за этого? – она отложила три страницы. – «Пятое октября, тысяча восемьсот тридцать седьмой год. Вот и настал мой час. Лекарь сообщил, что мне осталось не более месяца. Господи, пощади и позволь искупить грехи! Не желала я смерти Лёвушки и его отца! Господи, позволь воссоединиться с ангелами моими: Николаем и сыном!». Лёва, ты клинический идиот. С чего ты вздумал отождествлять себя с её мужем-самоубийцей?

– Я там был. Я был в его теле. Я всё видел своими глазами, – мужчина перевёл грустный взгляд на сестру.

– Нет, ты был дома. Ты просто слетел с катушек за время моего отсутствия. Что мотаешь головой? Не согласен? Ты от большого ума позавчера избил соседа Мишу? – от этого имени глаза Льва гневно засверкали. – Радуйся, что его папаша на тебя заявление не накатал. Кстати, какого чёрта ты вчера валялся в ногах своего ученика? Коля, так его? Извинялся, плакал. Что, домашнее на лето потерял? – девушка усмехнулась. – Нет, дорогой. Ты больной, помешанный на идее якобы перемещения в тело предка.

– Замолчи! – мужчина выпрыгнул из-за стола и навалился корпусом на удивлённую Инну. – Ты ничего не знаешь! Ты всегда была всеобщей любимицей! Меня же за человека не считала даже собственная жена! Ты не можешь судить меня, пока не пройдёшь всё то, что прошёл я!

– Ты точно сдвинулся. Какая к чёрту жена?! Были бы живы родители, выбили бы из тебя всю дурь! Из-за какой-то двухсот пятидесятилетней тётки ты так на сестру! Не понимаю, как тебя, такого агрессивного, ещё из школы не выгнали!

Сильный хлопок оставил ярко-красный след на впалой щеке циркачки.

– Инна, Инночка! – Лев упал к сестре, потирающей ладонью ударенное место, в ноги, вымаливая прощение.

– Ты меня достал! Тебе нужно в психушку! – рывком девушка подняла брата с пола. – Перестань уже извиняться! Заладил.

– Отвези, я больше этого не вынесу! Инна, дальше будет хуже! Я действительно схожу с ума. Ты права, мне там самое место! Ничего, Александру воздастся по заслугам за мои страдания. Всё зло возвращается, – Лев помотал головой и вновь сел изучать бумаги.

Инна одарила брата злобным взглядом и удалилась из комнаты, забрав с тумбочки чашку с кофе.

III

– Если бы испытуемый нарушил ход событий, то, вероятно, никогда бы не родился. Я, безусловно, рисковал и своей жизнью, но предположил, что на меня его действия не распространятся. В том городе я оказался случайно, купив билет за первой встречной пассажиркой, сестрой испытуемого. Предварительно я сделал записи. С текстом вы можете ознакомиться в моём докладе. Как видите, если бы билет покупал другой человек, записи бы остались неизменны. Если бы даже эта девушка не родилась (при условии, что её брат изменил прошлое), я бы всё равно смог доказать, что эксперимент удался. Однако не прошло и секунды, как испытуемый вернулся на место, откуда я отправил его в восемнадцатый век (по его словам, там он пробыл три месяца). Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что человек не контролирует собственные действия. Будучи учёным, мне сложно признавать, что на нас влияет что-то извне, – Александр перевёл взгляд с лежащей на конторке стопки бумаг на заполненный зал и поправил съехавшие на кончик носа очки.

– Очень хорошо, Александр Сергеевич, – женщина в белом халате пригладила подраспустившийся пучок. – А где же, собственно, сам испытуемый?

– Он лежит в психбольнице, – в зале послышались перешёптывания. Студенты один за другим высказывали свои предположения.

– Не допускаете ли Вы, что на состояние этого человека повлиял проведённый эксперимент? Возможно, чрезмерное излучение? – выкрикнула коротковолосая блондинистая девушка с третьего ряда.

– Как я уже сказал, от нас мало что зависит. Вероятно, такова его судьба, – Александр уверенно выпрямился.

– И всё же, Александр Сергеевич, мы не можем рисковать. Также можно предположить, что ваша гипотеза (уж извините, но теорией мы её пока назвать не можем) распространяется исключительно на прошлое. Вы, кажется, говорили, что путешествия в будущее у Вас не вышло? Кнопка не сработала? Александр Сергеевич, Вы так и не предоставили доказательств вашей гипотезы о спиралевидности времени. Вполне вероятно, что дальше нас ещё ничего не было. То есть человек не властен над прошлым, но влияет в настоящем на будущее (то есть, мы, к счастью, самостоятельно распоряжаемся своей судьбой). Ваше изобретение было бы очень полезно для изучения истории, но где гарантии безопасности историков? Не сойдут ли они по возвращению с ума? Не войдут ли в роль, пока находятся в определённом периоде? Машину необходимо доработать, Александр Сергеевич. А пока мы не готовы выделить деньги. Продолжайте за свой счёт и дальше, – женщина самодовольно улыбнулась.

– Полина Дмитриевна, но как же! – не смущаясь публики, Александр возбуждённо подбежал к заставленному лампами столу жюри. – Я провёл титаническую работу, я взял несколько многомиллионных кредитов! Вы же знали моего отца, Сергея Анатольевича. Неужели в память о нём вы не можете поддержать этот проект?!

– Александр Сергеевич, не позорьтесь перед учащимися, – женщина, расслабив корпус, торжествующе посмотрела на Александра, который наскоро складывал бумаги в чёрную папку.

***

– В деревню, к тётке, в глушь… А-ай! Ещё классики мне сейчас не хватало! Грымза. Правильно отец от неё к маме ушёл.

Мужчина спешно засовывал небрежно скомканную груду вещей в большой чемодан. За трениками и кофтами с длинными рукавами последовал белый медицинский халат.

– И зачем теперь он мне? – Александр выкинул накидку в мусорное ведро.

– Новиков Александр Сергеевич? – в проходе показались двое мужчин в спортивных штанах и футболках, обтягивающих сильно накаченные руки.

– Я занят. Что вам нужно? – хозяин комнаты не смотрел в сторону двери, сосредоточившись на составленном списке вещей.

– Вы просрочили кредит, – на этих словах, произнесённых грозным басом, Александр поднял побледневшее лицо. Маленькими шагами худощавое тело подступало к противоположной вышибалам стене.

– Я не могу отдать. У меня столько нет, – мужчина нащупал на правой руке часы, время на которых две недели назад просил посмотреть Льва.

– Найдёшь, – коллекторы приближались к дико смотрящему на них Александру.

– Ан-нет, кошечки. Я вам не дамся, – Александр нащупал левую кнопку.

Гром. Поле с лежащими повсюду трупами в касках на голове и с автоматами в руках. Очередной взрыв. Александр почувствовал нестерпимую боль. У него оторвало ногу.

– Толян! – к кричащему Александру подполз человек в форме советского солдата времён Великой Отечественной. – Толян, держись! Прорвёмся!

– Убей… – и Александр вовсе не собирался этого говорить, – Убей!

Выстрел. Второй. Пуля пронзила сердце.

– Куда собрался, кошечка? – здоровенные амбалы, передразнивая мужчину, торжествующе засмеялись.

«Чёрт! Чёрт! Мне некуда бежать. Я каждый раз буду возвращаться в это время в это место. Ведь я сам же это и доказал» Ваша взяла, – поникший мужчина медленно подошёл к коллекторам; один из них крепко сжал учёного за локоть. – Не распускай руки, столб. Не убегу.

Выйдя на улицу, вышибалы положили Александра в просторный багажник огромного «Джипа».

