Окруженные тьмой [Алексей Юрьевич Винокуров] (fb2) читать постранично, страница - 2

Где уважение, где хваленая европейская толерантность? Нет, не за то мы боролись, не за то выходили на площади, не за то в застенках сидели…

— Да сколько вы там сидели-то, папа? — вяло урезонивал Петровича Саша. — Год от силы, а разговоров — на всю оставшуюся жизнь. И дался вам этот газовый баллон, ему цена — копейка. Проще купить было, чем приделывать ноги корпоративному имуществу.

Тесть так изумился, что возвысил голос до потолка. Он, Сашка, не понял главного, основного не понял! Баллон Петрович не просто так скоммуниздил, это с его стороны был акт гражданского неповиновения. Купить-то баллон каждый дурак может. А ты попробуй так, без купить, на одном кураже и томлении духа... Не знаю, как остальные, а он, Петрович, смог. И свое он, извините, отсидел. Так что никаких ажанов вокруг себя терпеть не намерен — просто категорически! Нет такого закона, чтобы дважды за одно и то же страдать хорошему человеку.

Саша только поморщился на это. Петрович со своими крадеными баллонами тут вообще ни при чем — ажана прислали по обмену опытом, по программе Международного полицейского клуба.

— Какой может быть обмен между нами? — взвился тесть. — Это же наши западные партнеры или, проще сказать, смертельные враги. Какой, я вас спрашиваю, тут может быть натуральный обмен?

Да черт его знает, какой — Саша сам ничего не понимал. Не те у нас, конечно, сейчас отношения с Францией, чтобы делегациями обмениваться. С другой стороны, у нас теперь со всеми такие отношения: вставать с колен — дело обидное и болезненное, особенно для окружающих. Как бы там ни было, отказать полковнику Ильину капитан Серегин просто не мог. Почему? Если в двух словах, когда-то Ильин спас капитана. А может, наоборот, капитан спас Ильина — так или иначе, отказать было нельзя.

Да и с какой стати отказывать? Все-таки, как ни крути, это со стороны начальства был знак доверия. Полковник ведь и к кому другому француза мог поселить. Но не стал. Спросите, почему? Может, потому что Саша с женой развелся, что он холостой? А вот и пальцем в небо. Саломатин из дежурной части в три раза холостее его, он с тремя женами развелся, а Саша — только с одной. Нет, не в женах тут дело и не в мужьях даже. Дело тут в особом доверии, которое полковник оказал именно ему, это, если хотите, знак свыше. Ну, не то, чтобы совсем свыше, но так, с некоторой высоты точно — где полковник и где капитан... В общем, пусть поживет ажан, ничего, небось не растаем.

Однако тесть держался на этот счет категорически иного мнения.

— Пускай в гостинице живет, галльский сын! — заявил Петрович. — Там ему покажут родимый сервис, до конца дней своих закается русскую землю топтать. Нет, к себе мы его не пустим наотрез. Да и где, скажите, у нас тут жить ажану? В ванной разве что?

Нет, думал Саша, в ванной он жить не будет, в ванной уже тараканы живут…

А вот мы его в гостиной поселим, вместе с Петровичем, а? По-моему, прекрасная мысль!

Тесть, однако, взбунтовался против прекрасной мысли, стал ножкой топать, ручкой махать и вообще выкомаривать сверх положенного. Я, говорит, на такое не подписывался, я говорит, чую в этом опасность для своей бессмертной души. А вдруг ажан вербовать меня начнет? А я языками-то не владею, как я ему отказывать буду, как патриотизм соблюду? Сделают из Петровича пятую колонну, агента влияния и НКО — не отмоешься потом!

Однако Саша его успокоил. Не нужны тут, сказал, никакие языки, и агентом, папа, вас никто сделать не сможет — руки у них коротки против нашего умственного превосходства. А если вдруг и возникнет опасный прецедент и вербовка бессмертной души, то на все следует отвечать кратко, но исчерпывающе: «нон, месье». И все будет в порядке.

Петрович, выслушав это, немного успокоился и даже попробовал для тренировки говорить самому себе «нон, месье». Но все-таки полностью этой идеей проникнуться не сумел. Не могу, сказал, «нон, месье» кому попало говорить. Стар я, сказал, для таких экспериментов. В моем, говорит, произношении любая иностранная фраза на «идите в буфер» похожа. Пусть, говорит, этот ажан лучше у тебя живет в комнате, а ты, Сашка, сам ему «нон, месье» будешь говорить по мере надобности.

Слушая Петровича, в конце концов, занервничал и сам капитан. В самом деле, «нон месье» легко говорить тестю, а ну как явится сейчас двухметровый чернокожий ажан, каких за небольшие деньги показывают в кино на Canal+ — и что с ним тогда делать? Куда сажать, чем потчевать?

Не успел Саша ничего ответить на этот резонный вопрос, как в дверь позвонили. Сильно позвонили, резко, неприятно, так позвонили, что нехорошо сделалось на душе. Захотелось уйти куда-нибудь к чертовой матери, а ажаны пусть сами с полковником потом разбираются. Петрович вообще предложил радикальный способ: не открывать, да и баста — авось, само рассосется. Рано или поздно звонить ему надоест — вот и уйдет он, болезный, вот и уйдет, родимец, будь он хоть трижды ажан. Русские-то французских всегда бивали или как? Так неужели же впустим лягушатника окаянного в