Трагедия старшего поколения - урок для нас (Интервью с Юрием Дружниковым) [Юрий Дружников] (fb2) читать постранично, страница - 2

Сибири фильм по моей книге «Доносчик 001, на фото в „Московском комсомольце“ я увидел себя стоящим на постаменте памятника Павлику Морозову, и писалось, что я свалил монумент. Это преувеличение.

Реальность такова, что книга живых свидетельств по делу пионера-героя в»-1, опубликованная на разных языках, в России впервые напечатана только в 1995 году, а полное научное издание (с источниками, включая личные архивы, добытые мной секретные документы ОГПУ, библиографию и пр.) по сей день существует только на английском, хотя я отказался продать американскому издательству «русский копирайт». Финский документальный фильм по моей книге «Доносчик 001» идет в Германии, Финляндии, Англии, Голландии. Поразительно, что я в Калифорнии получаю письма от библиотекарей и учителей из России, которым сегодня не разрешают рассказывать правду про Павлика Морозова.

— А судьба романа для детей «Каникулы по-человечески»?

— О, это юмористический роман о девочке Оле Кольцовой, которой из Индии привезли обезьянку, девочка решает превратить обезьяну в человека, и что из этого получается. Роман со стихами, вот поглядите:

«Советская Россия» выкинула эти «антипедагогические» стихи, которые сегодня мои почти взрослые американские студенты скандируют хором, когда танцуют. «Каникулы по-человечески» напечатали в Москве в 1977-году — с великолепным рисунками яркого художника Спартака Калачева (он, бедный, спился). И — тут же, по приказу откуда-то тираж пустили под нож. Не из за обезьянки, а из-за бяки автора. К счастью, у меня сохранилась верстка. По ней в 1992 году отшлепали небольшой черно-белый тираж в Москве. А достойное издание ждет своего часа.

— Вы упомянули своих студентов…

— Вот уже более десяти лет среди курсов по русской литературе двух с лишним веков в Калифорнийском университете читается курс из двадцати лекций «Детская литература в России». Среди студентов (а их у меня более трехсот) есть и молодые писатели. Но я рассчитываю не только на то, что они станут учителями, журналистами, библиотекарями или переводчиками. Ведь все они станут родителями, и это важней всего.

— Кто из писателей старшего поколения оказал на вас большее влияние?

— Наибольшее? Два писателя: Лев Кассиль и Александр Твардовский. Первый, прочитав мой микророман, на совещании молодых писателей сказал в ужасе: «Нет-нет! Вы — взрослый писатель». И, так сказать, вытолкнул меня из детской литературы, передав, однако, мою прозу в «Новый мир» Твардовскому. А второй, прочитав тот мой микророман, заявил: «Весь процент непроходного уже заполнил Солженицын, и тебе места не осталось». То есть вытолкнул меня из взрослой литературы. Эта проза из самиздата ушла в западные журналы. Рукопись «Микророманы» КГБ забрал из издательства «Советский писатель». Потом книга вышла в Нью-Йорке.

Таким образом, на деле я вовсе не шестидесятник, как обо мне почему-то пишут сейчас в России. В шестидесятых я только начал писать прозу, в начале семидесятых немного печатался в Москве, а основные тексты почти все прятались от обысков в тайных местах, а опубликованы в восьмидесятые и даже в девяностые. Так что в лучшем случае я — несостоявшийся семидесятник, а на деле — восьмидесятник, переходящий в девятидесятника. Как писатель, я реализовался на Западе. Там вышли все мои неопубликованные в Советском Союзе рукописи и новые книги. Твардовскому я благодарен за честность, а с Кассилем был в теплых отношениях до конца его дней. А больше влияли на меня другие люди, и прежде всего Солженицын, Корней и Лидия Чуковские, Копелев и Синявский. Но если говорить не о человеческом влиянии, а о литературном, то оно шло от литературы в целом, а не от имен.

Трагедия старшего поколения — урок для нас. Среди писателей того времени были, конечно, и другие значительные личности; многим, однако, не хватило духу состояться, написать свои лучшие книги. Кассиль выдал «Кондуит» в 1930-м, «Швамбранию» в 1933-м, остальное оказалось уровнем ниже и было данью