Вельтаншаунг. Уровень второй [Валентин Валентинович Никора] (fb2) читать постранично, страница - 2

И в то же время радостно. Это означает, что некие силы вмешались в ход истории, чтобы вернуть меня из опиумного сна назад, в реальность.

Я понимаю, что очутился в зоне, где галлюциногенные газы вовсе не распыляли, потому что проникнуть в эти подземелья, в принципе, не возможно. Но червячок сомнения постоянно гложет душу. Я не уверен, что вырвался из-под тотального контроля неведомых сил.

Но точно одно: жизнь – это движение. Остановка – это смерть. И мысли – предатели. Только инстинкты могут вывести к свету.

Сейчас передо мной простирается очередной новый коридор, полностью отделанный под орех. Всюду развешаны ненавистные полотнища со свастикой. Средневековые латы занимают ниши, словно они и есть охранники мистического духа замка.

Коридор уходит от выпотрошенного чрева лифта и влево, и вправо. Паркет блестит – его недавно натерли. Лампы под потолком светят ярко и торжественно. И кругом: ни соринки, ни фантика. Нет даже мусорных корзин.

Не знаю, куда я попал, но до выхода из проклятого замка, мне, видимо, придется долго еще пробиваться с боем.

Хочется курить. В последний раз так невыносимо хотелось затянуться именно тогда, когда меня чуть не убили.

Да и табака нет. Лишь обрывок тонкой газетной бумаги для «козьей ножки» и спички.

Ну, пресвятая Матерь Богородица, выноси меня из адских лабиринтов. Я оглянулся и торопливо перекрестился. На всякий случай «двумя персты», как дед. В церкви я всегда скрывал свою принадлежность к старообрядцам, справедливо полагая, что Христу все едино как крестятся в его доме, лишь бы жили по совести.

Никто не должен видеть моей слабости: ни попы, ни красные комиссары, ни шляхтичи, ни саксы, ни, тем более – нацисты.

Я вздохнул, мотнул головой, разгоняя несвоевременные мысли, проверил предохранитель на автомате, двинулся, куда глаза глядят. Вдруг лампа под потолком мигнула. Перепад напряжения? С чего бы это? Неужели здесь нет дополнительных аккумуляторов?

Где-то гулко брякнула дверь:

– Якоб, подержи автомат. Да быстрее, муха сонная!

– Эй, Ганс, далеко собрался?

– Отвяжись, Якоб. Без тебя тошно! – об пол глухо ударилось оружие.

– Что, Хирт опять зверствует? Как тебе его сыворотка правды? Сильно крутит?

– Да отцепись ты, балабол! О-о-о!!!

– Беги, Ганс, беги! А то потом опять подштанники стирать придется. Вонищи разведешь, не приведи Вотан!

– Черт! Черт! Черт!!! – топот каблуков ускорился. Где-то недалеко хлопнула еще одна дверь. И Ганс испустил в туалете таких злых духов, что на этот звук раздался ответный смех часового.

Весело им тут, как я погляжу! И, как всегда, за всем стоит неуловимый профессор. Как бы его прижучить?

– Пух-пух-пух-пух-пух! – пулеметной очередью неслось из туалета.

Итак: один занят самопознанием на толчке. Второй – злорадствует. И это – только начало.

Я короткой перебежкой оказался у двери с табличкой «М» и ухмыльнулся. Туалет был служебным. Ключ торчал в двери снаружи: бедолаге некогда было вытаскивать его из скважины. Ну что ж, пусть благодарит Хирта и сыворотку, что останется в живых. Я осторожно прикрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. Первый – обезврежен. Пусть «медитирует» дальше.

Я на цыпочках прокрался к повороту коридора и выглянул.

Метрах в пяти от меня, у черных дверей стояли лицом друг к другу эсесовцы. Они были расслаблены, но автоматы болтались на груди.

Тот, который смотрел в мою сторону, сразу не понял, что я – вовсе не Ганс Христиан Андерсен. Это позволило мне выстрелить первым. В грудь фашисту.

Тот, что стоял ко мне спиной, открыл огонь с разворота.

– Тля!!! – кричал эсесовец, видимо, перепутав меня с мелкими паразитами. Но я-то ведь – крупный!

Я отскочил обратно за угол и выдохнул. Да, не ожидал я сразу на двоих напороться.

За спиной в дверь туалета забарабанили:

– Вы что там, ополоумели? Не вздохнуть с вами, не пердануть! Кончайте стрельбу!

Я хотел было прошить дверь очередью: вдруг эта «жертва экспериментов» сможет выбраться из заточения и нападет с ножом сзади? Но тут из-за угла высунулся охранник.

Хлоп! – одиночным выстрелом я снял любопытного немца.

Фашист ничего не успел понять. Как стоял у стенки, так по ней и сполз: тихо и печально.

– Якоб, не смешно уже! Ой-ей-ей! О-о-о!!! – и тираду закрытого в туалете заглушила канонада, только уже совсем не автоматная.

«Что ж, – подумал я, – повезло тебе сегодня, Ганс. Живи. Но не попадайся мне больше!»

И я добежал до входа, который только что охраняли.

Удар! – деревянная дверь оказалась на удивление тяжелой, даже пальцы отшиб. У меня возникло ощущение, что под облицовкой – сталь. Это очень походило на огромный замаскированный сейф. Возможно, этого требовал особый уровень секретности.

Кувырок, автоматная трель, я – снова на ногах. Но вокруг – никого. Лишь где-то за стеной капает вода из незакрытого крана.

О, нет!

Передо мной простирались два узких прохода в явные лабиринты: один – выложен красным кирпичом, другой –