Эпилог

.

Отношения Инны с братом окончательно ухудшились после очередного вечера, проведённого Львом за дневниками Юлии. Мужчина вновь поднял руку на выкрикивающую оскорбления сестру. Не дождавшись утра, девушка отвела «близкого родственника», как она сама стала говорить, на лечение в психбольницу. Именно это место служит Льву домом уже по меньшей мере полгода.

В сентябре, через неделю после переезда брата в лечебное заведение, Инна вернулась в Индию, где решила освоить новое ремесло – переводческое. Собственно, она и рассказала мне то, в чём целый месяц её пытался убедить старший брат, стучась головой о стену – то, что стало (разумеется, не без авторских домыслов) сюжетом этой книги.

Может, писатель из меня выйдет более толковый, чем директор цирка?

Автор книги: Раджа Амрит.

Перевод на русский: Кульнева Инна Львовна.

Послесловие.

Авторская же моя натура, проявившаяся после разорения цирка, не позволяет мне оставить в произведении белые пятна, поэтому я убедительно прошу читателя понять меня и заранее простить. Прощения же прошу за выдумку эпизодов, которых, по моему скромному мнению, в рассказе брата Инночки не достаёт. Беру на себя всю ответственность за культурную и историческую неточность данных фрагментов и возможного искажения некоторых фактов в биографии вышеописанных персонажей семьи Кульневых. Итак, к чему разглагольствовать? Пожалуй, самое время начать то, к чему я очень старательно подводил.

Кашкаров Михаил, его жена и дочь.

I

В огромном зале с потолком под несколько метров и с закрытыми шторами, концы которых были вышиты золотыми нитями, по начищенному до блеска узорному полу кружились нарядные люди. Маленькие каблучки женщин в пышных платьях, ударяясь об пол, издавали синхронный стук, переходящий в глухое эхо по всему полупустому помещению.

Как только доиграла последняя нота модной мелодии, кавалеры разбрелись по всему залу, отводя под ручки своих дам до нужного им места.

– Марина, я ни за что бы не пошёл, не будь это свадьба родного брата, – ворчал себе под нос коротко стриженный двадцатишестилетний мужчина. Неосознанно он крепко сжал тонкие пальцы рядом идущей шестнадцатилетней рыжеволосой жены.

– Володенька, что же тебе не нравится? Какой прелестный вечер! Владимир Владимирович устроил великолепную свадьбу Михаилу, – женщина, придерживая длинный подол бесконечноюбочного платья, заняла свободный стул.

– Позволите ли Вы, Владимир Владимирович, обратиться к милейшей Вашей супруге?

К Марине и Владимиру подошло две пары. Первая пара состояла из мужчины с острыми чертами лица, ястребиными глазами и ровным прямым носом и из высокой худой женщины с густыми волосами, забранными в очень высокую причёску. Оба были брюнетами. Во второй же паре женщина была маленького роста, однако чуть выше Марины, с блондинистыми волосами, а её спутник – высокий русый мужчина в теле. Все четверо были не старше тридцати лет.

– Для чего же, Павел Матвеевич? – Владимир нахмурился. В стальном его взгляде зажглись огоньки ревности.

– Увольте, – Павел добродушно улыбнулся. – Увольте беспокоиться. Я всего лишь хотел выразить своё восхищение Марине как искусному танцору, – рыжеволосая женщина хихикнула. – К тому же, я хотел бы представить вам, господа, моих старых знакомых, – Павел кивнул угловатой головой в сторону блондинки и её спутника.

– Пётр Кириллович, приятно познакомиться, – Пётр подошёл к вставшей Марине и едва поцеловал её пухлые пальцы. Он поклонился недовольно глядящему Владимиру. – А это Ольга Александровна, моя жена, – блондинка сделала книксен.

– А где же Ваш брат, Павел Матвеевич? – Марина, вытянув красивую шею, стала высматривать Алексея Матвеевича – мужа её старшей сестры. – Вместе с Софьей.

– Признаться, я потерял их из виду ещё после мазурки, – Павел пожал острыми плечами.

– Как себя чувствует Николай? Он у вас, Павел Матвеевич и Катерина Максимовна, весьма способный ребёнок, – Владимир, всё так же неприветливо оглядывая Петра Кирилловича, задал вопрос его представившим.

– Всё в порядке, спасибо. Представляете, пару недель назад они со Львом, сыном Петра Кирилловича и Ольги Александровны, что-то не поделили и сильно рассорились. Лев так расстроился, что упал в обморок, – Павел Матвеевич тяжело вздохнул. – Пётр Кириллович, как он поживает?

Пётр и Ольга, взволнованно переглянувшись и который раз прокручивая в головах, что их единственный ребёнок сейчас лежит в бреду в своей комнате под присмотром дворовой Ефросиньи, неохотно ответили в один голос:

– Всё хорошо.

Далее Пётр продолжил один, не обращая внимания на недовольного Владимира:

– Как и все шестилетние мальчики, целые дни проводит возле животных. Особенно ему нравится лошадь, которую я недавно приобрёл у князя Игнатьева для Ольги Александровны. И как удачно! – мужчина говорил с нескрываемым энтузиазмом. – В полцены. В начале турецкой, когда мы шли в бой, Глеб Борисович пообещал, что если мы выживем, то он почти даром отдаст своего лучшего скакуна.

– Вы воевали? – лицо Владимира молниеносно смягчилось.

– Я военный, – и здесь Владимир смерил Петра Кирилловича восхищённым взглядом. Пётр Кириллович, заметив это, вышел из состояния напряжения и дружелюбно улыбнулся. Марина с Ольгой облегчённо вздохнули, а Павел с Катериной, будучи старше их всех, по-родительски ласково следили за тем, что будет дальше.

Радостное удивление Владимира объяснимо. Он и сам был человеком не гражданским: прошёл русско-турецкую от первого и до последнего дня. Однако в мирное время форму предпочитал не носить, что не очень одобрялось в его кругах. Собственно, такая же ситуация имела место и в жизни Петра.

– Господа! Наконец я вырвался из объятий прекрасных дам, приглашённых моим отцом, и смог прийти к вам.

Лёгкой походкой к собравшимся в большую, вопреки бальному этикету, кучу приближался подвыпивший толстый жених – Кашкаров Михаил Владимирович.

Михаил был абсолютно равнодушен к своей супруге. Он страстно любил женщин всякого состояния и не желал связывать себя какими-либо узами, создающими какие-либо препятствия для его распутной жизни. Однако Владимир Владимирович, его отец, смог убедить в необходимости брака, приведя в пример своего старшего сына Владимира, месяц назад женившегося на давно приглянувшейся ему дочери успешного купца, с которой он впервые увиделся в церкви ещё до войны. Невеста нашлась сразу: ею стала младшая сестра старого товарища Владимира Владимировича Старшего – Мишель (она была француженкой по матери). Девушке шёл двадцать первый год, а она до сих пор не вышла замуж, что очень беспокоило её родителей и многочисленных братьев.

На правах старших, Катерина Максимовна предложила Ольге и Марине отойти, на что женщины сразу же согласились.

– Недостойно заводить оные темы при дамах, – Павел Матвеевич, издавна недолюбливавший Михаила, но уважающий его брата, поморщился.

– Оставьте, Павел Матвеевич! – Михаил улыбнулся с присущей ему лукавостью, – Сегодня я даже не буду пороть крестьян! Знаете, а ведь я снял ошейник с конюха Тимофея. Пожалуй, за свои благородные дела я заслужил пару часов отдыха в приятной компании благородных девиц.

