С голубого ручейка [Николай Владимиров Atta] (fb2) читать постранично, страница - 12

впечатлений выпало с избытком, но всё же. Особенно паршиво было в конце, когда в посёлке с не менее странным названием «Кын» часть ребят решила сойти с маршрута и, прощаясь, записывала адреса.

На следующий день, проехав часть пути на автомобиле, и полночи на поезде, я снова был в аэропорту, после Чусовой показавшимся непривычно людным и шумным. В потрёпанной, прожжённой у костра куртке — случилось и такое приключение, с пропылившимся рюкзаком я чувствовал себя чуть ли не дикарём, впервые спустившимся с гор. Да и стюардесса, встречавшая пассажиров у трапа, взяла мой билет с таким видом… И снова был тесный салон самолёта, рассаживающиеся в креслах пассажиры, вечно недовольные женщины в летах. Увидев перед иллюминатором знакомую фигурку в чёрной блузке и джинсиках, пышные чёрные волосы, в первый момент я даже не удивился.

— Полина! — крикнул я чуть ли не на весь салон.

Она повернула голову, улыбнулась. И тут же демонстративно уткнулась носом в окно.

— Полина! — повторил я, усаживаясь в соседнее кресло.

— Да? — спросила она, не оборачиваясь.

— Ты? Здесь зачем? — ничего умнее в тот момент мне в голову не пришло.

— Так, просто…

— Но ты же… Ты же домой, ты же со мной летишь…

— Да, — согласилась она. — И что?

«Не спеши, — сказал я себе. — Она всё ещё обижена, во всяком случае, она ясно даёт тебе понять, что обижена. Но она летит с тобой в Москву, где ей нечего делать — Университет закрыт на каникулы, а подружки разъехались по домам. И негде жить — общежитие тоже закрыто. К тому же, не без твоего участия, из общежития её давно выселили. Интересно — она сама решила лететь или родители уговорили?..».

По радио отзвучали положенные слова, нас качнуло — самолёт выруливал на взлётную полосу. Лёгкий толчок дал понять, что мы оторвались от земли.

Я повернулся. Полина чуть ли не демонстративно уткнулась носом в иллюминатор. Густые чёрные волосы распушились, тонкий завиток прилип к загорелой щёчке. Сделалось тошно — я уже знал, что придётся сказать ей дома. За иллюминатором привычно полоскалось голубое небо.

Вот тогда-то мне с какой-то поразительной, кристальной ясностью вспомнилось то дышащее свежестью после ночного дождя светлое, прозрачное осеннее утро. Давно уже закрытое, обанкротившееся несколько лет назад кафе, и человек двадцать студентов, собравшихся вокруг составленных столов. Я, в ту пору молодой и глупый, не решившийся уйти. И огромный, могучий Миша Мажурков:

«Дочка у меня родилась, Толян! Понимаешь ты, дочка!».

И он же, нависший, словно скала:

«Ты меня уважаешь? Если не хочешь выпить — значит, ты меня не уважаешь, мою семью и дочку тоже…»

И снова Полина — какой я увидел её первый раз в метро. Маленькая, несчастная, плачущая, уткнувшаяся лицом в колонну. «Дочка!». «Дурак ты, парень! Выпил бы с ними — ничего бы с тобой не случилось…». «Река начинается с голубого ручейка, а дружба с чего?». Снова Полина, её большие карие глаза, глядящие на меня с такой надеждой. «Вы ведь не передумаете, правда?». И та наша, не столь уж и давняя новогодняя ночь, чёрное зимнее небо и ракеты над крышей соседнего дома, рассыпающиеся ворохом разноцветных искр — маленькая добрая новогодняя сказка. Алкашня за гаражом в моём старом дворе, откупоривающая бутылки о кирпичный выступ…

А всё же, странные вы, люди, существа.

© Atta, Москва, 08.02.2020.