Неразлучённые [Юрий Александрович Фанкин] (fb2) читать постранично, страница - 6

матери на радость, отцу державному на умиление. Шила царица со своими подручницами льняными нитями по небесной итальянской камке, украшала нимбы Петра и Февронии златом-серебром. И был тот покров возложен на святые мощи.

Услышала Божья угодница истовые молитвы, подарила царю и царице дитя ненаглядное.

Тускнели покровы дарёные, златотканные; менялись раки и крышки надгробные. Мощи то открывались взорам верующих, то уходили под спуд. И только Господь Бог ведал, какие испытания Святой Руси предстоят.

То не Соловей-разбойник, Одихмантьев сын, по-соловьему свищет, по-звериному рыщет. Не Сафа-Гирей у ворот-дверей. То не царь Дюдень подпалил плетень. То не пришлый лях загалдел в полях. То другая рать подкралась, как тать… Понял недремлющий сатана, что не осилить ему русского человека в открытом бою, и решил доверчивые души христианские переделать на свой салтык: стоит перед вами как будто крепкий русский человек, а ткни его – заморская гнилушка. Соблазняли бесы людей разночинных да чернедь-мужичков скорым раем земным, стравили людей русских, словно псов беспородных. Перессорились муж с женою, отец с сыном. Брат на брата войною пошел. Изводили злодеи-халдеи под корень дворянскую и купеческую ветвь, не щадили ни куреней казачьих, ни справных изб крестьянских.

Был бы жив старый казак Илья Муромец, что за Отечество, за веру Христовую широкой грудью стоял, не удалось бы супостатам Святую Русь покорить. Только спал наш богатырь сном беспросыпным во сырой земле.

Стреляли иваны безродные, от веры свободные, из пушечки длинноствольной петроградской по крестам-маковкам золочёным – осыпались маковки, словно листья осенние. Не стащив шлемов ушастых с голов своих, заходили басурмане с подручниками в церкви православные: там они от святых лампадок прикуривали, из церковных чаш самогонку потягивали; а лихого зелья глотнув, белыми просвирками закусывали; закончив пить-есть, богохульники руки нечистые священными ризами утирали.

Потешались бесы над любовью целомудренной, над семейными устоями христианскими. Поддавшись наущению бесовскому, ломатели старого мира жён верных не заводили, спали, с кем нечистый сведёт, а детей прижитых старались переложить на общество.

Пронёсся пыльный вихорь по всей матушке-Руси, не обошёл ни одного угла-закоулочка. Долетели вихри и до древнего Мурома, до святых мощей, которыми город исстари славился. На своем собрании-заклании решили местные басурмане навестить собор Рождества Богородицы, где мощи благоверных святых Петра и Февронии обретались.

Запаслись басурмане мандатом, который они за святцы почитали, и был у того мандата номерок некороткий…

Вот уж кости русских святых перещупаны, до последнего суставчика переписаны, разоблачение “векового обмана” состоялося, теперь самое время телегу к церковным вратам подгонять.

Выбрали басурмане ночку потемнее, наняли извозчика-нехристя и, проникнув в храм Рождества Богородицы, стали оттуда святые мощи выносить. Однако и народ честной не дремал. Православные у паперти сходилися, на пути ночных злодеев становилися. Они слёзно разговаривали, отступиться уговаривали. Только были разорители слепы-глухи. Они горьких слов не слышали, лиц заплаканных не видели. Они гордо шли-вышагивали, через павших перешагивали. А когда народ озлобился, поднагнулся за каменьями, комиссар позвал милицию, белоснежну амуницию. Та милиция народ в тычки брала, все курочки до едина возвела. Но народ не убегал, не уходил, воронёные наганы отводил. И пока телега до бывшего купеческого дома ехала, народ за изгнанными мощами тянулся, не отставал.

Оказались мощи в новом музее, в безбожном отделе, рядом с мощами святых князей Константина, Михаила и Федора и гробницей Иулиании Лазаревской – стали муромские святые един крест нести.

Стали поговаривать муромляне, что в местном музее не настоящие мощи, а подложные. Настоящие не дались в нечистые руки – в святу землю ушли. Говорили ещё, что святые мощи муромские старообрядцы выкупили и отослали в Париж на сохранение.

Чтобы несознательный верующий народ не смущать, распорядилось музейное начальство вынести мощи во двор, в амбар толстостенный, и закрепилось за тем амбаром название необычное – “мощевая”.

Однако верующие и сюда проникали: не останавливали их ни запоры-затворы, ни замки-пудовые кулаки. Крестились православные истово, гробницы поруганные целовали.

Не забывали верующие и рязанское село Ласково, откуда Феврония родом. Разрушили после войны, в пятидесятые годы, Петро-Феврониевскую кладбищенскую церковь, но осталась деревянная часовенка, не выродился ореховый куст, возле которого молилась когда-то святая. Незадолго до своей чудесной кончины пророчила Феврония, что на месте её келейки через восемь веков поселятся монашки-божьи пташки. Так оно и случилось: после разгона Дивеевского монастыря стали в домике, построенном на месте кельи, монашки-беглянки проживать. Вот уж истину глаголят: свято место пусто