„Никак нет!“» Среди рядовых насаждалась круговая порука, за проступок одного солдата наказывался весь взвод.
Особенно измывались в учебной команде, где готовили младших командиров и куда вскоре попал я. Там действительно была палочная дисциплина.
Конной езде в учебной команде обучал подпрапорщик Модейкин, присадистый, плечистый, на кривых ногах, всегда аккуратно затянутый в мундир. Этот очень любил потешиться над солдатами. Чуть что не по нему, орал:
— Куда морду воротишь, скотина! — И со всего плеча — плетью по спине. До крови простегивал гимнастерку.
Начальник учебной команды полковник Филатов наказывал нас «гуманно»: на два или десять часов под ранец — смотря по настроению. Благодаря его стараниям и в жару, и в мороз на плацу перед казармами всегда неподвижно стояли фигуры в серых шинелях с ранцами за спиной. В ранец насыпалось 72 фунта песка. Стоять с этим грузом надо было по стойке «смирно». Многие падали в обморок, нередко заболевали, и тогда их отчисляли из учебной команды. Мне, к счастью, пришлось отстоять с ранцем только два часа; курс закончил с отличием, получил звание младшего фейерверкера и серебряные часы за стрельбу.
Единственной светлой личностью среди офицеров в учебной команде был поручик Бутусов. Он был молод, образован и любил показать солдатам свой демократизм. Сухощавый, стройный, всегда гладко выбритый, он запросто приходил в казарму, садился на стул и, щедро раздавая папиросы, заводил непринужденный разговор о житье-бытье.
Мы любили взводного за простоту и человеческое обращение, ценили его искреннее желание научить нас всему, что требовалось в артиллерийском деле. В учебных классах Бутусов объяснял нам устройство разных орудийных систем, дотошно растолковывал, как надо работать с артиллерийской буссолью, прицелом и угломером. Но обычных часов занятий поручику казалось недостаточно, и он ежедневно давал солдатам взвода уроки арифметики. Бутусов учил нас решать задачи с простыми и десятичными дробями, без знания которых не может быть ни хорошего наводчика, ни хорошего наблюдателя.
Видя такое участливое отношение к себе, курсанты старались, и взвод наш был всегда первым. Позже Бутусова назначили начальником команды вольноопределяющихся. Это совпало с окончанием нами курсов фейерверкеров, и Бутусов забрал нескольких человек, в том числе Дмитрия Родичева, Андрея Ануфриева, меня и еще кое-кого из тех, кто успешно усвоил программу, в свою команду, дабы мы теперь сами обучали новичков.
Вольноопределяющиеся жили не в казармах, а у себя дома. Занятия начинались в восемь утра. Занимались вольноопределяющиеся плохо, отсиживали лекции только для проформы, а к нам, новоиспеченным учителям из крестьян и рабочих, относились с плохо скрытым пренебрежением.
Закончив шестимесячный курс обучения, вольноопределяющиеся становились чиновниками интендантской или финансовой службы.
…Наступил 1917 год.
28 февраля в бригаде творилось что-то невероятное. С самого раннего утра солдаты были на ногах, шумели, спорили. Откуда-то появились ораторы и в штатском, и в военной форме.
Спустя некоторое время бригада собралась на плацу на митинг. Выступали все, кто хотел: офицеры, рядовые, какие-то интеллигентного вида люди в пальто с меховыми воротниками. Говорили и спорили долго, кричали: «Долой царя Николая!», «Долой войну!»; некоторые требовали сейчас же присоединиться к народу и всеми силами поддержать Временное правительство. Кто-то предложил разоружить жандармские части, стоявшие недалеко от нас, возле ипподрома. В стихийном азарте, взвинченные речами, артиллеристы бросились разоружать жандармов, к которым, надо сказать, всегда испытывали неприязнь. Забрали лошадей, оружие, а сами блюстители порядка разбежались кто куда.
Наутро на плацу собрался митинг, организованный командованием. Нам официально объявили, что Государственная дума передала власть Временному правительству, которое несколько позже проведет демократические выборы в Учредительное собрание. Митинг прошел спокойно, под наблюдением офицеров.
В бригаде восстановился обычный порядок. Но перемены чувствовались разительные. По приказу начальника бригады солдаты разучивали «Марсельезу» — на случай участия в демонстрации. Это было так непривычно, что вначале многих пугало.
На демонстрацию артиллеристы вышли начищенные, отутюженные. Лица солдат сияли. Офицеры же, хотя и надели парадные мундиры, были сдержанно строги и заметно удручены.
Демонстрация двигалась по Тверской, мимо площади Скобелева (ныне Советской) и дальше к городской думе, на Воскресенскую площадь (ныне площадь Революции). Возвращались в казармы тоже строем — через Никитскую улицу и Пресню. Толпы восторженно приветствовали солдат. Глядя на ликующих людей, мы думали, что теперь действительно наступит настоящая свобода для простого народа, в том числе и для солдат, хотя многое было нам непонятно.
Февральские события произвели на солдат
Последние комментарии
14 часов 24 минут назад
14 часов 24 минут назад
19 часов 43 минут назад
23 часов 25 минут назад
23 часов 46 минут назад
1 день 40 минут назад