Красная горка [Нина Степановна Корякина] (fb2) читать постранично, страница - 2

за рукав.

–Тату, посижу с тобой? Грозы испужалась.

–Сиди, коли охота, а утром носом клевать станешь, – ответил отец, ловко орудуя двумя иголками.

Нине нравится смотреть, как тату что-то мастерит или портняжит. Сядет он, бывало, на широкую лавку, рядом со столом. На столе – куча добра. Отец любит, чтобы много всего было: шило, большие цыганские иглы-шершатки, сено – постелить в обутки, щипцы. Станешь туда-сюда ходить, так и ночь пройдёт, а ведь надо и обутки подшить, и вздремнуть малость перед тяжёлой колхозной работой. Тату всегда подшивал обутки сразу двумя иглами. В обе была вдета крепкая дратва – черные, просмолённые нитки. Иголки ходили в ловких руках отца быстро, словно спицы. Сначала тату дырку шилом проколет, потом в неё с одной стороны иголку вденет, протянет нитку, и сунет иглу в заготовленную дырку с другой стороны. А второй иголкой – также. Так и штопает. Крепко получается, не вдруг разом порвёшь.

– Тату, – зашептала Нина, ложась животом на стол, – а расскажи про страхолюдину.

– Дык как тебе рассказать, пичуга, коли ты вон даже грозы боисся?

– С тобой стерплю. Шибко люблю бояться.

– Вот побудим матку и сестёр, отстегаю тя крапивой-то. Слухай. На Красную горку затеяли в одной деревне свадьбу играть. Сосватали девку. Как водится, опосля просватанья приехал жених на орешник. Женихова сестра да тётка стали, по обычаю, скатерти на свои на столах менять. На ентом поменяют на две, на другом – на три. Стали подавать на стол. Жених-то богатый, шибко много привёз: конфекты мапасье, пряники, орехи. Давно было, ещё моя бабка в девках ходила, на том орешнике плясала. Ну вот. Наелись сластей, зачли хороводы водить. Засмеркалось. Одна девка возьми, да и скажи, кто, мол, не боится, пущай в баню сходит, да без огня, а из бани ушат принесёт. Навроде, как подшутить хотела. Невеста – девка бедовая, вызвалась. Не провожайте, гырт, меня. Побёгла, да только огонь всё ж с собой прихватила. Приходит в баню, зажгла огонь, не впотьмах же ушат искать. Смотрит, а на полке сидит старая старуха, седая, как лунь, космы по плечам раскидала и глаза, того и гляди, наружу вылезут, – круглые, страшные. Улыбнулась невесте старуха, а у самой зубы черны, как ночь. Руки к девке потянула, да…

Спит Нина. Прямо на столе заснула, слушая тату. И снится Нине сон, будто это она – невеста, идёт вся в синем: платье синее, до полу, из самого тонкого льна пошито, в волосах – ленты синие-синие. Идёт, а навстречу ей – деревенские. Спрашивают, мол, откель такая девка красная и как звать-то. А Нина им: невеста я нонче, а звать меня Имперьяною. И вдруг из толпы зевак выскочила грязная старуха, схватила Нину своими когтями, да больно так. Нина закричала и…проснулась. Во сне, пока тату обутки подшивал, она ёрзала на твёрдом столе и наткнулась на острое шило.

–Не девка ты – беда, – сказал отец, вытирая дочери слёзы. – Щас, горе моё, подсластю те маленько.

Отец усадил Нину на своё место и полез в шкаф. По особым случаям тату доставал с верхней полки маленький деревянный сундучок. В этом сундучке под замком он хранил головку сахара, самого сладкого, что ни на есть. А маленький ключик всегда носил с собой. Крохотными щипчиками откалывал тату кусочек и угощал дочерей. Тех, кого приголубить хотел. Больше других доставалось его любимке, пичуге. Вот и сейчас Нина, сидя на коленях у отца, посасывала кусочек сахара и уже позабыла и страх перед грозой, и уколовшее в грудь шило.

Неподалёку ударила молния. Марея пробудилась. Открыла глаза и увидела, как тату угощает Нину сахаром. Девица вздохнула, сглотнула слюну и отвернулась к стене.

Наутро не осталось и следа от вчерашней грозы. Только мокрая трава блестела, как сотни тысяч осколков, напоминая о вчерашнем ливне. Нина проснулась последней. Почесала живот. Поплевав на ладонь, пригладила непослушные волосёнки. Мамы с отцом в хате давно не было. До свету ушли на поля. Колхозника летний день весь год кормит. Сёстры сгрудились у шкафа. Стояли с кружками, ждали, пока старшая Марея нальёт всем поровну жиденького молока, обрата.

Нина прошлёпала босиком по полу, спросонок задела скамью и, падая, вцепилась в Танькины косы. Танька попятилась и заорала от боли. Двинула кружкой Нину по руке, да так сильно, что девочка тоже завопила в ответ. Валька кинулась было сестёр разнимать, но слишком поздно. Девчонки яростно пихались и щипались, завывая, как мартовские кошки. Вальке и самой досталось по первое число. В кучу малу, наконец, бросилась и Марея.

–Цыть, шаболды, а ну перестань, тату все скажу! – Марея расталкивала задир кулаками, пытаясь пролезть в самую середину битвы. Одной рукой схватила Нину за плечи, а второй – потянулась к шкафу, ухватилась за первое, что было под пальцами. Крынка с молоком, стоявшая на самом краю, вмиг полетела на пол вместе с глиняными тарелками и чашками. И только тогда Танька и Нина