Когда пересохнет Ниагара [Нина Стожкова] (fb2) читать постранично, страница - 2

как к хобби, не слишком вникая в скучные детали, зато с удовольствием издевался над неизбежной рутиной и туповатыми начальниками. Рассказы Смородина о командировках были блистательны. Слушая Костика, коллеги умирали со смеху, однако результат его вояжей всегда оказывался более чем скромным: маленькая заметка и один удачный кадр после недельной командировки. В общем, терпение начальства лопнуло после истории с вывеской.

Однажды, намекнув на обширные связи в типографии, Смородин вызвался заказать «наконец-то приличную вывеску» для редакции. С тех пор он появлялся на работе всего на час-два, успевал собрать в курилке хохочущую толпу и поведать благодарным слушателям о своих приключениях в недрах полиграфкомбината. Через пару месяцев Костик гордо притащил в редакцию медный прямоугольник, отдаленно напоминавший надпись на сельском клубе. В довершении всех бед уродливая табличка, провисев два дня, исчезла без следа. Кто на нее польстился, так и осталось загадкой. Начальство, припомнив Костику все его «подвиги», предложило заведующему «отделом общей жизни» (так он именовал их с Ириной подразделение) написать заявление по собственному желанию.

С тех пор Ирина общалась с Костиком по телефону, правда, друг звонил все реже и реже. Ежедневная рутина, так ненавидимая обоими, отшвырнула их в разные районы огромного города.

Прошло полгода. Как-то вечером Ирина затосковала и, выдумав более-менее убедительный предлог, набрала знакомые цифры. Мобильных телефонов тогда еще и в помине не было, звонить можно было только на городской номер. К телефону подошла жена Костика Майя.

– Привет, Ирэн! – сказала она.

«Кто дал ей право называть меня так, как Костик, я же не зову ее Маней», – возмутилась про себя Ирина, но почему-то промолчала.

– Разве Костя не сказал тебе, что мы уезжаем? – удивилась Майя.

– Куда? – тихо спросила Ирина.

– Вначале в Израиль, а потом в Канаду. Навсегда. У Костика ведь папа еврей. Конечно, по израильским законам, лучше бы мама, но уж кто есть. Папа дал нам шанс для бегства из совка.

– Нет… – опешила Ирина. – не верю…

– Короче, приходи завтра прощаться.

Так Ирина в первый и в последний раз побывала в скромном жилище Смородиных. В квартире, вопреки ее ожиданиям, не оказалось ничего пижонского. Обычный шкаф-стенка, ковер и диваны – все, как у всех. Ирина впервые подумала, что основным кормильцем большой семьи все эти годы была Майка, работавшая в серьезной конторе и вдобавок подрабатывавшая репетиторством. А инициатором отъезда, как оказалось, стал Костик, обиженный на весь мир после увольнения из редакции. Он надеялся начать на Западе новую жизнь и, конечно, мечтал о захватывающих приключениях. Взрослые сыновья Костика и Майки от их первых браков покидать Россию наотрез отказались, и в эмиграцию со Смородиными отправлялась только дочь-школьница Сонечка. Майка храбрилась и выдавала себя чуть ли не за декабристку.

– Я буду писать тебе, Ирэн, – пообещал Костик после третьей рюмки и тихо попросил: – и ты почаще пиши мне на Канадчину. Ладно?

– А как же Майка? – удивилась Ирина. – Она же будет у тебя цензором похлеще, чем Главлит в совке.

– Ну, Ирэн, нам же нечего скрывать, – сказал Костик с интонацией Караченцева-Бельмондо, и у Ирины сладко защемило сердце.

– Ты приедешь в Москву? – спросила она. стараясь не разреветься.

– Нет, – честно признался Смородин. – Зачем? Кто-то за это время помрет, кто-то постареет, словом, будут одни разочарования. Шпаликов недаром написал: «Никогда не возвращайся в прежние места». Лучше ты к нам приезжай. Конечно, не в Израиль – в Канаду. Настоящую жизнь увидишь, не то, что наш бомжатник. Майка к тебе нормально относится. Наверное, не считает достойной соперницей. Обещаю, ревновать не будет.

Костик с молчаливого согласия жены проводил Ирину до метро и поцеловал в щеку. Из последних сил сдерживая слезы, она растянула рот улыбке, махнула рукой и бегом скрылась в подземке.

С тех пор жизнь разделилась для Ирины на две части: реальную и ту, что в письмах. Электронной почты тогда еще не было, и через половину земного шара полетели их бумажные послания. Костик шутил: «Наша переписка иссякнет, когда пересохнет Ниагара». Ирина прилежно и весело сообщала ему о московских новостях и об общих знакомых. Он тоже бодрился, но было ясно, что Костик тоскует, что ему не удается вписаться в заокеанскую жизнь без знания английского, без нужной на Западе специальности, а главное, как он сам любил раньше говаривать, «без привычки к систематическому труду». Как и в России, семью содержала главным образом Майка, блестяще знавшая английский и преподававшая в Канаде русский язык иностранцам. Костик поначалу бездельничал и кайфовал, открывая для себя новую реальность, знакомую прежде лишь по фильмам и романам англоязычных классиков. Его письма были