– Сегодня Ваша свадьба, Михаил Владимирович, – Пётр Кириллович недоумённо вскинул бровь. – Касательно крестьян… я, к примеру, никогда не наказываю их физически. Деньгами – да, но не бью.

«Святой, – подытожил в голове Владимир Владимирович, – но не бить их нельзя. Я своих не бил, так они забывали об обязанностях. Святой, но глупый, – мужчина не мог скрыть улыбку, смотря на Петра».

– У Вас, Пётр Кириллович, во владении находится весьма пригожая крепостная. Фрося. Так её? – в глазах Михаила промелькнуло нечто недоброе.

– Хотите купить? – Пётр Кириллович усмехнулся, – Я людьми не торгую.

– Какие низкие темы мы затрагиваем на свадебном торжестве, – Павел Матвеевич вновь скривил губы. – Где же Ваша новоиспечённая супруга?

– А почём мне знать? – на вопросительные взгляды мужчин Михаил ответил писклявым хохотом.

II

Тысяча семьсот восемьдесят пятый год не выдался особенно удачным для Российской Империи. Страна активно готовилась к надвигающейся угрозе в лице Османского государства. Для «низших слоёв» общества шёл второй год абсолютной бесправности и пребывания в статусе вещи, однако для дворянства наступил небывалый расцвет. И хоть в документах и официальных обращениях больше не употреблялось слово «раб», немногочисленные помещики могли с уверенностью назвать себя рабовладельцами.

В этот вечер, когда жена и дочь готовились спать, Михаил тщательно проверял каждую деталь: достаточно ли в его запасе запечатанных колод, нет ли поблизости мебели, способной отразить наличие тех или иных карт и прочее. Через несколько часов дворянин ожидал представителя зарубежного государства и, по совместительству, заядлого картёжника. Михаил не сомневался в своей победе, так как проезжающая в соседний уезд цыганка предрекла ему скорый взлёт.

Точно в это время на втором этаже под одеялом, вытканном в прилежащей к усадьбе деревне, сидела десятилетняя Аделаида. Девочка родилась с кудрявыми белыми волосами и вобрала в себя многие черты отца. Михаил хоть и замечал невероятную схожесть с ребёнком, но так и не привязался к ней настолько, насколько привязался к своей дочери Юлии, ровеснице Аделаиды, его брат Владимир. Девочке действительно недоставало внимания родителя, поэтому она, чтобы быть замеченной, била маленькой ручкой работающих крестьян, за что получала одобрительные кивки и усмешки Михаила. Безмерно счастливая, Аделаида бежала к маме и хвасталась достижениями.

– Мама, спой ещё что-нибудь, пожалуйста! – девочка подпрыгнула на колени и вплотную прижалась к пышной груди матери.

– Адель, я уже слишком долго сижу с тобой, – ласково ответила Мишель и погладила дочь по голове.

Мишель, в отличие от мужа, с первых секунд существования Аделаиды поняла, что больше не представляет себе жизнь без этого ребёнка. Она стала для Аделаиды и хорошей мамой, и лучшей подругой, и замечательным собеседником. С тяжёлым сердцем Мишель отпускала девочку на прогулки до сада, находившегося в паре десятков метров от усадьбы.

– Пожалуйста-пожалуйста! – Аделаида сделала молящее выражение лица и встала в соответствующую позу, оставаясь в кровати.

– Хорошо, – Мишель поцеловала дочь в кудрявый затылок.

***

– Что за звуки? – задал вопрос, оторвавшись от карт, отталкивающего вида мужчина. Он озадаченно посмотрел на уставившегося беспомощным взглядом в стол Михаила. Хозяин дома, опомнившись, ответил, что это его жена укладывает дочь. – Сколько, говорите, дочери лет?

– Десять.

– Красивая? – помимо картёжной деятельности, представитель занимался работорговлей. Как раз сейчас он подыскивал подходящий вариант для гарема одного из султанов, куда набирались маленькие девочки и до пятнадцати лет, то есть до встречи с падишахом, обучались языку, традициям и жизни в новых условиях.

– Красивей Вас точно, – Михаил, не выпуская карточный веер из правой руки, левой обессиленно провёл по лицу.

– В таком случае, Михаил Владимирович, – мужчина лукаво ухмыльнулся, – расплачиваться придётся именно ей, – он вскрыл свои карты и расплылся в довольной улыбке, когда хозяин усадьбы со злостью кинул на стол двойки и тройки. – Другое не приму.

Михаил полностью закрыл лицо огромными ладонями и произнёс:

– Дождитесь утра. Я всё подготовлю.

III

– Папочка, куда Вы меня ведёте? – Аделаида недоумённо, но с любовью смотрела на отца большими голубыми глазами. Она была так счастлива, что папа с ней гуляет, но совершенно не понимала, почему они идут к карете вчерашнего гостя с сумкой вещей.

– Помнишь, ты хотела куда-нибудь отправиться? – девочка кивнула. – Ты поедешь с ним. Мы с мамой поедем за вами.

– Но ведь так нельзя, папочка. Я должна ехать с вами.

– Не беспокойся, – пискляво произнёс Михаил. Аделаида поверила привычной манере речи отца и добродушно улыбнулась, плюнув в лицо пробегающей крестьянке.

Мишель, посчитав, что Михаил решил дать ей отдых, беззаботно и ничего не подозревая читала книгу на заднем дворе. По приезде гостей – родни Михаила и их друзей (в особенности ждали сына Петра Кирилловича Льва и сына Павла Матвеевича Николая) – ей было необходимо быть бодрой.

Аделаида уезжала с лёгким сердцем и радостно махала папе рукой, жалея лишь о том, что не поцеловала перед дорогой маму. В этот момент к мужу неслышно подошла Мишель.

– Твой гость уже уехал? Вовремя. Владимир и Марина никогда не опаздывают, – Мишель положила руку на плечо Михаила. – Вы уже погуляли? Аделаиде нужно собраться.

– Мишель, – Михаил обеспокоенно засмеялся, – не нужно.

***

Все гости прибыли вовремя. Погода стояла что ни на есть хорошая: июльский ветер спасал от стоящей несколько дней изнуряющей жары.

– Юлия, извините, пожалуйста… – шестнадцатилетний Лев, заикаясь от волнения, обращался к десятилетней Юлии, – Это Вам, – дрожащей рукой он протянул девочке слегка помятый лист.

– Что это? – Юлия заинтересованно посмотрела на вручаемую вещь. Взяв бумагу двумя руками, девочка начала зачитывать содержимое: – Как солнца луч, как ночи тьма…

– Не читайте вслух, пожалуйста. Прочтите позже… – Юлия свернула лист и беззаботно посмеялась, вызвав у Льва восторженную улыбку.

– Вы снова написали стихотворение? Знаете, а ведь в Вашем возрасте пора интересоваться более важными вещами. Историей, к примеру. Политикой, – к Юлии и Льву приблизился четырнадцатилетний Николай. Юлия завороженно слушала его упрёки Льву и так же завороженно наблюдала за тем, как мальчик одним движением поправил спавшую на лоб прядь тёмных волос.

Лев уже думал ответить появившемуся из неоткуда Николаю, но не успел. Всех ребят позвали родители.

За накрытым бессчётным количеством блюд столом велась оживлённая беседа, в которой не участвовала только Мишель. Она опустила опухшие глаза в пол и не отрывала оттуда заплаканного взгляда.

– Владимир согласился приобрести гончую, – хвасталась Марина Александровна. – Юленька её давно просила. Приняли решение назвать Белкой.

Аделаида тоже мечтала о собаке. И тоже о гончей. Именно это сейчас вспоминала Мишель.

