На заре [Петр Павлович Радченко] (fb2) читать постранично, страница - 2

косясь на молодого казака, спросила Оксана.

— Не знаешь Виктора Левицкого? — удивленно уставился на нее Андрей и, помолчав, неловко подмигнул: — Приглянулся он тебе.

Оксана усмехнулась. Легко подняв коромысло с ведрами на плечи, повернула голову, с улыбкой бросила:

— А кому бы такой казак не приглянулся?

— Но-но, еще скажешь, что я хуже!.. — пошутил Андрей, ревниво провожая ее глазами.

Оксана валкой походкой подошла к ступенькам, начала подниматься в гору. Сбористая бежевая ее юбка плавно покачивалась подолом, попеременно обнажая при шаге белые налитые икры стройных ног. Ветер теребил тяжелые ее косы, пузырил на спине кремовую кофточку, вышитую цветным гарусом…

Матяш не отрывал от нее зачарованного взгляда. Наконец, уселся на подводе, закурил, тронул лошадей…

Оксана выбралась на кручу, пошла в станицу.

У крайней хаты ей повстречалась молодая смуглая девушка в монашеской рясе.

— Сонюшка, милая! — радостно воскликнула Оксана и, торопливо поставив ведра на землю, обняла ее: — А недавно Вася письмо из Крыма прислал… спрашивал и о тебе. Все жалеет, что ты за него не пошла.

Соня потупилась, с обидой сказала:

— Зачем об этом, Оксана? Никогда не говори мне о нем.

Оксана метнула на нее косой взгляд, подняла ведра и молча пошла своей дорогой.

Соня свернула в улицу, ко двору своих родителей, остановилась у приоткрытой калитки, робко заглянула во двор. Мать несла к свиному корыту помои. За нею, визжа и хрюкая, бежали поросята. Тут же, виляя хвостом и облизываясь, шла черная собака. Около сарайчика с прогнившей соломенной кровлей и кособокими турлучными стенами ворковали сизые голуби. Старуха вылила помои в корыто. Поросята жадно хватали куски размокшего хлеба, толкали и кусали один другого. В прохладной тени, под шелковицей, росшей у хаты, загоготали гуси и тоже направились к корыту.

Во дворе соседа Игнатчука, а по-уличному Гусочки, послышался крик. На покривившемся крылечке Соня увидела самого хозяина в заплатанных и залосненных до блеска полотняных штанах и рубашке. Он держал зарезанную курицу, отчаянно бил себя в грудь и шумел на соседку, вдову Белозерову, которая уличала его в краже ее курицы.

— Вот я тебе покажу, байстрюк поганый! — кричала вдова. — Будто я своих курей не знаю? Чтоб ты подавился ею, пес шелудивый!

— Ах ты ж, чертова гыдость! — взвизгнул Гусочка. Его маленькая неказистая фигура съежилась, зеленоватые глаза полезли из глубоких орбит, и он затряс угрожающе костлявыми кулаками: — Не попадайся мне!

— Вор! Вор! Вор! — кричала Белозерова, выбегая со двора.

— Я тебе етого не забуду! — свирепел Гусочка. — Жаль, что тебя в люльке не задушили, патолочь^[5] городовицкая^[6]!

— Эге ж, не пужай дюже^[7]! Это тебе не при Мартыне Гречке кулаки греть на женах погибших партизан.

— Тьфу на тебя, окаянная! — плюнул Гусочка. — От твоих курей один только разор. Погляди, все скирды поразгребли… — Он ткнул пальцем на свой двор, застроенный сараями и амбарами последней ветхости: — Я теперички не дам им спуску, а отвяжу Дурноляпа, так он им хвосты повыдергивает!

— Ты со своим Дурноляпом — пара!

Гусочка точно ужаленный погнался за Белозеровой, но неуклюжие боты мешали ему бежать, и та успела вскочить в свой двор. Заперев калитку, она бросила:

— У тебя и голова тыквой!

На улице уже толпились женщины и дети, покатывались со смеху. Гусочка, осыпая вдову бранью, пригрозил напоследок:

— Ну, берегись! Вот скоро из-за границы наши придут!

Белозерова показала ему два шиша:

— Вот тебе, черт довгомордый! Жди. Ваших за границей закопали по колена в землю, и о них свиньи чухаются!

— Отака чертяка!.. — опешил Гусочка. — Да что же ето такое? Ты могешь так поносить казаков?

— Не казаков, — огрызнулась Белозерова, — а беляков, таких, как твой брат-милигрант.

Гусочка загромыхал досками, перемахнул во двор соседки, но она, юркнув в сенцы и показав ему фигу, закрыла дверь. Озлобленный, Гусочка почесал затылок, вышел со двора. К нему подбежали ребятишки.

— Дядько, а она вам дули давала, — шмыгнув носом, хихикнул чумазый мальчуган.

Гусочка топнул ногой.

— Кыш от меня, гадость! Лозины захотел?

Ребятишки с хохотом ринулись прочь и помчались по дороге, клубя ногами пыль.

Гусочка широкими шагами направился к своему двору. Белозерова снова появилась на улице, крикнула ему вслед:

— Дурноляп!.. Курокрад!

Из-за угла неожиданно выехала автомашина.

— Ах, бабоньки! — испуганно шарахнулись в стороны женщины, затем остановились, наперебой закричали: — Пропустите, дорогу дайте!

— Это ж наш председатель ревкома^[8]! Подавай, Фекла, жалобу товарищу Корягину! — тоненьким голоском воскликнула низенькая, юркая казачка.

Машина замедлила ход, остановилась.

Из нее вылез мужчина в военной форме, с глубоким