сертифицированного девственника.
— Привет, подонок! — приветствовал социолога Стац.
— Здравствуй, друг! — сердечно ответил Игорь Николаевич, — гляжу я на тебя — и плачу… Ума у тебя, Алексей, мало, а энергии полный бензобак, вот и попадаешься — пропадаешь по скудоумию своему. Это же трудно вообразить, что на нашем заводе целый отдел занимается прослушиванием телефонов — это же легче вычислить, чем стукача… Пока ты на пятидесяти письмах не поймаешься, так и не сообразишь, что это такое — перлюстрация!
— Ладно, заткнись… Они обещают брата из института выбросить — ублюдки…
— Какой ты грубый, Леша — как Куропаткин, если не хуже…
— А ты, наверное, каждый день ноги на ночь моешь? Меня коробит твоя интеллигентность.
Игорь Николаевич обратил внимание на почерневшее — возможно, от собственных мыслей лицо друга и нашел, что он еще не один год протянет, зараза. Что значит кушать свинину с овощами. Дай бог ему здоровья и печени!
— А что у тебя брат — не может пять-десять лет поработать на стройках амурской магистрали?
— У него были переломы обеих ног — два года пластом пролежал, пять операций! На костылях закончил школу — экстерном. И прошел конкурс в самый престижный университет страны… Понимаешь это?
— Пафоса — как поллюций… А какими проблемами он занимается?
— Запредельной физики, с космосом связано, вникаешь?
— Понятно, — кивнул Пшеничников, помогая официантке расставить на деревянном столе керамические блюда и кружки, — а разве тебе, Леша, не свойственно чувство исторического оптимизма, присущее советскому человеку?
— Пошел ты!.. Исторический оптимизм… Это мой отец сказал о метеорологах: какое там завтра! они не знают, что вчера было. Поэтому мы все к тебе едем…
— А с чего ты взял, что это Ведунин? — припал губами к ячменной влаге Пшеничников.
— Ерунда какая-то… — ответил ему Стац после того, как поставил пустую кружку на стол и перевел дух. — Помнишь того гаденыша, Черноокова, который жил со мной в одной комнате на первом курсе? Это тогда я узнал, что в ГБ наш факультет курирует Виктор Петрович. Сам Черноокое рассказывал, кто вербовал его — романтическими сюжетами совращал, а встречи всегда назначал под вокзальными часами — ничего другого придумать не мог… Черноокое сходил туда только пару раз, как утверждал. Послушал, дескать, а потом отказался — дал подписку молчать, но все рассказал нам, после третьего стакана… И вот я вспомнил, что видел там Ведунина — не один раз!
— Поток, многолюдное место! — покачал головой Пшеничников и заметил, как по проходу, лениво уворачиваясь от неосторожных локтей, движется Юрий Вельяминов — в режиме свободного поиска. Он помахал горнолыжнику рукой.
— Рассеянность — признак влюбленных, как утверждают карманные воры, — сказал Пшеничников, когда мастер сел на лавку рядом со Стацем — Игорь Николаевич бросил на стол браслет с золотыми часами.
— Да, советские часы, как утверждает мой папа, ценятся на мировом рынке, — ответил производственный мастер, надевая браслет на запястье. — Спасибо, друг, а то я сегодня чуть не опоздал на работу — такая охранница попалась! На вахте, м-да… Ну, правда, потом мы с ней договорились…
— Каков, а? Ничего, — похлопал Стац Пшеничникова по плечу, — и ты найдешь кого-нибудь тоже — и жить тебе станет веселее!
— Не расстраивайся, Игорь, вспомни песню: «Если ты одна любишь сразу двух, значит, это не любовь, а только кажется…» Другими словами, какая любовь, когда блядь она? Если двух или трех одновременно…
— Дело не в ней, а в тебе… Ты что, не понял?
— Смотрите, сюда идут крохалевские бандиты, — кивнул Алексей на Князя Куропаткина и Сашку Харитонова, который привычно прокладывал дорогу костылями.
— Ураган! Представляешь, — наклонился Стац к Пшеничникову, — если бы у него было две ноги?!
— Господи, когда все это кончится! — протянул именинник, уже жалея о том, что остался в живых.
— Никогда! — обреченно констатировал Сашка Харитонов, прислонив костыли к высокой спинке свободного стула. — Мы еще только начинаем гулять по этому поводу. Правильно я говорю, а, Князь Куропаткин?
— Мы еще пройдем по Красной площади! — мрачно ответил тот.
— Проползем, — уточнил Алексей Стац, — оттолкнувшись ногой от Урала.
— А я уже оттолкнулся, — безмятежно улыбнулся Вельяминов, — моего папу переводят в Кремль…
Над столом зависла неожиданная пауза — тяжелая, как стальная платформа ракетной установки.
— Кем? — первым не выдержал одноногий сапожник.
— Он будет курировать оборонную промышленность.
— Ну-у! — протянул Харитонов. — Теперь я буду спать спокойно, а то все за родину мучился — не обидел бы кто…
— Иронизируешь? — вмешался Куропаткин. — Может быть, ты, гад, партией недоволен?
— Да-а, — ответил за сапожника Юра, — матросы на нашем теплоходе говорили о туристах так: если погода дождливая — команда виновата, если жаркая — опять команда…
— А я тоже
Последние комментарии