– Извините, мне нужно отойти, – тихо произнесла женщина и вышла из-за стола. Один только Михаил понимал, что творится в голове у его жены, но он не показывал приглашённым, что что-то произошло. На вопрос о том, почему нет Аделаиды, Михаил отвечал, что её ненадолго отправили к отцу Мишель.

Женщина не возвращалась полчаса. Час. Полтора.

– Мишель Игоревна слишком долго отсутствует. Вам не кажется это странным, Михаил Владимирович? – Алексей, муж сестры Марины, задумчиво почесал подбородок с отпущенной бородой.

– Пожалуй.

Оставив Юлию, Николая и его трёх младших сестёр, Льва (в силу состояния здоровья он не мог пойти со всеми) и шестерых детей Софьи и Алексея под присмотром Катерины Максимовны, Марины Александровны и Софьи Александровны, мужчины отправились на поиски Мишель. В качестве дополнительной помощи был взят Константин, старший сын Алексея Матвеевича.

– Беда, барин, беда! – к Михаилу подбежал хромающий крестьянин и бросился ему в ноги.

– Что за беда? Ну, что молчишь? Говори! – Михаил ударил ногой крестьянина по запястью, встретив неодобрительные взгляды Петра Кирилловича и Павла Матвеевича.

– Барыню в реке нашли!

Дуэль Гальского Николая Павловича.

I

Николай, выходя из дома, откуда его только что едва не прогнали, желал туда вернуться, чтобы закончить начатое. Он не мог поверить, что так просто отказался от любимой девушки. Разве этому его учили родители? Добиваться до изнеможения; добиваться до тех пор, пока не испробуешь все методы – вот с какими мыслями он шёл к Юле. Неужели он так просто отступил? Неужели так просто отдаст её полусумасшедшему Льву?

По недолгому пути до дома его не покидала идея в сию же минуту отправиться к церкви, где Юлию с родителями дожидалась делегация из её дяди, двоюродных братьев и, конечно, жениха. Но мог ли он нарушить данное обещание? Имел ли право так нагло вторгаться в чужую семью, где его больше не ждут? Он также вспоминал, с каким трепетом впервые дотронулся до Юлиной руки на одном из частых званых обедах в доме её дяди Михаила. В тот год ему было уже шестнадцать, а ей всего двенадцать. В тот день она невероятно беспокоилась о своём ушедшем на войну отце, от которого долгое время нет вестей. Наверное, именно тогда он влюбился в маленькую девочку с большой душой.

Николай не знал, что Юлия была влюблена в него по меньшей мере семь лет. Он даже не догадывался, что одно сказанное замечание по поводу «бессмысленной деятельности уже взрослого Льва» вызовет в десятилетнем ребёнке настолько искренние и долгие чувства.

Он возвращался в поместье «Павловка» с тяжёлым сердцем. Николай и вовсе не предполагал, что Юлия откажется бежать с ним. Её дядя сумел его уверить в том, что семнадцатилетняя девушка без раздумий бросится в неизвестность, оставив все формальности. Михаил также убедил, что поспособствует беспроблемному побегу возлюбленных.

– Он соврал. Он в тот же миг доложил бы Владимиру Владимировичу о нашем решении, – Николай лихорадочно поправил спавшие на лицо длинные волосы – дань парижской революционной моде. – Как же я сразу не догадался, что он хочет театра? Он желал комедии, поставленной на чужой драме! – юноша ударил стену кареты кулаком.

Когда Николай добрался до усадьбы, до начала бракосочетания оставалось ещё около часа. «Нельзя допустить этой свадьбы! Ни в коем разе! Я должен… нет, я обязан что-нибудь предпринять». Но, к сожалению, предпринять он ничего не мог в силу данного Юлии обещания больше не возвращаться.

– Николай, – не успев войти в зал, молодого человека окликнул отец, у которого изредка дёргался глаз, – нас тоже не пригласили. И поступили абсолютно верно, – Павел беспокойно вздохнул.

– Отец, вы с матерью решили отправить меня из страны? – уверенно начал Николай, желая избежать вопроса свадьбы любимой Юлии.

– Откуда тебе это известно? – удивлённо произнесла Катерина Максимовна, мать Николая, стоявшая справа от Павла.

– Это мне передал Владимир Владимирович за секунду перед тем, как выгнать меня.

Павел Матвеевич, покачал головой, а его жена, оскорблённая сей новостью, нахмурилась до такой степени, что её лицо приобрело красноватый оттенок.

– Мы действительно решили, что обучение тебе стоит продолжить в Германии. Подальше от Юлии, – Катерина совершенно не скрывала истинной причины скорого отъезда сына, хотя и дала слово мужу не упоминать имя возлюбленной Николая.

В гостиную ворвалась пританцовывающая стройная девушка.

– Аннушка, что же тебя так развеселило? – Николай, наблюдая за напевающей танцевальную мелодию сестрой, улыбнулся краем губ.

– Матушка, батюшка, это правда, что вы благословили мой брак с Сергеем Степановичем? – Анна, стараясь не нарушать этикет, говорила спокойно, однако вся её мимика выдавала неугасающий внутри ураган эмоций, готовый вырваться наружу в любой момент.

– Да, Аннушка. Твои сёстры уже замужем. Мы подумали, не пора ли и тебе… Никак не желалось противиться твоей воле, – Николай незаметно закатил глаза, с новой силой рассердившись на Владимира за то, что он не такой, как Павел, – Сергей Степанович облегчил нам столь сложный выбор.

Анна, не сумев совладать с собой, бросилась обнимать улыбающихся родителей.

– Отчего я не осведомлён об этом? – с непониманием, но без упрёка спросил брат Анны.

– Мы ждали тебя, чтобы сообщить, но не были уверены, что дождёмся. Михаил, – глаз Павла вновь задёргался, – отправил письмо с очень… двусмысленным содержанием.

– Я счастлив за тебя, дорогая сестра, – юноша с искренней любовью и заботой обнял сияющую Анну.

II

Николай находился в Германии уже три месяца. Свадьба его сестры с московским чиновником Сергеем Степановичем была назначена на пятнадцатое августа (стало быть, до торжества оставалась приблизительно неделя). Вести с Родины приходили весьма и весьма однообразные. Не было ни одного послания, в котором рассказывалось бы о жизни Юлии, о её переживаниях и тяготах. «Стало быть, она вполне неплохо проводит дни». До последнего не хотелось в это верить, но отсутствие писем о ней (а уж тем более от неё) говорили, по мнению Николая, сами за себя.

В очередной раз разбирая стол, юноша обнаружил незамеченное письмо дневной давности. Оно было, как и многие другие, из родного дома, однако затерялось среди бесконечных писем очередной немецкой воздыхательницы Николая, с которой он иногда проводил вечера, но которая ему порядком наскучила.

– Это от отца. Обычно писала мама. Неужели он расскажет что-нибудь из её жизни? – молодой человек аккуратно распечатал конверт.

«Дорогой сын! Тягостно мне писать сие послание, но родительский долг обязывает меня. А дело вот в чём: Анна, по наивности своей и вопреки предупреждениям нашим, преждевременно вверилась Сергею Степановичу, который, в силу своей неблагопристойности (что мы выяснили только после происшествия), оставил страну. Хорошие люди доложили нам, что сей негодяй расположился неподалёку от тебя (что ему, разумеется, неизвестно). Николай, мы с Катериной молим тебя отыскать этого бесчестного человека и убедить его вернуться в Россию, дабы очистить твою сестру и нашу дочь от позора!

