сейчас заговорил, решив как-то сгладить неловкость слишком затянувшегося молчания. Николай коротко вздохнул, подергал ременные вожжи.
— Наверно, Михалыч, опять я к земле прибиваться буду… — Незнакомая Меркулову сосредоточенность была в голосе Николая. — А то вроде не при деле, так, забава одна. Вон Танышев вернулся в Амбу, обстраивается. Видать, и мне пора, работа в совхозе и мне, с култышкой-то, найдется…
И только после этого, помолчав немного, ответил Меркулову:
— Это, Михалыч, трактора из Колымани идут, совхоз посевную начинает.
И через минуту навалился железный лязг, раздробил утреннюю тишину, засверкало, задрожало все впереди. Николай съехал на обочину, остановил лошадку, и трактора проходили мимо, сотрясая дорогу, обдавая жарким дыханием, запахом солярки, белой, с летним привкусом пылью. Трактористы, узнав Николая, махали ему рукой, и он отвечал им тихим помахиванием, виновато улыбаясь. Он не сразу тронулся, когда прошла колонна, глядел ей вслед, потирал коричневое лицо все с тем же виноватым выражением в глазах. Пыль над дорогой начала рассеиваться, ветерок сваливал ее на кусты за обочиной, на прохладную землю, и снова они ехали с Николаем, и Меркулов уже еле различал Амбу на высоком угоре, она скрывалась в золотистой дымке.
И тогда начали наплывать на Меркулова лица оттуда, куда он сейчас возвращался, — лица Ольги Павловны и Любочки, Павла Ивановича и других редакционных товарищей, будто даже запах типографской краски коснулся ноздрей. Все это возвращалось из забытого им на несколько дней мира, и Меркулов переступал в этот мир из того, что держало его, не отпускало, — из растворяющейся в золотой дымке Амбы.
Только тоскливо вспомнил он, что теперь ему надо будет ехать в Крым.
Последние комментарии
20 часов 3 минут назад
20 часов 38 минут назад
21 часов 31 минут назад
21 часов 36 минут назад
21 часов 47 минут назад
22 часов 29 секунд назад