Окопов. Счастье на предъявителя [Сергей Владимирович Карнеев] (fb2) читать постранично, страница - 122

продолжил Федор Иванович, – что было раньше, яйцо или курица? Ты считаешь, причиной развода стала ревность из-за фотографии и статьи в газете? Так?

– …

– Не обращают внимания на мелочи, – со вздохом произнес Федор Иванович. – Ведь в них, как говорится… Эта газетка вышла шестого июля. Решение о расторжении брака датировано девятым. Спрашивается, могла ли она за три дня получить развод? А?

– …

– Можно допустить, что фотографию она видела до публикации. Самое раннее, середина июня, когда тебя в райцентр вызывали. Следовательно, узнать о существовании снимка твоя жена могла не более чем за три недели до суда. Вроде, логично, если не знать судейского делопроизводства. По делам о разводе, когда один из супругов против, суд обязан дать сторонам до трех месяцев на примирение. Обычно дают два, чтобы месяц в запасе. Кстати, в твоем решении это указано. Два месяца. Опять зададимся вопросом. Что было вначале, копрометирующий снимок, или подача заявления в суд? Статейка в газете, это причина, или предлог?

Николай Анатольевич молчал. До него, наконец, стала доходить неприглядная истина про любимого человека. Однако, это открытие, несмотря на всю свою чудовищность, его никак не задевало. Все воспринималось с тупым, апатичным безразличием. Лишь только сильнее стало знобить. Федор Иванович не замечал, что его собеседника уже трясет мелкой дрожью. Он хлебнул еще из бутылки и продолжил со словоохотливостью захмелевшего:

– А знаешь, что нужно, чтобы жена на законных основаниях могла оттяпать все имущество муженька…? Ну…?

– …

– Для этого всего-то и надо, открыть на имя супруги меховой салон, прогнать через него сорок семь миллионов и уехать в тайне ото всех на восемь с половиной месяцев добывать затопленный лес.

– Откуда… вы знаете про… меховой салон? – спросил Николай Анатольевич, запинаясь и стуча зубами, натянув до подбородка одеяло. – Я об этом… не рассказывал.

– Из решения суда, друг мой.

– Какого… решения?

– От двенадцатого июля. О разделе совместно нажитого имущества. Твоя женушка отсудила все твое добро, оставила только долги. Там указано, что согласно налоговым отчетностям она получила доходов в пять раз больше, чем все твои фирмы за время нахождения в браке. По ее словам, все доходы передавала тебе по договорам займа. А ты спускал эти деньги в казино и на девок. Это в решении суда написано… Ах да, ты ж его еще не видел. Тебе в портфель вместе с другими документами подсунули, – он положил руку на стопку покоробившихся от воды листков.

– Зачем?

– Зачем?! Хороший вопрос. Здесь, кстати, еще акты проверок налоговой с постановлениями о штрафах, твои договоры займа, учредительные документы по пяти фирмам, у которых, полагаю, ничего кроме долгов, контракт с австрийцами, заявки об изменении порта назначения, другие бумаги. Все в копиях. Эти документы подтверждают, что ты банкрот и должник немалый. Теперь догадался, зачем…? Нет…?

– …

– Ну как же?! Вспомни! Веревка с петлей, табуретка под ней и портфель с этими бумагами рядом! И представь себя, болтающимся в той петле! Представил…? Что получается…?

Николай Анатольевич опять не ответил. Его уже трясло основательно. Стиснув зубы, он уставился перед собой, а Федор Иванович не унимался.

– Подумай?! Ну…?! Правильно! Твоя предсмертная записка. Даже лучше. Полный комплект бумажек, подробно объясняющих, почему ты решил свести счеты с жизнью. С такими бумагами никто не усомнился бы, что это самоубийство. Или у тебя есть другие варианты?

Николай Анатольевич, побелевший, уже запрокинул голову на диван и закатил глаза. А отставной судья все продолжал оживленно.

– Может, и к этому твоя жена не причастна? Может, была не в курсе…? А кто тебя в собственном доме избил и ограбил? Те же двое, что хотели вздернуть в Тупике. Хочешь сказать, она с ними не знакома? Они случайно в твоем доме оказались?!

Николай Анатольевич уже ничего не слышал. Лихорадка сменилась судорогами. Изо рта пошла пена. Организм, еще не оправившийся после ранения, не выдержал потрясения от изощренного предательства самого близкого, любимого человека. В последние проблески сознанья вклинилась мысль: «Не хочу! Лучше бы меня повесили!» Он дернулся в очередном приступе, завалился на бок, ударился головой об пол. Сквозь стиснутые зубы, пуская пузыри пены, рычал лишь одно: «Светочка! Стервочка! Светочка! Стервочка…!»

Глава 4. Светочка.

В корректировке (автор)

Глава 5. Раздел совместно нажитого. Все по-честному.

В корректировке (автор)

Глава 6. Воскрешение.

В корректировке (автор)