К сожалению, у нас имеется только неточный адрес места его пребывания. Твои родители». К письму была приложена карточка, на которой был наскоро написанный адрес.

– Подлец! Какой же мерзкий подлец! – Николай выпрыгнул из-за стола и выкинул письмо на пол. – Я его разыщу. Сейчас же!

Одним рывком мужчина вылетел из просторной комнаты и спустился по лестнице на улицу, где целый вечер моросил летний дождь.

***

Найти Сергея не составило особого труда: адрес оказался как нельзя точным, а уже в доме подсказали, что чиновник по своему обыкновению заседает в баре с местными. Вычислить именно этого мужчину Николаю тоже было несложно: Анна однозначно не могла влюбиться в толстого небритого алкоголика, поэтому выбор пал на опрятного, но уже подвыпившего человека, которым и оказался Сергей.

– Как Вы смели поставить честь моей сестры под неизгладимый удар?! – хотя и никто больше в кабаке не знал русский, все, замолчав, с интересом наблюдали за разъярённым кричащим юношей.

– Извольте, сударь, Ваша сестра сама… – представительный мужчина сорока лет едко ухмыльнулся.

– Кто дал Вам право отзываться о моей сестре подобным образом?! – со всей страстью молодого революционера, Николай сдёрнул с себя перчатку и бросил её в лицо неприятеля.

– Щенок! – Сергей сорвался с места и рывком схватил невозмутимого Николая за шкирку. Подвыпившие немцы радостно засвистели.

– Послезавтра в шесть у заброшенного кладбища на пригорке. Мой секундант будет ожидать Вашего у лавки на соседней улице, – бросив надменный взгляд, Николай с брюзгливым выражением молодого лица убрал от своей рубашки чистые волосатые руки.

Ненавистно смотря друг на друга, мужчины расстались. Николай отправился к себе, уже заранее зная, что его скучающий друг немец дворянского происхождения Вильгельм с радостью согласится на роль секунданта.

III

День назад секундантам не удалось прийти к мирному соглашению. Близился назначенный час. Положение осложнялось и тем, что Николай лишался права стрелять первым, так как сам нарушил дуэльный кодекс. Он, ведомый идеей унизить Сергея так же, как тот унизил Анну, бросил в него перчатку, тем самым усугубив своё положение. Теперь именно Николай становился виновником конфликта. Однако Вильгельм сумел убедить второго секунданта – Альберта – оставить жеребьёвку для выбора первого стреляющего.

В полутьме Николай заканчивал письмо к Юлии, текст которого переписывал не один раз, о чём свидетельствовали разбросанные вокруг листы бумаги с огромным количеством изведённых чернил.

«Любимая Юля! Пишу к тебе без лишней скромности, совершенно пренебрегая всеми нормами этикета лишь потому, что боюсь, что это письмо станет последним. Юленька, спешу сообщить, что утром я иду стреляться за оскорблённую свою сестру Анну с её несостоявшимся супругом. Mon ange, никогда ещё я не был так готов расстаться с жизнью. Лишь горестно мне, что перед смертью не смог повидаться с тобой. Mon bel ange, ежели бы ты ведала, как не хватает мне тебя! Как бы я желал провести свои последние дни с тобой! И как сильно я виню себя и твоего мужа в том, что ты сейчас не рядом. Ты, верно, спросишь, отчего я виню не только Льва, но и себя? Как я мог быть так глуп! Нам нужно было тайно обвенчаться, не дожидаясь дозволения твоих родных. Но, mon ange, сделала бы ты этот шаг?.. Свет мой, ни на одну секунду я не переставал думать о тебе! Сколько раз порывался отправить тебе весточку и сколько раз останавливал себя, не желая разрушить твоё семейное счастье (больно это писать, mon ange!). Ежели случится так, что я умру (что, верно, так и будет, ведь этот мерзавец весьма опытный дуэлянт), прошу, сожги это письмо, чтобы никогда боле не терзать себя! Прощай, душа моя. Я буду любить тебя до последнего вздоха. Вечно твой Николай».

– Следует ли мне отправить письмо сразу к ней в дом? Пожалуй, нет. Передам через отца… – Николай отложил перо и протёр глаза, – Необходимо выспаться. На это у меня имеется ровно три часа.

***

Утром никто не опоздал, так как никто не желал мириться поруганной честью. Николай успел передать Вильгельму письмо для Юлии прежде, чем подошёл Альберт. Секунданты подписали установленные правила дуэли в присутствии своих доверителей. Дуэлянты поклонились друг другу. За десять минут, оставшихся до начала поединка после прибытия врача, никто не произнёс ни слова.

Вместе с секундантами приехал и распорядитель, толстый бородатый немец тридцати шести лет. Именно он прервал длительное молчание:

– Не имеют ли стороны желания помириться?

Николай и Сергей не отвечали, со злобой и взаимной неприязнью смеряя друг друга угрюмыми взглядами. Распорядитель продолжил:

– Стало быть, не имеют. В таком случае, я вынужден огласить условия поединка:

Право стрелять первым участники получают путём жеребьёвки.

Противники ставятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и десяти шагов от барьера.

Противникам запрещается стрелять на ходу.

Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется.

Секунданты являются посредниками во всяком отношении между противниками на месте.

Секунданты, нижеподписавшиеся и облечённые всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Жребий решил судьбу Николая – он стрелял вторым. Николай и Сергей сделали свои десять шагов, подойдя к барьерам. Сергей с абсолютным спокойствием на лице наставил на Николая пистолет. «Нет сомнений, что я умру. Как коротка, однако, жизнь! Как бездарно я её прожил, но как благородно кончаю! Несчастная, опозоренная Анна, я не посмел бы оставить тебя в беде. О, на какое дело я пошёл. Но, право, жаль. Жаль, что не увидел собственными глазами то, о чём так страстно мечтаю долгие годы. Да прибудет с борцами вечный успех!».

– Стреляйте, – уверенно произнёс распорядитель.

Юноша, как казалось, также оставался невозмутим, как и все вокруг. Но он беспокоился. Это была его первая дуэль, и как он желал, чтобы она не стала последней. «Прощай, mon ange. Верно, я допустил ошибку, не отправив письмо прямиком к тебе. И ладно. Никогда не узнаешь постигшей меня участи, которую я нахожу высшей благодатью. Будешь жить, не нося в себе и капли скорби обо мне. Прощайте, родители и сёстры. Я всего лишь выполняю долг. Анна, милая сестра, я искренне надеюсь, что найдётся достойный человек, который закроет добрейшие глаза на твою оплошность!».

Раздался гулкий выстрел. Пуля прошла сквозь грудную клетку.

***

Павел подъезжал к усадьбе Владимира Владимировича с важной миссией, порученной его погибшим сыном. Катерина Максимовна, находясь в трауре, уже несколько дней не выходила из своей комнаты, не желая никого видеть и ни с кем общаться, а особенно – с младшей дочерью Анной.

– Здравствуйте, Владимир Владимирович. Вам пришло оповещение о моём прибытии? – Павел нервничал, но говорил сдержанно нахмурившемуся Владимиру.

– Да, Павел Матвеевич. Однако я по сей час не понимаю причину Вашего присутствия.

– Оставим это, Владимир. Мы некогда близко дружили, – в знак примирения, Павел протянул руку. Владимир пожал её, не меняясь в лице.

– Пока ты не перешёл на сторону смутьянов-безбожников, – сказал Владимир, намекая на революционно настроенного Николая.

– Я, Володя, никуда не переходил. Но что же мне было делать? Отказаться от единственного сына?

