Девушки в шинелях [Виктор Алексеевич Чувилкин] (fb2) читать постранично, страница - 2

Громко не разговаривать.

И, четко повернувшись, ушла.

— Вот те на-а! А вдруг тут отсеют? И тогда — домой не солоно хлебавши, — забеспокоилась Аня.

— Главное — не трусь. Там, на комиссии, действуй смелее, и все обойдется. Примут, — подбодрила ее Полина.

— Кто знает… А вдруг от ворот поворот?

— Приехали — назад не отправят, — успокоила Нина то ли подруг, то ли саму себя.

Через полчаса начали вызывать.

— Носова, — нараспев сказала девушка, выпорхнувшая из кабинета. — Кто здесь Носова?

— Ну, девочки, я пошла, — Аня даже побледнела от волнения.

— Ни пуха ни пера!

Аня вышла минуты через три, раскрасневшаяся, радостная и сразу защебетала:

— Вхожу, а там одни военные. Двое, наверно, генералы: уж очень такие важные…

— Генералы?!

— Один посмотрел на меня и говорит: «А это что за детсад?» У меня аж душа в пятки! Ну, думаю, все — пропала! Но набралась храбрости, отвечаю: «Это я только ростом такая, а стрелять умею». Увидела винтовку и — к ней. Они и глазом не успели моргнуть, как я давай разбирать и собирать. А сама нет-нет да и гляну на них. Улыбаются! Который спрашивал, платочком глаза вытирает и головой покачивает: «Откуда только такие «карандаши» берутся…» Одним словом, зачислили!

Выкликнули фамилию Нины. Она тоже волновалась, но виду не подала. Поправила берет и смело толкнула дверь. На нее устремились изучающие взгляды.

— Обуховская? — спросил один из сидящих за столом, в генеральской форме.

— Да.

— Так-так… Подойдите-ка сюда поближе, побеседуем, — пригласил генерал и с отеческой теплотой в голосе поинтересовался: — В комсомоле давно?

— С августа сорок первого.

— А когда проходил третий съезд комсомола?

Краска прихлынула к лицу Нины. Стало жарко.

Она напрягла память. «Когда? Когда? Когда?» — быстро пульсирует в виске кровь. Вдруг в памяти ожила картина райкомовского бюро. Вспомнила! Обрадованно выдохнула разом:

— В октябре двадцатого года. — И добавила: — На съезде с обращением к молодежи выступил сам Владимир Ильич Ленин.

— Не забыла, молодец, — ласково улыбнулись ей глаза генерала. Откуда Нине было знать, что это — сам начальник Главвсевобуча НКО СССР Н. Н. Пронин. — В снайперы идешь с желанием?

— Да, с огромным!

— Похвально. Думаю, возражений против зачислении товарища Обуховской не будет, — повернулся Пронин к членам комиссии.

Одобрительные кивки.

— Можете идти.

Нина так заторопилась, что чуть было не упала, споткнувшись о порожек.

— Ишь, перепелка, обрадовалась, — донеслось вслед.

— Зачислили! — улыбнулась Нина подругам.

— Видно и так, — заметила Аня — Сияешь как начищенный самовар.

Лиха беда — начало

Разместили девушек в оранжерее бывшей усадьбы графа Шереметева. Вместо кроватей стояли деревянные двухъярусные нары. Между ними — тумбочки. Это непривычное жилище удивило Нину. Она в нерешительности остановилась.

— Будь как дома, Нинок, — подхватила ее под руку Аня и увлекла к парам, где лежали ее вещи. — Вот и тебе постелька. Располагайся.

— Жестковата, — тронула Обуховская ладонью неоструганные доски.

— Зато аромат какой, чуешь? Лесной…

То ли непривычное спартанское ложе, то ли промозглый холод непротопленного и необжитого помещения мешали уснуть, только Инна долго ворочалась с боку на бок. Наконец, свернулась калачиком, немного согрелась и задремала. Проснулась оттого, что замерзли колени. Приподнялась на локтях. Огляделась. Вспомнила, где она, и снова опустилась на нары.

— Что, Нннок? — подошла к ней Аня.

— Спина болит.

— Отлежала. Это пройдет. Какой сон приснился на новом месте?

— Какой тут сон!

— Я тоже кое-как прокоротала. Встала ни свет ни заря и ходила туда-сюда около вас, согревалась. А Полипа, смотри, полеживает как ни в чем не бывало…

Не открывая глаз, Полина сказала:

— Верите пример с Панки Корчагина. Надо приучить себя к трудностям.

— Подъем! — прозвучала команда. — Выходи строиться!

Нина спрыгнула с нар, машинально подхватила сноп вещмешок и побежала за Аней.

— Вещи не брать!

Вернулась. А когда выбралась на улицу, растерянно остановилась перед неспокойным строем девушек, отыскивая глазами своих подруг.

— Ни-на-а, сюда! — позвала из конца шеренги Аня.

Подбежала, втиснулась рядом.

Вышла Чегодаева. Строй замер. Ее взгляд скользнул вдоль неровной шеренги, по осунувшимся лицам девушек, почти детским неказистым фигуркам. Чегодаева вдруг остро пожалела этих девочек, у которых фашисты отняли счастливую, безмятежную молодость. С минуту она молчала, потом заговорила — погромно, мягко:

— Девушки, теперь вы курсанты. Ваш день по распорядку будет начинаться с подъема. Затем физзарядка на воздухе, завтрак, политинформация. Восемь часов занятий в классах и на улице — это строевая, огневая, химическая и политическая подготовка, а также изучение