Весь мир театр [Олег Воля] (fb2) читать постранично, страница - 27

закончиться плохо, все-таки дало свой главный результат. Королева пообещала, значит, деда похоронят как подобает. Причина смерти Саттона открыта и даже известна его отравительница, правда, совершенно недосягаемая для правосудия. Оставалось только узнать, из-за кого умер дед. Кто и как подлил яд в склянку… Но и этот вопрос обещал вскоре разрешиться.

Ожидаемой выволочки за опоздание к дневному представлению не случилось. Труппа сидела в пустом театре и слушала, как мастер читает текст новой пьесы.

Оказывается, спектакля сегодня не было из-за все еще продолжающегося запрета городских властей на любые скопления народа. Беспорядки в ремесленных кварталах – драки между местными мастеровыми и многочисленными эмигрантами-фламандцами – выплеснулись уже на улицы Лондона и пока не собирались прекращаться. Так что в расписании спектаклей образовалась пауза неизвестной длительности.

При его появлении, Роджер и Сэм Далтон вытаращились на него, словно он вернулся из Преисподней, а когда он приблизился к ним, принялись толкать и щипать, словно хотели удостовериться в том, что он настоящий.

– Эй, что с вами? – нашел в себе силы прошептать Генри, так, чтобы не заметил мастер. Шекспир крайне не любил, когда актеры отвлекались, когда он зачитывал свой очередной шедевр.

– Мы думали, что тебя – того, поймали, – так же шепотом пояснил Роджер. – Мы видели утром карету, в которой повезли какого-то полуодетого мужчину. Далтону удалось подслушать разговор стражников у кареты. В ней везли пойманного во дворце шпиона. Кто-то его связал и бросил там. Мы были уверены, что это – ты.

– Ничего не знаю, – пожал плечами Генри. – Я лишь поговорил кое с кем, и меня отпустили, как видите.

– Узнал что-нибудь про деда?

– Да, узнал. Во-первых, дед невиновен, а во-вторых, его похоронят как полагается доброму христианину.

– А кто Саттона отравил?

– Э… Нет.

– Ладно, после расскажешь подробнее…

– Извините, ребята, но это я не могу сделать. Дал слово одной высокой особе, что буду молчать о том, что со мной произошло.

Роджер и Далтон, были разочарованы, но услышав слово «особа», похоже сделали из него какой-то свой вывод, и бесстыже заулыбались, толкая Генри с двух сторон под бока. Он не стал их разочаровывать и подмигнул, сотворив самое распутное выражение лица.

По окончании чтения мастер приступил к распределению ролей. Призрака он взялся играть сам. Роль Гамлета ожидаемо досталась Ричарду Бербеджу, а остальные роли распределялись не без склок и споров, которые мастер не торопился тушить. Вспомнили и о женских ролях:

– Так, Генри, бери текст роли Офелии. Роль небольшая, но трагическая, надо сыграть так, чтобы зал рыдал.

Рэй взглянул на протянутый ему листок и развел руками.

– Друзья мои, я не буду играть в этом спектакле и в последующих тоже. Волею судьбы мне предстоит покинуть Англию. И я… я благодарен всем вам за доброту ко мне и за науку, которой каждый из вас со мной поделился.

Генри, сглотнув комок в горле, сделал общий поклон, а труппа с застывшими и недоумевающими лицами выслушала его речь, и когда смолкли слова Рэя, разразилась шквалом восклицаний и вопросов: «Что за блажь?! Как?! Почему?! Куда ты поедешь? Зря ты так, мальчик…»

Объяснять Генри что-либо наотрез отказался и перевел разговор на тему раздачи долгов. Когда очередь дошла до мастера Уильяма, Генри протянул ему закопченный в пламени свечи шиллинг.

– Простите, сэр, монетка несколько испачкалась, но подлинной быть не перестала.

Генри, скрывая волнение, выжидательно уставился на мастера. Тот ухмыльнулся, но ответил правильно:

– У тебя все монеты грязные, или все-таки найдешь ей замену?

– Нет, только этой не повезло. Вот другая.

Генри протянул новенький шиллинг.

Уильям Шекспир взял монету и, сделав знак следовать за ним, пошел в свой кабинет.

Оставалось самое рискованное место в плане Генри. Он еще во время суда в Хэмптон-Корте обратил внимание на некоторое огорчение на лице Роберта Сесила, когда тот говорил, что свидетель обвинения в содомии умер «не далее, чем позавчера». И одновременно с этим Томас Уолсингем выглядел совершенно удовлетворенным этим фактом, как будто он в таком исходе ни секунды не сомневался. Связать все в одну непротиворечивую версию особого труда не составило, и первую проверку версия уже прошла. Шекспир действительно оказался человеком Уолсингема. Оставалось самое рискованное – получить у него полное признание вины.

Войдя в офис, мастер Уильям предложил Генри сесть за стол, а сам вытащил из бара бутылку.

– Что угодно сэру Томасу от меня? – поинтересовался мастер, распечатывая бутылку и разливая вино по бокалам.

Генри принял сосуд из рук мастера, посмотрел вино на просвет и несколько задумчиво произнес:

– Мне нужна та приправа к вину, которая навсегда завязывает длинные языки. Вы же не потратили её всю?

Шекспир отпил глоток вина и уставился на Генри.

– А ты повзрослел, мальчик. А ещё