Владимир промолчал, крепче сжав ладонь товарища. По правде сказать, такой ответ друга его вполне устроил, и на месте Павла он бы поступил, наверное, так же. Но он не был на его месте и не до конца понимал состояние, в котором пребывал отец юного Николая, возомнившего себя всесильным борцом за свободу, отвергнутым обществом с устаревшими порядками.

– Я не хотел бы стеснять ни тебя, ни Марину Александровну своим присутствием, поэтому скажу кратко: Николай погиб, – в немолодых глазах Павла появились едва заметные слёзы. Владимир недоверчиво изогнул бровь. – Его последнее письмо предназначалось для Юлии. Я не читал. Прошу, передайте конверт запечатанным. Сегодня мы отправляемся в Пруссию вместе с Алексеем и нашими супругами, дабы проститься с сыном и племянником, – Павел сильно побледнел. – До свидания, Владимир. Я рассчитываю на твою помощь.

Владимир проводил Павла обескураженным взглядом.

***

– Погиб? Вот так новость! – Михаил Владимирович гадко засмеялся, – Вовремя же мы с тобой, Володя, помирились! Когда мы собрались к Юленьке? Послезавтра? – толстяк довольно уселся в кресло.

– Мы ей ни о чём не расскажем, – твёрдо произнёс Владимир, строго посмотрев на брата.

Владимир распечатал письмо. Сзади встал Михаил и взглядом, полным любопытства, заглянул в текст.

– «Ежели случится так, что я умру…» Ха-ха, – писклявым неприятным голосом Михаил зачитал конец послания, – «сожги его».

Владимир дошёл до последней фразы. Он вложил лист обратно в конверт. Мужчина подошёл к разожжённому камину (август выдался достаточно холодным) под усмешки Михаила.

– Да будет так, – с надменным видом Владимир Владимирович бросил письмо в огонь. Бумага загорелась ярким пламенем и через пару секунд превратилась в пепел, навсегда унеся с собой последние слова защищавшего честь сестры Николая.

Конец.

Словарь. 1 часть.

I

*Я на мели

**Находчивая

II

*Как я провёл лето

**Кем я хочу стать

III

*Я не смог закончить

2 часть.

I

*Господи, помоги ему!

**Чёрт возьми!

II

*Здравствуй, мой ангел

**С Вами всё в порядке?

III

*Что с Вами происходит?

**Что такое?

***Мой ангел

****Отец ничего не рассказал?

*****Это невозможно

******Я Вас ненавижу

*******Всем сердцем

3 часть.

I

*Я проклинаю тебя, Александр

II

*Мой дорогой ангел

**Не плачь, моя любимая

***Ты должен немедленно уйти

****Я люблю тебя всем сердцем

*****Я не смогу без тебя жить

IV

*Оставь меня в покое

5 часть.

I

*Моя дорогая! Ты жива!

Справочный материал.

Язык цветов.

Жёлтый гиацинт – при внимательном чтении значение цветка можно отыскать без особого труда, но я продублирую: недоверие и ревность. Кстати, само слово «гиацинт» появилось лишь в начале 18 века в Германии.

Цветы груши – крепкая дружба. Интересный факт: впервые груша упоминается в китайских источниках приблизительно три тысячи лет назад (при этом достоверно известно, что яблони начали выращивать ещё раньше).

Лишайник – одиночество. Знаете ли вы, что группа лишайников насчитывает более 26 000 видов?

Сирень (пурпурная) – первая любовь. Пробовали ли вы её на вкус? Да, она съедобна и считается хорошей добавкой к алкоголю (но это лучше не проверять).

Розы (белые) – вечная любовь, тоска. Не в тему, но расскажу про розовую розу. Её аромат считается сильнейшим антидепрессантом, поэтому подумайте, прежде чем выкинуть букет от назойливого поклонника.

Лилия (оранжевая) – ненависть и отвращение. В Древней Германии существовало поверье, что у каждого цветка лилии есть эльф-покровитель, который рождается и умирает вместе с ним.

Бузина – сочувствие. Сталкивались ли Вы с шутливой поговоркой «в огороде бузина, а в Киеве дядька»? Фраза означает резкое перескакивание с одной темы на другую. А ещё из бузины можно сварганить дудочку.

Маргаритка – невинность, скромность, верность. Слово «маргаритка» переводится с греческого языка как «жемчужина», а рыцари в средние века чеканили на щите этот цветок, если возлюбленная давала согласие на брак.

Скрытые и явные символы, идеи, задумки.

Зеркало, которое разбивает Лев (из воспоминаний Николая) является символом. Разбивший зеркало будет долгие годы несчастен. Также предмет принадлежал Юлии, что говорит о том, что сама судьбапредрекла их на взаимные страдания и муки.

Сын Юлии, Лев, 14 декабря 1825 года встаёт на сторону бунтовщиков, где и погибает. Именно это событие оплакивает Юлия в своём дневнике.

Костюм и причёска Николая – символы французской революции. В конце 18 века фраки ещё не вошли в российскую моду, оставаясь для русского дворянства революционной модой вплоть до 10х годов 19 века. Длинные волосы, как правило, носили молодые вольнодумные юноши-революционеры.

Муж Фроси умер от сифилиса.

Владимир Владимирович Младший погибает во время Бородинского сражения. Именно об этом событии Юлия пишет в дневнике.

5 часть 3 глава происходит в самом начале сентября.

Инна приезжает ко Льву 16 августа. В прошлое он попадает приблизительно в начале мая. В своё время возвращается 16 августа, что свидетельствует о неизбежности задумок судьбы.

В 3 части 3 главе братья Константин, Платон и Жорж обсуждают прошлое. В их диалоге можно отыскать упоминание двух книг: «страдания юного Вертера» и «Юлия, или Новая Элоиза». Первую читал Лев в прошлом, откуда действительно взял идею самоубийства пистолетом (среди молодёжи в то время это было распространено, особенно после выхода книги). Касательно второй, то рассказывается, что это любимая книга Марины Александровны (нет, это не любимая книга моей мамы). Именно из-за этого романа она дала дочери то имя, которое она носила.

Интересные (и не очень) факты о персонажах.

Владимир Владимирович свободно владеет турецким языком и немного понимает по-польски (в их полку во время русско-турецких было немало поляков, с которыми он состоял в приятельских отношениях, несмотря на политические разногласия). Имя ему дано в честь моего папы. Некоторые черты я взяла из его образа (черты характера, частично).

Внешним прототипом Юлии является Юлия Владимировна Вдовина (то бишь я). Подчёркиваю: внешним. Её характер был выдуман.

Внешним прототипом Михаила является один из приглашённых одной из политических ток-шоу (схожесть как с лицом, фигурой, так и с голосом). Изначально Михаила не существовало. «Выпороть» изначально кричал отец Юлии, но мне не хотелось делать его толстым и писклявым, так и появился Михаил. Имя ему дано в честь Миши Аверина, некогда сильно обидевшему меня.

Николай изначально имел отчество Васильевич (по одному из Гальских), но я сделала его Павловичем, так как одно время была влюблена в Николая 1. Идея сделать его волосы длинными (изначально он был коротковолосым) пришла мне после того, как я увидела «портрет молодого человека» французского художника, 1796.

Алексей изначально был Фёдоровичем и не был братом Павла, но я решила их связать, чтобы это было логично.

Павел стал Матвеевичем из-за Матвея Муратова (я просто вспомнила его имя). Имя «Катерина» для его жены было подобрано неслучайно. Это имя Кати Поповой, девушки Матвея.

      Марина Александровна названа в честь моей мамы. Их характеры совершенно разные. Объединяет лишь верность и любовь к дочери. Также из маминого образа был взят цвет волос (с оговоркой, что у книжной Марины это её природный цвет).

Софья появилась из-за того, что в 18 веке невестам расчёсывала волосы тётя. В принципе, только из-за этого я создала персонажа.

Братья Жорж, Константин и Платон были добавлены потому, что мне показалось странным, что у всех по одному ребёнку (по этой же причине я выдумала сестёр Николаю).

История создания и интересные факты.

Работу над книгой я начала ещё в «Зарнице» в 2019 году. Изначально действие разворачивалось в 1783 (связано было с подписанием Георгиевского трактата, насколько я помню). В первом варианте был написан диалог между Амритом и Инной, где я хотела показать её стервозный характер.

Льва в настоящем звали Даниил (в честь одного моего знакомого). Фамилия «Кульнев» была выбрана неслучайно. В роду Якова Кульнева, участника Отечественной Войны, был некий Лев. Я решила это связать. Также сей род тесно общался с родом Кошкаровых (в моей версии – Кашкаровых. Произошла подмена гласной из-за того, что я забыла написание фамилии). Даниил был дядей Инны, а не братом. Когда её мать, его сестра, умерла, он решил её воспитывать. Они переехали в Индию. Первые 10 лет он жил с Инной.

В первом варианте события происходили в усадьбе Гальских (позже я выяснила, что Гальские приобрели оную усадьбу лишь в 19 веке).

Николай был Васильевичем. Он также был сиротой, а у Льва (в прошлом) имелась семья: мать, отец, младшая сестра Анна (около 8 лет).

Юлия знала о том, что она невеста Льва. Она не противилась, но ей всё равно нравился Николай.

Николай не был революционером. Он имел типичный дворянский нрав (а ещё пышные усы).

Я задумывала, что у Льва развернутся отношения с какой-нибудь крестьянкой, которой он признается, что он из будущего. В конце, когда он найдёт способ вернуться, крестьянка решит последовать за ним, но сгорит в слоях атмосферы (так как в будущем её не существует). Именно Анна должна была их познакомить.

Я долго не могла продолжить книгу именно из-за вопроса перемещений по времени. В голове возникало много вариантов. Идея фатализма появилась лишь в апреле 2020 года.

Задумывалось, что Лев будет вести переписку с каким-нибудь мыслителем того времени (Дидро, к примеру. Хотело Ломоносова, но он умер раньше, чем всё происходит).

Машина времени Александра была в виде пера, а не часов.

Для Юлии конец был менее трагичен. Она всё равно не вышла бы за Николая (за Льва, кстати, тоже. Насколько помню, он прям в день свадьбы собирался вернуться). Родители приняли решение отправить её подальше от Новгородской Губернии.

Александр в шутку делал вид, что он сам прибыл из прошлого (зачем? Так надо).

Амрит не был рассказчиком. Этот приём был использован после того, как Алина Меликян сказала, что в книги есть яркое авторское «я».

В связи с этим хочу поделиться найденными отрывками. Пунктуация и фактические ошибки первой версии сохранены.

Первая (черновая версия) книги (июнь-июль, 2019 год).

I

В центре внимания сегодня, безусловно, была изящная, яркая и миловидная дрессировщица слонов Инна. Добрейшей, на первый взгляд, души человек с самой обаятельной улыбкой во всём цирке. Миниатюрная двадцатилетняя мадемуазель почти с рождения живёт под куполом. Вы не встретите ни одного человека в Нью-Дели, кто не знал бы любимицу больших серых животных.

– Я больше так не могу! Я устала от этого! Я ненавижу твоих дурацких слонов, эту пряную еду и этих напыщенных коллег! – из уст Инны доносилось множество претензий к директору.

– Милая, – успокаивающе говорил мужчина, – Что тебя не устраивает? У тебя есть всё: деньги, слава, любовь публики. Почему я не помню ни одного дня без твоих капризов?

– Амрит, меня не устраивает абсолютно всё! Да и вообще, мне надоело использовать чужой язык.

– Но ты говоришь на хинди с десяти лет! – циркачку перебили.

– Но на русском я говорю с двух, что же мне ближе? В общем, я приняла решение. Через час я улетаю в Россию.

– Надеюсь, в Москву? – у бывшего артиста загорелись глаза. – Я очень рад! О твоём таланте и о моём цирке узнает вся страна!

– Я уезжаю к дяде в Череповец. Он давно звал меня. С тех пор, как он был вынужден уехать, прошло целых десять лет. Я не могу на всю жизнь оставить человека, фактически вырастившего меня, – Инна отвернулась от Амрита. – Я больше не хочу говорить. Мне пора.

– Я не заплачу тебе ни рупии! – прорычал вслед директор, но дрессировщица и ухом не пошевелила.

II

Спустя пару часов Инна уже разгуливала по Москве в поисках хорошего сувенира для дяди.

– Девушка! – к гостье столицы из-за угла подбежал симпатичный мужчина. Его облачение казалось весьма необычным. Одежда была как из восемнадцатого века, волосы были аккуратно уложены (даже без геля), а в руках или ещё где не висело ни единого гаджета, что ещё сильнее отличало его от прохожих. – Не торопитесь, прошу.

– Вы мне? – Инна растерянно посмотрела на соседа по стороне.

– Вам, милая, – он широко улыбнулся.

Помимо истерик в кабинете директора девушка любила красивых мужчин. Её сердце растаяло при виде столь привлекательного человека.

– Что Вы хотели? – циркачка стреляла глазками, желая обаять спутника.

– Вы впервые в Москве?

– О, да. Я прилетела всего час назад. Всегда мечтала посетить город с такой богатой историей.

Шагая по узкой ярморочной улице, девушка как бы невзначай касалась плеча нового знакомого.

– История и вправду богатая. Однако Петербург мне больше по душе. Простите, что не представился. Меня зовут Александр.

– Инна, – мужчина поцеловал руку девушки.

– Куда держите путь дальше? Или же собираетесь переехать в бывшую столицу?

– В бывшую? – Инна покосилась.

– Извините, просто в столицу, – Александр вновь улыбнулся.

– В Череповец к дяде.

– Позвольте узнать, кто Ваш дядя в этом новом городе.

– Разве он новый? – Инна хихикнула. – Аж в 1777 году стал городом.

– Верно, запамятовал, – мужчина опустил глаза в пол.

– А дядя мой учитель иностранных языков. Преподаёт французский и английский. Иногда его просят заменить учителя истории, но в ней он не силён. Разбирается только в восемнадцатом веке, но плохо.

– В восемнадцатом? Как интересно, – он задумался, но тут же с энтузиазмом заговорил: – Знаете, у меня есть одна очень занимательная вещица. Вы смогли бы подарить её дядюшке, – Александр мягко сверлил глазами Инну, ожидая ответ.

Предложение девушку не удивило. В Индии люди почти всегда были открыты и готовы помочь, в том числе и материально.

– А это хороший подарок? Я хоть в деньгах и не нуждаюсь, но хотелось бы что-нибудь получше.

– Поверьте, Ваш дядя оценит.

– Я с ним так давно не виделась… Общаемся только по интернету.

– По чему вы общаетесь? – удивился Александр.

– Смешной Вы, – Инна ласково улыбнулась.

«А почему, собственно, нет? Куплю у него эту вещь. От меня не убудет».

– Я согласна приобрести Вашу вещичку.

– Замечательно! В таком случае, нам нужно срочно отыскать извозчика, – мужчина замотал головой по сторонам.

– Думаю, на самолёте быстрее… – замялась Инна.

– Хорошо… – Александр издал нервный смешок.

III

Во время полёта Александр то и дело рассказывал Инне о недавнем договоре с Грузией и Крымом, восхищаясь дипломатией своей страны.

«Странный… – думала Инна. – Но какой симпатичный!».

Через два часа на самолёте и полчаса на такси молодые люди стояли у старой ободранной железной двери многоквартирного дома.

– Даня? – кричала Инна в открытое окно. С балкона высунулась тёмная голова.

– Инна? – голос учителя звучал звонко, даже молодо (в его-то тридцать шесть). Мужчина выскочил на порог в одном спортивном костюме и крепко обнял племянницу. – Почему не предупредила? Я собирался уходить.

– Знакомься, это мой новый приятель из Москвы, – Инна дружелюбно указала на Александра.

– Из Петербурга, – мужчина тактично поправил спутницу.

– Да, оттуда, – отмахнулась девушка. – Даня, пойдём в дом. Я тебе столько расскажу!

IV

Просидев в небольшой уютной кухне три часа за разговорами с конфетами, Инна пригласила Александра в комнату.

– Александр, как замечательно, что мы с Вами встретились! – девушка прижалась к петербуржцу.

– Инна, Вы могли бы позвать своего брата и ненадолго оставить нас? – житель северной столицы подошёл к окну.

Просьба Инне не понравилась. Даже возмутила.

– Зачем?!

– Позовите, пожалуйста, – настойчиво повторил мужчина.

Поворчав, девушка отправилась за Даниилом.

Хозяин квартиры не заставил себя ждать. Уже через полминуты он вошёл в комнату.

– Вы хотели меня видеть?

– Хотел. Итак, Вам не кажется, что для учителя Вы выглядите слишком бедно? – Александр прошёл от окна к двери и обратно, одним брюзгливым взглядом указывая Даниилу на его дырявые спортивки и мятую футболку.

– Не шикуем, – Даниил стыдливо закачал ногой.

– Я позвал Вас не для этого, – из кармана Александр вытащил гусиное перо. – Возьмите.

Мужчина недоверчиво взял предложенную вещь. В ней было необычно всё: цвет, непонятный блеск, чрезмерная толщина кончика.

– Даниил, сколько будет 1787 – 3?

– 1784. А зачем…

В глазах потемнело.

V

По щекам прошёл ток от ударов холодных маленьких ладошек.

– Лев Петрович! Очнитесь! – в ушах неприятно шумело, но Даниил смог найти в себе силы открыть глаза.

Голубое безоблачное небо заслоняла красивая девушка в пышном розовом платье с различными бантами и рюшами. Мужчина приподнял корпус.

– Кто Вы? – он недоумённо осматривал даму с ног до головы.

– Вы упали, Лев Петрович. Вам стало плохо, – объяснял милый голос. – Мы в гостях у Николая Васильевича Гальского. Помните?

Она выглядела взволнованной. В её голубых глазах блестели озабоченные искорки.

– Не помню… – Даниил потёр голову.

Растерявшись, он не мог ответить, но вскоре ситуация изменилась. С детства он имел талант подстраиваться под любую ситуацию.

– Кто Вы?

– Я – Юлия Владимировна Кашкарова. Мы с малых лет с родителями ездим в Ваше поместье, – растерянно рассказывала молодая дворянка.

– А я кто? – от вопроса мужчины она широко распахнула глаза.

– А Вы Кульнев Лев Петрович, мой жених.

– Жених… – бормоча под нос, Даниил думал, как ему выяснить больше. В Голове возникла идея. – Юленька, не желаете ли прогуляться?

– Вам уже лучше?

– Определённо.

– В таком случае, с большим удовольствием, – Юлия облегчённо улыбнулась и взяла жениха под руку.

Гуляя по берёзовой роще, Даниилу удалось кое-что узнать.

«Выходит, что для них сейчас 1784 год. Или они сумасшедшие, или сошёл с ума я».

– О чём Ваши переживания, Лев Петрович? – Юлия терпеливо ждала ответ.

– Боюсь, что моя память не возвращается. Милая, не могли бы Вы называть меня просто Львом? Кажется, у нас маленькая разница в возрасте?

– Пять лет. Простите. Верно, привычка с малых лет, – девушка улыбнулась. – Мне боязно за Ваше здоровье. Может, стоит посетить местного лекаря? Уверена, Николай Васильевич не откажет.

– Не стоит. Нет сомнений, что это не болезнь, а всего лишь солнечный удар.

Он легонько похлопал ладонь невесты.

От автора.

Для создания книги мне пришлось изучить немало материала по русскому дворянству и по 18 веку. В этом мне сильно помогло исследование Ю. Лотмана «Беседы о русской культуре 18 – начала 19 веков». Многое, что включено в «Из страниц чужой реальности», было добавлено как раз после прочтения Лотмана. Некоторые главы особенно вдохновили меня.

Говоря о названии, его было сложно придумать. Мне помог совет Алины воспользоваться генератором названий. Из всех вариантов я выбрала несколько, объединила их и слегка видоизменила первоначальную задумку.

Работа над обложкой была доверена Екатерине Музыке, но она слишком долго не присылала даже черновую зарисовку. У меня заканчивались сроки (я хотела поучаствовать в премии «Электронная буква»), поэтому я попросила Кристину Мекк сделать эту самую обложку. Она нарисовала. В черновом меня более чем всё устроило, но в окончательном виде Лев оказался очень толстым, а платье Юлии – слишком пышным (в конце 18 века была мода на античность, поэтому платья отличались максимальной простотой). После трёх попыток Кристина сделала почти то, что я представляла в своей голове. Вообще, изначально на обложке должна была быть не груша, а берёза (символ России), а в руках Юлия держала не записки, а цветок. Можно разглядеть, что груша опадает. Груша – дружба на языке цветов. Также и заканчиваются тёплые отношения между Юлией и Львом.

Кстати о бумагах Николая. Я хотела, чтобы под его подушкой лежала рукопись «Путешествие из Петербурга в Москву», но позже выяснила, что почти все копии «Путешествия» были изъяты из рук владельцев. Алина предложила сделать записки авторства самого Николая.

В меня долгое время мало кто верил. Вернее, в мои способности написать книгу. Эта работа была несколько раз переписана и множество раз исправлена. Прежде всего, меня поддерживала моя любимая бабулечка Лида (в честь неё названа поручительница Юлии в 3 главе 3 части) и Алина, которая указывала на логические ошибки в моей книге. Позже мои родители приняли моё увлечение и тоже стали всячески меня поддерживать. Хочу выразить огромную благодарность этим людям. Спасибо, мои любимые! Без вас я бы не справилась.

Вдовина Юлия, 18.10.2020


Оглавление

  • 1 часть.
  •   I
  •   II
  •   III
  • 2 часть.
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  • 3 часть.
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  • 4 часть.
  •   I
  •   II
  • 5 часть.
  •   I
  •   II
  •   III
  • Послесловие.
  • Кашкаров Михаил, его жена и дочь.
  •   I
  •   II
  •   III
  • Дуэль Гальского Николая Павловича.
  •   I
  •   II
  •   III
  • Словарь. 1 часть.
  •   I
  •   II
  •   III
  • 2 часть.
  •   I
  •   II
  •   III
  • 3 часть.
  •   I
  •   II
  •   IV
  • 5 часть.
  •   I
  • Справочный материал.
  •   Язык цветов.
  •   Скрытые и явные символы, идеи, задумки.
  •   Интересные (и не очень) факты о персонажах.
  •   История создания и интересные факты.
  • Первая (черновая версия) книги (июнь-июль, 2019 год).
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  • От автора.